Клубок разорвался, китайцы словно тараканы бросились в разные стороны, лишь бы тугая казачья плётка не обожгла. Казаки быстро блокировали обе стороны улицы и, угрожая короткоствольными карабинами, принялись прижимать участников побоища к стенам домов. Если кто-то делал попытку прорвать оцепление и сбежать, его тут же сбивали с ног, хлестали плетью и заставляли вернуться в окровавленный, очумевший строй. То с одной, то с другой стороны слышались выстрелы: стража стреляла в воздух для острастки, тем самым показывая, что пули могут полететь и в зачинщиков резни.
Хохлов цепким взглядом оценил обстановку и подъехал к Кнутову:
- Дрянь дело, Анисим Ильич, нужна подмога. Мы сами их не удержим. Разбегутся, сукины дети. Нужно вызывать солдат!
- На кой? - Кнутов спрыгнул на землю, скинул сюртук и забросил его назад в дрожки. - Селезнёв! - прикрикнул он на помощника. - Чего расселся? Давай ко мне.
- Не понял, Анисим Ильич, - Хохлов тоже спрыгнул с коня и вытянулся перед следователем. - Это как же так? Они же бунт подняли, а мы их что, отпускать?
- Именно. - Кнутов принялся всматриваться в лица китайцев, принимавших участие в драке. - Только не сразу. Сначала найдём виновных.
- Да какое там… - Хохлов от негодования не мог сразу подобрать слова. - Они же все… Мать твою… Да их всех надо…
- Куда? - охладил пыл ротмистра Кнутов. - Нормальной тюрьмы у нас нет. Руки всё не доходят построить! А в участке всего пять камер свободных! Пять, понимаешь, ротмистр! И посадить я в них смогу от силы человек двадцать! А их здесь сколько? Сто? И где взять столько охраны? Сам знаешь, в городе кадрового состава с гулькин нос! Все под Владивостоком, мать их в душу! Продержим китаёз в камерах сутки - двое, а что дальше?.. Селезнёв!
Младший следователь тут же встал пред Кнутовым, аки конёк-горбунок.
- Давай-ка, Селезнёв в ближайший дом мне вон того старика, - Анисим Ильич указывал рукой на тех, с кем хотел поговорить, - пацана, третьего слева, рядом с которым железка на земле. И вон того, самого низкого. Да по отдельности их рассади! Чтоб не спелись ненароком.
Хохлов снял фуражку, вытер её изнутри платком:
- Как знаешь, Анисим Ильич, только мне придётся доложить, как ты вёл себя с бунтовщиками.
- Эка ты махнул! - Кнутов встал напротив ротмистра, глубоко засунув руки в карманы. - Я ещё следствие не провёл. Никаких выводов не сделал. А ты уже определился с моим поведением? Иди! А лучше - беги! Пока начальство сюда само не нагрянуло! А то я сам всё успею раньше тебя доложить!
Хохлов махнул рукой, вскочил в седло и присоединился к своим подчинённым, охранять китайцев до особого распоряжения - либо Кнутова, либо кого из начальства повыше.
Селезнёв выгнал хозяев, которые покорно покинули жилище. Одного китайца закрыл в погребе. Второго посадил на лавку в сенцах. А третьему отвел место в большой комнате. Анисим Ильич вошёл вовнутрь деревянной избы и сел за стол - напротив арестованного старика-китайца.
- По-русски понимаешь?
- Да, - старик утвердительно кивнул головой.
- Как тебя зовут?
- Иван.
- Понятно. Ван.
- Нет, насяльника, - китаец трясся, будто в лихорадке. - Не Ван. Иван! - он ударил себя маленьким кулаком в грудь. - Иван!
- Крещёный, что ли? - начал догадываться Кнутов.
- Да, - снова утвердительно закивал головой китаец. - Хресёная!
- Тем лучше. А теперь говори по сути, Иван. Кто первым начал драку?
- Китайска.
