Отчаянов положил штуцер на камни, примерился и кивнул Бершову: готов! Тот бесшумно скрылся в темноте. Вскоре Пётр заметил, как в двери храма шмыгнули с улицы две тени.
Напряжение достигло предела. Скоро часовые увидят костёр, поднимется стрельба, и пятеро партизан сразятся с целой сотней французов!
В ночной тишине послышался неясный звук. Караульные насторожились, взяли ружья наизготовку и побежали к Николе. Тут Отчаянов выстрелил и свалил первого. Второй присел, с его стороны полыхнуло, и пуля пролетела близко от Саши-Батыря. Тот матюгнулся и убрался за бруствер. Егерю тот час подали новое ружьё. Выстрел, стон и затем - топот множества ног. Из казармы, словно тараканы, полезли французы. Их было так много, что Ахлестышеву сделалось страшно. Сейчас эта орда прижмёт их огнём к земле, обойдёт с боков и переколет штыками. Надо срочно убегать! Но вокруг все заряжались и не собирались драпать.
Отчаянов снова приложился, отдал ему пустое ружьё и сказал сквозь зубы:
- Быстрей!
Петру стало стыдно. Он торопливо надкусил патрон и принялся сыпать порох в дуло. Рядом с ним ещё три человека делали то же самое, стараясь, чтобы их командир всегда имел готовый заряд.
Стрельба между тем разгоралась. Пули дробили кирпичи вокруг партизан, высекая из них мелкие осколки. Иные попадали в горелые брёвна и издавали глухое "чпок!". Было боязно подымать голову, но Пётр всё-таки высунулся. Три или четыре тела распластались на церковном дворе. Французы высовывались из-за каждой кучи, из дверей лесного склада, из окон казармы, и всё пытались продвинуться вперёд. Но фантастическая меткость одиночного стрелка останавливала даже самых храбрых. Рывок - и русских сомнут, но кто-то должен встать в полный рост первым… Вот из склада вылетел смельчак с кошмой и стремглав бросился через двор. Выстрел. Француз пролетел ещё немного с разбегу, и уткнулся лицом в землю. В ту же секунду на дворе появился офицер в двууголке с белым плюмажем и призывно махнул рукой: в атаку! Он полагал успеть, пока русский заряжается. Но Голофтеев уже протянул егерю очередное ружьё. Бах! Шляпа с султаном слетела, как подбитая птица. Озадаченные французы усилили пальбу, но вперёд больше не лезли. Ну, скоро ли там эти рогожцы?
Тут наконец в тёмных окнах храма разом полыхнуло. Языки пламени вырвались наружу, и сделалось светло. Два человека показались в дверях. Грянул залп. Один споткнулся, но, хромая, сумел уковылять в темноту. Это был вахмистр Бершов. Второй взмахнул руками и рухнул на землю. При свете пожара Ахлестышев узнал ямщика…
- Уходим! - скомандовал Отчаянов. Не заставляя себя уговаривать, партизаны бросились прочь. Вдруг прямо на них с тесаком наголо выскочил рослый гренадёр. Пётр только что, по наитию, навёл туда пистолет. Он собирался идти так, с оружием наизготовку, до безопасного места. Палец сам нажал на курок. Ахлестышеву повезло: пистолет был со шнеллерным механизмом. Иначе бы он не успел… Храбрец, в одиночку зашедший русским в тыл, упал навзничь. Пока он умирал, русские один за другим проскочили мимо него в переулок.
- Черти! Сколько же их? - выругался Саловаров. В том конце замаячили силуэты пехотинцев: они закрывали партизанам путь к отступлению.
- В штыки! - крикнул егерь и первым пошёл на врага. Но тут в переулке вспыхнула короткая перестрелка, а следом - звуки рукопашного боя. Бершов со своими людьми расчищали "отчаянным" дорогу.
Когда арбатские партизаны подбежали к рогожским, всё было уже кончено. Десяток французов валялся на дороге. Несколько русских, разгорячённых стычкой, призывно махали им руками.
- Шибче! Вон туда наяривай!
Чумазые, одетые кто во что, они в этот момент были Ахлестышеву роднее отца с матерью. Бойцы смотрели на своих товарищей с Бронных улиц и приветливо улыбались. В центре, опираясь на ружьё, стоял Бершов.
