Пока Лисовский резал и раскладывал на плащ-палатке трофеи, Груздев взвел автомат и исчез среди деревьев. Костя вскоре забеспокоился: ужин готов, а он где-то запропал. Вытащил пистолет, намереваясь отправиться на поиски, как тот сам из-за кустов появился. Ни одна веточка под ногами не хрустнула. Лицо мокрое, счастливое.
- Окрестности разведал, на родничок наткнулся. Вода светлая да сладкая. Тебе в фляжку набрал... А петухов почему отбросил? Пованивают!.. Ну и аристократ. А омуля с душком едал? Чудик ты, как я погляжу. Не рыба, а сплошное объедение... Ладно, петухов я сам рубану, нехай мне хуже будет!
После еды он лениво разлегся на плащ-палатке, неторопливо закурил. С неба уныло сочилась морось, серые облака угнездились в самом лесу, день заметно угасал, а на душе потеплело. Глухо шуршал листвой ветер, сыпал сухой хвоей и сбитыми сосновыми шишками. Откуда-то донесся по-комариному тонкий и писклявый шум мотора. Он то приближался, то удалялся и замолкал. Похоже, описывал круги в воздухе. Сергей прислушался.
- На "раму" по звуку похоже. Чё она здесь вертится? Неужели, из за нас ее подняли?
- Вполне возможно, - нахмурился лейтенант и напряженно ловил гул работающего мотора. - Точно, "фокке-вульф-сто восемьдесят девять". Значит, ищут... Бросим, пожалуй, танк, а сами пехом...
- Ну уж, извини-подвинься, лейтенант, - возмутился Груздев. - На ноги надейся, а танком быстрее и вернее. Пехом в крайнем случае, когда к горлу подопрет... Глянь на карту, куда нас занесло?
Костя сложил остатки продуктов в наволочку, расстелил карту, склонился над ней. Сергей вслушался, но мотор где-то затерялся. Ни птичьих голосов, ни звериного крика. Хоть бы еж под листвой фыркнул. Все живое попряталось, куда-то исчезло. Чужой лес, и тишина в нем на нервы действует. Далеко ему до родимой сибирской тайги! И все же здесь лучше, чем в городе, чувствуешь себя уверенней и спокойней.
- Не найду дороги, - удивился Лисовский. - Карта издана в сорок четвертом, а проселок не обозначен. В чем дело?
- Не тушуйся, Костя. Фрицы тоже не восьмиглазые, могли и не заметить. Их промашка нам на руку, здесь искать не будут... Дальше подадимся, аль тут переночуем? Темнеет, а без фар в овраг за милую душу сверзимся.
- Где переночуешь? - огляделся Лисовский. - Сухого места не найти, а дождь всерьез припускает.
- Шутник ты, Костя! Право, шутник. Кто для нас хоромы приготовил? Шалаш недолго сгоношить, да опасно. Еще кто наскочит... Покемарим в танке. Не шибко удобно, зато надежно.
Темнело на глазах. Длинные густые тени подобрались к танку, затопили его хмурой чернотой, растворили в себе деревья, превратили их в невидимок. Парни забрались в машину. Сергей включил аккумуляторную лампочку, и тусклый свет тонкой желтой пленкой покрыл стальные листы со следами сварки по пазам.
- Половина девятого, - засек Груздев время на часах и громко зевнул. Полез рукой под сиденье и что-то вытащил. - Шоколад! Богато фриц жил, шоколадом баловался.
- Покажи... "Кола". Хорошая штука. Поешь и усталость снимет. И спать не захочется.
- Приберегем, авось сгодится.
- Гаси свет. В прорези просвечивает, далеко видно.
- Твоя правда...
Монотонно и въедливо шуршит дождь по броне. Из невидимых щелей тонкими струйками пробивается холодный воздух. Костя приподнялся, поплотнее запахнул пальто, поглубже надвинул шлем и притих. Задремывая, ругнул себя, что не догадался подложить бумаги в сапоги. Подошвы и стельки тонкие, ноги моментально стынут... Мерцал, мерцал далекий свет, и вдруг ярким факелом вспыхнуло пламя. Все шире разливается оно, буйными огнями загорается на сопках, подступает к ногам. Костя обращается в бегство, а вслед ему: бум!.. Парень испуганно вскинулся, стукнулся о металлическую крышку и растерянно замер.
