- Папа, может быть, тебе и не придется ездить в гости к Стивену, - вставила Мелисса, дергая Гончара за рукав. - Он хочет тебе что-то сказать. Ну, говори, пока нам никто не мешает. Это же такой особенный, очень личный разговор, верно?
Степан замешкался. Объяснение с Мелиссой получилось как бы само собой. Говорить же о помолвке с ее отцом - эта работа казалась ему просто непосильной. Но Фарбер его выручил.
- У нас будет еще время для очень личных разговоров, - сказал профессор. - Сначала - о деле. Стивен, у князя накопились вопросы, ответить на которые можете только вы.
Князь Салтыков был настоящим аристократом, хотя по виду и не отличался от своих казаков. Его благородное происхождение проявлялось только в манерах и речи. За стойкой в салуне он изъяснялся на таком же простецком языке, как и все прочие посетители, но теперь, когда его собеседником был профессор Фарбер, князь перешел на изысканный английский, каким владеют только дипломаты.
Правда, спешившись возле палатки Гончара, Салтыков первым делом негромко обратился к сопровождавшему его казаку, и обратился по-русски. Очень по-русски. Казак густо покраснел и, не оправдываясь, выслушал хозяина, а после, отводя лошадей к коновязи, даже поеживался после взбучки. А князь, повернувшись к Фарберу, снова заговорил на языке Диккенса и Теккерея:
- Прошу меня извинить, профессор. Я вынужден был дать несколько особых распоряжений. Мой конь прихрамывает из-за того, что у него разболталась подкова, и под нее попал камень. Я предупредил своего работника, что впредь он должен несколько внимательнее относиться к лошадям.
Степан едва сдержал ухмылку. Князь не счел нужным переводить свои слова про страшные кары, связанные с сексуальным насилием, которые ожидали нерадивого казака в случае повторения подобных оплошностей.
Пройдя в палатку, Салтыков сразу же направился к столу и расстелил на нем карту, извлеченную из-за голенища.
- Я полагаю, что цели и задачи нашей экспедиции известны всем присутствующим, поэтому не будем тратить время на дипломатические преамбулы. Взгляните на карту, мистер Такер…
- Стивен, - поправил князя Гончар. - Зовите меня по имени, ваша светлость.
- Никаких "светлостей", просто "князь". Идет? Так вот, Стивен, для начала я задам вам вопрос, который задаю каждому. Не встречались ли вам в ваших путешествиях по Западу деревни или одиночные фермы, где бы жили русские? Их иногда путают с чехами и поляками…
- Я не спутаю русских ни с кем, - сказал Гончар. - Могу сказать точно. В Дакоте, Вайоминге и Небраске я не встречал эмигрантов из России.
- А в Колорадо?
- Те места я знаю хуже. Но и там я никогда даже не слышал о русских.
- Что ж, примем к сведению… - Князь задумчиво почесал карандашом бороду и снова наклонился над картой. - Посмотрите сюда. На этой карте, как видим, нет никаких границ. Тем не менее, все местные жители прекрасно знают, где им можно пасти скотину, а где нельзя. Я имею в виду территории, которые граничат с владениями индейцев. Можете ли вы сейчас взять карандаш и хотя бы приблизительно очертить на карте эти владения?
- У индейцев нет никаких владений. Если речь идет о резервациях, то федеральное правительство устроило их далеко отсюда.
- Резервации меня не интересуют. Мне важно знать, на каких участках земли могли бы устроиться новые переселенцы.
- Это зависит от того, чем они будут заниматься. Для скотоводов подойдет один район, для землепашцев - другой. С такими вопросами надо обращаться в Географическое управление. К землемерам, к юристам. В общем, к правительству Соединенных Штатов, а не ко мне.
- Я полагал, что вся эта земля принадлежит индейцам, - сказал князь, разглаживая карту ладонью. - Насколько мне известно, Вайоминг не входит в союз американских штатов. Поэтому договариваться мы будем не с правительством, а с местным населением. Причем с коренным населением, то есть с самими индейцами.
