Заинтересованные ханы быстренько собрали небольшой курултай и, договорившись, отправили Таракана и Обломая расспрашивать о новом хитром способе воровать и грабить, не нарушая договора.
- Ты это, Илья, умные вещи говоришь, - заискивающе улыбнулся Таракан. - Значит, если я свою орду соберу, через Рось ночью прокрадусь, дома пожгу, девок... поразведаю... - он мечтательно улыбнулся, - то это вроде как и по договору все будет?
- Конечно по договору, - расплылся в ответной улыбке Илья. - Только если я тебя при этом на бродах ночью поймаю, то, не обессудь, разведывать тебя будем.
- А... - слегка помрачнел Таракан. - Тогда я не через Рось в разведку пойду, а через...
- Ты, Илья, лучше вот что мне скажи, - перебил Таракана Обломай. - А если мы еще одну грамоту с твоим Владимиром пос... поп... подпишем, чтобы и разведки не было, а? А то у меня жены, дети, дети детей, дети жен... Только думал поспокойней поживем, а тут...
- Хороший вопрос, - задумался Илья. - Только тут ведь вот какое дело: этих разведок да соглядатаев всяких столько, что Владимир их всех и не упомнит, что-то да забудет прописать. И как тогда быть? - богатырь со вздохом покачал головой.
- А ты их упомнишь? - с надеждой спросил Обломай.
- Да я-то упомню, - богатырь посмотрел скучающе в небо. - Только ведь мое дело маленькое, я грамоты не подписываю, в палаты к князю не вхож..
Богатырский конь заржал как-то особенно оскорбительно.
- А мы попросим, чтобы и тебя позвали, сильно попросим, - загорячился старый хан.
- Уж и не знаю, - теперь Илья глядел на курган за спиной у хана. - Хлопотно это все же...
Обломай ухватил Муромца за локоть и, встав на стременах, зашептал в богатырское ухо:
- Так мы же не за так похлопотать просим, а? Чего хочешь, коней, алтын, хочешь, - хан сощурился, - жен пришлем?
Ханам показалось, что в ржании русского коня проскочили хихикающие нотки.
- Жен не надо, - твердо сказал Илья. - В общем, давайте так: добычу мы вам вернем, ну и за ущерб добавим. Насчет разведок я у князя похлопочу. Но чтобы и вы об этом обо всем помалкивали и через Рось или Днепр - ни-ни. Поймаем... - он посмотрел на Таракана, - и девки кое-кому без надобности будут.
Ханы поспешили согласиться. Случай был улажен, и до князя известия не дошли, но Бурко неделю изводил Илью ворчанием и насмешками. Плюнув на богатырей, Бурко наладил разведку среди диких коней. Месяц он, как дурной, носился по степям, являясь раз в неделю поспать спокойно в стойле, но зато уж докладываться ему обязались не только дикие днепровские тарпаны, но и кое-какие печенежские лошадки. Самым ценным своим соглядатаем Бурко считал Ёктыгдыка. Тот был третьим заводным конем у самого Обломая и ведал немало. Раз в месяц Бурко отпрашивался у Ильи и отправлялся на пару дней погулять по степи, порасспрашивать своих лазутчиков, чтобы потом доложить хозяину. Даже, несмотря на то что Илья сидел в порубе, первым новости о степных делах узнавал всегда он.
* * *
- Так что я натворил-то вчера? - снова спросил богатырь.
Бурко повернул тяжелую голову и искоса посмотрел на друга одним глазом:
- Так-таки и не помнишь?
- Не-а, - вздохнул Илья.
- Ну и не надо тебе об этом помнить, - поставил точку конь. - Ты вроде хотел знать, что в Степи деется?
- Ну?
- Погано в Степи, - вздохнул четвероногий стратег. - Ёктыгдык говорил - коней с пастбищ в табуны сгоняют, когда я уходил, его как раз арканили...
- Мо... Моли.. Мобилизациус, - выговорил Илья мудреное нерусское слово.
- Угу.
Друзья помолчали.
- И кто сейчас в Киеве из войска?
- Да, почитай, никто, - тряхнул гривой Бурко. - Старшей дружины половина разошлась, с Южного Рубежа опять в Новгород подались.
- А варяги?
- Сигурд и Олаф в Царьград ушли.
- Так им же Владимир вроде землю даже дал?
- Олаф сказал: раз уж первого мужа в королевстве в погреб посадили, то их и подавно. А в Царьграде у базилевса и золота, и оружия набрать за службу...
- А наши?
- Богатыри? - Конь посмотрел в сторону.
- Ну, говори уж...
- Застава открыта. Все к порогам ушли.
- Ну-ка, ну-ка, - Илья ухватил друга за шею и развернул мордой к себе. - Досказывай.
