Последнюю фразу Джекдо произнес с такой горечью, что Джон Джозеф пристально взглянул на него. В свете факелов, освещавших парк, и в лучах восходящей луны он увидел, как сильно изменился его друг. Он теперь выглядел старше, казался почти изможденным, рот его был крепко сжат, а глаза стали циничными и холодными.
- И?..
- И?
- И что еще? Ты что-то недоговариваешь. Ты выглядишь так, словно побывал в аду. Тебя что, поймали и пытали?
- Нет, я спасся… мне помогли.
- Да?
- Ты хочешь узнать все? Что ж, хорошо. Я встретил женщину, влюбился в нее и попросил ее бежать вместе со мной из Канады. И она согласилась, потому что я не был ей безразличен. Она была дочерью революционера Папино. Когда мы добрались до Ньюфаундленда, чтобы сесть на торговое судно, ее отец убил ее. Я пошел заказывать нам места на корабле, а когда вернулся, то обнаружил ее мертвой в постели. Ее задушили моим поясом.
Он замолчал и глубоко вздохнул.
Джон Джозеф взял друга за руку и произнес:
- Как ужасно. А убийцу поймали?
- Нет, он сбежал, как подлая крыса. Но его наверняка послал ее отец, потому что к груди у нее была приколота записка: "Это за то, что ты снюхалась с врагом. Смерть предателям".
Джон Джозеф покачал головой:
- Не знаю, что и сказать тебе. Джекдо угрюмо посмотрел на него:
- Еще хуже, - если, конечно, это возможно… еще хуже то, что мне кажется, она была той самой женщиной, которую предназначила мне судьба, и кроме нее уже никого не будет.
- Что ты имеешь в виду?
- Я мечтал о ней еще с тех пор, когда был ребенком. Я мечтал о девушке с рыжими волосами. Она несколько раз являлась мне в видениях.
- Забавно… со мной было то же самое, - медленно проговорил Джон Джозеф. - Это прекратилось с тех пор, как я покинул Саттон, но пока я там жил, мне часто снилось, будто я умираю в военной палатке на руках у рыжеволосой женщины.
Джекдо задумался. В мыслях он снова был в Испании, при дворе, где служил переводчиком при королеве-регентше. Он вспоминал, как однажды заснул в кресле, одетый, с бутылкой бренди в руке, и ему приснился сон. Он снова увидел огромную белую скалу и девушку, стоящую на вершине. И еще он вспомнил, как рядом с ней появился мужчина, обнявший ее за плечи, и как Джекдо удивился, увидев, что это Джон Джозеф. Неужели эта таинственная нить связывает их жизни воедино?
- Ничего не понимаю, - произнес он.
В бальной зале снова зазвучал очаровательный вальс, наполняя ночь каплями хрустальных нот.
- Чего ты не понимаешь? - спросил Джон Джозеф.
- Однажды ты приснился мне вместе с этой женщиной. Должно быть, я перепутал. Возможно, Мари не была…
- Не думай об этом больше, - сказал Джон Джозеф. - Вспомни, что говорил тебе отец: копание во всякой мистике не доведет до добра. Пойдем, мы должны выполнять свои обязанности. Я состою в эскорте при австрийском посланнике и должен составлять пару в танцах женам гостей.
- А ты сам еще не женился?
- Нет, и пока не собираюсь. Я еще помню ту старую рану. И не хотелось бы решаться на такое дело в спешке.
Джекдо коротко засмеялся:
- Мы с тобой - два сапога пара.
Издали послышался голос графини Лэмберг:
- Капитан Уэбб Уэстон, ну куда же вы пропали? Вы записаны в моей карточке, а Ее Величество заказали маэстро Штраусу польку. Я не хочу ее пропустить.
Джон Джозеф уже собирался вернуться в залу, но Джекдо задержал его:
- А как поживает Саттон? Ты не собираешься съездить туда?
- Нет. У меня всего несколько свободных часов, и придется провести их в Лондоне. Но скоро сюда приедет Кэролайн со своим женихом, Фрэнсисом Хиксом, и мы вместе сходим в театр. Не хочешь присоединиться к нам?
- Хикс, - задумчиво повторил Джекдо. - Где-то я уже слышал эту фамилию. А когда?