- Ты чё шухаришься?
- Выстрела че слышал?
- Перекрестись, милай! Нам только выстрелов и не хватало, - сонно проговорил Сергей и захрапел.
Костя прислушался. Не мог ему выстрел почудиться. Он его хорошо слышал. И, похоже, из охотничьего ружья. А ноги замерзли, одеревенели. Пошевелил пальцами, слегка потопал, чтоб снова Сережку не разбудить. Приподнялся, от бедер к пяткам мурашки побежали. Какой тут сон, маята сплошная. Потянулся за фляжкой, глотнул вонючую, бьющую в нос, жидкость. Ну и дрянь, а по жилам тепло разошлось, в сон потянуло... Бам, бам... Он тихонько рассмеялся. Шишки! Как он сразу не понял? Ветер сбивает с сосен смолистые шишки, и те падают на броню. Бам... Сонно подумал, хорошо, что шишки, а не гранаты...
Сергей проснулся под утро. Заворочался, стукаясь о стальные стенки. Ноги, как чужие. Не выспался, не отдохнул, усталость будто гуще на него навалилась, движения сковала. Ломает кости, словно вчерашний день от зари до зари на лугу литовкой махал. Как его, шоколад-то, лейтенант назвал? "Кола"... Если эту самую "Колу" попробовать? Брешут, поди, фрицы, что она усталость снимает, своих вояк подбадривают. Разыскал толстую плитку, содрал, с нее станиолевую обертку, откусил, осторожно, пробуя на вкус, разжевал. Сладости мало, зато горечь явственно чувствуется.
Мутный рассвет забрезжил около семи часов. Парни вылезли из машины и словно в реку окунулись. Частил пузырчатый дождь, хлопьями висел на ветках туман, под ногами хлюпала промокшая листва. Костя нечаянно задел дерево, его с головы до ног окатило водой. Растерянно отскочил, почувствовав, как холодные струйки попали за шиворот и опалили обожженную спину. Сергей расхохотался во все горло, и Лисовский обиделся:
- Не по-товарищески ведешь себя. Над чужой бедой не смеются.
- Не зевай, купец, на то ярмарка...
Поскользнулся и, падая, ухватился за ветку. С листьев на него обрушился водяной поток.
- Ах ты, варначья душа...
Костя от души рассмеялся:
- Ну что, купеза, прозевал свою ярмарку!
- А холодно! - зябко поежился Груздев. - Разве мотор завести, да на решетках погреться, а то продрогнем в машине!
Он покурил и полез на водительское место.
- В какую сторону двинем, лейтенант?
- Валяй по проселку дальше.
- Как бы нам из огня да в полымя не попасть!
- Где наша не пропадала, Сережка. Жми на педали. Заработал мотор, завибрировала броня, и танк двинулся. И сразу Сережкин голос в шлемофоне:
- Иркутяне сено косят,
Иркутяночки гребут,
У них парни...
Часа через полтора лес расступился, и сквозь поредевший туман открылась бурая, унылая равнина, поросшая кустарником. Груздев подогнал танк под раскидистое дерево на опушке и остановил машину. Парни выбрались на броню. В белесые проплешины они увидели уходящую к краю горизонта степь, где она сливалась с грядой темно-фиолетовых облаков. Сергей скинул кожанку, разулся, спрыгнул с танка и босиком пробежал к ближайшей березке. Обхватив ствол ногами, ловко добрался до сучьев и полез к вершине. Пробыл на макушке минут пять и вдруг дерево зашумело, ствол его накренился. Изумленный лейтенант увидел, как земляк плавно опускается на землю.
- Ты сдурел и не лечишься! - возмутился Лисовский. - А если бы верхушка обломилась?
- У березы-то! - искренне удивился тот. - В тайге мы завсегда на ней парашютиком опускались.
- А ноги бы сломал или вывихнул?! Я ведь танком не умею управлять.
- Если бы да кабы, выросли б во рту грибы, - обуваясь, проворчал Сергей.- Хреновое наше дело, лейтенант. С проселка не свернешь, а по сторонам кочки, похоже на болото. Выйдем на открытую местность, засекут, как дважды два...
- И небо проясняется, - встревоженно добавил лейтенант.