- Я понимаю, что не узбек. Имя?
- Китайска.
- Что китаец?
- Насяла китайска.
- Какой китаец? Кто он?
- Китайска…
Кнутов почувствовал, как в нём вскипает гнев. Анисим Ильич подошёл к окну и показал на выстроенных вдоль стен арестованных:
- Смотри, ты видишь среди них хотя бы одного не китайца? Лично я - нет. Кто из них начал первым драку?
Старик даже не посмотрел в окно. Он вытер рукавом рубахи разбитые губы и молча смотрел подслеповатыми глазами куда-то мимо следователя.
Селезнёв влетел в дверь без стука.
- В чём дело? - вскипел Кнутов.
- Наш околоточный, Никодимов, скончался в пролетке. Не довезли, бедолагу, до госпиталя…
Кнутов перекрестился, после поднял стул, поставил перед стариком и оседлал его.
- Словом так, ходя. Ты в вашем говняном Китайском переулке один из старейших. Ведь так?
Старик продолжал сохранять молчание.
- Так! - ответил вместо него Кнутов. - А потому слушай. То, что вы своих помордовали, ваше дело. А вот то, что убили слугу закона, нехорошо. Сам понимаешь. Кто-то должен ответить перед судом. Даю тебе десять минут, сам виновного выберешь…
Старика продолжало трясти.
- Мои люди никого не убивали.
- Верю. А что я скажу начальству? Мол, случайно всё произошло, и давайте об этом забудем? Нет, старик, так не пойдёт. Начальству нужен убийца. И ты мне его дашь! Селезнёв!
Младший следователь, казалось, ждал приказа, настолько быстро явился перед очи Кнутова.
- Возьми пацана. Пока мы дедушкой пообщаемся тут-с.
Кнутов никакого другого смысла, кроме того, чтобы Селезнёв провёл простой допрос, в свои слова не вкладывал. Но старик понял его по-своему и, упав на колени, заголосил:
- Не нада, насильника. Не виноватая он. Ли не виноватая. Китайска всё сделал. Не наса китайска. Приехал вот столько дня назад, - старик показал два пальца и сбивчиво заговорил о каком-то пришлом китайце, который хвалил хунхузов с той стороны Черной реки, а старики его слушать не хотели. Но молодые - глупые, что с них взять…
- Два дня назад, говоришь? С той стороны, что ли?
- Не знаю, - старик быстро закачал головой.
- Может, поездом приехал?
- Может. Не знаю.
- "Может!", "Не знаю!" - вспылил, передразнивая старика, Кнутов. - И это он убил нашего околоточного?
- Он, насяльника, - китаец тяжело выдохнул. - Сам видел.
- Чем убил?
- Ножиком, - китаец показал на коробок спичек, забытый на столе хозяевами. - Ножик тонкий, как спичка.
"Шило", - догадался Анисим Ильич. Китаец с шилом - любопытная комбинация.
- Он ударил околоточного перед дракой?
- Нет. Сначала он ударил рукой меня. Ли заступился. Он ударил Ли. Потом, когда все стали ударять, он ножик… как спичка.
- И куда подевался твой тот китаец?
- Не знаю. Бежал, - старик испуганно смотрел прямо в тлгзг, Кнутову.
Тот чувствовал: китаец недоговаривает. Но не мог понять: зачем? Нет резону врать-то. У него в Благовещенске всё налажено, устоялось. Зачем менять, пусть не всегда сытую, но спокойную жизнь на непокой? Не напрасно именно у них считается самым страшным проклятием, пожелание "чтобы ты жил в эпоху перемен!". Нет, старик перемен не хочет. Но зачем-то же врёт?
