Сергей осмотрел ожог, озабоченно свел густые брови над переносицей...
- Краснота появилась... Давай шнапсом протру. Выдержишь?! Не дрейфь, держи летный форс. Ты ж не какой-то самоход, чалдон коренной. Терпи, терпи, не дергайся. Я повязку тебе покрепче сделаю... Хлебни шнапса. Не хочешь! Так я хлебну. Ты дергаешься, а у меня руки трясутся. Лекарь-то из меня липовый. Брось гимнастерку, натягивай рубашку. Чо ты погоны в карман суешь? Я знаю, што ты - лейтенант, а остальным - байдужи. Документы-то в штабе остались...
За два с половиной года Костя отвык от цивильной одежды и, не чувствуя на плечах погон, будто оголился. После тесной, ушитой гимнастерки рубашка показалась легкой и просторной. Посмотрелся в зеркало и показался себе польским юнаком, недавно попавшим из деревни в столицу.
- Потопали, - предложил Груздев. - Наш шагать да шагать. Хоть бы попал добрый человек да на Вислу натакал. А то воду в ступе толчем.
Короткими перебежками они продвигались от дома к дому, залегая за стволы деревьев, заборчики, заскакивая в подъезды. Озирались по сторонам, огибали подозрительные здания с распахнутыми окнами, прислушивались к каждому шороху, заглядывали в темные подвалы. Нигде ни души, будто мор на обитателей этих кварталов напал. Закралось опасение: не кружат ли они, не сбились ли с курса, не попадут ли под выстрелы немецкой засады? По солнцу не сориентируешься, его не видно, скрыто тучами и дымной пеленой.
В беседке, затянутой диким виноградом и плющом, передохнули, попили из фляжки ржавой, нацеженной из крана воды, которую смешали с остатками шнапса. Сергей закурил и сидел на скамеечке, не спуская настороженного взгляда со светлых просветов в желто-зеленой ширме.
- Нас по табачному дыму разыщут, - заметил Костя.
- Волков бояться, в лес не ходить... Передвинь кобуру на пузо, и клапан расстегни. Пистолет под рукой всегда держи.
- Сегодня впервые стрелял из пистолета по живым фашистам, а то все по консервным банкам пулял. Сергей усмехнулся и вздохнул.
- Стрельбы на нашу долю хватит. А ты не зевай, Костя, бей наповал. Промахнешься - обижаться будет не на кого.
- Утешил, - грустно развел руками Костя. - Пошли? Пробежали квартал, и вдруг Сергей с размаху упал. Махнул рукой Лисовскому, и тот рухнул на землю, как подкошенный. Научился ценить предупреждения. Впереди улица расступалась, становилась шире. Груздев по кювету дополз до бордюра и распластался за ним. Осторожно выглянул и в глубине покрытой брусчаткой площади разглядел двухэтажный Особняк из красного кирпича с белыми обводами проемов, зеркальными окнами настежь. Виднелся ухоженный газон с низко под- стриженными деревьями и кустарниками, круглая клумба с поздними, пламенеющими цветами.
- Чего ждем? - нетерпеливо спросил Костя.
- Не нравится мне этот дворец.
Лисовский до рези в глазах вглядывался в особняк, гладкую брусчатку. Хоть бы полудохлая собака площадь перебежала, или оконная рама с шумом распахнулась. Парень вытянулся, положил голову на согнутые в локтях руки: подремать собрался, и вдруг почувствовал, как рядом напрягся Сергей. Взглянул на площадь и остолбенел. Над мостовой шляпой приподнялась крышка люка, из-под нее высунулась рука, придержала и сдвинула в сторону, мягко опустив на брусчатку. Показалась человеческая голова и сразу исчезла. В тот же момент из колодца пробкой выскочил мужчина с автоматом и лягушкой распростерся на мостовой, поводя стволом нз стороны в сторону.
- Узнал?! - разъяренно шепнул Сергей.
- Кого? - удивился Костя, но всмотрелся и тихонько ахнул. - Поручник Чеслав Варышак!
