Патч объяснил, что его кто-то ударил, когда он спускался по трапу, и он упал, потеряв сознание. Он рассказывал это теми же словами, что и тогда, в своей каюте на "Мэри Дир". Когда он закончил, Холленд спросил:
– Вы уверены, что вас ударили, может, вы сами поскользнулись на трапе?
– Совершенно уверен, – ответил Патч.
– Может быть, на вас что-то упало, ну, предположим, кусок металла?
Но Патч показал шрам, все еще видневшийся на его челюсти и подтверждавший, что вероятность несчастного случая исключена.
– Очнувшись, вы не увидели рядом какого-нибудь оружия, которым мог воспользоваться тот, кто вас ударил?
– Нет, не увидел. Но я его и не искал: кругом был дым, я почти задыхался, к тому же еще не пришел в себя после удара.
– Итак, вы утверждаете, будто кто-то из экипажа, вероятно человек, имевший на вас зуб, последовал за
%ами в трюм и там оглушил вас кулаком?
– Наверное, это был очень сильный человек. – Патч бросил взгляд в зал на Хиггинса и продолжил рассказ.
Очнувшись, он еще слышал крики матросов, освобождающих шлюпки. Он вскарабкался по трапу к отверстию инспекционного люка, но оно было зачехлено и плотно чем-то завалено. Его спасло то, что чехол основного люка был натянут не полностью. После долгих усилий ему удалось сложить несколько кип хлопка и по ним добраться до открытого угла люка. Когда он наконец выполз на палубу, то увидел пустые шлюпбалки. Лишь третья шлюпка висела вертикально на фалах. Машина и насосы продолжали работать, а брандспойты все еще подавали воду в третий трюм. Ни одного члена команды на борту не было.
История была невероятной, в нее почти невозможно было поверить! Патч продолжал рассказывать, как он один потушил пожар, а утром обнаружил на судне совершенно незнакомого человека.
– Это был мистер Сэндз с яхты "Морская ведьма"? -Да.
– Объясните, почему вы не приняли его предложение забрать вас с судна?
– Я не видел причины покидать судно. Хотя нос его полностью ушел в воду, непосредственной опасности затопления еще не было. Я подумал, что Сэндз известит власти, а если я буду на борту, то помогу закрепить буксирный трос и облегчу работу спасателям.
Затем он рассказал про мою безуспешную попытку перебраться на яхту и про то, как помог мне вернуться обратно и как мы уже вдвоем боролись за судно в условиях жесточайшего шторма, как обеспечивали работу машины и помп. Про Минкис не было сказано ни слова.
Согласно его заявлению, мы в конце концов покинули судно в резиновой надувной лодке, взятой из сундука Деллимара. В это время судно было уже на грани затопления. Нет, он не может точно указать координаты места, но, вероятно, где-то восточнее Рош-Дувр.
Нет, мы не видели, как затонуло судно. Резиновая надувная лодка в багаже мистера Деллимара? Ну да, это значит, что он не верил в мореходные качества судна, не доверял шлюпкам и вообще нервничал.
– Два последних вопроса, – сказал Холленд. – Это очень важные вопросы для вас и для всех, имеющих отношение к судну. – Он немного помолчал, а затем спросил: – Вы совершенно убеждены, что трюм номер один был затоплен из-за взрыва? Я хочу сказать, что в сложившихся обстоятельствах невозможно поверить, будто вы ударились о какой-то подводный риф, но это мог быть удар волны?
Патч заколебался, взглянув на судью.-
– Нет, это определенно не был удар волны, – спокойно ответил он, – волна ударила в нос "Мэри Дир" сразу после того случая. А ударились мы обо что-то или произошел взрыв, можно определить только при осмотре повреждений.
– Правильно. Но судно, вероятно, лежит на глубине двадцати морских саженей, и где именно, мы не знаем, так что провести осмотр повреждений не представляется возможным. А как думаете вы? ,
– Вряд ли я смогу сказать больше, чем уже сказал.
– Но вы полагаете, это был взрыв? – Холленд подождал, но, не получив ответа, добавил: – Принимая во внимание пожар в радиорубке, а позже пожар в третьем трюме, вы склоняетесь к мысли, что это был взрыв?