Приют они незнакомцу дали. А как не дать? Одной крови. И речи его слушали. А может, он к бунту подстрекал? Старик толковал, что незнакомец хунхузов с той стороны нахваливал? Может быть, в этом кроется причина? За золото такой сшибки у китайцев бы не вышло, золото - дело семейное, оно любит тишину. А вот политика до такого довести может! Старик сказал, китаец приехал. Откуда? Если б через Амур, однозначно бы таможня знала. Она чётко отслеживает, кто прибывает на наш берег и кто возвращается обратно. На руке у китайцев, не имеющих документа, ставят специальную чернильную метку. Прибыл - поставили. Убываешь - проверили. Ежели, не дай бог, кого-то не хватает, начинаются поиски. Такие случаи уже бывали: находили и розгами память вправляли… А вот на переправе, чуть выше Стрелки, таких проверок нет. Хотя паспорт, или какой другой документ, пусть и поддельный, у него должен быть. Однако Кнутов доселе не слышал о китайце, который бы мог сам подделать паспорт Российской империи. А если - никакого паспорта? Просто китаец приехал с кем-то, в качестве слуги? Кто спросит документ у слуги, если тот идёт рядом с хозяином? А отсюда выходит что? Заговор?!
Селезнёв вторично ворвался в комнату, где расположился Кнутов:
- Анисим Ильич, господин полицмейстер прибыли.
Анисим Ильич ругнулся, кивнул китайцу, чтобы тот вышел в сенцы, поднялся, оправился: перед начальством следовало показаться аккуратным, как оно любит и требует.
Станица пред взором Белого открылась далеко за полдень. И неожиданно. Едва они по скользкой вязкой дороге с трудом вползли на бугор, за протокой, напоминающей хомут, явилось добротное казачье село.
- Марковская, - кивнул в сторону поселения кучер.
Поселение вид имело справный, зажиточный даже по меркам губернии. Дома большие, основательные, вырубленные из бруса, с небольшими окнами-бойницами, с крышами под кровельным железом. Такого достатка Олег Владимирович не видывал в российских глубинках. Станицу с трёх сторон окружал плотный, бревно к бревну, ростом в полтора человеческих роста, частокол. Попасть в поселение можно было двумя путями. Либо через мощные, окованные железом створки ворот, охранявшиеся караулом из двух казаков. Либо со стороны Амура, поднявшись по крутой, деревянной лестнице из цельных брёвен, соединявшей станицу с небольшой пристанью, предназначенной для маленьких речных судов.
Караульные под деревянным навесом при въезде молча раскрыли створки ворот, пропустили без каких-либо вопросов, даже документы не спросили. Только проводили скучающим взглядом и вновь принялись лузгать семечки, ловко сплёвывая шелуху на землю. "За такое несение службы следовало бы сопроводить караульных под стражу - суток на пять. Да так, чтобы они там не отлёживались, а занимались делом двадцать часов в сутки!" - Белый начал злиться на порядки в станице.
Дрожки медленно катили по широкой улице, распугивая кур, свиней и гусей, до того мирно ковырявшихся в грязи. Из окон некоторых домов на Белого смотрели любопытные хозяйки. Впрочем, недолго. Сей факт говорил о том, что в станице чрезмерное любопытство не приветствовалось.
Дом атамана станицы располагался в самом центре длинной улицы, за палисадником, огороженным невысоким, по пояс, заборчиком - для красоты. Ещё на улице до слуха Олега Владимировича донеслась из глубины дома довольно известная песня, но в оригинальном исполнении:
Когда я имел златые горы,
И редьки полные погреба!
Тогда я взял жену - прожору,
Она всю редьку и пожрала!
Олег Владимирович неторопливо поднялся по крыльцу и, минуя сенцы, прошёл через распахнутые двери в избу. Пахнуло свежеприготовленной пищей, и голодная слюна заполнила рот. Олег Владимирович огляделся: большая, выбеленная печь, вкруг которой расположились все остальные бытовые помещения - кухня, комнаты, даже зала.
Вот в зале-то, за широким, тщательно выскобленным столом под образами он и нашел атамана. Перед поющим Семёном Петровичем Картавкиным, который решил слегка отобедать, стояли: миска с борщом, тарелка с квашеной капустой, жареная рыба прямо на сковородке, в берестянке соленые огурцы и помидоры. С правой руки топорщилась ополовиненная чекушка водки.
