Собака, следовавшая за А, стояла возле него все время, пока он молился, ни разу не зарычав, не сделав ни одного движения. Устремив глаза на А, умное животное словно понимало, что творилось в душе человека, стоявшего на коленях возле отцовской могилы. Когда А встал, Жако смотрел на него, не трогаясь с места. Потом, когда человек протянул руки и произнес последние слова, Жако слегка зарычал.
А медленно вернулся к сторожке. Жако следовал за ним шаг за шагом. А тихо постучал в дверь и сказал:
- Подойдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел произнести этих слов, как сторож и его жена показались в дверях. А вынул из кармана два кожаных мешочка.
- Андре! - сказал он, подавая один мешочек сторожу. - Вот пятьсот луидоров на похороны всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
Потом он повернулся к Марии и продолжал:
- Мария, вот пятьсот луидоров для больных детей и несчастных матерей. А этот кошелек для вас, Мария. В нем пенсия за год для вашей матери и деньги, нужные вашему брату для окончания его предприятия.
Две крупные слезы скатились по лицу женщины. Она сложила руки.
- И вы не хотите, чтобы я упала к вашим ногам, - сказала она, - когда вы столько делаете для нас!
- Разве вы не сделали для меня больше, чем я могу когда-нибудь сделать для вас! - сказал А в сильном волнении. - Не по вашей ли милости могу я два года преклонять колени на могиле моего отца, а с этой ночи, наконец, и на могиле моей матери.
- Неужели? - вскричала Мария.
- Да, сведения, которые вы сообщили мне, оказались верны.
- О! Нам помогало небо в тот день, когда мы познакомились с вами, сударь.
- Небо сжалилось над моими страданиями. Я должен из признательности к его неограниченному милосердию иметь жалость к страданиям других. Не благодарите меня, но помогите и облегчите мое горе.
- Мы должны по-прежнему хранить тайну? - спросила Мария.
- Храните ее строго, я этого требую! Жив я буду или умру, никто не должен знать, от кого является эта помощь; пусть ваш отец, и ваша мать, и ваши дети не узнают этого никогда: эта тайна должна умереть с нами.
- Ваша воля будет исполнена, - ответила Мария, поклонившись.
- Прощайте, друзья мои, - сказал А, направляясь к двери.
- Вы пойдете один в такой час, в такую вьюгу?! - воскликнула Мария.
- Чего мне бояться?
- Разбойников и воров.
- Если я встречу разбойников, у меня достаточно золота, чтобы откупиться от них. Если этого золота будет недостаточно, у меня за поясом пара пистолетов и, кроме того, шпага.
Открыв дверь, А сделал прощальное движение рукой Андре и Марии и пошел по улице Гранж-Бательер, где стояли в ту пору всего три дома напротив кладбища. Снег не переставал идти. А снова надел маску и, закутавшись в плащ, пошел быстрым шагом вдоль высокой стены Люксембургского особняка. Когда он проходил по улице Сен-Фиакр, вдруг раздался крик: "Кукареку". При этом громком петушином крике А остановился: его окружили шесть человек. Пятеро держали в правой руке пистолеты, а в левой - шпаги с короткими и толстыми клинками. Шестой прятал руки в карманах своего короткого кафтана.
На всех шестерых были лохмотья, а лица вымазаны двумя красками, красной и черной. Ничто не могло быть страшнее вида этих невесть откуда появившихся существ.
А осмотрелся вокруг без малейшего волнения.
- Что вам нужно? - спросил он твердым голосом, не принимая оборонительной позы.
Тот из шестерых, у которого руки были засунуты в карманы, медленно подошел:
- Заплати за яйцо! - сказал он.
Протянув правую руку, он открыл ладонь, на которой лежало красное яйцо с белым крестом.
- Заплатить за яйцо? - спросил А.
- Да, двадцать луидоров за яйцо, которое обеспечит тебе спокойствие на всю ночь.
- А если у меня нет двадцати луидоров?
- Мы тебя обыщем и возьмем то, что у тебя есть, и будем держать тебя до тех пор, пока ты нам не заплатишь всю цену.
- А если у меня нет таких денег?
- Ты в маске, хорошо одет, у тебя внешность дворянина, ты возвращаешься с какого-нибудь любовного свидания, ты - вельможа и, значит, богат.
- А если ты ошибаешься?
- Я не ошибаюсь. Плати!
- А если у меня с собой больше двадцати луидоров?
- Я прошу у тебя только двадцать: таково наше правило. Но если хочешь, ты можешь купить безопасность на следующую ночь, взяв другие яйца и заплатив за них.
