Владимир Сергеевич усмехнулся. О как, сразу быка за рога. Ловко. Но внешне главный полицейский чин отреагировал на вопрос без эмоций, вопросом:
- Это имеет отношение к проводимому вами расследованию?
- Отчасти. Исходя из вашего ответа, могу судить, что таковые дела у вас имелись… Только фуражное зерно или что-то ещё?
Владимир Сергеевич остановился, посмотрел на группу бегущих мальчишек, что-то гоняющих ногами в пыли. Холодок струйкой пробежал по спине. Вот он и дождался того, что предчувствовал всё последнее время. С опасением и, как это ни странно, с нетерпением. Конечно, можно было бы соврать, сказать, мол, ничего не знаю. И о проделках убитого молоканина слышу в первый раз. Да только он не станет. Слишком много людей осведомлено о его скрытной деятельности, которая, естественно, проводится под прикрытием официальной.
- Не только… Да вы и так всё знаете. Только не надо говорить красивые слова о долге, чести, достоинстве. Всё это у меня имеется в изрядном количестве, - Киселёв повернулся в сторону собеседника в ожидании, что тот незамедлительно примется опровергать его слова. Но Белый молча наблюдал за стайкой мальчишек. - И то, что я попал в этот город в силу именно этих качеств, тоже говорит в мою пользу. А то, чем я втихаря занимался… В нашем государстве воруют все. И вы об этом прекрасно знаете. Особенно много желающих поживиться за казначейский счёт. Вы видели те шинели, что прислали в казачий полк из Читы? Нет? А вы пройдитесь на склад. Даже заходить не нужно. В ста шагах от дверей стоит такая вонища, будто там не материя гниёт, а чёрт знает что! Сейчас, по жаре, ароматец до самой больницы доходит. Командир полка даже пост снял. Ежели и возьмут, всем легче станет: хоть с этим дерьмом возиться не придётся.
- Вы в чём пытаетесь меня убедить? - с трудом разжал сухие губы Белый.
- Я не убеждаю. Констатирую факт. Каждая шинель, по документам, числится, как новое, только что пошитое, отличного качества обмундирование. А подлинный срок годности истёк ещё при батюшке нашего государя-императора. И прислали их в полк пятьсот штук! Шестьсот рубликов, ни за что! Кто положил себе в карман денежки? Вот то-то! Пытался я поднять вопрос по факту. И что мне ответили - не здесь, в Благовещенске, а значительно выше? Не лезь, куда не след! Это я перевёл в мягкие выражения. А сколько таких полков по всему Приморью? А по России? Вот и капиталец!.. Фуражное зерно. Да к нашему фуражу никогда претензий не было. Овёс - зёрнышко к зёрнышку. Не высшего качества. Но и лошадей от него не пучило, как было год назад в Хабаровске. Кстати, там тоже проверка прошла. И что выявили? Ничего! А нашу деятельность можно считать чисто коммерческим предприятием.
- Потому вы и цены в станицах свои устанавливаете?
- А чьи прикажете? - Киселёв кивнул в сторону магазинов. - Мичурина, да? Пытался Кирилла Игнатьевич диктовать нам свои условия. Да зубки-то пообломал. Я, конечно, не святой. Но и серьёзных нарушений закона не совершал. А всё делал с пользой и для себя, и для державы. - Киселёв первым пошел дальше. - Мне из Благовещенска некуда деться. Весь мой карьер в этом городке и закончится. А потому следует подумать о будущем. Не о своём, о будущем детей. Не век же им вековать на окраине государства Российского? А в столице нужны либо связи, либо деньги. Первого я им дать уже не в состоянии. Вот на второе и рассчитываю. Будете об о мне сообщать в высшие инстанции? Ваше право. Но предупреждаю: всё стану отрицать. Скажу, что вы на меня поклёп возводите, не возлюбили полицмейстера, и вся недолга! А там пусть разбираются. Ваше слово против моего. Победите вы, зла держать не буду. А проиграете, не обессудьте.