Атаман станицы Семён Петрович Картавкин вид имел колоритный. Крупного телосложения, с мощным торсом и сильными руками, привыкшими держать соху и шашку, мускулистой шеей, крепким подбородком, жестковатым рисунком губ, над которыми возвышался слегка горбатый, некогда перебитый то ли в драке, то ли в битве нос. Взглядом Семён Петрович обладал опытным, умным, с хитринкой. Но главным достоянием внешнего облика казака была безукоризненно лысая голова, блестевшая в свете лучей солнца. И шея, и лицо, и руки, и лысина были темно-коричневого цвета от загара и ветров, которые для Белого казались примечательными особенностями дальнего края.
Атаман, исполнив хрипловатым баритоном столь диковинную песню, принял водки и, не глядя на Белого, зажевал капустой.
- Неплохо поёте! - Олег Владимирович взглядом нашёл табурет, приставил его к столу, сел напротив атамана.
- Казаки не жалуются. - Семён Петрович встал, прошёл к самодельному, такому же крепкому, как и хозяин, буфету, достал гранёную стограммовую рюмку, поставил её перед гостем. После сходил на кухню и принёс еще миску с борщом.
- Я не один, - проговорил Олег Владимирович, с наслаждением вдыхая вкусный аромат.
Семён Петрович разлил водку, молча, не чокаясь, выпил, проследил, как гость проделал то же самое, и только тогда произнёс, вставая:
- Налегайте. Я сейчас…
Через минуту вернулся и сел за стол.
- Извозчика покормит жена, - Картавкин налил по второй. Чекуш-ка иссякла, и он её спрятал под лавку, на которой сидел. - За что пить будем?
Олег Владимирович повёл плечами: мол, ему всё равно.
- Ну, тогда за осетра! - Семён Петрович осушил рюмку одним глотком, слегка поморщился и закусил огурцом.
- А почему за осетра? - поинтересовался Белый, доедая борщ.
- Маловато его в этом году. Это плохо, однако.
- Может, не сезон? Я, конечно, не знаток, но, по-моему, такое и у рыбы бывает
- Бывает, - не спорил Картавкин. - Особенно, когда он, осетр-то бишь, из Китая идёт. Ну да бог с ним. Какими судьбами к нам, ваше благородие?
Белый хотел, было, достать из кармана письмо, подписанное Киселёвым, но Семён Петрович остановил его жестом.
- Мы и так знаем, кто вы и с чем приехали в Благовещенск. Кучер ваш доложился. Меня интересует, почто нам такая честь?
Белый дожевал помидор и ответил:
- Имеется распоряжение проверить все воинские части. В том числе и казачьи станицы. Вот его и выполняю.
- А… - протянул Картавкин. - Предписание. Что ж, вот покушаете, и изволите приступить?
- Для начала, Семён Петрович, просто покажите мне станицу. А после решим, что предоставить более детально.
Обзор пограничной заставы, а именно такие функции на станицу Марковскую, в обиходе- Марковку, были возложены военным губернатором, начали с берега Амура. Семён Петрович вывел гостя из дома, провёл по вытоптанной через огород, скользкой после дождя, тропинке к сараям, что стояли близ реки, на самом краю обрыва. Таких сараев опять же, выстроенных из брёвен, с узкими щелями окон, выглядывавших на реку, оказалось немало: практически в каждом дворе. Имелось между дворами и своеобразное сообщение посредством деревянного настила, который был проложен версты на три, размыкая штакетник, тем самым давая возможность соседям попасть друг к другу не только через улицу, а и по огородам. Олег Владимирович осмотрел лестницу, но спускаться к воде не стал.
- Верхнее бревно, - Белый указал на первую ступеньку, - закрепили всего двумя кольями по краям. А почему не вбили и посредине? Надёжней было б?