– Если на то пошло – да.
– Благодарю вас. – Холленд сел, но даже и тогда в зале никто не пошевелился. Ни шепота, ни шарканья ног. Весь зал был еще под впечатлением от услышанного.
Наконец поднялся сэр Лайонел Фолсетт:
– Господин председатель! Я был бы рад, если бы вы задали свидетелю один-два дополнительных вопроса! – Сэр Фолсетт был небольшого роста, с высоким лбом и редеющими волосами. Примечателен в нем был только голос, глубокий, рокочущий бас, выдающий огромную энергию и жизненную силу этого с виду невзрачного человека. – Свидетель ясно дал понять, что он уверен в умышленности крушения "Мэри Дир". И в самом деле: все обстоятельства дела, о которых он поведал суду, подтверждают эту уверенность. Однако я довожу до сведения суда, что стоимость судна вряд ли послужила поводом для осуществления такого опасного, так сказать, заговора. Следовательно, уместно предположить, что если заговор существовал, то целью его было получить достаточно высокую страховую стоимость груза. Я смею почтительно довести до вашего сведения, что это подлое дело принесло бы финансовую выгоду только в том случае, если груз и в самом деле продали прежде, чем погубить судно! Боуэн-Лодж кивнул:
– Я вас понимаю, сэр Лайонел. – Он взглянул на большие часы над галереей для зрителей. – Каков же ваш вопрос? •
– Он касается того времени, когда судно стояло на банке вместе с "Торре Аннунциатой" в Рангуне. По моим сведениям, экипаж "Мэри Дир" был отпущен на берег, а "Торре Аннунциата" все время была ярко освещена и на ней работали все лебедки. – Он посмотрел на Холленда: – Насколько я понимаю, показания на этот счет нам представят позже, и они позволят установить истину, однако чиновник, занимавшийся этим вопросом, получил информацию от капитана "Торре Аннун-циаты", что в то время он занимался уборкой трюмов и освобождал место для каких-то стальных труб, которые предстояло погрузить. – Он снова повернулся к Боуэн-Лоджу: – Мне бы хотелось узнать, господин председатель, слышал ли свидетель какие-нибудь разговоры об этом, когда явился на борт?
Вопрос был задан, и Патч ответил, что слышал что-то от Раиса, но тогда не придал этому никакого значения.
– Но теперь придаете? – спросил сэр Лайонел.
– Да, – кивнул Патч.
– Еще один вопрос, господин председатель! Не скажет ли свидетель, упоминал ли мистер Деллимар когда-нибудь о грузе? – Услышав отрицательный ответ Патча, сэр Лайонел сказал: – У вас не возникло ни малейших подозрений, что вы везете не тот груз, что заявлен в декларации?
– Нет.
– Задам вопрос иначе: до вас доходили какие-нибудь слухи о грузе, когда вы нанялись на судно?
– Ходили слухи, что на борту имеются взрывчатые вещества. Эти слухи были настолько упорны, что я, приняв командование судном, вывесил копию декларации на доску объявлений.
– Вы сочли опасным распространение слухов о взрывчатых веществах?
– Да.
– Вы принимали во внимание состав команды?
– Да.
– Можно ли сказать, что этих слухов было достаточно, чтобы вызвать панику у экипажа при известии о пожаре?
– Вероятно.
– Райе доложил вам, что поднялась паника. Как могло случиться, что подобный слух все же распространился по судну?
Патч невольно бросил взгляд в сторону свидетелей:
– Не думаю, что мистер Хиггинс был убежден, что в трюмы загружено то, что указано в декларации.
– Он считал, что там взрывчатые вещества, да? Почему?
– Не знаю.
– Вы его спрашивали?
– Да, спрашивал.
– Когда?
– Сразу после того, как мы прошли Уэссан. ' – И что он ответил?
– Он отказался разговаривать со мной.
– Вы можете в точности воспроизвести его слова?
– В точности?
– Да.