- Через два дня.
- Я попытаюсь.
- Эта твоя подруга… когда она погибла?
- Десять месяцев назад.
- Тогда подожди еще. Время исцеляет раны.
Раздались первые звуки польки, и начали составляться танцующие пары. Королева улыбалась лорду Мельбурну и смеялась от удовольствия.
- Кажется, она к нему неравнодушна, - прошептал Джон Джозеф за спиной у Джекдо.
- Да, похоже на то, - ответил Джекдо.
- Ей самое время вступить в брак.
- О нас, наверное, говорят то же самое.
- Пусть говорят. Я намерен откладывать это как можно дольше.
- Слушай, слушай, - произнес Джекдо, и они вернулись в бальную залу.
Через несколько дней после того, как юная королева отправилась в Уэстминстерское Аббатство - 28 июня 1838 года, - чтобы принять королевскую корону, Кэролайн Уэбб Уэстон отправилась в церковь Святой Троицы, чтобы принять обручальное кольцо от Фрэнсиса Хикса, эсквайра и студента-медика.
Вопреки всем опасениям миссис Уэбб Уэстон, свадьба удалась на славу. В Доме Помоны за праздничным столом собралось тридцать человек. Из Парижа приехала Мэри со своим мужем и четырьмя маленькими детьми, двое из которых были ее собственными, а двое - Роберта Энтони; Матильда была подружкой невесты и сияла от счастья, потому что ей предстояло отправиться в Париж вместе с сестрой и прожить там целый год.
Джона Джозефа на свадьбе не было; он прислал поздравления из Вены, где находился по делам службы. Но несмотря на его отсутствие, праздник весьма оживился благодаря возвращению Кловереллы: она появилась перед церковью, бросила горсть риса под ноги невесте и вручила ей веточку вереска. Она была в алом платье, довольно поношенном, и казалась немного грязнее обычного. Рядом с ней стоял чудесный малыш с густыми темными волосами, сверкающими глазками и грязными босыми ногами. Когда Кловереллу спросили, как его зовут, она засмеялась и сказала, что мальчика зовут Джей; в результате некоторые решили, что имя дано ему в честь Джона Джозефа, а другие подумали, что в честь Джекдо.
Праздник начался под звуки фортепиано, скрипки и виолончели: в гостиной играли вальсы Штрауса, польки и галопы, и гости - особенно Элджернон, энергичный старший брат Фрэнсиса, - плясали всю ночь напролет - еще долго после того, как новобрачные отправились в Шотландию, чтобы провести там медовый месяц.
С рассветом последние гости расселись по карстам и направились по домам через Саттонский парк. Элджернон, присматривавший за порядком, попрощался с Уэбб Уэстонами и решил прогуляться пешком до Гилдфорда. Он не был ни пьян, ни трезв, а находился в своеобразном веселом промежуточном состоянии. Он шел, насвистывая мелодию и приплясывая. И вот перед ним впервые предстал замок Саттон.
Небо над ним было раскрашено алыми и голубыми полосами - эти военные цвета Элджернон очень любил, - но не оно, а гигантское черное здание заброшенного особняка заставило Элджернона застыть на месте и разинуть рот от восхищения.
Элджернон Хикс не обладал особо бурным воображением - по сути дела, он был вчетверо менее изобретательным, чем его искрометный младший братец, - но что-то в его веселой душе перевернулось при взгляде на особняк.
- Клянусь Юпитером, - пробормотал он и принялся свистеть громче. И тут он подпрыгнул от неожиданности, потому что из темноты чей-то голос произнес:
- А вы не хотели бы заглянуть внутрь?
Элджернон нервно всматривался в полумрак, гадая, не воплотились ли в жизнь его смутные подозрения насчет призраков, но в конце концов он рассмотрел цыганку Кловереллу в поношенном алом платье, сидевшую под вязом со спящим малышом на руках.
- А, это ты, - сказал Элджернон. - А тебе не пора домой? Я имею в виду… одинокая женщина в такой поздний час… или лучше сказать - ранний?
- У меня еще нет дома, - отвечала Кловерелла, поднявшись. - Я вернулась только вчера, чтобы попасть на свадьбу.
