Генерал приказал, чтобы все батальоны, в которых нет собственного священника, получили хотя бы одну проповедь от священника, заимствованного из другой части. Сегодня был черед Южного Эссекса, и Шарп, сидя на запасной лошади капитана Д’Алембора, смотрел на десять рот Южного Эссекса, которые выстроились перед божьим человеком. Несомненно, они задавались вопросом, почему после стольких лет, свободных от подобных дел, они должны слушать, как их пугает лысый толстяк, говорящий, что они должны заслужить благословение. Шарп не слушал проповедь. Он думал о том, как убедить маркитанта купить мула, при том, что у него уже есть полдюжины, чтобы тащить его скарб.
И тут появился "торговец лентами".
Преподобный Себастьян Уистлер перечислял благословения Бога: свежий хлеб, любовь матери, только что заваренный чай и тому подобное, когда Шарп заметил, что весь батальона смотрит не на проповедника, а в другую сторону. Он тоже посмотрел туда и увидел, что к полю, тактично выбранному для молебна подальше от испанских католических глаз, едут два испанских офицера и испанский священник.
"Торговец лентами" ехал впереди двух своих компаньонов. Это был молодой человек, одетый так роскошно, так ярко, что вполне заслужил прозвище, какое британские военные дают утонченному денди. Молодой человек носил ослепительно белый мундир, обшитый золотым кружевом, украшенный синей шелковой лентой, на которой сияла серебряная звезда. Отвороты его камзола были алыми - и точно такого же цвета была кожаная сбруя его лошади. К седлу были подвешены ножны, инкрустированные драгоценными камнями.
Батальон, игнорируя запреты преподобного Себастьяна Уистлера, который настаивал, что они должны быть довольны своим скромным положением и не жаждать богатства, которое только введет их во искушение, наблюдал, как человек, одетый в великолепный мундир, проехал за спиной проповедника и остановился в нескольких шагах от Шарпа.
Другие два испанца остановили коней в пятидесяти ярдах. Священник, сидевший на крупном, прекрасном гнедом, был одет в черное, шляпа надвинута на глаза. Другой человек, думал Шарп, был генерал, не меньше. Это был тучный высокий испанец в отделанном золотым кружевом наряде, который, казалось, пристально смотрел на офицера в форме стрелков.
У молодого человека в великолепном белом мундире было тонкое, гордое лицо; его глаза смотрели на англичанина с презрением. Он ждал, пока проповедь не закончится, пока полковой главный сержант не скомандует параду "смирно" и "на караул", и лишь тогда заговорил на английском языке:
- Вы - Шарп?
Шарп ответил по-испански:
- А кто вы?
- Вы - Шарп?
Шарп понял по преднамеренной грубости "торговца лентами", что его инстинкт был прав. Он чуял неприятности, но теперь, когда они были здесь, рядом, он не боялся их. Человек говорил с презрением и ненавистью в голосе, но человека, в отличие от бесформенного страха, можно убить. Шарп отвернулся от испанца:
- Полковой главный сержант!
- Сэр?
- Здесь генерал! Генеральский салют!
- Сэр! - Полковой главный сержант Мак-Лэйд, обернулся к построению, заполнил воздухом легкие, и выкрикнул так, что эхо отдалось в полях: - Ба-таль-ооооон! Генеральский салют!
Шарп наблюдал, как мушкеты слетели с плеч, были взяты на изготовку, прижаты к груди, и правая нога каждого солдата сделала шаг назад, а шпаги офицеров взмыли вверх; он обернулся и улыбнулся испанцу.
- Кто вы?
Испанский генерал, заметил Шарп, ответил на приветствие. Мак-Лэйд отдал приказ "на плечо" и вернулся к Шарпу:
- Распустить, сэр?
- Распустите построение, главный сержант.
Испанец в белом мундире послал коня вперед и встал прямо перед Шарпом.
- Вы - Шарп?
Шарп смотрел на него. Его английский был хорош, но Шарп предпочел ответить на испанском:
- Я - человек, который перережет тебе глотку, если ты не научишься быть вежливым.
Он говорил мягко и видел, что его слова породили тень страха на лице испанца. Офицер пытался замаскировать свою нервозность бравадой.
Испанец выпрямился в седле.
- Меня зовут Мигель Мендора, майор Мендора.
- Меня зовут Шарп.
Мендора кивнул. Секунду или две он ничего не говорил, потом со скоростью жалящего скорпиона, размахнулся правой рукой, чтобы дать Шарпу пощечину.
Удар не достиг цели. Шарп дрался во всех сточных канавах - от Лондона до Калькутты, и он предвидел удар. Он видел это по глазам Мендоры. Он отклонился назад, позволив руке в белой перчатке пройти мимо. Он видел гнев испанца, в то время как внутри себя он чувствовал ледяное спокойствие, которое приходило к нему в сражениях. Он улыбнулся:
- Я знал поросят, в которых было больше мужественности, чем в вас, Мендора.