- Как нога? - спросил, остановившись, егерь. - Кость не задета?
- Цела! До свадьбы заживёт.
- Спасибо, братья! Храни вас Бог! - крикнул Отчаянов, и они бегом помчались к Краснохолмскому мосту.
Под утро, целые и невредимые, партизаны спустились в свой обжитой и уютный подвал. Навстречу им поднялся встревоженный Ельчанинов.
- Где вы пропадали? Я вас тут уже сутки дожидаюсь!
- Разрешите доложить, ваше благородие, - вытянулся унтер-офицер. - Ваше приказание выполнено частично. Станок в Рогоже сломать не удалось. Большая охрана. Совместно с Бершовым спалили денежную бумагу. У нас потерь нет.
- Сила Еремеевич, о какой бумаге ты говоришь?
- Вот, - егерь развернул принесённый вахмистром лоскут.
Штабс-капитан потёр его в руках, даже зачем-то понюхал.
- Егор Ипполитович, - пояснил Ахлестышев. - Мужики определяют подлинность ассигнаций на ощупь. То, что подписи управляющего банком и кассира гравированы, они могут не увидеть. А вот гладкость бумаги сразу подмечают.
- Понял. Специальная бумага для ассигнаций! И водяные знаки на месте! Дорогая вещь. Так это её вы сожгли? Весь ли запас?
- Этого не знаю. Спросите Бершова. Он жёг, я только прикрывал. Он ранен, Бершов-то. В ногу. Ночью на Рогоже жарко было…
- Хорошо. Спасибо, Сила Еремеевич, и тебе и всему отряду. А станок, значит, никак?
- Никак, ваше благородие. Сто человек охраны. Погибнем все, а дела не сделаем. Только бумагу.
- Ладно, молодцы, отдыхайте.
- Ваше благородие, а куда вы Пунцового отпустили? Не вижу я его.
- Пунцовый? А разве он не с вами ходил?
- Никак нет. Прошлой ночью я его в Грохольский послал. Заместо беглых. Велел вас сюда доставить.
- Ко мне он не пришёл. Я сам добирался.
- Т-а-а-к… Пропал парень… Ладно, ежели убили; а ну как живым взяли?
- Если бы он выдал, люди Сокольницкого ждали бы вас здесь. Значит, или умер, или молчит.
Пунцовый обнаружился под вечер. Он висел на воротах Шереметьевской больницы. Перед смертью поляки страшно пытали его: вырвали ногти, выкололи глаза… Две ночи за оградой больницы дежурила засада - ждали "отчаянных". На третью паны ушли, и товарищи гайменника похоронили его в ограде храма Бориса и Глеба.
Глава 8
Любовь и война
В жизни Петра Ахлестышева наступил тот момент, который он так страстно желал приблизить. После смерти Пунцового партизаны стали осторожнее и на дело выходили только по ночам. Днём они спали, чистили до блеска оружие и играли в трынку на щелбаны. Улучив момент, Пётр отпросился у командира в увольнительную. Честно доложил, что идёт на Остоженку проверить, цел ли один дом… Отчаянов посмотрел на каторжника, покрутил в задумчивости ус - и отпустил.
Ахлестышев побрился, оделся вольтижёром и вышел наверх. Он не был на Остоженке со времени бегства оттуда второго сентября. Вся та местность выгорела дотла. Пётр и сам не знал, зачем идёт на пепелище - его просто тянула туда непреодолимая сила. Одна тайная мысль не давала ему покоя. В тот раз каторжник также зашёл "подышать одним с ней воздухом", и кого обнаружил? А вдруг чудо повторится? Дом на месте, а в нём - любимая женщина. Пусть там ещё муж и сто батальонов французов, но это уже мелочи! Главное - найти Ольгу.