– Он сказал, чтобы я пошел и спросил у Таггарта или Деллимара и оставил его в покое. Оба они, конечно, были мертвы.
– Благодарю вас! – Сэр Лайонел с изящным поклоном сел на свое место.
Боуэн-Лодж снова взглянул на часы и закрыл заседание:
– Перерыв на два часа, господа! – Он встал, и вместе с ним поднялся весь зал. Пока он и заседатели не ушли из зала, все стояли.
Когда я повернулся, чтобы выйти, то увидел, что миссис Петри сидит прямо позади меня. Она улыбнулась, узнав меня. Лицо ее было опухшим и мертвенно-бледным, а глаза покраснели. Гундерсен тоже был тут. Он сидел за нею, а теперь прошел немного по ряду и беседовал с Хиггинсом. Миссис Петри вышла одна.
– Кто эта женщина? – спросил меня Хэл.
– Одна из директоров компании Деллимара. – И я рассказал ему о моем визите в офис компании. – Скорее всего, его любовница!
На улице мокрые от дождя мостовые сверкали на солнце, и мне было странно глядеть на людей, спешащих по своим делам и ничего не знающих о "Мэри Дир".
Патч стоял в одиночестве на краю тротуара. Он ждал меня, так как сразу же подошел.
– Я хотел бы вас на пару слов, Сэндз! – От долгих речей он охрип, и лицо его выглядело усталым.
Хэл сказал, что отправится в отель, где и позавтракает. Патч молча следил, как он уходит, нервно перебирая в кармане монеты. Как только Хэл удалился настолько, что не мог слышать нас, он обратился ко мне:
– Вы говорили, что ваша яхта будет готова не раньше конца месяца! – В голосе его звучали упрек, гнев и обида.
– Да. Но она оказалась готовой на неделю раньше, чем я предполагал.
– Почему же вы не дали мне знать? Я приезжал на верфь в прошлую среду, но вы уже ушли. Почему вы мне не сказали? – Он неожиданно взорвался: – Мне нужен был всего один день! Всего один день! – Он уставился на меня, буквально скрежеща зубами. – Неужели вы не понимаете – один взгляд на эту дыру в корпусе, и я бы все узнал! Тогда я мог бы сказать правду! А так… – Он глядел как загнанный зверь. – А так я не знаю, что за чушь несу и что за проклятую яму рою сам себе! Один день! Вот и все, что мне было нужно!
– Вы мне об этом не говорили. И потом, вы прекрасно знаете, что подобная инспекция должна проводиться властями!
Но я прекрасно понимал, что он хотел полной уверенности, хотел доказать, что его подозрения обоснованны.
– Все в конце концов выяснится, – сказал я, похлопав его по плечу.
– Надеюсь, вы правы, – процедил он сквозь зубы. – Молю Бога, чтобы вы были правы! – Он смотрел на меня горящими как уголь глазами. – Все усилия посадить ее на мель, на эту проклятую Минкис, напрасны… Боже мой! Я мог бы…
Внезапно он замолчал, глаза его расширились. Повернувшись, я увидел подходящую к нам мисс Таггарт.
Когда-то я видел картину под названием "Возмездие". Имя художника я не запомнил, да это и не важно, потому что ничего хорошего в картине не было. "Возмездие" следовало бы писать с Дженнет Таггарт. Безжизненное, белое как мел лицо с огромными глазами напоминало маску смерти. Она остановилась прямо перед Патчем и обрушила на него всю силу своего гнева. Не помню теперь, что она говорила, – резкие, язвительные фразы вырывались потоком. Я видел, как помертвели глаза Патча, как он вздрагивал от ударов ее хлесткого, как кнут, языка.
Он быстро повернулся и ушел, а я подумал, представляет ли она, какую боль причинила невинному человеку.
Мы быстро позавтракали и вернулись в суд. Ровно в два часа Боуэн-Лодж занял свое место. На местах для прессы теперь было уже пять человек: слетелись, как грифы, на запах скандала.
– С вашего позволения, господин председатель, – произнес Холленд, поднявшись, – я предлагаю продолжить допрос свидетелей.