- Боюсь, как развиднеется, фрицы нагрянут. А может, потеряли нас, плюнули?
- Ты что, немцев не знаешь? Пока не прочешут, не успокоятся.
- Ну и черт с ними! Пусть ищут.
Он залез в машину, а Костя устроился на башне наблюдать за равниной и небом. Оно вызывало в нем тревогу. На глазах истончались облака, превращаясь в прозрачные листики папиросной бумаги, а через нее просвечивало неяркое осеннее солнце. Вскоре бумага прорвалась и тусклая желтизна затопила равнину. Солнечные лучи били прямо в глаза, и Лисовский прозевал появление немецких самолетов. Сперва парень заметил стремительные хищные тени, скользнувшие по земле, а потом на выцветшем голубом фоне разглядел два черных крылатых силуэта.
- Сережка! Штурмовики!
- Унюхали, гады! Теперь не отцепятся.
Груздев выжал газ, танк даже подпрыгнул и с удвоенной скоростью помчался к недалекому холму, пологий склон которого рассекал проселок. На поворотах Костю мотало из стороны в сторону, мотор натужно ревел, из-под гусениц ошметьями летела грязь. Но проскочить не удалось. С линии горизонта, как со взлетной полосы, снова сорвались штурмовики-истребители и устремились на цель. По команде Кости Сергей резко остановил танк и бомбы взорвались на дороге, метров за пятнадцать опередив машину. Лисовский едва успел захлопнуть крышку люка, как по башне с металлическим звоном ударили осколки, посыпались комья земли. Самолеты развернулись для нового захода, но парни успели выскочить из обреченной машины, отбежать и свалиться в дренажную канаву под густые кусты.
На этот раз немцы бомбили без промашки. Взрывами развернуло танк посреди дороги, потом прямым попаданием бомбы развалило его, а горящие куски металла расшвыряло по сторонам. Кругом разлился пылающий бензин. Если бы не дождь, накануне намочивший траву, парням бы несдобровать.
- Конец кооперации! - флегматично заметил Сергей, зорко наблюдая за самолетами. - Как бы они до нас не добрались, штоб им ни дна ни покрышки!
- Под кустами сверху не разглядишь. Маскировка...
- А ты погляди, што они вытворяют?
"Фокке-вульфы" разделились по обе стороны дороги и каждый на своей половине пушками и пулеметами гвоздили землю. Действовали они педантично и слаженно. Костя видел, как неумолимо приближаются строчки пулеметных очередей, секущие разрывы снарядов.
- Бежим?!
- Они того и ждут. Счас вслепую шпарят, а выгонят на голое место - как зайцев перестреляют... Садись на кукорки, сожмись, штоб не зацепило.
Ближе и ближе подбираются грязевые фонтанчики, все громче рвутся авиационные снарядики. Как частым гребнем прочесывают поле, ни один кустик не пропустят. Слышно, как смачно чмокают пули, тоненько, по-щенячьи, повизгивают осколки... Ближе, ближе... Как бы у Кости нервишки не сдали, впервые на земле под вражеским огнем оказался. Выскочит из-под куста, они и накроют. И бомбу, не пожалеют, ишь, какие настырные!.. Моторы аж над самой головой воют, лицо ветерком обдувают... Держись, Костя! Счас кончится...
Легкий вскрик.
- Костя-я, што с тобой?!
- Руку зацепило, - на побледневшем лице от крыльев носа к губам лиловые морщины. - Чего вылез? Жить надоело?
- Они уже не вернутся. Кажи руку! Вишь, кровь хлобыщет... Да не зажимайся, потерпи чуток!
Этап третий
Сойка - птица вещая □ В панском подвале □ Иван Колосов - русский солдат □ Тихий немец □ На краю гибели □ Неожиданные спасите? ли □ "Не будет крестоносец..."
Седьмой день они скрывались в лесу. Погода их баловала. Не прикрывалось дождевыми тучами солнце, потому споро шагалось по жухлому разнотравью, легко дышалось сухим ядреным воздухом. Но тревога их не покидала. Давила неопределенность положения, глухая тишина, чужой край, непривычно глубокое выцветшее небо. Пискнет птица, хрюкнет еж, прошелестит опавшей листвой мышь-полевка - вздрагивают, как от выстрела. Костя мгновенно хватался за автомат и круто поворачивался на незнакомый звук.