- О, это не очень-то хорошо. С малышом, я имею в виду…
Он пошарил в кармане брюк и обнаружил, что потратил почти все деньги на свадебную церемонию и на комнату в гостинице.
- Проклятье! - воскликнул он.
Он был похож на веселого пса - дружелюбного, глуповатого, абсолютно добродушного, но слегка надоедливого. Смех его чем-то напоминал лай, а когда он грустил, его лицо вытягивалось и становилось унылым. Когда его что-то интересовало, он начинал носиться кругами, словно его позвали на прогулку; а если он был чем-нибудь сильно расстроен, то начинал ворчать.
И во внешности его тоже было что-то собачье. Большие уши, чуть ли не хлопавшие на ветру; большие, слегка вытаращенные глаза, жалобно округлявшиеся, когда их владельца кто-нибудь обижал; чрезмерно длинные ступни, шлепавшие по земле, словно лапы. Разумеется, он не был женат и не имел детей.
- Ну? - спросила Кловерелла.
- Что, ну?
- Хотите заглянуть внутрь?
- Но, черт побери, он ведь заперт!
- Это неважно. Я знаю, как туда пробраться. Вы должны, мистер Хикс. Вы просто обязаны увидеть Саттон на рассвете.
При этих словах Элджернон насторожился, и нос его зашевелился, как у гончей.
- Правда? Ты не рассказываешь мне сказки? - он уже "рыл землю" в предвкушении любопытного зрелища.
- Правда. В Саттоне сейчас никого нет. Пойдемте, мистер Хикс. Возьмите меня за руку.
Он послушался, не полностью отдавая себе отчет в происходящем, так его разобрало от свадебного вина и очарования рассвета.
- А как же мальчик?
- О, я разбужу его. Ему тоже стоит на это посмотреть. Пойдем, Джей, пойдем, сыночек. Открой свои чудные глазки и покажи мистеру Хиксу его дом.
- Мой дом?
- Однажды он станет вашим. А теперь - хватит вопросов. Просто смотрите и слушайте.
- Что слушать?
- Если вы очень постараетесь, дом с вами поговорит.
Мистер Хикс фыркнул, как сеттер. Они прошли через парк и оказались во дворе замка, вымощенном булыжником.
Со всех сторон здесь говорила сама история; Элджернон действительно почти услышал ее таинственный голос. Он увидел алебастровые кирпичи, инициалы "Р.У." - Ричард Уэстон, улыбающихся херувимов над воротами. Он почувствовал под ногами следы людей, которые много лет назад превратились в прах, но имена их никогда не исчезнут со страниц истории Англии. Он прикоснулся к каменной кладке, которую создали мастера, оставившие по себе единственную память - этот гигантский, внушающий трепет особняк.
Мистер Хикс, озаренный рассветными лучами, очень тихо и благоговейно вздохнул. Он понимал, что полюбил этот замок с отчаянной и неутолимой страстью.
- Я просто не могу этого выносить, Джордж! - кричала графиня Уолдгрейв, топая ногой. - Не могу, не могу больше!
- Успокойся, мама, ради Бога.
- Нет, не успокоюсь. Я слишком долго молчала. С меня хватит. Я слишком долго была спокойна.
И с этими словами она шлепнула зонтиком по пышным ягодицам вполне цветущей и совершенно голой оперной дивы, устроившейся под боком у Джорджа на оттоманке в галерее.
- Это нечестно, - продолжала графиня, глотая слезы. - Я возвращаюсь с праздника на острове Уайт - и что я вижу? Мой дом, - а он мой, Джордж, потому что я приехала сюда с твоим отцом, когда ты был еще грудным младенцем, - мой дом превратился в настоящий бордель!
- Кто бы говорил, - пробормотала девица.
- Что ты сказала?
- Я слышала, что до замужества вы были совсем не той, что теперь.
- Довольно, - вмешался Джордж.
- Это ты кому говоришь?
- Не тебе, мама.
- Ну, мне вы этого уж точно не могли сказать, - заявила девица. - Пока вы не сбили меня с пути истинного, мой добрый сэр, я была честной девушкой. И в том, что я оказалась в таком положении, как сейчас, виноваты только вы.
- А в каком ты положении?