Белый повернул голову в сторону двух повозок, что медленно катили вдоль улицы. В первой ехала Полина Кирилловна Мичурина. Во второй гремели сваленные кучей миски, кастрюли и другая кухонная утварь. Девушка, увидев молодого человека, вскочила на ножки, отчего едва не упала на сиденье, но, рассмотрев, с кем стоит Олег Владимирович, тут же присела и отвернулась. Впрочем, пока повозки не скрылись из виду, она то и дело оборачивалась, провожала взглядом Белого.
- Вскоре эта девочка превратится в шикарную женщину.
Белый не услышал иронии в словах Киселёва.
- Владимир Сергеевич, - Олег Владимирович проводил взглядом удалившуюся повозку и облегчённо выдохнул. - В мою компетенцию не входит проводить расследование, связанное хотя бы с тем же зерном. Насколько я помню, сие находится в вашем ведомстве. Вот вы и разбирайтесь. Откровенность за откровенность. В столице я о ваших махинациях никому сообщать не стану. И не потому, что расчувствовался, просто, если я пойду в ваш департамент с докладом, мне придётся объяснять, почему я оказался в Благовещенске. Таких полномочий мне никто в Генштабе не предоставит. А потому вам беспокоиться не о чём. Другое дело, что лично мне неприятна, скажем так, ваша деятельность. Да, многие воруют. Но далеко не все! И Россия держится не на первых, а на вторых! Но это уже эмоции. Теперь вернемся к Бубнову, точнее - к убийству. И мне бы хотелось, чтобы с данной минуты вы были со мной откровенны. Говорите, на ограбление оно не похоже. Может, конкуренция? Вам никаких писем или угроз не поступало?
- Нет, - Киселёв покачал головой. - Я думал над этим. Исключено. - Владимир Сергеевич говорил уверенно. - Мы с Бубновыми сотрудничали более двух лет. И никаких поползновений против нас не было. Как вы понимаете, мне убивать компаньона нет резону. Хотя все сделки проводились под честное слово, а потому никаких бумаг. Ни подтверждающих мои слова, ни опровергающих.
- Враг мог убить Бубнова, чтобы завладеть информацией против вас.
- В виде шантажа? Но меня никто не шантажировал. Даже не пытались.
- А Бубнова?
- Смысл? Молоканин, кроме своего дела, ни во что посвящён не был.
- А если тот человек предполагал совсем иное?
- Нет, Олег Владимирович, - полицмейстер вновь покачал головой. - Не связано убийство с нашей деятельностью. Я это чую.
- Может, убитый стал свидетелем такого, что имеет отношение к последним событиям?
- Домыслы. Эдак можно черт-те что напридумывать, - Киселёв достал часы и, открыв крышку, посмотрел на циферблат. - Кстати, до начала спектакля всего полчаса. Вы же хотели посетить театр. В качестве актёра. Но, почему бы вам не посмотреть и представление? К тому же, скорей всего, и Анна Алексеевна там будет - до сих пор она ни одного спектакля не пропускала.
- Зря вы… - Белый с неприязнью посмотрел на Киселёва. - Какое это имеет отношение?
- Откровенность за откровенность. Если хотите скрыть свои чувства к госпоже Баленской, то начните с сей минуты. Впрочем, в ваших-то действиях как раз ничего криминального нет. В отличие от моих.
- Неужели так заметно? - тихим голосом произнёс Белый.
- Господи, да не смущайтесь вы. Дело молодое. Признаться, я вам даже завидую. У вас всё впереди…
Они медленно шли по деревянному тротуару, не обращая внимания на редких прохожих.
- Думаете, - решился продолжить разговор Олег Владимирович, - после сегодняшних событий Анна Алексеевна захочет смотреть лицедейство?
- А почему нет? Ничего страшного не произошло. Кучер жив. И проживёт поболее нас с вами. А мадемуазель Баленская вся в папеньку. Тот театрал известный…
Белый посмотрел по сторонам. Никаких летних питейных заведений, как в Петербурге или Одессе, на улице Благовещенска не наблюдалось. Владимир Сергеевич махнул рукой, и к ним послушно подкатили полицейские дрожки.
- Вот что, господин советник. Едемте ко мне. Разносолом потчевать не стану, а вот крепенького чайку попьём.