Профессор Фарбер откашлялся, прежде чем вступить в разговор.
- Все не так просто, дорогой князь. Индеец часто просто не может понять, как земля может принадлежать кому-нибудь. Он очень хорошо понимает, что ему принадлежит лошадь, винчестер, женщина - все то, что он может взять с собой. Но земля… Индеец скорее скажет, что это он принадлежит земле. И все наши договоры с ними надо понимать именно так - краснокожие уступали нам право принадлежать какому-то участку территории. Мы умрем, или уйдем отсюда, а земля останется.
- Люди, которые поселятся здесь, никуда не уйдут, - сказал князь. - Им некуда уходить. И, между прочим, их отношение к земле ничем не отличается от индейского.
- Есть и еще одна сложность, - продолжал Фарбер, - не столько философская, сколько юридическая. Мне кажется, ваши представления о порядке землепользования несколько устарели. Да, Вайоминг в настоящее время имеет статус Территории, и влияние федерального правительства здесь минимально. Однако позвольте напомнить, что западная граница Соединенных Штатов до сих пор не определена. Она постоянно смещается, и вполне возможно, что уже через несколько лет ваша сделка с индейцами, даже если она состоится, будет признана незаконной.
- Отчего же? - вмешался Домбровский.
- Оттого, что у этой земли будет новый владелец - государство.
- Хотите сказать, что мы торопимся? Делим шкуру неубитого медведя? - Домбровский повел ладонью по карте, словно стряхивая с нее крошки. - Я понимаю, что для Вашингтона очень удобна неопределенность границ. Индейцы не могут построить великую китайскую стену, чтобы раз и навсегда разделить континент с белыми пришельцами. Но как только мы заключим с ними сделку, как вы выражаетесь, и построим первый дом на этой земле - всё, с этого момента будьте любезны договариваться уже не с кочевниками, а с нашими оседлыми земледельцами. А уж те поднаторели в прокладывании межей и воздвижении заборов.
- Но есть постановление Конгресса, которое объявляет все незаселенные земли от Атлантики до Западного океана собственностью правительства, - не сдавался профессор.
- Обычный трюк земельных спекулянтов, занявших государственные кресла, - с усмешкой заявил Домбровский. - Что такое незаселенные земли? Откуда чиновник в Вашингтоне может знать, что тот квадратик на карте, который он продает за тысячу долларов, никем не заселен? Не сомневайтесь, профессор. Наши люди заселят любой участок, дай им только волю. Заселят, расплодятся и расползутся во все стороны. И от Атлантики до Западного океана будет звучать русская речь.
- Это смелый исторический эксперимент, вот и все, что я могу сказать в ответ, - сдался Фарбер.
- Профессор, даже я никогда не спорю с Домбровским, - признался князь и снова наклонился над картой. - Итак, Стивен, что вы скажете, к примеру, вот про эту долину к северо-западу от озера?
Гончар глядел на извилистые линии и блеклые краски карты, пытаясь вспомнить, как выглядели эти места. Медные холмы, голубые горы и изумрудные озера в обрамлении серебристой полыни…
- Там можно встретить стоянки оглала.
- Кто такие оглала?
- Кочевники и охотники. Одно из племен народа, который называется дакота.
- А здесь, восточнее?
- Раньше здесь всегда жили сиссетоны.
- Не знаю таких.
- Оседлые земледельцы. Тоже из дакоты. Их еще называют сиу.
- Сиу? О, про этих-то я слышал. Много слышал. К ним тут относятся так же, как к апачам в Калифорнии. С такими соседями будет непросто договориться. Но ведь сиу - кочевники, а вы говорите, что они возделывают землю.
- Сиссетоны, дакота, оглала, черноногие, бруле, хункпапа, лакота, тетоны… Я мог бы перечислять долго. Все эти племена называют общим именем "Сиу". Но общим для них всегда был только язык. У них разные обряды, разный образ жизни. Иногда они воюют между собой, чаще - со своими соседями. За что и получили такое название. Ведь "сиу" на языке оджибвеев означает "враг". Кстати, и "апач" значит то же самое, только уже по-арапахски.
