Его гнев нашел выход. Датские лорды, державшие южные бурги Нортумбрии, могли дать Сигтрюгру внушительную армию, но страх перед саксами оказался сильнее верности. Я подозревал, что большинство последует примеру Турферта, поклявшись в верности как западным саксам, так и пригвожденному богу.
- Они даже могут присоединиться к армии саксов, - с горечью продолжил Сигтрюгр.
- Возможно.
- И что же мне тогда делать? - Это был не вопрос, скорее возглас отчаяния.
- Переселишься в Беббанбург, - спокойно ответил я.
Около полумили мы ехали молча, потом дорога привела к броду, где можно напоить лошадей. Я проехал немного вперёд, остановил Тинтрига посреди пыльной дороги и прислушался к тишине дня.
Сигтрюгр последовал за мной.
- Я не могу сражаться и со скоттами, и с саксами, - сдержанно сказал он, не желая, чтобы я счёл его трусом. - Только не одновременно.
- Саксы будут хранить перемирие, - успокоил его я в уверенности, что не ошибаюсь.
- В следующем году, - сказал он, - или, может, год спустя, войска Мерсии и Уэссекса придут на север. Я смогу остановить их. У меня достаточно воинов. По крайней мере, могу заставить их пожалеть о том, что они вообще слышали о Нортумбрии. А если ещё и с твоими людьми - мы зальём землю их вонючей кровью.
- Я не хочу воевать против Этельфлед, - возразил я, - я дал ей клятву.
- Значит, ты сможешь убивать этих ублюдков, западных саксов, - зло сказал он, - а я стану бить мерсийцев. Но если у меня будет мало воинов - я не смогу сражаться.
- Верно.
- А выкинуть Константина вон, обратно в его лачуги? Я справлюсь с этим, вот только какой ценой?
- Дорогой ценой, - ответил я, - скотты дерутся, как злобные хорьки.
- Ну, значит... - начал он.
- Я знаю, - прервал я. - Ты не можешь потерять большую часть армии в битве со скоттами, по крайней мере, до тех пор, пока не побил саксов.
- Ты понимаешь?
- Конечно, я понимаю,- ответил я.
Он прав. Армия Сигтрюгра невелика, и если он поведёт её на север, чтобы изгнать скоттов с земель Беббанбурга, то будет вовлечён в войну с Константином, который воспользуется шансом ослабить армию Нортумбрии. Сигтрюгр вполне может выиграть первые битвы, отогнав четыре сотни воинов Домналла на север, но после этого с шотландских холмов спустятся воющие дьяволы Нифльхейма, и сражения станут куда более свирепыми. Даже если Сигтрюгр победит, он потеряет людей, которые нужны ему, чтобы обороняться от вторжения саксов.
Он пристально смотрел на север, туда, где над низкими холмами и густым лесом стояло марево.
- Так ты подождёшь с атакой Беббанбурга? - спросил он. - Подождёшь, пока мы не прогоним саксов?
- Я не могу ждать.
Сигтрюгр огорчился.
- Без войска этого ублюдка Турферта и прочих скользких гадин с юга, - сказал он, - мне не собрать больше восьми сотен воинов. Я не могу потерять сотню, сражаясь с Константином.
- Я попрошу у тебя полторы сотни, может, две, - ответил я, - и если я не ошибаюсь, никто из них не получит ни царапины. Я не могу ждать, потому что следующей весной Константин измором выкурит этого ублюдка, моего кузена, и засядет в Беббанбурге. Поэтому я направляюсь туда сейчас, и намерен захватить его, - я коснулся молота на своей шее. - Но мне нужна твоя помощь.
- Но... - начал он.
Я опять перебил его и
рассказал, как мы вместе завоюем то, что кажется неприступным, и при этом он не понесет потерь.
По крайней мере, я на это надеялся и
сжимал рукой молот.
Wyrd bið ful ãræd, судьба неумолима.
Часть третья
Безумный епископ
Глава седьмая
- Мы отправляемся во Фризию, - сообщил я Эдит.