- Добре и так. - Семён Петрович потёр глаз, словно в него попала соринка. - Спотыкаться каждый раз об этот кол…
Олег Владимирович сделал вид, будто его удовлетворил ответ атамана.
- Окна какие у вас в сараях… - Белый чуть не угодил в лужу. - Маленькие, узкие.
- А зачем большие? Там утварь разная. Опять же - скотина. А птице и свинье холод не нужен. Так вас, ваше благородие, окна с лестницами интересуют? Али денежная часть?
- Денежная, Семён Петрович, денежная. Но деньги ведь не просто лежат у вас в канцелярии, вы на них что-то покупаете? На что-то тратите. Я и хочу посмотреть, что именно вами приобретено, скажем, за последние два года. Вы сколько атаманом в станице сей?
- Так, почитай, годков двадцать.
- И никаких проверок до сей поры?
- Врать не буду. Чего не было, того не было.
- То-то и оно, Семён Петрович. А деньги, они контроль любят. Не то, словно вода в Амуре, утекут.
- У меня не утекут, - уверенно заметил атаман.
За три часа атаман и проверяющий осмотрели всё: побывали на складах и в жилых домах самих казаков, проверили состояние оружия, в том числе и трёх орудий, присланных в станицу прошлой осенью. Правда, как выяснилось, стрелять из них никто не умел. А единственный артиллерист, который прибыл вместе с ними, в начале лета утонул в реке.
- Как утонул? - поинтересовался Белый.
- Да как все тонут. Купался, наверное, да захлебнулся.
- А поточнее? - встрепенулся Олег Владимирович.
Семён Петрович потёр лысину:
- Вечером пошёл купаться, а наутро его в одних кальсонах нашли на берегу. Синий весь. Утопленники завсегда такие…
- Понятно. И что теперь с этими орудиями?
- А что с ними? Протираем, для порядку. Глядим, чтобы ржа не взяла.
- Понятно, - повторил Белый, продолжая осмотр.
В караульном помещении Олегу Владимировичу припомнилось, как его встретили возле ворот.
- Семён Петрович, что ж это меня к вам пропустили безо всякой проверки документов?
- Дак, э… - Картавкин спокойно повёл плечами. - Дрожки-то у вас из полицейского участка. И кучера Архипа, давно знаем. У нас тоже… всякое случается, приходится вызывать ихнего брата. Хотя караульным взбучку задам. Тут вы, ваше благородие, правы. Караул, это ж…
Семён Петрович не закончив фразу, повёл проверяющего к своему дому показывать финансовые документы. Белый посмотрел на небо. Тучи снова застили свет - свинцовые, тугие. И впрямь - придётся ночевать здесь. Не тащиться же под дождём всю ночь?
На пороге атамановой хаты их поджидала невысокая, худенькая женщина, совсем седая, опрятно одетая, с пронзительно-голубыми глазами, из которых выплескивался гнев.
- Анна Григорьевна, - представил свою супругу Картавкин. - Мой личный атаман в юбке, - как только женщина отошла в сторону, негромко, только для Белого, добавил Семён Петрович. - Сотню добрых хлопцев заменит, жаль, что саблей не владеет…
- Ты что там лопочешь? - громким и довольно сильным голосом поинтересовалась Анна Григорьевна, и Семён Петрович сморщился, словно у него вдруг зуб заломило.
- Да так, ничего. Гостю станицу нашу показываю.
- Вижу. - Анна Григорьевна жестом пригласила Олега Владимировича в дом. - Проходите. Сидайте, будь ласка. А ты, - маленькая ручка женщины цепко ухватилась за локоть атамана, - ну-ка, пойдём в кухню!
Спустя некоторое время Белый услышал возбуждённые голоса:
- Ты это что же? Только я в огород, так за бутылкой! Где взял? Почто глаза прячешь? Опять небось Митька из города привёз? Или Ар-хипка?
- Да ты что, Анюта, какая бутылка?