Полина Кирилловна в досаде откинулась на спинку сиденья. Китайский, бумажный веер, оказавшийся под рукой, вмиг превратился в разноцветные лоскуты, разлетевшиеся в стороны.
И откуда взялся этот каналья, полицмейстер? Ну почему? Почему так происходит, что ты весь день ищешь встречи, придумываешь разные предлоги, ухищряешься, приводишь для себя мыслимые и немыслимые доводы, чтоб только оказаться рядом с этим… ангелом или чертом, а он преспокойно разгуливает в сопровождении полицейского! И не вскочи она с места, так и вовсе не обратил бы на неё внимания!
Кирилла Игнатьевич ждал возвращения дочери в гостинице, помог Полине Кирилловне спрыгнуть с дрожек и в восторге окинул её взглядом.
- Ишь как порозовела! Видимо, господа офицеры были щедры на комплименты.
Девушка отвернулась. Слёзы душили её. Боже, почему так вышло, что у неё на этом свете нет ни одного близкого человека? Родные есть, а вот близкого, кому можно было бы открыться, рассказать о наболевшем, нет. Другие могут у матери на плече поплакать. А ей и этого счастья не дано. Разве можно поведать отцу о разговоре с Рыбкиным? Или о том, как рвалось её сердце от тоски и жалости к себе, когда она смотрела на удаляющуюся фигуру Олега?
Полина Кирилловна вздрогнула. Олег! Как странно звучит. И такое родное имя!
- О чём задумалась, дочка? - Мичурин тронул руку девушки. - Али что не так?
- Да нет, папенька. Устала. - Полина Кирилловна сделала неудачную попытку улыбнуться, но обмануть отца не смогла.
- Может, и так, - недоверчиво произнёс Кирилла Игнатьевич. - Однако с капитаном поссорилась?
- При чём здесь капитан, папенька? - Полина Кирилловна отвернулась, но на этот раз слёзы сдержать не смогла.
- Кто посмел обидеть тебя? - купец обернулся к кучеру, но тот лишь пожал плечами. - Ежели не Индуров, то уж не хлюпик ли - поэт? Так мы ему быстро пыл урежем.
Кучер отреагировал на шутку хозяина громким смехом, что привело Полину Кирилловну в ярость:
- Замолчи, лошадник! - гневно прикрикнула на кучера госпожа Мичурина. - Или запамятовал, как розги спину гладят? Так неровен час…
Девушка вскинула заплаканное лицо и пошла в гостиницу. Кирилла Игнатьевич с восхищением проводил её взглядом.
- Бой-девка. Вся в меня! - после чего вынул из кармана пять рублей и протянул их извозчику. - И чтобы в оба глаза за ней следил!
Театр господина Роганова разместился на территории городского сада, невдалеке от дома губернатора. Здание выглядело по столичным меркам скромно, но даже за версту можно было понять, что сие строение предназначено для дел духовных и возвышенных. Полицмейстер с гордостью указал рукой на полированную дверь:
- Плод труда общественного. Построено исключительно на средства от благотворительности. Алексей Дмитриевич выдал ссуду на три тысячи. Супруга его пожертвовала четыре. Общественное собрание выделило десять тысяч. Первый меценат наш, господин Першин, также десять тысяч пожертвовал. Вот так театр у нас и появился.
Белый внимательно прочитал афиши на театральной тумбе, что расположилась у входа.
- И публика предпочитает смотреть одни водевили?
- Что вы имеете против? - вопросом на вопрос ответил Владимир Сергеевич.
- Ничего. Другие театры предпочитают Шекспира, Гоголя, греческую трагедию. А у вас господин Мордвинов фаворитом…
- Да с ним как-то спокойнее, - Киселёв проводил долгим взглядом юную пару, пробежавшую перед ними к парадному, после чего вернулся к собеседнику, - Это в столице можно себе позволить баловаться Гоголем, Мольером. Или господином Пешковым. У вас студентики насмотрятся подобного рода чепухи, после обсуждать её начинают, а там и до активных действий недалече… Но то у вас. Поймали, судили и с глаз долой. А ссылают-то куда? К нам! И начинает сей сброд накапливаться. Бродить. Дозревать. А вы предлагаете сие дозревание ускорять Пешковым? Нет-с, господин советник. В наших условиях водевиль - самая что ни на есть приемлемая спектакля. Попели, амурчики поразводили и на том успокоились.