Мендора игнорировал оскорбление. Он сделал то, что ему приказали сделать, и остался жив. Теперь он посмотрел направо и увидел, что распущенные солдаты приближаются к нему. Они видели, как он попытался ударить их офицера, и были удивлены и в то же время настроены воинственно. Мендора снова посмотрел на Шарпа.
- Это было от моего хозяина.
- Кто он?
Мендора игнорировал вопрос:
- Вы напишете ему письмо с извинениями, которое он будет использовать так, как он сочтет целесообразным. После этого, поскольку вы не джентльмен, вы откажетесь от своей комиссии.
Шарпу стало смешно:
- Ваш генерал - кто он?
Майор Мендора склонил голову:
- Маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба.
И внезапно воспоминание о той безупречной красоте, которая была дарована неверной женщине, нахлынуло на него с такой силой, что его боевой задор отошел на задний план. Элен! Именно с Элен он предал Терезу, и он знал, что месть за это предательство настигла его. Он хотел громко рассмеяться. Элен! Элен - золото ее волос, белая кожа на черных простынях, женщина, которая использовала его как слугу смерти, но которая, возможно, любила его чуть-чуть.
Он посмотрел мимо Мендоры на генерала. Он думал, исходя из описания Элен, что ее муж - невысокий, толстый человек. Он и был толстым - но это была крепкая, мускулистая толщина. И он казался высоким. Волнение все еще не оставляло Шарпа. Маркиза была самым красивым существом, которое он когда-либо видел, женщина, которую он любил в течение сезона, а затем потерял. Он думал, что она ушла навсегда, но теперь ее муж вернулся из испанских колоний с рогами на голове. Шарп улыбнулся Мендоре:
- Каким образом я оскорбил вашего хозяина?
- Вы знаете как, señor.
Шарп засмеялся.
- Вы называете меня señor? Вы вспомнили о манерах?
- Ваш ответ, майор?
Таким образом, маркиз знал, что ему наставили рога? Но почему, ради Бога, он выбрал Шарпа? Наберется с полбатальона мужчин, с которыми он должен был бы драться, чтобы восстановить свою честь, которая так легко была поругана Элен. Шарп улыбнулся:
- Вы не получите ни письма от меня, майор, ни моей отставки.
Мендора ожидал такого ответа.
- Вы назовете мне вашего секунданта, señor?
- У меня нет секунданта. - Шарп знал, что Веллингтон запретил поединки. Если сам он рискнул, что было его собственной глупостью, то он не будет рисковать карьерой другого человека. Он смотрел на маркиза: судя по всему, такой крупный человек будет медленно двигаться. - Я выбираю шпаги.
Мендора улыбнулся:
- Мой владелец - прекрасный фехтовальщик, майор. У вас будет больше шансов на пистолетах.
Солдаты таращили глаза на двух верховых офицеров. Они чувствовали, даже при том, что не могли слышать слов, что нечто драматическое имеет место.
Шарп улыбнулся:
- Если я буду нуждаться в совете, как мне драться, майор, я спрошу его у мужчины.
Гордое лицо Мендоры отражало ненависть, которую он испытывал к англичанину, но он выдержал характер.
- Есть кладбище на южной дороге - вы знаете, где это?
- Я смогу найти его.
- Мой хозяин будет там в семь вечера. Он не будет долго ждать. Я надеюсь, у вас хватит храбрости, чтобы умереть, майор. - Он развернул свою лошадь, оглянулся на Шарпа. - Вы согласны?
- Я согласен. - Шарп позволил ему отвернуться. - Майор! С вами ведь священник?
Испанец кивнул:
- Вы очень наблюдательны для англичанина.
Шарп преднамеренно перешел снова на английский язык:
- Удостоверьтесь, что он знает, какую молитву читать по покойнику, испанец.
Кто-то крикнул из толпы наблюдавших солдат:
- Убей педераста, Шарпи!
Раздались новые крики, все громче и громче, и самые остроумные начали кричать: "В круг! В круг" - обычный призыв, когда в батальоне затевалась драка. Шарп видел, как ярость исказила лицо Мендоры, когда испанец вонзил шпоры в бока лошади и поскакал на скопившихся солдат, которые отходили с его пути и глумились ему вслед. Маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба и сопутствующий ему священник скакали за ним.
Шарп игнорировал крики солдат вокруг него. Он наблюдал, как три испанца уезжают, и знал, что под страхом потерять все, чего он добился в армии, он не должен идти на кладбище и биться на дуэли. Его разжалуют в рядовые; а если он победит, ему еще повезет, если его не обвинят в убийстве.