- Кто мне поручится за мою безопасность?
- Слово петуха.
- А если я буду защищаться? - спросил А, внезапно раскрыв свой плащ.
Он схватил два пистолета, заткнутые за пояс. Разбойник не двинулся с места, пятеро других тотчас приблизились и окружили А.
- Не сопротивляйся! - приказал тот, кто назвал себя петухом. - Плати или умри!
- Я заплачу, - сказал А.
Он вынул из кармана двадцать луидоров и подал их разбойнику; тот взял деньги одной рукой, а другой подал яйцо.
- Квиты! - сказал он. - Ты можешь идти, куда хочешь, нынешней ночью, а если кто-нибудь тебя остановит, покажи это яйцо - и тебя пропустят.
Он поклонился, раздалось кукареканье, и все шестеро исчезли. Куда они подевались - невозможно было сказать.
А осмотрелся и продолжил свой путь спокойно, будто с ним ничего не случилось.
Через несколько минут он дошел до предместья Сен-Дени. В этом предместье возвышался монастырь Сестер Милосердия, которых звали тогда Серыми Сестрами. Этот монастырь находился на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лорант. День и ночь дверь его не запиралась, у входа висел колокол, в который каждый мог звонить.
А остановился перед этой низкой дверью и тихо позвонил. Дверь открылась, небольшая лампа слабо освещала прихожую, выходившую к большому двору.
В прихожей сидела сестра милосердия в костюме, который не менялся с 1633 года, когда Венсан де Поль заставил надеть его в первый раз Луизу де Мальяк, основательницу ордена. Руки сестры милосердия были спрятаны в серые рукава. Большой накрахмаленный чепец скрывал ее лицо, но по голосу можно было судить, что она молода.
- Чего хочет брат мой? - спросила она.
- Поговорить с матушкой от имени страждущих, - отвечал А. - Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?
А сделал заметное ударение на последней фразе. Сестра милосердия отошла в сторону и встала к стене.
- Наша матушка ждет вас в часовне, - сказала она тихим голосом.
А прошел через двор в часовню. Свисавшая со свода лампа слабо освещала ее.
Женщина в одежде сестры милосердия стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки своими худыми руками. А медленно подошел и встал на колени за спиной монахини.
- Помолитесь за меня! - сказал он.
Монахиня тихо повернула голову; она, по-видимому, нисколько не была удивлена, увидев человека в черной бархатной маске. Она перекрестилась и поднялась с колен.
- Это вы, брат мой, - сказала она.
- Сегодня 30 января, сестра моя, - отвечал он, - и четвертый час утра.
- Я вас ждала.
А остался на коленях. У него в руках был маленький ящик, который он подал настоятельнице.
- Вот мое обычное приношение, - сказал он. Настоятельница взяла ящик, подошла к алтарю и поставила его на амвон.
- Да примет этот дар наш Создатель! - сказала она. - Пусть мольбы всех страждущих, чьи судьбы вы облегчаете, вознесутся к Нему и вымолят у Него милосердие к вам.
А медленно приподнялся. Он низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери часовни. Сестра милосердия поспешила его опередить и, окропив пальцы в святой воде, подала ему чашу. А казался очень взволнованным.
- Сестра моя, - сказал он, - моя рука не смеет коснуться вашей…
- Почему?
- Потому что ваша рука чиста, а моя осквернена.
Сестра милосердия тихо покачала головой.
- Брат мой, - сказала она, - я не знаю, кто вы, потому что я никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени, мне неизвестно ваше прошлое, но я знаю, что вы делаете. Вот уже четвертый год, как ночью 30 января вы приносите мне в эту часовню сто тысяч ливров, чтобы тайно раздавать страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами тайно, есть дело благочестивое. Какой проступок совершили вы, я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, что за эти два года, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, исцелялись быстрее.
А сложил руки у сердца.
- Неужели? - спросил он в сильном волнении. Настоятельница утвердительно склонила голову. А поклонился ей.
- Это ваши молитвы даровали мне милосердие Божие, пусть эти молитвы и впредь возносятся к Богу. - Он сделал шаг назад и прибавил: - Через год в этот самый час.
Он прошел двор, прихожую и быстрыми шагами направился к Сен-Дени.
Пробило четыре часа на монастырской колокольне.
- Добрые дела кончены, - сказал А, - теперь очередь за скверными. Час благодеяния прошел, час мщения пробил!
III
Волшебная звезда
Снег перестал идти, но черные тучи над Парижем предвещали, что скоро он пойдет опять.