В театр медленно сходился народ. К парадному подкатывали экипажи с местной знатью. Белый отметил, что мода российской периферии мало чем отличалась от моды столичной. Те же лёгкие, ладно облегающие женскую фигурку, платья. Изящные театральные ридикюли, недавно ставшие популярными в среде столичных театралов. Высокие причёски, соперничащие с подобными творениями петербургских модниц.
- А вот и Анна Алексеевна, - осклабился Киселёв, - хоть и не премьера…
Девушка пришла не одна. Рядом с дочерью губернатора держался высокий молодой человек приятной наружности, чего не мог не отметить Белый. В лёгком, светлом костюме, с золотой цепочкой от часов на жилетке. Рука незнакомца слегка придерживала локоток девушки. Именно этот жест более всего задел Белого. Ежели она позволяет прилюдно держать её под руку, значит, к тому имеются основания.
- Разрешите представить, - между тем полицмейстер улыбкой и жестом пригласил к беседе вновь прибывшую пару. - Чиновник Благовещенского отделения Государственного банка Станислав Егорович Стоянов. Очень перспективный, следует признать, молодой человек.
Стоянов, широко улыбнувшись, подал руку. Белый ответил на рукопожатие. Так вот он, тот самый соперник, про которого вспоминал Рыбкин?
Анна Алексеевна, весело поглядывая то на одного молодого человека, то на другого, заливисто рассмеялась:
- Посмотрите, Владимир Сергеевич, как они сильно, по-мужски, здороваются. Даже руки побелели.
Белый смутился. Ещё не хватало показывать свои чувства на публике!
Полицмейстер усмехнулся в усы: ох уж эта девичья бесцеремонность. Бац! - и посадила в калошу советника.
- Станислав, - девушка встала меж ними. - Это и есть господин Белый, который сегодня спас жизнь мне и нашему кучеру.
Белый смутился окончательно:
- Не стоит преувеличивать. Я спасал не только вашу, но и собственную жизнь. Естественное состояние.
- И все же, вы меня спасли, господин разбойник!
Во взгляде Киселёва прочиталось немое удивление. Белый отвернулся: "Вот вам, не стоит в доме губернатора слишком громко высказывать свои мысли!".
Станислав Егорович Стоянов внимательно следил за столь неожиданно возникшим конкурентом. Белый как ни пытался рассмотреть соперника, из этого ничего не выходило. Образ молодого человека, стоявшего перед ним, неестественно расплывался, размывался в сознании. Неожиданно вспомнились слова Рыбкина, что в тот день даже имени его не запомнил. А ведь так и здесь. Профессиональная память офицера Генерального штаба неожиданно дала сбои в столь щекотливой ситуации.
- Как вы думаете, Владимир Сергеевич, китайцы ещё будут стрелять? - голос Анны Алексеевны привёл Белого в чувство.
- Думаю, да, - откашлялся Киселёв. - А что скажете вы, Олег Владимирович?
- Соглашусь, пожалуй. Только бояться нечего. Стрелки из них, судя по утреннему артобстрелу, никудышные.
- Я бы столь пренебрежительно к противнику не относился, - теперь в голосе Станислава Егоровича явственно слышались презрительные нотки.
- А вы, прошу прощения, имели воинский чин?
- Нет, - смутился кавалер госпожи Баленской. - К сожалению, я никоим образом не принадлежу и никогда не принадлежал к данному сословию.
Белый повернулся в сторону полицмейстера:
- Знаете, что более всего меня раздражает? Советы тех, кто абсолютно ничего не понимает в сути дела. Особенно, когда гражданские чины знают, как поступать военным.
Анна Алексеевна замерла. В глазах её забегали бесенята. Она с нетерпением ждала ответного выпада. Но Владимир Сергеевич опередил Стоянова:
- Простите, господа, но нам с Олегом Владимировичем ещё нужно побеседовать.