- Я не хочу сеять вражду из-за земли, - сказал князь. - Мы умеем договариваться. Значит, говорите, здесь живут сиссетоны? Так и запишем.
Салтыков обвел участок на карте и надписал его.
- Пошли дальше…
Уступив настойчивости князя, Гончар рассказывал о племенах, с которыми когда-то пересекались его пути. Он и сам диву давался, как много случилось таких встреч, и какими разными они были. Одно лето он прожил с женщиной из племени бруле, и научился сносно изъясняться на языке сиу. Их ближайшими соседями были черноногие, с которыми бруле общались только на расстоянии винтовочного выстрела. Гончар так и не увидел ни одного, потому что тех, кого ему удалось подстрелить, сородичи утаскивали с собой.
Князю, как видно, захотелось показать, что он тоже кое-что знает о коренных американцах. Он рассказал о тлинкитах и алеутах, с которыми целый век воевали русские на Аляске, и даже показал диковинный кинжал с двумя клинками. Верхнее лезвие, короткое, было режущим, а нижнее - колющим, как стилет. Рукоятка между клинками была обмотана блестящим черным шнуром, сплетенным из человеческого волоса.
- В бою тлинкиты привязывают кинжал к руке, - сказал князь. - Даже у убитого не вырвешь.
- Это подарок? - спросила Мелисса.
- Тлинкиты не дарят оружие, - ответил Салтыков. - Они вообще не обмениваются подарками. Дарящий проявляет слабость. А слабых надо грабить. Будем надеяться, что у сиу немного другая жизненная философия.
- Другая, - согласился Гончар. - Но враг - не самый плохой сосед. По крайней мере, ясно, чего от него можно ждать. А сиу - непредсказуемы. Никто не знает, как они поведут себя через год. Конечно, поселенцы могут рассчитывать на помощь армии. Но в каждом дворе не поставишь часового.
- Армия? Это не для наших. Нет, мы обойдемся без военных действий.
Они просидели над картой до обеда. Но когда послышались звонкие удары по рельсу, князь и Фарбер отказались от угощения.
- Нам надо спешить обратно. - Князь ловко свернул карту. - Завтра с утра выступаем. Переход небольшой, через пару суток вернемся, но надо все еще сто раз проверить. Знаете, как говорят в армии? Идешь в поход на день, бери патронов на неделю.
- А я должен как можно скорее вернуться в Денвер, - сказал профессор. - Шериф Палмер отвезет нас на станцию и посадит на поезд.
- Позвольте мне проводить вас хотя бы до города.
- Зачем? Вы и так уделили нам слишком много времени.
Но Гончар уже был в седле.
Они с Мелиссой ехали впереди, далеко оторвавшись от остальных всадников.
- Ты сердишься на меня?
- Нет. Это даже хорошо, что ты не успел поговорить с папой. Он еще не готов, понимаешь? Была бы жива мама… Если я выйду замуж, он останется совсем один. Да, хорошо, что мы ничего ему не сказали.
- Я обещал ему, что не появлюсь в вашем доме до осени, - сказал Гончар. - Вот осенью и поговорим. К тому времени многое изменится.
- И тогда ты сбреешь свою ужасную колючую бороду?
- Обещаю.
- А почему ты отказался помочь князю? Он хороший. И без проводника ему будет трудно.
- Он прошел без проводника половину континента. Не волнуйся за него.
- Я волнуюсь не за него, а за тебя. По-моему, ты ведешь себя не слишком осторожно. Если бы я была в розыске, я бы лучше ушла с экспедицией, чем жить на виду.
- Не волнуйся, я буду осторожен.
- Теперь ты должен быть еще осторожнее, чем раньше. Представь, в каком идиотском положении я окажусь, если тебя убьют.
- Да, тебе не позавидуешь.