С другой стороны, была память о маркизе: ее кожа на простынях, ее волосы на подушке, ее смех в затененной спальне. Была мысль, что испанский майор пытался ударить его. Была его скука, и его неспособность отказаться от вызова. И прежде всего, было ощущение незавершенного дела, вины, которая потребовала свою цену, вины, которая приказывала, чтобы он заплатил эту цену. Он закричал на людей, требуя тишины и смотрел на рваную толпу солдат, ища человека, который ему был нужен.
- Харп!
Патрик Харпер протолкался сквозь толпу и уставился на Шарпа:
- Сэр?
Шарп вынул палаш из ножен. Это был палаш, который сержант Харпер переделал для него, в то время как Шарп лежат в больнице Саламанки. Это был дешевый клинок, один из многих сделанных в Бирмингеме для британской тяжелой кавалерии, - почти ярд тяжелой стали, неуклюжий и плохо уравновешенный, требующий руки сильного человека.
Шарп бросил палаш ирландцу.
- Наточи его для меня, Харп. Наточи по-настоящему.
Мужчины приветствовали Шарпа, но Харпер с палашом в руке был несчастен. Он смотрел на Шарпа и видел безумие на смуглом лице со шрамом.
Шарп помнил лицо утонченной красоты, лицо женщины, которую испанцы теперь называют Золотой Шлюхой. Шарп знал, что он никогда не сможет обладать ею, но он может драться за нее. Он может бросить для нее все - что еще воин может сделать ради красоты? Он улыбнулся. Он будет драться за женщину, прославленную своим предательством, и поэтому каким-то странным образом, которого он полностью не понимал, этот вызов, этот поединок, этот риск станет некоторым искуплением вины, которая замучила его. Он будет драться.
Глава 4
- Медленно, Шарп, очень медленно! - Капитан Питер Д’Алембор, который занял место Шарпа в качестве капитана Легкой роты, преодолел своим тонким клинком защиту Шарпа, и теперь его кончик был на дюйм ниже серебряного свистка, прицепленного к портупее Шарпа. Д’Алембор, на редкость элегантный и худощавый, добровольно вызвался, с некоторой застенчивостью, "натаскать Шарпа по верхам". Он также кое-что выведал о противнике, и его новости были мрачны. - Кажется, маркиз довольно хорош.
- Хорош?
- Брал уроки в Париже у Булье. Говорят, что он смог побить его. Однако не стоит волноваться. Старый Булье, должно быть, поддавался, а возможно, у него уже не та реакция. - Д’Алембор улыбнулся, сделал шаг назад и поднял шпагу. - En garde?
Шарп засмеялся:
- Я просто порежу педераста на кусочки.
- Вечные надежды весны, мой дорогой Шарп. Поднимите ваш клинок, я собираюсь обойти слева. Если вас предупредить, вы, может быть, сумеете остановить меня. Engage!
Клинки гремели, звенели, расцеплялись, лязгали, и внезапно, с неуловимой для глаза скоростью, Д’Алембор обошел защиту Шарпа слева, и его шпага была готова проткнуть живот Шарпа. Капитан Д’Алембор нахмурился:
- Если я замажу себе волосы ламповой сажей, Шарп, и нарисую шрам на лице, я могу сойти за вас. Это - ваш лучший шанс выжить.
- Ерунда. Я нарежу из ублюдка начинку для пирога.
- Вы, кажется, забываете, что ему приходилось держать шпагу в руке.
- Он стар, толст, и я убью его.
- Ему еще нет пятидесяти, - мягко возразил Д’Алембор, - и не заблуждайтесь насчет его талии. Самый быстрый фехтовальщик, которого я когда-либо видел, был толщиной с бочку. Почему вы не выбрали пистолеты? Или двенадцатифунтовое орудие?
Шарп рассмеялся и поднял свой большой, прямой палаш.
- Это - счастливый клинок.
- Каждый искренне надеется на это. С другой стороны, изящество обычно полезнее в поединке, чем удача.
- Вы дрались на дуэли?
Д’Алембор кивнул:
- Именно потому я здесь, Шарп. Жизнь стала немного трудной. - Он сказал это легко, хотя Шарп мог представить крушение, которое дуэль означала для Д’Алембора. Шарпу было любопытно, почему высокий, изящный, настоящий денди поступил в такой простой линейный полк, как Южный Эссекс. Д’Алембор, с его безупречными кружевными манжетами, его серебряным столовым прибором и хрустальными бокалами, которые тщательно перевозились его слугой с одной лагерной стоянки на другую, был бы скорее на месте в гвардейском полку или в блестящем мундире кавалериста.