- А чего досказывать? Встали на порогах, купцов, что из варяг в греки и обратно... досматривают.
- Что значит "досматривают"? - севшим голосом спросил Илья. - Грабят, что ли?
- Ну, не совсем, - досадливо протянул Бурко. - Говорят, что десятину забирают, ну и пошлину берут. Князю с той пошлины - шиш, а второй раз он брать побаивается - тогда совсем в Киев ходить перестанут.
- Ну, докатились. - Илья встал и принялся ходить из угла в угол. - Богатыри поборами занялись?!! Ну, на славу ты меня посадил, князюшка, на добро. Чурило, еду оставь и пшел отсюда!
Бедный стражник, услышав богатырский рык, выронил мешок и присел в дверях.
- Ты сам-то хорош! - оборвал Бурко. - Чурило, оставь мешок, возьми у меня в переметной суме куны, сколько надобно, и иди уж. Мы о своем тут поговорим.
Чурило торопливо поклонился и задом вышмыгнул из погреба.
- Невелика доблесть - стражу шугать, - укорил друга конь. - А уж грабить ее - и подавно.
- Не, ну а чего он, - с некоторым смущением посмотрел в угол богатырь.
- Того, - отрезал Бурко. - Распустился ты здесь совсем. Ну, ничего, теперь тебя подтянут. Печенеги неспокойны, это и ежу ясно. От купцов я слышал, появился у них новый царь - хакан то есть, кличут Калином. Ёктыгдык говорил, Обломай от него стоном стонет. Калин всю степь под себя подгреб, кто противостоял - в пыль стер. Таракана на кол насадил за непокорство. И теперь у него под рукой - шесть или семь тем.
Илья присвистнул:
- Такую ораву долго на одном месте не продержишь...
- То-то и оно. И куда, как ты думаешь, он ее двинет?
- Может, на Царьград? - неуверенно спросил Илья.
- Может, и на Царьград. Только если он ее на ромеев поведет, Владимир так и так ему в спину ударит, не зря на императорской сестре женат. На Сурож ему тоже идти не с руки. Нет, по всему видно, первым делом он на Русь побежит.
- А у нас Поросье открыто...
- Ага. Я вот что думаю. Не сегодня-завтра Владимир тебя из поруба выпустит. Без богатырей и войска Киеву - труба архангельская. А войско и богатыри - это ты. Хоть ты и пьяница и буян...
- Вот спасибо, родимый...
- Нечего рожу воротить, или не прав я? Да не в том дело. Ты сейчас его единственная надежа, так что в порубе тебе больше не сидеть.
- Еще пойду ли я на свет божий.
Бурко только рот открыл, не зная, что ответить. Илья же, зло прищурившись, продолжал:
- Пусть буян, пусть пьяница. От моего буянства никто убит не был!
- Так то потому, что разбегались все!
- Пусть так, зато я за ними не гнался. Пусть пьяница, да только, видит бог, и ты сам помнишь, бывало, у нас сутками маковой росинки во рту не было. Я ли за него на Рубеже не стоял? Я ли ему языки неверные не покорял? За данью не ездил? Через совесть свою не переступал?
Илья уже ревел так, что каменные стены дрожали.
- Ну, сбил я пару маковок, сказал два-три слова охальных! Что с того! Позвал бы меня пред очи, я бы ему повинился! Так он Добрыню послал меня привести! Он, дурак, думал, что Добрыня меня удержит, когда в погреба кидать будут. А на Никитиче на самом лица не было, когда князюшка волю свою высокую изрекал! Да я... Я бы ему дворец по камню, по бревну бы раскатал, если бы не клятва богатырская! Я ему, дубина муромская, крест на верность целовал, что руки на его княжое величие не подниму! А он меня - в поруб! Как татя позорного! Меня, Первого Богатыря русского!
- Слышал бы тебя отец Серафим сейчас, - тихо сказал Бурко.
Илья запнулся, глаза, налитые дурной кровью, стали осмысленнее. Он тряхнул головой.
- Нет, Бурко, велика моя обида, и не пойду я к нему на службу опять. Зря ты мне вести эти принес, лучше иди, Владимиру их передай. Пусть своим великородным разумением с печенегами разбирается. Я ему не богатырь боле. А и ты... Свободен ты, иди куда хочешь. Повозил ты меня, поратоборствовал - поживи для себя. Не пропадешь, а то иди в Карачарово, к отцу моему. Будешь сыт, в тепле, кобыл тебе со всей Муромщины водить будут. А мне и здесь хорошо.
Илья лег на топчан и закинул руки за голову. Затем отвернулся к стене, и глухо, как со дна колодца, донеслось до коня:
- Что стоишь? Иди. Другого ничего не скажу.