Следом за усатым из люка выскользнул его напарник. Сжавшись, он водворил чугунную крышку в гнездо, сиганул от командира в сторону и залег. Тут поднялся поручник, метнулся к домам, пробежал метров пять, как из окон особняка хлестнули автоматные очереди. Усатый словно споткнулся о невидимое препятствие и грохнулся на мостовую. Его товарища в дугу свела предсмертная судорога. Он дернулся, перевернулся на бок, подтянул колени к животу и застыл. Поручник попытался дотянуться до автомата, выпавшего из его рук при падении, но длинная очередь пригвоздила аковца к камням.
- Видал, миндал? - повернулся Сергей к земляку. Того передернуло от мысли, что, не послушай он Груздева, лежать бы им сейчас на мостовой.
- Выкурим фрицев? - предложил Груздев.
Он отполз от бордюра, ужом перебрался через тротуар и с кошачьей ловкостью перепрыгнул в палисадник. Костя копировал его движения, но пока преодолел два десятка метров, взмок, разбередил засохшие ссадины на локтях и коленях. Они пробирались пустыми квартирами, сквозными проходами в безлюдных домах, перелезали через садовые ограды, продирались сквозь плотные заросли акаций. У Кости кровоточили ободранные парковой решеткой уши, синевой наливалась шишка на лбу. Сергей до тела располосовал комбинезон, гимнастерку и нижнюю рубашку.
- Замри! - предупредил Груздев и залег в кустах густо разросшейся сирени.
Часовой у особняка то приподнимался на носках сапог, то вытягивал шею, рассматривая трупы на мостовой. Сергей не сводил с него ястребино-жесткого взгляда. Костю поразили его налитые ненавистью глаза, собранная в гармошку кожа на лбу, плотно сжатые губы и раздувающиеся крылья носа. Немец убедился, что поляки по-настоящему мертвы, и зашагал по узкой, присыпанной желтым речным песком дорожке, свернул за угол дома. Груздев торопливо стянул с ног кирзачи. Себе взял пару гранат, пистолет и финку, а шмайссер протянул лейтенанту.
- Если поднимется пальба, прикрой меня огнем.
И бесшумно исчез в кустах. Костя беспокойно оглядел газон, клумбу, подходы к особняку. Из-за угла снова вывернул немец. Он озирался по сторонам, то и дело останавливался, прислушивался и шагал дальше, поводя короткоствольным карабином. Часовой явно трусил. Его, должно быть, перепугало внезапное появление поляков из-под земли, и теперь любой шорох наводил ужас. Он опять скрылся, а от Сережки ни слуха, ни духа. Сам не робкого десятка, Лисовский дивился безрассудной смелости земляка, его смекалке, умению к своей выгоде использовать сложившиеся обстоятельства. Он хладнокровно и избирательно ищет тот единственный шанс, что обеспечивает перевес над врагом. Но где он?
Лениво перелетает с листочка на листочек припозднившаяся полосатая оса, в углу провисшей паутины притаился раздобревший на вольных харчах паук, неподалеку над травой кружится-вьется мушиный рой... И немец исчез, не появляется на дорожке. А если спрятался, услышав нечаянный шорох, выжидает...
- Чо, кемаришь? - над самым ухом Сережкин голос.
- Чумовой ты человек! - возмущенно вскинулся Костя.
- Это ты чумовой. А если бы фриц тебя втихаря ущучил? Чо бы калякал?.. Я его в ящик с песком сунул. Чуть не забазлал, еле рот успел заткнуть. Бегом за мной, да не топочи, не брякай.
По жухлой пыльной траве до дома, вдоль стены прокрались к черному ходу. Сергей посоветовал:
- Гранаты и автомат держи наготове. Чуть што, стреляй и рви без оглядки.
Груздев осторожно потянул дверь. Она бесшумно приоткрылась, и парень шагнул через порог: короткий коридорчик, прямо и справа тяжелые до пола, темные занавеси. Приподнял правую, за ней небольшая кладовочка с зарешеченным оконцем, на полках - ведра, банки с мастикой, в углу - березовые метлы, щётки с длинными ручками.
- Будешь здесь на шухаре стоять, а я пойду, - шепотом проговорил Сергей. - Получится заварушка, шпарь со всех ног... а в общем, держи, Костя, форс, парни мы с тобой фартовые.