И, ухватив Белого за руку, Киселёв с силой оттащил его к театральной тумбе. Анна Алексеевна обиженно фыркнула и, не оборачиваясь, прошла в фойе. Стоянов, бросив неприязненный взгляд на Белого, последовал за ней.
- Олег Владимирович, - прошипел полицмейстер, тяжело дыша в лицо собеседнику. - Какая муха вас укусила? Это же сын одного из самых богатых людей в Приамурье. Его батюшка владелец банка, ведает Зейскими золотоносными приисками. А вы его так прилюдно.
- Как полагается, - прошипел в ответ Белый. - Рылом и в стойло! Или у вас принято, чтобы каждая свинья советы раздавала направо и налево?
- Может, в столице уже принято оскорблять человека, которого впервые увидели, но у нас такие нравы, слава тебе Господи, пока что не прижились.
Белый достал трубку, повертел её в руке и спрятал в карман.
- Простите. Сорвался…
- Мальчишество. Держите себя в руках. По крайней мере до тех пор, пока всё не закончится. Понравилась вам Анна Алексеевна? Замечательно! Молодость, страсть и всё такое прочее. Однако вы человек приезжий и долго здесь не пробудете. Сумеете покорить сердце Анны Алексеевны, бог в помощь! Но считаю необходимым предупредить: дочь нашего губернатора - девица строптивая и своенравная. Ухажёров, вроде Стоянова и Рыбкина, у неё пруд пруди. Каждому дать отпор, а не дай боже, вздумаете стреляться, так полгорода на тот свет отправить можно. А вторую половину порешить из-за Полины Кирилловны.
- Как всё просто, - усмехнулся Белый. - И все проблемы с политическими решатся сами собой.
- Шутите? Ну-ну, - Киселёв перевёл дыхание, глянул на трёх молоденьких курсисток, пробежавших в двери театра, и произнёс. - Кстати, вы действительно уверены в том, что китайцы особого вреда артобстрелом нам не принесут?
- Да. Хотя это странно, - Белый мигом переключился на новую тему. - Я на месте китайцев вместе с орудиями привёз бы и соответственно подготовленный штат. А у них из пушек стреляют люди совершенно далёкие от этого дела. Дальность полёта снаряда, выпущенного из их орудий, может достичь двух с половиной, а то и трёх вёрст. В нашем случае ширина реки не более двух. А они их кладут ровно по берегу. Странно.
- Амур в этом месте полторы версты, - уточнил полицмейстер.
- Вот! Можно спокойно положить болванки в центр города. Накрыть, скажем, какую-либо церковь, здание городской думы, этот театр. А они пальнули по берегу, где и людей-то было с гулькин нос.
- Пристрелка? - выдвинул свою версию Владимир Сергеевич. - Ну и, ежели они желают поживиться в городе, нужно сохранить его в целости и сохранности.
Собеседники направились к дверям театра.
- Может быть, может быть… А знаете, - продолжил разговор Белый. - У Хрулёва имелась собственная гипотеза. Когда мы с ним беседовали в последний раз, он обмолвился, что не верит, будто на Благовещенск могут напасть. Ещё как-то странно так выразился: мол, следует проверить одну гипотезу.
- Какую?
- А вот на сей счёт не имею ни малейшего понятия. Не успел он рассказать.
Театральное фойе оказалось просторным и прохладным, что моментально отметил Белый. После пекла, которое сжигало город вот уже которые сутки, да так, что даже недавний проливной дождь не смог утолить влагой уставшую от жары землю, здесь было свежо и приятно. В центре стояло чучело огромного бурого медведя, державшего в мохнатых лапах серебряный поднос.
- Пожертвования на нужды города, - пояснил Киселёв и бросил поверх денежных купюр и монет десять рублей. - В том числе и на содержание театра.
Белый последовал его примеру, после чего осмотрелся в поисках знакомой фигуры.
Анна Алексеевна с господином Стояновым стояла возле широкого, распахнутого в парк окна в окружении сверстниц. Судя по тому, как некоторые девушки изредка бросали взгляды в сторону полицмейстера и Белого и какой хмурый вид имел при этом молчавший господин Стоянов, Олег Владимирович сделал вывод: госпожа Баленская успела поведать подругам об утренней прогулке.