Боуэн-Лодж кивнул:
– Полагаю, вы правы, мистер Холленд. Ваш первый свидетель может остаться в зале. Я знаю, ему хотят задать вопросы представители заинтересованных сторон.
Я думал, что следующим свидетелем будет Хиггинс, но Холленд вызвал Гарольда Лаудена, и я вдруг поймал себя на мысли, что еще не обдумал, как буду говорить, когда вызовут меня.
Хэл, стоя на месте свидетеля очень прямо, как подобает военному, короткими, сжатыми фразами рассказал о нашей встрече с "Мэри Дир" и о том, как следующим утром мы нашли ее покинутой.
Когда Хэла перестали терзать, настала Моя очередь. Я занял свидетельское место весь в холодном поту.
Я повторил присягу, и Холленд, глядя мне в лицо, мягко, и вежливо спросил меня немного усталым голосом, действительно ли я Джон Сэндз, чем я занимаюсь, почему я оказался на яхте "Морская ведьма" в Ла-Манше в ночь на 18 марта. Отвечая, я сам слышал, как нервно звучит мой голос. В зале стояла тишина. Маленькие, пронзительные глазки председателя внимательно наблюдали за мной, а Холленд не давал мне спуску, подгоняя вопросами.
Взглянув в зал, я увидел Патча. Он подался вперед, сцепил руки, напрягся и смотрел на меня. Я рассказал суду, на что была похожа "Мэри Дир", когда я утром оказался на ее борту. Внезапно меня осенило. Я не мог рассказать, что судно посажено на отмель Минкис, это выставило бы Патча лжецом и выбило бы почву у него из-под ног. Нет, разумеется, я не мог так поступить с ним! Наверное, я понимал это всегда, но теперь, решившись, совсем перестал нервничать. Я уже знал, что буду говорить, и стал рассказывать о том, каким я видел Патча все эти отчаянные часы, – о человеке, валящемся с ног от усталости, который в одиночку потушил пожар и продолжал бороться за судно.
Я рассказал об ушибе на челюсти, об угольной пыли, о почерневшем от дыма и копоти лице. Рассказал, как мы обливались потом в котельном отделении, чтобы поднять пар и привести в действие насосы, как экономили работу машины, запуская ее только затем, чтобы удержать поветру корму, и как водопады белой воды перехлестывали через затопленный нос. На этом я закончил, сказав только, что следующим утром мы наконец покинули судно. Затем начались вопросы.
Говорил ли Патч что-нибудь по поводу причины, заставившей экипаж покинуть судно? Не могу ли я,, хотя бы приблизительно, указать координаты "Мэри Дир" в момент, когда мы покидали ее? Считаю ли я, что судно могло бы благополучно добраться до какого-нибудь порта, если бы не шторм?
Сэр Лайонел Фолсетт задал мне те же вопросы, что ранее Снеттертон: о грузе, трюмах, Патче.
– Вы пережили с этим человеком отчаянные двое суток. Вы делили с ним страхи и надежды. Должен же он был что-то говорить, как-то комментировать события?
Я ответил, что у нас было очень мало возможности для разговоров, снова рассказал, как были мы вымотаны, как бушевало море, как мы боялись, что судно в любой момент может пойти ко дну.
Внезапно все закончилось, и я прошел на свое место в зале, чувствуя себя как выжатый лимон. Хэл схватил меня за руку и шепнул:
– Великолепно! Ты сделал из него чуть ли не героя! Посмотри на места для прессы!
Я взглянул туда и увидел, что они опустели.
– Иан Фрейзер! – Холленд снова встал, а капитан Фрейзер уже шел через зал.
Он дал обычные показания о том, как подобрал нас, после чего был отпущен, и на его место вызвали Дженнет Таггарт.
Она взошла на место свидетеля бледная как смерть, но с высоко поднятой головой и застывшим лицом, словно приготовившись к обороне. Холленд объяснил, что вызвал ее именно сейчас, чтобы избавить от мучительной необходимости выслушивать дальнейшие высказывания свидетелей о ее отце. Он мягко попросил ее обрисовать отца, каким она его видела в последний раз, рассказать о содержании писем, которые она получала из каждого порта, описать подарки, которые посылал ей отец, назвать денежные суммы, которые он переводил ей после окончания колледжа, чтобы она могла учиться в университете, рассказать, как он заботился о ней после смерти матери с тех пор, как Дженнет исполнилось всего семь лет.