Отсюда ли стреляли по полякам, и кому принадлежит шикарный особняк? Кап... кап... кап... Вода, что ли... Кап... кап... кап... Как бы немцы не услышали! Чудак человек... Чего им бояться? Восстание подавлено, по городу идут облавы, вот и чувствуют себя в полной безопасности... Странное место. Вокруг дома наизнанку вывернуты и выпотрошены, а тут тишь, гладь, божья благодать... Шаги?! Нет, показалось... Ждать да догонять - распоследнее дело... Тишина...
- Хенде хох! - далекий Сережкин бас. Загремели выстрелы, что-то тяжелое грохнулось на пол. И снова тишина.
Сорвав занавесь, в которой запутался, Костя выскочил в коридорчик, ворвался в просторный холл и огромными прыжками устремился по широкой лестнице на второй этаж.
- Это ты, лейтенант?!-- раздался требовательный голос.
- Сережка, цел?!
- И-извини-п-подвинься,- от пережитого Груздев слегка заикался - ф-фрицы н-накрылись, а я... Ш-шнапс, г-гады, т-тринькали.... Я и-им - х-хенде х-хох, а о-они за а-автоматы... М-малость их у-упредил…
Этап второй
Ночной разговор □ Танки рядом □ "О донна Клара..." □ Лесные дороги □ Варшавская трагедия □ Последний путь "Т-III"
Ночевали в полуразрушенном доме, подальше от таинственного особняка. Среди развалин парни чувствовали себя спокойней. Не давила опасность, исходившая от чистеньких непонятных улиц, не внушали тревогу зашторенные окна с уцелевшими стеклами, не настораживала темная зелень густых газонов. И среди руин стреляли, но Сергей и Костя научились стороной обходить опасные места, держались неподалеку от двигающихся впереди немцев. Они уже поняли тактику гитлеровцев, которые поочередно оцепляли городские кварталы, вылавливали прячущихся варшавян, расстреливали, а жилища грабили, потом взрывали и сжигали огнеметами. Фашисты действовали планомерно, по заранее заданной схеме, и назад не возвращались.
- Ну и звери эти фрицы! - бесновался Сергей. В густом мраке ярка вспыхивала его сигарета. - Как можно воевать с бабами и ребятенками? Ведь до Германии уже рукой подать, а они будто и не чуют, что за все отвечать придется.
- Нам бы к своим выбраться, - вздохнул Костя,- а ты о Германии толкуешь.
- Выберемся! Живы будем - не помрем. Дадут тебе штурмовик, а я стрелком-радистом пристроюсь... Знаешь, лейтенант не по себе мне в этой желто-коричневой робе. Шляхтичей встретим, они-с ходу нас в распыл пустят...
- Сережка, ты как ребенок - устало проговорил Лисовский.- Пойми, нас и немцы, и поляки как жареных зайцев гоняют, теперь хоть, фашисты из-за угла не убьют.
- Охохонечки! - насмешливо отозвался Груздев. - Милай, да если они нас прихватят, то без длинных разговоров к стенке тиснут. Мы ж по-ихнему ни бе, ни ме, ни кукареку. И документы не помогут,
- Ты будешь молчать, а я разговор вести.
- Ты-ы?!- растерянно спросил Сергей, и под ним скрипнул диван. - Откуда их язык знаешь?
- Мать немка…
- Немка-а?! Отец поляк, а мать...
- Да не немка, русская, но немецкий в институте преподает, - заторопился Костя, почувствовав внезапную Сережкину настороженность. - Детство и молодость она провела среди немцев-колонистов в Таврии. Там и научилась немецкому. И меня выучила вюртембергскому диалекту...
- Чему?! - заинтересованно переспросил Груздев, и Костя понял, что земляк успокоился.
- В немецком языке множество диалектов. Берлинец плохо понимает баварца, пруссак берлинца...
- Они ж фрицы!
Костя помолчал, собираясь с мыслями, и объяснил:
- Ведь и у нас русскому иногда трудно понять украинца, белоруса, а им русского. Или возьмём русских. Волжане окают, псковитяне цокают, витячи…
- Учение - свет, - с грустью сказал Сергей. - Мать у тебя образованная, отец - инженер. А мои родители крестьяне. Отец грамоту разумеет, а мама ни одной буковки не знает. И я, как семилетку закончил, к бате на трактор прицепщиком подался. А в школе языки не изучали, учителя не нашлось. Батя понемногу шпрехает, в плену у фрицев побывал в прошлую войну, и я у него кой-какие словечки перенял. Понимать понимаю, а говорить...