- Если вы хотите знать, леди Уолдгрейв, я жду ребенка. А отцом его будет ваш сын, и только на нем лежит вина за мой позор. Но он не сможет от меня отделаться. Я намереваюсь переехать в Строберри Хилл и оставаться здесь до тех пор, пока он не признает нашего ребенка своим наследником и не женится на мне. Если верить слухам, с вами такое тоже произошло разок-другой.
Энн побелела от гнева:
- Как ты смеешь оскорблять меня в моем собственном доме?
- Но это же правда, не так ли? Если бы это не было правдой, вы бы не разозлились.
- Джордж, сделай же что-нибудь! Выстави эту шлюху!
Вместо ответа Джордж застегнул ширинку и позвонил в колокольчик, чтобы вызвать дворецкого.
- Ты должна уйти, Хетти, - сказал он.
- Уйти? Ни за что! - она соскочила с дивана и принялась поспешно одеваться. - Я ношу твоего ребенка. Тебе от меня не избавиться. Я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не восторжествует справедливость.
- В таком случае уйду я, - с достоинством произнесла Энн. - У меня осталась небольшая сумма денег в наследство от мужа, а кроме того, у меня есть гордость. Я буду жить в лондонском доме на Монтегю-стрит. Что с того, что он давно заброшен? Я скорее отремонтирую его собственными руками, чем останусь под одной крышей с проституткой. Я скажу девочкам, чтобы они не разбирали чемоданы.
С этими словами она покинула Строберри Хилл, вернулась к дорожной карете, из которой еще не успели выйти ее дочери, испуганно глядевшие на мать, и отправилась в Лондон, даже не обернувшись, чтобы бросить на свой дом прощальный взгляд.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Все было готово: игроки расселись по местам, начинался гамбит. Гроссмейстер снял перчатку и улыбнулся пешкам. Настало время сплести воедино многие жизни, сдвинуть ход событий с мертвой точки, чтобы не было уже возврата к прошлому.
Так ковалась цепь событий, ведущих к неожиданной кульминации. Маленькие люди принимали маленькие решения - и тропа судьбы необратимо менялась.
Фрэнсис Хикс, сбривая с подбородка остатки мыльной пены, изменившимся из-за перекошенного рта голосом сказал своему брату Элджернону:
- Мы поедем в Гастингс? В августе так неприятно оставаться в Лондоне. Поехали, не упрямься. Ну, скажи "да".
- Но как же Кэролайн? Я имею в виду, черт возьми, у вас же еще медовый месяц… ну, почти. Она не захочет, чтобы я шлялся поблизости и мешал вам.
Глаза мистера Хикса стали печальными, как у спаниеля, с которым никто не хочет играть.
- Ерунда. Она захочет написать твой портрет: как ты в своей широкополой шляпе задумчиво смотришь на морс, - Фрэнсис уложил бритву в кожаный чехол. - А я нарисую тебя с подзорной трубой, в небрежной позе. Поехали, Элджи! Ты будешь для нас позировать.
Элджернон громко засмеялся лающим смехом:
- Ну, в таком случае…
Но тут он вмиг растерял всю свою веселость, потому что в комнату вошла его невестка. Он вскочил с места, опрокинув столик, на котором стоял цветочный горшок с ландышами.
- Ох, черт побери! Прости, Кэйро…
Мистер Хикс ползал среди черепков, коленями размазывая по ковру землю из горшка.
- Не беспокойся, Элджи. Я сама.
Кэролайн встала рядом с ним на колени, незаметно подмигнув Фрэнсису. Она стала еще красивее, замужество пошло ей на пользу. Ее муж посмеивался, наблюдая эту сцену, полуприкрыв глаза.
- Кэролайн, мы хотели бы поехать в Гастингс, - конечно, если ты согласишься. Я думаю, каникулы на морском берегу нам не повредят.
- А Элджи тоже поедет?
Мистер Хикс, стоя на четвереньках, жалобно взглянул на нее:
- Если, конечно, я вам не помешаю.
Кэролайн, взглянув на разбитый цветочный горшок, улыбнулась, обняла Элджернона и сказала:
- Да разве ты можешь нам помешать? Милый, милый Элджи!