Она удивленно уставилась на меня.
Я приехал на север, в Эофервик, где весь вечер пировал с Сигтрюгром, своей дочерью и новым архиепископом Хротвердом. Он и впрямь оказался приличным человеком, или мне так показалось. Когда я рассказал ему о случившемся в Хорнекастре, он поморщился.
- Похоже, Бог на твоей стороне, лорд Утред, - мягко сказал он, - ты вырвал мир прямо у войны из пасти.
- Какой бог? - спросил я.
Он засмеялся и спросил, что, по моему мнению, произойдет в Беббанбурге, и я ответил так же, как и Финан - атака обойдется Константину слишком дорого, но ему вряд ли понадобится бросать войска на стены крепости, если с задачей прекрасно справится и голод. Хротверд печально покачал головой.
- Так значит, если монастырь святого Кутберта все-таки восстановят, то там будут жить шотландские монахи.
- И это тебя беспокоит?
Он задумался над ответом.
- Наверное, нет, - наконец ответил он. - Уверен, они набожные люди.
- Но ты потеряешь деньги, что приносят паломники, - сказал я.
Ему понравился этот ответ, его вытянутое лицо повеселело, когда он ткнул в мою сторону гусиной ножкой.
- Вечно ты выискиваешь в людях самое худшее, лорд Утред.
- Но ведь это же правда?
Он покачал головой.
- Линдисфарена - священное место. Остров молитв. Если Господь пожелает, я хотел бы назначить туда нового аббата, просто чтобы точно знать, что он достоин и не опозорит божью церковь. А достойный человек, лорд Утред, не должен быть жадным, что бы ты ни думал.
- Я думаю, что епископ Иеремия мечтает стать следующим аббатом, - съязвил я.
Хротверд рассмеялся.
- Бедняга! Как его называют? Безумный епископ? - усмехнулся он. - Кое-кто уговаривает меня отлучить его, но зачем? Знаю, что он жестоко заблуждается, но в отличие от некоторых, - он насмешливо взглянул на меня, - он поклоняется единому Богу. Думаю, он безобиден. Прискорбно ошибается, конечно, но безобиден.
Нравился мне этот человек. Как и отец Пирлиг, он легкомысленно относился к своей вере, но его благочестие, доброта и честность были очевидны.
- Я буду молиться за тебя, - сказал он на прощание, - нравится тебе это или нет.
За время этого краткого визита я не пытался повидаться с Бергом, но дочь сказала мне, что он купил три корабля и теперь ремонтирует их на пристани, неподалёку от таверны "Утка". Теперь, вернувшись в Дунхолм, я рассказал Эдит про эти корабли и про мои планы добраться морем до Фризии. Мы говорили ночью, в доме, который я построил над главными воротами.
При свете дня оттуда открывался прекрасный вид на юг, но теперь виднелись только отсветы костров городка, лежавшего ниже крепости, да россыпь бесчисленных звёзд на небе. Этот необычный дом поддерживали крепостные ворота, с двух сторон от них разместились два помещения - одно для слуг, другое для стражей ворот. От жилья слуг к нашим комнатам вели ступени. Я гордился этой лестницей. Такую редко встретишь!
Конечно, в каждом городе, где сохранились римские постройки, имелись лестницы, ведущие на бастионы, но в домах, построенных нами, лестницы встречались нечасто. Верхний этаж можно увидеть во многих пиршественных залах, но эти надстройки обычно использовались как спальни, туда вели приставные лестницы, а иногда уклоны. Меня всегда восхищало, как римляне делали лестницы в домах, и я распорядился построить такую же, хотя надо сказать, эта лестница в Дунхолме деревянная, а не каменная. Для постройки дома над аркой ворот пришлось пробить крепостную стену, и поэтому я старался говорить тише, поскольку на боевой площадке стояли дозорные. Но всё же не слишком тихо, чтобы они могли услышать наш разговор.
- Фризия! - воскликнула Эдит.