Она покраснела и снова обиженно замолчала. Тишину нарушал только мягкий топот копыт и поскрипывание сбруи. Гончар хотел сказать что-нибудь ласковое и веселое, но Милли приложила палец к губам:
- Послушай, как поет…
Кто-то из казаков негромко затянул песню.
Черный ворон, друг залетный,
Где летал так далеко?
Ты принес мне, черный ворон,
Ручку белую с кольцом.
Вышла девка на крылечко,
Пошатнулася слегка.
По кольцу она узнала,
Чья у ворона рука.
То рука ее милого
Знать, убит он на войне,
Он убитый, незарытый,
В чужедальней стороне.
Его кудри золотые
ковылями зарастут,
Его очи голубые
васильками расцветут.
Кости белые в пустыне
Будет дикий зверь глодать
А душе его по свету
Неприкаянной летать…
Но пришел туда с лопатой
Милостивый человек
И зарыл в одну могилу
Двести сорок человек
Он поставил крест дубовый
И на нем он написал:
"Слава доблестным героям
Забайкальским казакам!"
Милли слушала хрипловатый тенор, задумчиво вплетая в гриву кобылы розовую ленточку. Когда казак умолк, она повернулась к Степану:
- Ты говорил, что немного понимаешь по-русски. О чем он пел?
- Это солдатская песня, - ответил Степан.
- Я сама понимаю, что не ария из оперы Верди. Ты можешь по-человечески ответить? О чем он пел?
- Перевести тебе? Пожалуйста. Девушка увидела, что ворон в клюве несет человеческую руку. Кисть. На пальце осталось колечко. И девушка его узнала. Она поняла, что ее любимый погиб, и его труп где-то там, в чужом краю, лежит под солнцем и ветром, и его кости достались воронам и койотам.
- Какая грустная песня.
- Да, грустная. Но у нее хороший конец.
- Девушка ошиблась? И ее милый вернулся?
- Нет. Милый не вернулся, потому что его и в самом деле убили на войне. Но он не остался непогребенным. Пришел добрый человек и похоронил его. Вместе с остальными убитыми. Вот такой хороший конец.
- Что же здесь хорошего?
- Ну, ведь могло быть и хуже.
- Что может быть хуже смерти?
- Много чего.
- Ты прав, это солдатская песня. Можешь попросить его спеть еще что-нибудь? А то я так и буду думать об этой девушке. Она отняла у ворона эту руку?
- В песне об этом не сказано. Наверно, отняла. Хотя ворон - птица серьезная. Он ведь мог и голову принести, а не только руку.
- Да, ворон птица серьезная, гораздо серьезнее, чем некоторые люди. Ну, что ты опять смеешься? А знаешь, когда мы поженимся, папа будет жить с нами. Ты же понимаешь, я не могу его бросить. Ты не против?
На этот раз дорога показалась Степану удивительно короткой. Он не успел толком и поговорить с Мелиссой, а лошади вдруг сами остановились на городской площади. Там уже стоял дилижанс, ожидавший профессора, и помощник шерифа прохаживался вокруг с дробовиком на плече.
- Мы прощаемся ненадолго, - сказал Фарбер. - Через две-три недели увидимся. Я буду сопровождать князя. Подумайте, Стивен, может быть, вы все-таки отправитесь вместе с нами?
- Я подумаю.
Он церемонно поцеловал руку Мелиссе и вскочил в седло.
- Мистер Такер, не забывайте о своем обещании, - сказала она, выглянув из-за двери дилижанса.
"Что я ей еще успел пообещать? Ах да, что буду осторожным", - вспомнил Степан.
Шериф Палмер с винчестером в руках запрыгнул на козлы и уселся рядом с кучером.
- Такер, не ожидал тебя тут увидеть! - весело крикнул он. - Если останешься ночевать, не ложись слишком рано. Лучше сыграем вечерком в покер. Договорились?
- Ладно, дождусь, - пообещал Гончар.