Дойдя до Остоженки, Пётр не поверил своим глазам. Особняк Барыковых действительно стоял целёхонек! Прямо посреди руин, как одинокий зуб в челюсти старика… Обрадованный партизан начал озираться. Ага… У входа маячит рослый парень в палевых портках. Тогда у кареты тоже были элитные жандармы. Дело чуть-чуть прояснилось. Вряд ли они охраняют русского изменника князя Шехонского. Значит, в доме поселился полковник штаба граф Полестель, офицер французской разведки. И тогда, даже если Ольга тоже там, с улицы соваться нельзя. Если его схватят, княгине уже никто не поможет. Да и пытки от врагов Петра не привлекали. Страшная смерть Пунцового ещё свежа была в памяти. Гайменник всё выдержал и не выдал товарищей, а выдержит ли он? Поэтому Пётр с равнодушным лицом прошёл мимо заветной двери. Свернул в Ушаковский переулок, там нырнул в сады и скрытно пробрался к тому месту, где раньше был забор.
Сначала он хотел перебежать двор и войти в дом через заднюю дверь. Но не решился. Несколько окон выходили сюда - его могли увидеть. И потом, а что внутри? Сколько там французов? Нет, спешить нельзя, надо осмотреться.
Через полчаса ожидание дало первый результат. Дверь открылась, и появился человек с ведром. Пересёк двор, вылил ведро в помойный выгреб и вернулся в дом. Стукнул засов - человек заперся изнутри. Пётр узнал его: это был Гаврила, служивший лакеем у бригадира Повалишина. На суде Гаврила показал, что видел Ахлестышева у хозяина в час убийства… После суда мошенник был выкуплен Шехонским и взят им в личные камердинеры. Значит, и князь здесь! Осталось лишь убедиться, что Ольга тоже в доме. Но как? Ответ на этот вопрос Пётр получил незамедлительно. Занавеска в окне второго этажа отодвинулась, и появилась княгиня. Она тревожно всматривалась в развалины, словно чувствовала, что Пётр там. А может, и в самом деле чувствовала? Говорят, у влюблённых это бывает…
Итак, Ольга здесь! Но как с ней увидеться? Парадное охраняется, задняя дверь заперта изнутри. Есть ещё третий вход, из Лазаревского переулка в соединённый с домом флигель. Когда Ахлестышев ходил в женихах, то иногда им пользовался. По тогдашней московской безалаберности дверь из переулка запиралась лишь на ночь, и то через раз. На входе помещалась комнатка пьяницы-садовника. Тот частенько бегал переулком в кабак, минуя барские очи. Сюда же поутру приходили зеленщик, мясник и молочник. Вдруг жандармы упустили лазейку из виду? Надо подойти и подёргать. Ольга на втором этаже. Если открыто, можно быстро подняться к ней, взять за руку и вывести на улицу. А потом бегом в подвал! Бог любит пехоту - вдруг получится?
Петру повезло - он не успел опробовать свою идею. Партизан стал уже выбираться из развалин, когда в переулке появился человек. Неприметный мужчина во фризовой шинели и грязных сапогах шёл как-то чересчур обыденно. Так не фланируют, так изображают зевак… Подойдя к боковой двери, незнакомец стукнул в неё один раз. Створка немедленно отворилась, впустила его внутрь и опять закрылась. Что за тайны такие? Полестель, кажется, разведчик. А тайные встречи с агентами не терпят публичности и парадных подъездов. Э-хе-хе… Видно, у них тут целое шпионское гнездо…
Пётр задумался. Особняк Барыковых превращён в крепость, куда просто так не проникнуть. Внутри целый гарнизон. Войдёшь без спросу - и будешь потом висеть на воротах, как Пунцовый… То-то князь Шехонский обрадуется… Нет, здесь требуется особая сноровка. Чтобы спасти Ольгу, одной смелости мало, нужны ещё и хитрость, и выдержка.
Пора было убираться из развалин. Секретный особняк может охраняться и наружными соглядатаями. Не привести бы слежку в подвал на Бронных! Ахлестышев забрался в сады, долго плутал по ним, заметая след. Когда он уходил, занавеска в окне снова дрогнула. Чувствует она его, что ли?
После обеда Ахлестышев и Саша-Батырь сидели за бывшей оградой и ждали лакея. Так они провели больше часа. Наконец, звякнул засов, и Гаврила с помоями вышел на двор. Опростал ведро и хотел уже возвращаться, но тут из переулка его окликнул хриплый голос:
- Слышь, халдей! Гля, кака у меня штука-то есть! Могу уступить… за хлебное вино.