Бурко искоса посмотрел на друга, толкнул копытом дверь. Уже на пороге обернулся:
- Дурак ты, Илья, и всегда дурак был. Ты, может, Владимиру и не слуга, но я тебе пока еще конь. И ты - мой богатырь. Свидимся.
Илья молчал, глядел в стену. Бурко перешагнул через порог. Надо было и впрямь предупредить князя.
* * *
Илья не заметил, как прошли три дня. Еды, принесенной стражником, хватало, хмельного почему-то не хотелось. Уходя, Бурко забыл забрать книги, и богатырь, удивляясь сам себе, вдруг заметил, что трактаты, записанные неумелым писцом на плохом пергаменте, стали ему интересны. Читая о старых делах из других земель, он забывал о печенегах, Владимире, о разлуке с другом. К тому же чтение отвлекало от навязчивых мыслей, что он, русский богатырь Илья Иванович, в сущности, и впрямь дурак, если не сказать чего похуже. На четвертый день за дверью послышалась какая-то возня. Слышались звон ключей, лебезение Чурилы да чей-то юный, боярски порыкивающий бас. Наконец дверь отворилась, и в погреб шагнул молодой высокий воин в узорном плаще поверх греческой брони. В левой руке воин держал островерхий шлем с варяжским наглазьем, правой приглаживал русые волосы. Илья, оторвавшись от хвастливых, но дельных самозаписей древнего ромея Юли Цезаря, с интересом посмотрел на вошедшего. "Старшая дружина, - решил про себя богатырь, прикинув, сколько стоит доспех и меч с золоченой рукоятью. - Только что ж он так молод-то, двадцать два-двадцать три разве что. Что-то мельчает народ у Владимира. Впрочем, судя по длинному шраму над левой бровью да загару, в Степи парень побывать успел".
- Ты будешь Илья, Иванов сын, богатырь из Мурома? - глядя в сторону, высокомерно спросил воин.
Голос у воина почти не дрожал, а поза была донельзя гордой. Чурило из-за спины гостя развел руками, дескать, извини, Илья, это не я, это он сам такой.
- Ну я, - согласился Илья, возвращаясь к описанию поимки крамольника Венцингеторикса.
- Князь тебя требует, собирайся не медля. - Воин осторожно зыркнул в сторону узника и снова уперся львиным взором в противоположную стену.
- Ишь ты. - заметил Илья, переворачивая страницу. Венцингеторикса было жалко.
- Ты что, смерд, не слышал! - завопил, слегка дав петуха, дружинник, поворачиваясь к богатырю так, что плащ, взлетев, мазнул по стенам.
- С одежей осторожней, стены известью побелены, - заметил Илья, не отрываясь от книги. Бедному галлу приходилось туго не столько из-за ромеев, сколько из-за собственных дурных гридней.
- Ты! - Парень подскочил к топчану и схватил богатыря за рубаху на плече.
Муромец со вздохом закрыл книгу и бережно, двумя пальцами снял дружинную длань с тела. Дружинник отскочил, шипя, и принялся тереть запястье, а Илья, крякнув, принялся вставать. Три года назад Чурило, увидев впервые встающего с топчана нового узника, испугался до того, что замочил порты... Медленно поднялись богатырские плечи, затем воздвигся могучий торс. Топчан из половины цельного дуба скрипнул. Повернувшись, Муромец поставил на пол сперва одну, потом другую босую ступню, пошевелил заскорузлыми, как корни дуба, пальцами на ногах, из-под пальцев посыпалась каменная труха. Размеренно поднялся, чуть нагнув голову, хотя до потолка было еще два вершка... Дружинник уже давно вжался спиной в стену и елозил по ней, пытаясь лопатками нащупать выход.
- Дверь-то - вон она, - богатырь расчетливо вытянул указующую руку с закатанным рукавом.
Воин пискнул и схватился за рукоять меча.
- А ты еще вынь его, - задушевно посоветовал Илья, хрустнув слегка плечами.
Внезапно стало противно. Вот и впрямь доблесть для Первого Богатыря - путать дурного мальчишку, которому богатый отец сумел сброю справить.
- Ты это, садись, - Муромец виновато кивнул на сундук. - Только осторожно, книги сдвинь.
Дружинник сел, глядя на "смерда" круглыми мышиными глазами.
- Тебя как зовут-то? - ласково спросил богатырь.
- Сбб... Сыбб... Сбыслав, - выдавил парень.
- А кой тебе годок? - продолжал Илья.
- Двадцать три минуло... - чуть приободрился Сбыслав.
- А уже в старшей дружине, поди ж ты, - вздохнул Илья. - Что-то быстро сейчас у князя люди растут. И много там вас таких?