– Я только недавно поняла, какой он замечательный отец, как он много работал и копил деньги, чтобы дать мне образование.
Она описала его таким, каким видела в последний раз, и прочитала суду его письмо из Рангуна. Голос ее дрожал и прерывался, когда она читала при всех строчки, дышавшие любовью и заботой.
Слушать это было очень больно, потому что человека, написавшего эти строки, уже не было в живых. Когда Дженнет закончила, в зале послышались шепот, кашель, всхлипывания и шарканье ног.
– Это все, мисс Таггарт, – сказал Холленд так же мягко, как и прежде.
Но она не ушла, а вынула из сумочки цветную открытку и стояла, зажав ее в руке и пристально глядя на Патча. Я взглянул на ее лицо, и меня охватила дрожь, когда она вымолвила:
– Несколько дней назад я получила открытку из Адена. Она задержалась на почте. – Девушка перевела взгляд на Боуэн-Лоджа: – Это от отца. Можно я кое-что прочту вам?
Он кивнул, и Дженнет продолжила:
– "Владелец нанял человека по имени Патч на должность первого помощника вместо старого Адамса. – Она не читала письмо, а, пристально глядя на Боуэн-Лоджа, цитировала наизусть: – Не знаю, что из этого получится. Ходят слухи, что однажды он намеренно посадил судно на мель. Но что бы ни случилось, знай: это будет не моих рук дело. Господь тебя храни, Дженни, вспоминай обо мне. Если все будет хорошо, я на этот раз сдержу свое слово, и мы с тобой увидимся!" – Ее голос сорвался. Зал затаил дыхание. Она была как туго натянутая струна, которая вот-вот лопнет.
Девушка протянула открытку Холленду, и тот взял ее.
– Свидетельница свободна, – проговорил Боуэн-Лодж, но Дженни повернулась и, уставившись на Патча, обрушила на него поток обвинений: он втоптал в грязь честное имя ее отца, чтобы выгородить себя. Теперь она знала правду об исчезновении "Бель-Иль" и желала довести ее до сведения суда.
Боуэн-Лодж стучал молотком по столу, а Холленд увещевал ее. Но она не прекращала свои разоблачения, обвиняя Патча и в пожарах, и в умышленном затоплении трюмов – словом, в преднамеренном крушении судна ее отца. Он сидел бледный и испуганный, а девушка кричала:
– Вы – чудовище! – С трудом удалось оттащить ее со свидетельского места. Она вдруг обмякла и послушно вышла из зала, сотрясаясь от рыданий.
Зал вздохнул с облегчением. Все старались не смотреть на Патча. Наконец Боуэн-Лодж сухо произнес:
– Вызовите следующего свидетеля!
– Дональд Мастере! – снова раздался голос Хол-ленда.
Работа суда вернулась в прежнее русло. Один за другим проходили перед судом свидетели, снова рассказывая о техническом состоянии судна, о его возрасте, представляя документы и справки.
Их показания удостоверили чиновник из Иокогамы и чиновник "Регистра Ллойда", выдавшие сертификат судну. Был также представлен сертификат, выданный инспекцией доков Рангуна на груз, отправляемый с "Торре Аннунциатой".
Потом вызвали миссис Анджелу Петри, и мужская часть зала заметно оживилась.
Она объяснила, что Торгово-пароходная компания Деллимара была создана в 1947 году как частная компания с ограниченной ответственностью мистером Деллимаром, мистером Гринли и ею. Этот торговый концерн специализировался на импортно-экспортном бизнесе преимущественно в Индии и на Дальнем Востоке. Позже мистер Гринли вышел из состава директоров, и его место занял мистер Гундерсен, занимавшийся подобным бизнесом в Сингапуре. Он вошел в состав правления, капитал увеличился, и бизнес значительно расширился. Она эффектно, по памяти, называла цифры.