А шел по направлению к Сене. Дойдя до улицы Коссонри, он замедлил шаги и стал осторожно двигаться вдоль стены кладбища. Он вышел на улицу Ферронри. Напротив кладбищенских ворот стояла карета без герба, похожая на наемную. Извозчик спал на козлах.
А осмотрел карету и бесшумно подошел. Стекло дверцы, которое было поднято, вдруг опустилось, и голова женщины, закутанная в шелковые складки черного капюшона, показалась в тени. А остановился очень близко от кареты.
- Откуда явилась звезда? - спросил он.
- Из леса, - ответил нежный взволнованный голос. А подошел ближе.
- На маскараде в ратуше все будет готово, - сказал он.
- А Вине?
- Он с нами. Вот его письмо.
А подал бумагу, которую отдал ему В.
- А Ришелье? - спросила незнакомка.
- Он ничего не знает и не будет знать.
- А король?
- Он не расстается с миниатюрным портретом.
- Маскарад будет совсем скоро?
- Да, надо взять реванш нынешней ночью, или все погибнет.
- Но как?
- Делами мадам д'Эстрад занимается тот… кого вы знаете.
Незнакомка наклонилась к А.
- Начальник полиции? - спросила она тихим голосом.
- Он самый.
- О! С ним бессмысленно бороться. Фейдо всемогущ!
- Не бойтесь ничего, он выйдет из игры до маскарада…
- Каким образом?
- Его убьет шутка.
- Объясните мне…
- Ничего не объясню, вы все узнаете, когда придет пора узнать. Надейтесь и действуйте! То, что вы делали до сих пор, великолепно. Продолжайте ваше дело и положитесь на меня.
- Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?
- Немедленно.
А шагнул назад, поклонился, но шляпы не снял. Дама в капюшоне жестом остановила его. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамье, и протянула его А. Тот не поднял даже руки, чтобы взять мешок. .
- Как, - сказала дама, - вы не хотите?
- Больше ничего! - отвечал А.
- Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…
- Пожалуйста, положите мешок обратно. Не будем об этом говорить. Считаете ли вы, что я служу вам хорошо?
- Прекрасно!
- Я не принял вашей руки с деньгами, но я прошу вас дать мне вашу руку пустой.
Изящная, красивая рука с белоснежной кожей без перчатки была просунута в дверцу. А взял эти тонкие пальцы в свою левую руку и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что тот засверкал в ночной темноте, как светлячок в густой траве.
- О! - сказала дама с восторгом. - Но я не могу принять…
- Это ничтожная безделица. Я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.
- Но, Боже мой, - сказала молодая женщина, сложив руки, - кто вы?
- Скоро узнаете.
- Когда?
- Когда окажетесь в Версале и когда весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награду за свою службу!
- Приходите, я исполню все, о чем вы меня попросите.
- Поклянитесь!
- Клянусь!
- Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.
- Как, - прошептала молодая женщина, - вы думаете, что мне удастся?
- Да. Через месяц в Версале.
А отступил и сделал движение рукой. Извозчик, прежде, очевидно, спавший, вдруг приподнялся, взял вожжи, ударил ими лошадей, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.
А бросил прощальный взгляд вокруг. В уверенности, что никто его не подстерегает, он пошел быстрыми шагами к Сене.
Меньше чем за десять минут А дошел до набережной, где возвышался длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.
Ночью, да еще в такую погоду эта часть Парижа выглядела весьма уныло. Мрачное здание суда возвышалось на противоположном берегу, как грозная тюрьма с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.
На набережной, где располагались маленькие лавочки, было совсем темно. А остановился на улице Сонри у одной двери. Снег не переставал идти, и поднялась сильная вьюга, так что нельзя было разглядеть фонарей. А, видимо, чего-то ждал. Слышался лишь шум воды в Сене. Вдруг запел петух в ночной тишине, он пропел три раза. А кашлянул; на набережной показалась тень, и во вьюге вырисовался человек. На нем было коричневое платье полувоенного покроя, большая фетровая шляпа закрывала лоб. С изумительной быстротой человек обогнул угол улицы Сонри и очутился напротив А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.
- Какие новости? - спросил А.
- Никаких, - отвечал человек, - все идет хорошо.
- Особняк окружен?
- Наилучшим образом. Ваши приказания исполнены.
- Где Растрепанный Петух?
- На улице Барбет, с одиннадцатью курицами.
- Где Петух Коротышка?
- У монастыря святого Анастасия, с десятью курицами.
- Где Петух Яго?
- В подвале особняка Альбре, с десятью курицами.