- У побережья Фризии есть острова, - сказал я. - Мы захватим один, построим там крепость, и она станет нашим домом.
На её лице я видел смесь недоверия и разочарования.
- Фризия - христианская земля, - заверил я её. Моя жена - христианка и, несмотря на все мои уговоры, ни за что не желала снова поклоняться старым богам. - Ну, в основном христианская, - продолжил я, - и она не покажется тебе чужой. Их язык так похож на наш, что ты будешь всё понимать!
- Но как же... - начала она и обвела рукой спальню, освещённую тусклой лучиной из тростника. Блики мерцали на стенах, увешанных гобеленами, на большом шерстяном ковре и на нашей постели - ворохе шкур.
- Я нажил слишком много врагов, - мрачно сказал я. - Этельфлед умирает и не сможет больше меня защищать, а Этельхельм меня ненавидит. Мой кузен, эта мерзкая гадина, засел в Беббанбурге, Константин только и мечтает раздавить меня, как вошь.
- Сигтрюгр... - попыталась сказать она.
- Он обречён, - резко прервал ее я. - Саксы нападут в следующем году или через год, и он сможет сопротивляться пару месяцев, а что потом? Они будут наседать, а Константин воспользуется этим и станет захватывать ещё больше земель на севере Нортумбрии.
- Но Сигтрюгр надеется на твою помощь, - возразила она.
- И я помогу ему, - ответил я. - Мы же создаем во Фризии новое королевство. Мы будем рады его принять!
- А Сигтрюгр об этом знает?
- Конечно, знает, - сказал я.
Я услышал лёгкий скрежет под выходящим на дорогу окном. Возможно, это древко копья царапнуло по боевой площадке ворот, а это означало, что кто-то услышал наш разговор.
Эдит снова обвела взглядом нашу уютную спальню.
-Я полюбила Дунхолм, - жалобно сказала она.
- Я оставляю его Ситрику. Он знает Дунхолм, он здесь родился и вырос, его отец был здесь лордом.
Ситрик - незаконнорожденный сын ярла Кьяртана Жестокого, который с детства меня ненавидел. Ситрик не унаследовал злобный нрав отца, но стал таким же сильным воином. Он начинал как мой слуга, а теперь стал одним из самых надёжных моих военачальников.
- С ним могут остаться несколько человек, в основном старые воины, и он наймет и обучит молодых. Конечно, все они должны быть христианами. Когда станут править саксы, язычникам здесь места не будет.
- А как же Беббанбург? - спросила Эдит.
- Год назад у меня был шанс его взять, - мрачно ответил я. - А что теперь? Его удерживает мой братец, а Константин хочет отобрать. Я могу справиться с кузеном, но вместе со скоттами - мне их не победить. Я уже не молод, любимая, и не могу вечно драться. - Я помолчал, потом вполоборота повернулся к крепостной стене. - Только никому этого не говори, ещё не время.
Конечно, на следующий день все в Дунхолме знали о моих планах.
Мы собирались отправиться во Фризию.
Я доверял Эдит. Кое-кто считал это глупым, поскольку когда-то она была моим врагом, но теперь стала другом и женой, а какая же может быть любовь без доверия? Так что в ту же ночь, убедившись, что нас не могут подслушать, я рассказал ей правду. Первый разговор предназначался для тех, кто мог слышать нас на стене, и я знал, что рано или поздно эти слова передадут моему кузену.
Уверен, сначала он усомнится в этом, но моя история вполне убедительна, а доказательства её подлинности - неоспоримы. Она не заставит его утратить бдительность, но посеет сомнения, и этого достаточно. А если я ошибался, и Эдит нельзя верить, значит, я просто избавлю его от сомнений. Тогда он будет знать, что я скоро приду.
Эдит не предала меня, но я так никогда и не узнал всех тех, кто предал.