Гаврила всмотрелся: огромный детина, за сажень пахнувший водкой, раскачивал на цепочке серебряные часы. В этот момент Пётр бесшумно перебежал за его спиной двор и шмыгнул в дом. И нос к носу столкнулся с Ольгой! Она стояла и строго прижимала палец к губам - молчи! Потом кивнула наверх. Каторжник взбежал по лестнице, и вовремя: кто-то вышел в прихожую из внутренних комнат.
- Вот то, что вы просили, - сказал по-французски незнакомый голос.
- Благодарю вас, мсье Морис.
- Что это? Почему дверь на двор открыта?
- Ваш несносный Гаврила с кем-то там болтает.
Послышались шаги, и тот же голос произнёс по-русски без малейшего акцента:
- Эй, дурак! Живо в дом! Иначе прикажу тебя выпороть!
Лакей торопливо вернулся, запер дверь изнутри.
- С кем ты сейчас говорил, еловая башка?
- Один шильник часы торговал, я и остановился посмотреть.
Раздался звук сильной затрещины и крик.
- Ну, этого я видеть не желаю, - заявила княгиня и пошла к себе наверх. Шагнула в спальню, накинула крючок - и бросилась в объятья Ахлестышева.
- Ты живой!
После пяти минут бурных поцелуев и сумбурных речей вполголоса, Пётр наконец спросил:
- Как же ты оказалась внизу так вовремя?
- Тебя встречала.
- Для чего?
- Морис, камердинер Полестеля, очень осторожный. Всегда проверяет, заперты ли двери и нет ли возле дома чужих. Ты бы попался, если бы я заблаговременно не попросила его принести нюхательной соли.
- Но как ты узнала?
- Услышала с улицы голос Саши-Батыря.
- Ну и что?
- Ты ведь приходил сюда утром?
- Да… Ты меня заметила?
- Нет, душа моя, ты хорошо прятался. Я тебя почувствовала. И рассудила, что ты ищешь подходы и вернёшься с товарищем. И не ошиблась! Так что, когда Саша подал свой бас, я уже стояла наготове.
- Умница моя! - Пётр опять принялся целовать ей руки и очень скоро пошёл ещё дальше. Потом спросил, счастливо глядя Ольге в глаза:
- А теперь скажи мне самое главное: как вытащить тебя отсюда?
Ольга сразу погрустнела.
- Это невозможно. Днём в доме шесть жандармов, противный Гаврила и очень хитрый Морис, который за всеми шпионит. Нам не дадут даже пересечь двор. А к ночи появляются Полестель и мой муж. Б-р-р! Как это мерзко звучит: князь Шехонский - мой муж… Полон дом негодяев, от которых мне нет ни минуты покоя.
- Погоди расстраиваться. Расскажи всё в подробностях, и я придумаю побег. Что с дверью из переулка? Там кто-то сидит.
- Да, днём и ночью. В стене проделали маленькое окошко. Вооружённый жандарм принимает для графа секретную корреспонденцию и людей. Незнакомого человека он не впустит.
- А напасть на него из дома? И убежать нам с тобой в переулок?
- Для этого нужно пробиться через главный корпус. А там всегда несколько человек - сменщики часовых. И ещё Морис - он один стоит троих.
- Расскажи мне о нём.
- Фамилия его никогда не произносится. Морис считается камердинером графа де Полестеля, но он много больше, чем камердинер. Долго жил в Москве. В совершенстве знает несколько языков. Всегда настороже, всегда всё замечает. Ведёт секретную канцелярию графа. Принимает агентов, тех, что ходят из переулка. Из дома почти не отлучается. Полестель однажды обмолвился, что Морис выдающийся стрелок и фехтовальщик. Рядом с ним чувствуешь себя, как подле ядовитой змеи: того и гляди, укусит!
- Ясно. Теперь о графе.
- Он полковник и служит в секретном бюро походной императорской квартиры. Под началом некоего…
- …Лелорня д’Идевиля.
- Да! - глаза у Ольги округлились от удивления. - Но ты откуда знаешь? Этот господин однажды приезжал сюда на ужин. Очень умный и близок с самим Наполеоном. Ага! Понимаю… Объяснение ведь только одно. Ты тоже сейчас служишь в разведке. В нашей, русской. Я права?