- Обойдемся. Ты так хенде хох заорал, что я перепугался, думал - фашист.
- Похоже, да, - оживился Сергей и глубоко затянулся сигаретой.- Раз похоже, то научусь. Я до учения настырный... Гадючий мундир, под мышками жмет. Што за одежка? Я такой сроду не встречал.
- Фашистская партийная форма. И Гитлер в такой ходит...
- Утешил, - тоскливо отозвался Груздев. - Знаешь, чужой собаке на селе житья нет. Поляки ухлопают, фрицы за своих похоронят, фрицы расстреляют, поляки, как падаль, на свалку выкинут. Куда ни кинь, всюду клин... И похож на огородное пужало.
- Ты выглядишь настоящим немцем. Высок, русоволос, глаза голубые, нос прямой.
- Ты вроде цыгана, што мужику на ярмарке клячу сбывает. Подначивать и я умею.
- Я без подначки, всерьез. Но как нам лучше быть, если с немцами встретимся?
- Я в рот воды наберу и ни гу-гу.
- А что, идея! Сережка, ты гений!.. Ты ранен в щеку, язык перебит. И тяжелая контузия. Немой и плохо слышишь...
- Ты меня еще за Сенюню выдай, - обозлился Сергей. - В нашей деревне дурачок живет, по прозвищу Сенюня. Бабы его все на балалайке просят сыграть. Вытащит он свею балалайку, они врассыпную...
- Не дури, - остановил его лейтенант. - Дело серьезное, чтобы обиды еще строить. По документам, мы - родные братья, а фамилия наша, - Костя под полой кожаного пальто зажег фонарик и глянул на вытащенные из портфеля документы. - А фамилия наша - Зоммер. Гюнтер и Герберт Зоммер. Какое имя себе возьмешь?
- А на хрена, если я немой.
- Слушай, сержант, не капай на мозги, и без тебя тошно. - Ладно... Буду зваться Гюнтером.
Костя уселся поудобнее, плотнее закутался в кожаное пальто. Xoлодновато, с улицы ночной прохладой тянет... Не прав ли Сережка, что маскарадом возмущается? И чего пришла мысль переодеться в фашистскую униформу? Не романтика ли приключений взыграла! Папка с бумагами пригодится, может, в ней для наших ценные документы хранятся. А вот форма...
Когда он заскочил в комнату, то увидел - один немец с разбитой головой навалился на столик, сбросив бутылки и рюмки, другой вытянулся в рост на паркетном полу. Сергей стоял в дверях бледный, возбужденный. Фашисты оказались какими-то фюрерами "гитлерюгенда" из Берлина. Что они делали в Варшаве, из документов выяснить не удалось. Когда осматривал трупы, тогда-то и мелькнула мысль о переодевании. Роста с немцами они одинакового, белокурые и почти одного возраста. Груздев сперва заартачился, сказал, что лучше в своих лохмотьях походят, чем чужую шкуру напялит. Кое-как удалось уговорить, хотя Сережка и попытался сорвать с лацкана форменного френча нацистский партийный значок. Переоделись быстро, без лишних разговоров. Костя вооружился шмайссером, прихватив к нему плиткообразные магазины, и пистолетом "зауэр", а Сергей набил карманы патронами к парабеллуму. Выгребли из буфета консервы, сухари и сложили в найденные при немцах портфели. Автоматы повесили под кожаные пальто...
Откуда-то донесся сильный рокот моторов. Костя насторожился, прислушался и заколебался, стоит ли будить Сергея? Взыграло самолюбие: что он, сам не в состоянии разобраться в обстановке? Расстегнул клапан кобуры и тихонько прокрался к окну.
Грохот моторов рос и дробился в теснине узких улиц, рикошетировал от каменных стен. И, казалось, здания вибрируют и пронзительно кричат, охваченные смертельным ужасом. Одиночество и нарастающая неведомая опасность погнали Лисовского к Сергею. Но тот уже сам проснулся, и они столкнулись в дверях.