Нескольких я обнаружил и повесил на ближайшем дереве, но только после того как скормил им ложь, чтобы они передали ее моим врагам. Но я и по сей день уверен, что о многих других предателях я так и не узнал. Конечно, я присматривался. Я искал людей, у которых внезапно стало больше золота и серебра, чьи жёны красовались в дорогих льняных платьях с искусной вышивкой. Я высматривал, кто из моих воинов избегал встречаться со мной взглядом, кто останавливался слишком близко, когда я говорил с Финаном или с сыном. Я наблюдал за теми, кто оказывал слишком много внимания Эдит, за теми, чьи слуги всячески старались подружиться с Рориком, моим слугой.
Однако я не вычислил всех, кто меня предал, как и мои враги никогда не знали всех своих предателей.
Я и сам тратил большие деньги на шпионов, так же, как мои противники платили золотом тем, кто шпионил за мной. У меня были люди, что прислуживали Эдуарду в Винтанкестере, а также виночерпий, приказчик и кузнец, работавшие на Этельхельма. Но среди слуг моего кузена - ни одного. Я пытался найти мужчину или женщину, доносящих, что происходит внутри Беббанбурга, но мои усилия не увенчались успехом. Но я много слышал о деяниях двоюродного брата от людей, живущих в разных местах на побережье и даже за морем, во Фризии. Из тех же портовых таверн я получал новости о Шотландии, потому что и при дворе Константина у меня не было шпионов.
Я точно знал, что у кузена есть человек, приглядывающий за мной. Может, один из моих воинов? Или священник в Эофервике? Или торговец из Дунхолма? Мне неизвестно, кто они, но я знал, что такие люди есть. А ещё у него есть те, кто прислушивается к сплетням, как и у меня. У христиан имеется странный обычай исповедоваться в дурных поступках и грехах, и многие священники торгуют тем, что узнают на исповеди, а мой кузен старался жертвовать деньги церкви и её служителям. Но я сомневался, что Кутберт, мой слепой священник, берет его деньги. Благочестивый Кутберт получал удовольствие, передавая мне обрывки признаний, услышанных на исповеди.
- Ты представляешь, господин? Свитун и жена Видарра! А мне говорили, что она уродина.
- Она не столько уродливая, сколько злобная.
- Бедняга, наверное, он совсем отчаялся.
Не все, кто присылал мне вести, были шпионами. Священники, монахи и монахини постоянно обменивались письмами, многие были рады поделиться тем, что узнали в каком-нибудь отдалённом аббатстве, а купцы всегда стремились разносить сплетни. Но большая часть этих сообщений неизбежно оказывалась ложной, и они почти всегда были устаревшими к тому времени, как достигали Нортумбрии.
Но теперь, после знаменательной встречи в Хорнекастре, на моей стороне оказались ещё и шпионы Этельстана. Сами они этого не знали. Возможно, они считали, что снабжают новостями юного принца, страдающего от суровых испытаний у меня в плену, но Этельстан обещал мне передавать их рассказы. Конечно, его, как христианина, сопровождали три священника и шестеро слуг, четверо из которых явно были воинами, притворявшимися слугами.
- Ты веришь им? - спросил я, когда мы охотились на оленей на холмах к северу от Дунхолма.
Это случилось через неделю после того, как я вернулся из Эофервика, и для поддержания слухов об отъезде во Фризию я уже приказал слугам начинать собирать вещи.
- Я доверяю им свою жизнь, - ответил Этельстан. - Их прислала ко мне леди Этельфлед, они - мерсийские воины.
- А священникам?
- Свитреду я не доверяю, а вот двое других... - он пожал плечами. - Они молоды, у них благородные идеалы. Я сам попросил их быть моими священниками, их мне не навязывали.
- Я улыбнулся, услышав эти слова. Этельстану в том году исполнилось двадцать два или двадцать три, он не старше двух своих юных священников.
- А отца Свитреда тебе навязали? - спросил я.
- Мой отец. Может, Свитред просто шлёт ему письма?
- Какие бы письма он ни слал, - ответил я, - их станут читать королевские писари, которые могут быть куплены Этельхельмом.
- Вполне возможно, - ответил он.