- Нахожусь за штатом, но помогаю, - ухмыльнулся Пётр. - Но вернёмся к твоему постояльцу.
- Полковник Полестель личность очень засекреченная. Проживал у нас под видом эмигранта, а сам был главным над всеми московскими шпионами. Забыла, как это называется…
- Это называется резидент.
- Да! Теперь ему поручена борьба против наших лазутчиков. Я знаю, что сейчас он ловит русского офицера, оставленного Кутузовым в Москве с секретными поручениями. Имеются приметы этого офицера. Недавно поляки упустили его, и поимку доверили графу. У поляков своя тайная служба при Наполеоне…
- Да, бюро генерала Сокольницкого. Дальше.
- Ух ты! - восхитилась княгиня. - А вы много знаете! С этим русским офицером ты тоже знаком? Ты служишь под его началом?
Ахлестышев молча кивнул и сказал:
- У нас мало времени. Рассказывай, пожалуйста, дальше.
- Недавно Полестель был очень зол: русские перехватили императорского фельдъегеря с важными бумагами. Командовал партизанами высокий человек лет двадцати пяти, безукоризненно говорящий по-французски… Ой! Любимый, а это был не ты?
- Действительно, отличные оказались бумаги. Сейчас их читает государь.
Ольга посмотрела на него восхищёнными глазами и продолжила:
- Ещё они опасаются некоего Фигнера и часто о нём говорят. Скажи, это не тот ли Александр Самойлович, с которым ты знакомил меня на вечере у Благово? Извини, но он показался тогда очень неприятным…
- Да, это тот самый Фигнер. А насчёт его характера - такие люди нужны на войне. Сейчас он очень неприятен Бонапарту.
- Фигнер хочет его убить! Французам об этом известно; охрана императора утроена. Предупреди Александра Самойловича - ему не дадут даже приблизиться!
- Как раз вчера пытался. Бесполезно! Капитан Фигнер - человек одной навязчивой идеи. Его не отговорить. Чем ещё занимается Полестель?
- Он довольно скрытен, но иногда проговаривается. Когда хвастает.
- Хвастает?
- Да. Граф, конечно, очень умён. Очень! Но у него есть одна смешная слабость - самолюбование. Он сам себя называет гением секретных операций, представляешь? И мастером тайной войны. Очень ревниво относится к конкурентам-полякам. Вчера Полестель обмолвился, что те скоро зашлют в Петербург агента. Граф не верит в их успех, а Наполеон, наоборот, очень увлечён этой операцией. И убеждён, что сможет в случае успеха знать всё, что думает наш государь.
- Вот как! Ни больше, ни меньше?
- Да.
- А подробности? Он сообщил подробности? Кто этот агент, под каким именем и когда засылается?
- Нет, об этом Полестель промолчал. Сообщил лишь, что агент - женщина.
- Женщина? - Ахлестышев даже встал с кресла. - Вот это да… Слушай, твой рассказ всё меняет. Тебя нельзя сейчас отсюда выкрадывать. Нам слишком важно знать, что замышляется в этом доме.
- Кому это - вам?
- Русскому военному командованию, - серьёзно ответил Пётр.
- Конечно, я сделаю всё, что требуется, - так же серьёзно сказала Ольга. - Что нужно? К бумагам меня Морис не подпустит, а вот разговорить Полестеля я смогу. Если ему льстить, он становится словоохотливым.
- Умница! Всё правильно понимаешь. Но одной тебя мало. Как у вас в доме с прислугой?
- Да никак. Морис приставлен к Полестелю, Гаврила - к моему мужу. А я справляюсь сама.
- Сама?
- Да. Князь язвительно объявил, что мытарства по Москве многому меня научили, и я вполне могу себя обслужить. У нас с ним был бурный разговор о том, кто что делал в эти дни. Я как-нибудь перескажу тебе… Пока знай только одно, самое важное: ко мне в спальню он больше не заходит.
Пётр молча поцеловал Ольгу, потом, после паузы, сказал:
- Мой маленький солдатик… Столько тебе выпало…
- Тебе много больше. Воюешь, и тебя могут убить.
- Начальство обещает учесть мои заслуги и вернуть дворянство. Через амнистию, но я не хочу так. Буду требовать пересмотра дела. Понимаешь, что это значит? Для нас с тобой.