- Пужаная ворона куста боится, а ты чё? - укоризненно проговорил Сергей, когда на неохватистой ольхе застрекотала сорока, а Лисовский, повернувшись, оступился в вымоину.
Он стоял у зарослей шиповника. Набрал горсть крупных красных ягод и, стараясь не засадить в кожу острых колючек, разламывал, ногтем откидывал ворсистые семена и жевал кисло-сладкую сочную кожурку.
- Ешь, - предложил Костя. - Для здоровья полезно и аппетит отбивает.
- По горло сыт, оскомину уже набил, - раздраженно отозвался тот и устало опустился на траву, оберегая подвешенную на повязке раненую руку. - Болото из меня последние силы вытянуло. И черт нас в него понес!
- Ты задним умом крепок, - поморщился Груздев. - К своим, никак не выберемся, а ты - черт... То болото, то овраги, то фрицев невпроворот. Кружим, кружим, как волчки, без передыху, и все на одном месте.
На голенищах, брюках, полах кожанок засохла зеленая болотная слизь. Подошвы отвалились, держатся на веревочках, пальцы ног высунулись. Сюда бы кирзачи, аль таежные ичиги, а не форсистые фрицевские сапоги... В болото по дурости влезли. Хотели скорехонька перебраться через гнилую топь, что дорогу на восток перегородила, да не тут-то было. Попался отвратительный зыбун с высокими обманчивыми кочками, осклизлыми бочагами, протоками, затянутыми студенистой ржавью, со множеством коварных глазников, прикрытых прелою осокой. Сергей вырезал длинные палки, но и они вязли в гнили, а рядом бурными фонтанами вырывался вонючий газ из глубины. Костя оступился, так еле выкарабкался, не за что было ухватиться: все хлюпает, колышется, никакой опоры. Еле выбрались и дали зарок без крайней нужды в болота больше не соваться.
- Сережа, у меня ноги совсем сомлели, - через силу признался
Лисовский, - совершенно обессилел. Мяса бы кусок...
- Мяса?! С нашим оружием только на фрицев охотиться, а не на дичь.,. Потерпи маненько, авось, чё под руку подвернется.
Отодвинул ногой папоротничий лист и увидел белый гриб, плотный, крепкий. Нагнулся, а над головой сердитое цоканье раздалось. Глянул - примостилась на ветке белка и пушистым рыжим хвостом кренделя выписывает. Сергей улыбнулся, поняв зверющкину обиду. Облюбовала гриб, а люди помешали его сорвать и повесить сушить.
- Беги, баламутка, - ласково посоветовал он, - а то и сама на жаренину угодишь... Двинули, Костя. Под лежачий камень и вода не подтекает...
Еле плетутся они и от усталости и безразличия не замечают красот осеннего леса - зеленого, опалового, оранжевого, фиолетового. Сеть-паутинка провисла от капельки росы, зонтики купырей осыпают сапоги дождем семян, зацепилось за жесткую метелку папоротника перышко тетерева, оброненное при суматошном взлете, вдавливаются в землю еловые шишки с запекшейся смолкой.
Вышли к небольшому озерку и наткнулись на старые окопы с ходами сообщений. Видать, под защитой леса держали здесь оборону русские солдаты в прошлую войну. Края окопов давным-давно осыпались, густо поросли малинником и ежевичником, на оползнях муравьи воздвигли конусообразные пирамиды. Костя как шагал, так и опустился, не найдя сил для выбора удобного места. Сергей сочувственно посмотрел на него, вздохнул и по привычке раздвинул пожелтевшие листья. Под ними заметил жаринку - спелую-спелую ягоду. Бережно снял и протянул другу:
- Попробуй, оскомины не набьешь.
- Я что, ребенок, - заартачился тот, но глянул в Сережкины глаза и взял. - Спасибо!.. А вкусно. Я такой еще не едал.
- Полежи, отдохни, - скинул с себя Груздев кожанку и вместе с портфелем, где они хранили трофейные документы, положил Косте под голову, - а я рябинник неподалеку засек. Сбегаю туда. Авось, и выгорит.