- Золотой Петух на Монмартре с пятью курицами, - перебил А.
- Вам это известно? - удивился его собеседник.
- Я заплатил за право пройти, не выдав себя.
Он вытащил яйцо из кармана и сказал:
- Положи это в гнездо, и, если все готово… пойдем!
На минуту воцарилось молчание.
- Где курятник? - вдруг спросил А.
- Под первой аркой моста.
- Он полон?
- Почти.
- Сколько там куриц?
- Восемнадцать.
- А петухов?
- Три.
- Хорошо. Иди и приготовь все к полету.
- Куда летим?
- Узнаешь об этом, когда я к тебе приду.
- Других приказаний не будет?
- Нет. Иди!
Человек исчез в снежном вихре. А все стоял на том же месте спиной к двери. Он прислонился к ней, потом поднялся на деревянную ступень и стоял так несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А исчез.
IV
Нисетта
А оказался в узкой комнате, освещенной небольшим фонарем, висевшим на стене. Он снял с себя плащ, шляпу с широкими полями и маску.
Луч фонаря осветил лицо человека лет тридцати пяти, невероятно красивого. Но особенно бросалась в глаза сила этого подвижного и умного лица. Во взгляде была видна твердость, показывавшая необыкновенную душевную мощь. Кожа была бледной, черты - правильными, губы - розовыми. Обнаруживалась в чертах лица и доброта.
А стряхнул с платья следы земли, оставленные ночным посещением сада на улице Вербуа, потом пошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с черной шелковой тесьмой и серый плащ. Сняв фонарь, он распахнул небольшую дверь, переступил через порог, спустился на две ступени вниз, и дверь закрылась сама без малейшего шума.
А стоял теперь в коротком коридоре, в конце которого была большая комната, напоминавшая своим видом лавку оружейника. А шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни закрыты изнутри. Большая железная дверь с огромным замком, в который был вставлен огромный ключ, находилась в конце лавки. А дошел до этой двери тихо, словно тень. Он держал в левой руке фонарь, бледный свет которого освещал шпаги, кинжалы, сабли, ружья, пистолеты, висевшие на стенах.
Он взял ключ замка и с усилием повернул его. Дверь скрипнула и открылась. А, войдя в нее, опять запер замок. Едва он шагнул на первую ступеньку маленькой лестницы, ведущей на второй этаж, яркий свет показался наверху, и нежный голос спросил:
- Это ты, братец?
- Да, сестрица, это я! - ответил А.
Он проворно поднялся по лестнице. Молодая девушка стояла на площадке этажа с лампой в руке.
Девушка была среднего роста, нежная и грациозная, румяная, с большими голубыми глазами и прекрасными светло-русыми волосами золотистого цвета. Лицо ее выражало радостное волнение.
- О, как ты нынче поздно! - заметила она.
- Если кто-нибудь из нас должен сердиться на другого, Нисетта, - сказал А, нежно целуя девушку, - так это я: почему ты не спишь до сих пор?
- Я не смогла уснуть.
- Но почему?
- Я беспокоилась. Я знала, что ты ушел… Я велела Женевьеве лечь, сказала ей, что пойду в свою комнату. Сама же осталась в твоем кабинете, ждала тебя и молилась Богу, чтобы Он тебя защитил. И Он принял мою молитву, потому что ты возвратился живой и невредимый.
А и молодая девушка, беседуя, прошли в комнату, просто меблированную, оба окна которой выходили на набережную.
- Ты голоден, Жильбер? Хочешь ужинать? - спросила Нисетта.
- Нет, сестренка, я не голоден. Только я очень устал, и это неудивительно, потому, что я работал всю ночь.
- На фабрике?
- Конечно, да.
- Стало быть, ты знаешь, как дела у Сабины?
- Да.
- Она здорова?
- Абсолютно.
- И… - продолжала Нисетта, колеблясь, - это все?
- Все…
- Но… кто рассказал тебе о Сабине?
- Ее брат…
Нисетта вздрогнула и, не в силах побороть любопытство, спросила:
- Ты видел Ролана?
Тот, кого молодая девушка назвала Жильбером, взглянул на нее с улыбкой. Нисетта вспыхнула и опустила свои длинные ресницы.
- Да, - сказал Жильбер, смеясь, - я видел Ролана, моя дорогая Нисетта. Он говорил мне о тебе целый вечер.
- Ах! - произнесла молодая девушка, еще больше волнуясь.
- Не любопытно ли тебе узнать, что именно он сказал мне?
- О да! - наивно отвечала Нисетта.