Вместо этого он был в Южном Эссексе, ища убежища в немодном полку, в то время как скандал затихал постепенно в Англии, - и служил Шарпу примером того, как поединок может загубить карьеру. Шарп улыбнулся:
- Я полагаю, что вы убили своего противника?
- Не умышленно. Собирался ранить его в бок, но он сам наткнулся на лезвие. Так много крови… - Он вздохнул. - Если вы соизволите держать эту штуку как меч, а не как топор, может еще будет какая-то надежда. Смысл приема, который мы изучаем, в том, чтобы защитить ваше тело. Уверяю вас, весьма возможно, что он упадет в обморок от ужаса, когда увидит ваше оружие. Оно положительно средневековое. Это - не оружие для фехтования.
Шарп улыбнулся.
- Я не фехтую, Д’Алембор. Я дерусь.
- Я уверен, что это будет весьма неприятно для вашего противника. Я настаиваю на том, чтобы быть вашим секундантом.
- Никаких секундантов.
Д’Алембор пожал плечами.
- Джентльмен не дерется без секунданта. Я поеду. Кроме того, я, может быть, смогу убедить вас не доводить дело до конца.
Шарп вложил в ножны палаш, который Харпер наточил как бритву.
- Не доводить дело до конца?
Д’Алембор распахнул калитку дворика конюшни, где, к развлечению офицерских слуг и конюхов, они упражнялись.
- Вас отошлют домой с позором, Шарп. Завтра у пэра будут ваши кишки на завтрак.
- Веллингтон не узнает об этом.
Д’Алембор жалостливо посмотрел на своего начальника.
- Половина проклятой армии знает, мой дорогой Шарп. Я не могу понять, почему вы приняли вызов! Это потому, что тот человек ударил вас?
Шарп ничего не сказал. Правда была в том, что его гордость была задета, но было и нечто больше этого. А именно, его упрямая суеверная Судьба, его солдатская богиня, требовала, чтобы он принял вызов. Кроме того, он сделал это для маркизы.
Д’Алембор вздохнул.
- Женщина, я полагаю?
- Да.
Капитан Легкой роты разгладил складку на рукаве.
- После того, как я дрался на дуэли, Шарп, я обнаружил, что дуэль подстроила женщина. И она наблюдала за нами, как оказалось.
- И что случилось?
Капитан пожал плечами.
- После того, как я проткнул его, она возвратилась к своему мужу. Все это было довольно утомительно и ненужно. Так же как, я уверен, и этот поединок не нужен. Вы действительно настаиваете на поединке, Шарп?
- Да.
Шарп не стал объяснять, да он и не был уверен, что он смог бы объяснить всю эту путаницу из вины, желания, гордости и суеверия, которая вела его к безумию. Вместо этого он уселся и крикнул слуге офицерской столовой, чтобы принесли чай. Слуга был испанцем и чай заваривал отвратительно.
- Я буду ром. А вам не приходило в голову, - и Д’Алембор наклонился вперед с выражением легкой задумчивости на лице, - что некоторые вступают в этот полк просто потому, что вы служите в нем?
Шарп нахмурился, услышав эти слова.
- Ерунда.
- Если вы так настаиваете, мой дорогой Шарп, - но это верно. Есть по крайней мере два или три бретера, которые думают, что вы приведете их к славе, - такова ваша репутация. Они будут очень опечалены, если обнаружат, что ваш путь славы ведет только в будуар. - Он произнес последние слова с ухмылкой, которая намекала Шарпу, что это - цитата, которую он должен знать. Однако Шарп не умел читать до двадцати лет; он прочитал немного книг, и ни одной - поэтической.
- Шекспир? - предположил он.
- Томас Грэй, дорогой Шарп. "Пути славы ведут только к могиле". Я надеюсь, что это не про вас. - Он улыбнулся. Его улыбка не сказала Шарпу, что капитан Д’Алембор, который был практичным и разумным человеком, уже попытался принять меры, чтобы безумие не привело Шарпа к могиле или позору. Д’Алембор послал лейтенанта Гарри Прайса на одной из его собственных самых быстрых лошадей искать полковника Лероя, чтобы тот вернулся в батальон и запретил Шарпу драться с испанцем. Если майор Ричард Шарп достаточно безумен, чтобы пытаться разрушить свою жизнь, дерясь на дуэли вопреки специальным указам Веллингтона, то капитан Д’Алембор остановит его. Он мысленно помолился, чтобы Гарри Прайс добрался до бригады вовремя, взял стакан рома у стюарда и поднял его, глядя на Ричарда Шарпа:
- За ваш топор, Шарп, чтобы он рубил сильно.
- Может, он прикончит ублюдка! - Шарп потягивал чай. - И я надеюсь, что это будет больно.