Рябины приметны издалека. Сергей осторожно подбирался к деревьям, чтобы не спугнуть дичь, если она лакомится ягодами. Подкрался и вздрогнул от резких взмахов дроздиных крыльев, отрывистых птичьих криков. Вытер пот с лица: "Шибко пужлив стал, коль сразу взмок".
Залег под раскидистым деревом, завязал на макушке наушники танкистского шлема, чтобы не мешали вслушиваться в лесные голоса и шумы. Пригнул нижнюю ветку и губами отрывал сочные ягоды, горько-сладкие, ароматно-терпкие. Глотал почти не разжеванными. Четвертый день как кончились припасы, а на грибах и ягодах долго не протянешь.
Костя совсем выдохся, аж глаза потухли, будто пеплом подернулись. И рана его донимает, да загноилась вдобавок. Не получится с дичью, придется рыбу в озерке гранатой глушить. Шуму много, да куда денешься? Тихо, даже самолетов не слышно, будто и не идет война неподалеку.
Сколько они с Костей уже пурхаются, а на "кукурузнике" часа за полтора добрались бы до своих. Зенитный огонь - детская забава по сравнению с тем, что им пришлось пережить. Из леса никак не выбраться, враги кругом. Третьего дня через шоссейку проскакивали, сколько в канаве пролежали, пока между машинами просвет выдался. И то, перебегая, на мотоциклиста напоролись. Вынесло фрица на его же голову. Встал Сергей, как врытый, посреди дороги, и пока гитлеровец соображал, что к чему, срезал его из автомата. И трофеями не разжились, бронетранспортер помешал. Бежали под пулеметными очередями. Будто литовкой прошелся крупнокалиберный пулемет по деревьям, прорубая просеки в лесу. А в деревни и хутора соваться и вовсе нет смысла. В них битком набито фашистов...
Прошумели птичьи крылья, лицо обдало ветерком. Косач, другой опустились на дерево. Повертели головками, приглядываясь, и к рябиновым гроздьям. Осмотрелись, выбрали ягоды посочнее да покрупнее и принялись клевать. Лежа стрелять неудобно. Хоть бы сучок под локтем не хрустнул. Затаив дыхание, парень приподнял автомат, попытался прицелиться, но ствол запрыгал в руках. Успокоиться надо, с силами собраться. Зажмурился, расслабился, и цветные сдвоенные круги поплыли перед глазами. Отдохнул, установил вдыхание и, когда тетерева сошлись на одной линии, нажал гашетку. Хлесткие выстрелы вдребезги разнесли хрупкую лесную тишину. Сорвалась с дуба сорока и, испуганно стрекоча, понесла паническую весть о смертельной опасности. Стайкой посыпались с дерева бурые комочки - зяблики: "Чив-чив, чири-чири..."
- Принимай охотницкую добычу! - хвастливо бросил Сергей к Костиным ногам косачей с туго-синим пером и прилипшими рябиновыми листьями.
Ручьем углубились в лес, и тут к ним привязалась сойка. Перелетает с ветки на ветку, с куста на куст, и кричит, кричит истошно. Сергей и шишками в нее кидал, и из автомата целил, и по-разбойничьи, два пальца калачиком в рот, свистел, а рыжеватая птица с яркими голубыми перышками на крыльях не отстает.
- Чего она прицепилась? - удивился Костя. - Людей не видела?
- Беду накликает, варначка, - помрачнел Груздев. - Знать бы, где она нас ожидает?
- Ох ты и суеверный, Сережка. А еще таежник!
- Потому и верю в приметы. Однако поживем - увидим. Сперва облюбовали место под огромным развесистым дубом, но Сергей свернул в сторону и в чащобе заметил серую обветшалую избушку. Дверь крест-накрест досками забита, крохотные оконца какой-то мутной пленкой затянуты. Груздев оставил Костю в кустах, а сам, по-кошачьи ступая, обошел одряхлевшее строеньице, взобрался на мшистую крышу и, спустившись, по-синичьи свистнул.
- То ли дар божий, - поделился с Костей своими сомнениями, - то ли анчутка свинью нам подложил.
- Что с тобой, Сережка? - вытаращился Лисовский. - Радовался бы, что ночь под крышей проведем, а ты, как ворон, всякие неприятности накаркиваешь.
- Не влипнуть бы нам, как мизгирю в тенета, в беду под этой крышей!