- Што за шум, а драки нету! - зевая, проговорил Груздев. - Вот курвы, поспать не дадут. Нет нам покоя ни днем, ни ночью. Мы ж ноги не потащим, если не отоспимся.
- Тут отоспишься! - скептически заметил пришедший в себя Костя. - В городе, по-моему, никто не спит, люди в лунатиков превратились...
Встали у окна, прислушались. Грохот приближался, на стенах домов заиграли желтые блики. Вскоре и на мостовой, усыпанной битым стеклом, завспыхивали яркие искорки, словно сигналы тревоги. Парни разглядели друг друга и недоуменно переглянулись. Они не понимали, куда двигаются ночью гитлеровцы и какая опасность грозит им самим. Немецкими документами договорились воспользоваться, когда в спину упрутся вражеские автоматы. Раньше судьбу не искушать.
Из-за поворота вывернули мотоциклисты. Показалось, что они двигаются бесшумно. Их тарахтящие моторы глохли в мощном гуле двигателей танков, которые шли за разведчиками. Один... второй... третий... Вместительный автобус... Бронетранспортер... Еще два танка и замыкающие колонну мотоциклы. Сергей и Костя отступили в простенок. Снопы света слепили, словно наголо раздевали дома. Груздев закрыл глаза, чтобы не отвыкнуть от потемок. В окно стремительно врывались кинжальные лучи фар, мгновенно гасли, а подходила очередная машина, и в комнате снова вспыхивал ослепительный факел. Колонна прошла, и под ногами перестал подрагивать пол.
Костя высунулся из окна и заметил, как неподалеку остановились танки. Припомнил, что там начинается большой парк. - Неужели облаву готовят? - заметил Сергей.
- Непохоже. По-моему, они на ночлег устраиваются.
- Хрен редьки не слаще! Ещё начнут по квартирам трофеи искать. Попадем как кур во щи.
- Ночью в квартиры побоятся заходить. Я не пойму, как они сюда насмелились забраться?
- Тем, кто за броней, не страшно, а вот в автобусе и на мотоциклах, поди, побежали за деревья кальсоны менять.
Парни внимательно наблюдали из окна, как расползлись танки, занимая круговую оборону около автобуса, определив сектора обстрела, как в середину, под защиту пушек и пулеметов, загнали мотоциклы. Вскоре возня кончилась, и в темноте послышалась губная гармоника.
- Может, нам от греха подальше уйти отсюда? - подумав, предложил Костя.
- Сам же толковал, што по квартирам они побоятся шарить. Давай лучше спать, утром во всем разберемся...
Танковые моторы зарокотали, как только рассвело. Парни поднялись еще раньше. Когда до них донесся запах мясного бульона, сдобренный ароматом лаврового листа и пережаренного лука, Сергей невольно сглотнул слюну:
- Жрать захотел, как собака. Который день сухомятиной давимся. Счас бы томленого борщеца из русской печи да со сметанкой...
- А я бы лапши с курятиной похлебал! - размечтался Костя. - Мама вкусно ее готовит...
- Кончай языком блудить, а то мы кинемся на фрицев без огневой подготовки... Чё будем делать?
- Уходить. Этих лимонками не проймешь.
- Как сказать! На Ленинградском фронте мы и не таких лимонками брали... Засек, што у них устаревшие танки "тэ-три"...
- Я в танках ни бельмеса не понимаю.
- А я знаком, встречался... В общем, посмотрим, а пока и нам не грех порубать.
Поели уже опостылевшую свиную тушенку, сардины в масле, хлебнули по глотку водки из фляжки. Одновременно закончили завтрак и немцы. С удвоенной силой взревели моторы, дрогнула под тяжелыми машинами земля, и прежней колонной гитлеровцы двинулись в поход. На месте ночной стоянки, впритык к посеченным осколками и пулями деревьям, остались два танка, а чуть поодаль мотоцикл с коляской.
- На караул поставили, - определил его роль Сережка и задумался: - У фрицев што-то стряслось?
- В засаде остались или в резерве, - предположил Костя.
- Слышишь?! Молотками стучат! Мотор, видать, отказал, а второй на подмогу остался... А чё, Костя, - глаза у Сергея заблестели, - рискнем! Сам знаешь, риск - дело благородное. Авось, и пофартит!