Тем временем старый морской волк Уильям Уолдгрейв, младший брат покойного графа, ныне виконт Чьютон, - поскольку у Джорджа не было наследника, по крайней мере, законного, - вышел из кареты и постучался в двери дома номер 18 по Монтегю-стрит. Он стоял под дверью, слегка разгоряченный и запыхавшийся, ожидая, пока служанка откроет ему.
Он вступил в Королевский Морской Флот гардемарином и поднялся до капитанского чина, после чего, не долго думая, бросил службу на корабле и попытал счастья на политической арене. За всю свою жизнь он не чувствовал себя таким несчастным, как в то время. Поэтому вскоре он с радостью вернулся на море и стал капитаном "Серингапатама".
И теперь, сидя в гостиной своей невестки, он говорил рублеными фразами, словно отдавал команды матросам:
- Черт побери, Энн, я приехал пригласить тебя с дочерьми в Гастингс. Там можно будет отдохнуть. За мой счет. Какая досада, что вы поссорились с Джорджем. Мы с Элизабет подумали и решили: раз уж мы отправляемся на море с детьми, почему бы не устроить семейную прогулку?
Энн нерешительно взвешивала предложение, но от веления судьбы ей было не уйти.
- Что ж, Уильям, - произнесла она, - это очень мило. Ты уверен, что мы не будем для вас обузой?
- Нет, что ты. Мы снимем комнаты в "Лебеде" и от души развлечемся. Море у меня в крови, и в Гастингсе я себя всегда чувствую превосходно.
- В таком случае, мы с радостью присоединимся к вам.
- Отлично. Если мы отправимся в пятницу, вы успеете собраться?
- Да. Я люблю собираться в спешке, тогда не приходится долго ждать.
- Тогда я отправлю Дженкинса, чтобы он все для нас подготовил, - он поцеловал невестку в щеку. - Карета приедет за вами в десять часов. Ну, до пятницы.
Когда он ушел, помахивая тростью и слегка раскачиваясь по старой морской привычке, Энн выбежала из комнаты с криком:
- Девочки, девочки! Мы едем в Гастингс с дядей Уильямом. Это будет так здорово! Вы же знаете, я там родилась.
Графиня с легкой надменной улыбкой припомнила мисс Энн Кинг, сумевшую наконец завоевать графа Уолдгрейва после рождения Джей-Джея и в ожидании Джорджа. Эти дни бурной, необузданной страсти остались в прошлом: восхитительный любовник, ее прекрасный граф, лежал в могиле. Она вздохнула и поправила траурную шляпу.
В это же самое время Джекдо выходил из лондонских казарм. Со времен канадского дела его не посылали за границу и позволили остаться в Лондоне. Но теперь его должны были отправить в Индию и отпустили на побывку. Итак, повинуясь своей судьбе, Джекдо направлялся в дом номер 5 по Пелехам Крескент в Гастингсе, чтобы повстречаться там с генералом и Хелен, Виолеттой и Робом.
Первыми к месту назначения добрались Кэролайн, Фрэнсис и Элджернон. Они поехали в маршрутном экипаже "Парагон" (прямую железнодорожную линию в Гастингс еще не открыли). Их багаж, в том числе и шляпные картонки Кэролайн, поместили на крышу карсты, вся компания пребывала в веселом настроении. Элджернон был очень доволен.
"Парагон" въехал в Гастингс по Истбурн-стрит, свернул на улицу Всех Святых и проехал под аркой на постоялый двор при гостинице "Замок". Фрэнсис не успел заказать комнаты заранее и поинтересовался, можно ли снять номера, но ему сказали, что все уже занято, - видимо, по причине исключительно хорошей погоды и большого наплыва отдыхающих. Ему посоветовали обратиться в гостиницу "Лебедь" (в которой останавливалась принцесса Виктория во время своего визита в Гастингс), и в обществе мальчишки-носильщика, согнувшегося под тяжестью их багажа, компания отправилась пешком по указанному адресу.
Добравшись до "Лебедя", они обнаружили, что там царит суматоха: служанки в передниках драили каменные ступени и натирали медные молоточки на дверях, конюхи возились с метлами на постоялом дворе; повара раскладывали по тарелкам мясо и овощи и беседовали с рыбаками, поставлявшими свой улов прямо на кухню.