Свитред, уже немолодой человек, лет сорока или даже пятидесяти, с лысым, как яйцо, черепом и внимательным взглядом черных глаз, постоянно хмурился. Его возмущало вынужденное пребывание среди язычников, и он позволял себе демонстрировать это возмущение.
- Заметил ли ты, - спросил я его во время нашего путешествия на север, - что не меньше половины моих людей - христиане?
- Христианин не может служить лорду-язычнику, - грубо ответил Свитред, а потом неохотно добавил: - господин.
- Хочешь сказать, раз они служат мне, то уже не христиане?
- Я имел в виду, что они нуждаются в покаянии.
- В Дунхолме у них есть церковь, - сказал я ему, - и священник. Предоставил бы ты такую возможность язычникам Уэссекса или Мерсии?
- Конечно нет! - отвечал он. Священник ехал на прекрасной серой лошади и хорошо держался в седле. - Могу я спросить? - поинтересовался он, но потом, казалось, задумался над вопросом.
- Спрашивай.
- Какие приготовления будут сделаны, чтобы разместить принца Этельстана с подобающими удобствами?
Он имел в виду своё собственное удобство, но я притворился, что поверил, будто он беспокоится исключительно о принце.
- Он заложник, - ответил я, - так что, наверное, мы поместим его со скотом в коровнике или, может, в сарае со свиньями, посадим на цепь и будем кормить помоями и сточной водой.
Слушавший нас Этельстан захохотал.
- Не верь ему, отче.
- И если хоть один западный сакс перейдет границу, - продолжил я, - я перережу ему горло. И тебе!
- Это не смешно, господин, - сухо сказал отец Свитред.
- Его примут, как принца, - заверил я, - со всем подобающим почетом, уважением и удобствами.
Так и было. Этельстан пировал с нами, охотился с нами, молился в маленькой церкви за стенами Дунхолма. Повзрослев, он стал набожнее. Он еще сохранял свою буйное жизнелюбие, жажду деятельности, смешливость, но, как и его дед Альфред, молился каждый день. Под руководством двух молодых священников он читал христианские книги.
- Что тебя изменило? - спросил я, когда мы, вооружившись охотничьими луками, засели на какой-то лесной опушке. Я никогда не был хорошим лучником, а Этельстан уже подстрелил двух отличных зверей.
- Ты, - ответил он.
- Я?!
- Ты убедил меня, что я могу стать королем, и если так, то мне нужно Божье благословение.
Я поднял лук и выпустил стрелу. Листва зашелестела, но зверь не появился, и шум постепенно стих.
- А чем плохо иметь на своей стороне Тора и Одина?
- Я христианин, господин, - улыбнулся он, - и стараюсь стать добрым христианином.
Я недовольно хмыкнул, но промолчал.
- Бог не наградит меня, если я стану творить зло, - продолжил он.
- Меня хранят мои боги, - резко сказал я.
- Отправляя во Фризию?
- В этом нет ничего плохого.
- Фризия - не Беббанбург.
- Когда ты станешь королём, - ответил я, глядя в сторону леса, - ты узнаешь, что одни притязания удовлетворить можно, а другие - нет. Понимать, что есть что - очень важно.
- Значит, ты не поедешь на север, в Беббанбург? - спросил он.
- Говорю же, я направляюсь во Фризию.
- А когда ты приедешь... во Фризию, - он особо выделил это слово, - будет битва?
- Битвы постоянно случаются.
- И эта битва, - снова короткая пауза, - во Фризии, будет жестокой?
- Они всегда такие.
- Значит, ты позволишь мне биться рядом с тобой?
- Нет! - ответил я резче, чем хотел. - Эта битва - не твое дело. Враги, с которыми я буду драться - не твои враги. И ты мой заложник, я должен хранить твою жизнь.
Он пристально следил за лесом, ожидая появления дичи, наполовину оттянул тетиву лука, но стрелу не нацелил.
- Я многим обязан тебе, господин, - сказал он, - я понимаю, что ты защитил меня, и единственное, чем я могу отплатить - помочь в сражениях.