Выезжая из лагеря, он не собирался оставаться в городе. Но, видимо, у шерифа был к нему важный разговор.
Степан отвел Тучку в конюшню и попросил дать ей побольше овса: кобыла сегодня весь день провела под седлом.
- Вашу лошадку искали, мистер Такер, - негромко сказал негр-конюх. - Спрашивали меня про нее. Описали точь-в-точь, до последнего пятнышка над левым глазом. Я и не помнил про это пятнышко, а как сказали, так сразу само собой вспомнилось. Видно, этот мистер хорошо вашу лошадку знает.
- И что ты ему сказал?
- Чистую правду, мистер Такер. Я же всегда говорю чистую правду. Так прямо и сказал, что в моей конюшне таких лошадей отродясь не стояло. Вы же ее у Хилтона держали, а потом в лагере.
- А у этого мистера не было пятнышка над левым глазом?
Негр не улыбнулся шутке, ответив тихо и серьезно:
- Невысокий, худой, нос длинный, глаза у самой переносицы. Все время улыбается, и все время руки на поясе. А на поясе два револьвера, и оба со спиленными мушками. Знаете такого?
- Знал когда-то, - сказал Гончар. - Я знал многих таких. Со спиленными мушками.
- Он не один, - добавил негр. - С ним был второй. Стоял за спиной и все подсказывал насчет вашей лошадки. И первый называл его Штерном. А тот его - Карлом. Смешное имечко, да, мистер Такер? Карл. Ладно бы Карлос, Карлито или хотя бы Карло. А то - Ка-а-арл.
- Да, забавное имя, - сказал Гончар. - Ты бы слышал, как зовут этого Штерна. Обхохочешься. Знаешь, как? Фредерик.
- Фредерик! Чего только не придумают, - облегченно вздохнул негр. - Так эти парни - ваши знакомые?
- Мы почти родственники, - ответил Степан Гончар.
9. Поправка к жизненным планам
"Так вот что означали слова шерифа, - думал он, направляясь к себе в отель. - Палмер хотел, чтобы я не уезжал один в лагерь. Он заметил чужаков. Опасных чужаков. Конечно, он не мог мне сказать об этом открытым текстом. Но - спасибо и за такое предупреждение".
Он решил, что наемный убийца, скорее всего, уже обследовал дорогу между лагерем и городом. Возможно, он уже выбрал место для засады. Возможно, что он уже на месте. Между прочим, он там не один - Фредерик Штерн тоже отличный стрелок. У него твердая рука и цепкий глаз художника.
Значит, по всему выходит, что завтра на рассвете, как только мистер Такер, он же Стивен Питерс, появится на дороге, ему предстоит еще раз испытать судьбу.
К такому событию следовало основательно приготовиться, и Гончар, придя в номер, сразу же попросил набрать ему ванну. Он постоял перед зеркалом, задумчиво дергая себя за короткую бородку. Потом решительно достал из саквояжа бритву и помазок. Если Штерн здесь, он опознает Степана в любом виде, хоть с бородой до колена, хоть в напудренном парике. Значит, можно побриться. И тогда, при новой встрече с Мелиссой, он будет целовать ее смело, не боясь исколоть щетиной ее детскую кожу.
Стоило ему только подумать о ней, как все тревоги отступили. Он знал, что все будет хорошо. Рано или поздно все как-нибудь уладится. Можно построить новый дом, или купить особнячок в Денвере. И почему обязательно в Денвере? Жить можно везде, были бы деньги, да голова на плечах. Можно торговать обувью, строить дороги, издавать газету - никто не помешает, ни у кого не надо спрашивать разрешения. Делай то, что нужно людям, зарабатывай деньги и дай заработать другим. Так поступают свободные люди в свободной стране, к тому же, в стране неограниченных возможностей. В конце концов, Степан охотно согласился бы путешествовать вместе с профессором, если тому не сидится на месте. Они неплохо сработались, и Милли отлично держится в седле, и вокруг еще столько неисследованных земель - хватит на всю жизнь.