- Так ведь прежние мужи по домам пошли! - запальчиво крикнул, забыв про страх, молодой воин. - Словене в Новгород вернулись, а иные в Полоцк, а дружина - в Белгород! А богатыри - те вообще...
- Знаю про богатырей, - оборвал Илья. - Только раньше за такой уход Владимир головы бы снимал, а теперь?
- Так попробуй им сними, - понурился парень. - Там вои бывалые, нам с ними не равняться...
- А кто Рубеж сейчас держит?
- А мы и держим, - пожал плечами дружинник - Только получается не очень. А если это правда, про нового царя, то...
- Это-то правда, - Илья задумчиво посмотрел в потолок. - Эх ты, и варягов в Киеве нет?
- Нет, уж год, как в Царьград ушли.
- Ты вот что, - Муромец похлопал Сбыслава. - Впредь, к людям войдя, поклон сперва клади по-ученому, да речь веди по писаному, да "смердами" не бросайся. Лучше пахарю вежливое слово сказать, чем за похабный язык головы лишиться. Это ты еще Микулу Селяниновича не видел - тот вообще на вид, как только что от сохи. А князю передай - пусть сам приходит. Много мне с ним о чем поговорить есть.
- Да как.. - парень аж задохнулся. - Князь же!
- Ты смотри, - недобро усмехнулся Илья. - Уже ты на него и глянуть не смеешь. Запомни, это его только кличут Солнышком, а так он - человек, как ты или я. Просто князь, а мы - богатыри его. С нами он за одним столом сидел, мы с ним вместе думу думали, если, конечно, в том нужда была. Иди и не трясись. Говори с ним вежественно, но хоть он господин, да ты ему - не холоп, а витязь.
Парень подхватился с сундука, поднял шлем, отряхнул плащ и, торопливо поклонившись, кинулся к выходу. Уже в дверях обернулся и так поглядел на Илью, что того аж передернуло. Сбыслав смотрел на богатыря, как борзой пес на любимого хозяина, только что хвостом не вилял. Муромец, давно не имевший дела с молодой порослью, успел уже отвыкнуть от таких взглядов, и на сердце потеплело. Дверь за дружинником закрылась, и Илья снова улегся на топчан, раскрыв Юлю на заложенном месте. Прочитал пару страниц, закрыл книгу и начал смотреть в потолок. Зачем он позвал князя, если решил из поруба не выходить? Оно, конечно, гордый Владимир скорее прикажет его здесь песком засыпать, чем сам придет просить возвернуться, да только все равно как-то не так выходило - перед Бурком рыкал и рубаху рвал, а стоило мальчишке появиться и глупостей наговорить, как дал слабину. Да в мальчишке, похоже, и дело. Илья снова сел и яростно заскреб пятерней затылок. Таким, как Сбыслав, Рубеж не удержать и Киева не оборонить. Он встал и заходил по погребу, как лютый зверь по клетке, что видел в зверинце у князя. Семь тем! До сей поры больше одной сразу печенеги не собирали. Да и то каждое лето резня шла по всему Рубежу, на валах и в Поросье сшибались ватаги степняков и отряды мужей и отроков из крепостей и замков, что ставил Владимир, преграждая путь на Русь. На то и стояла богатырская Застава, чтобы по трое-четверо затыкать дыры, выходя один на сотню, а двое - на тысячу. А теперь ни богатырей, ни мужей, варяги, что раньше летали на ладьях по Днепру, высаживаясь глубоко в степи и наводя ужас на становища, ушли к базилевсу и черта с два их оттуда вызовешь. В Царьграде и деньги не те, и, как говорил Олаф, почета больше. Илья ударил кулаком по стене, на три пальца вдавив камень в землю. За дверью Чурило подпрыгнул и перекрестился - похоже, могучий узник опять был сильно не в духе. Внезапно от входа в темницу донеслись начальственные голоса, послышался топот хороших, на толстой коже сапог. Холодея, стражник поспешил навстречу и нос к носу столкнулся с Владимиром. За спиной князя теснились бояре и гридни, хватали за рукава, уговаривая не лезть к дурному Илье первым, князь отрыкивался, рвал шубу и глядел грозно. Чурило повалился Владимиру в ноги, ловя край шубы. С трудом поймав, крепко, взасос поцеловал заюгорских соболей и лишь тогда осмелился глянуть вверх. Князь брезгливо тянул полу и смотрел уже не страшно, а досадливо.
- Где он? - спросил Владимир, глядя в глаза стражнику.
Не в силах ответить, Чурило показал пальцем через плечо. Властелин Руси уставился на крепкую дубовую дверь. Дверь выглядела так, словно ее не раз вышибали изнутри, причем зачастую вместе с косяком. Косяк, похоже, сперва чинили, а потом плюнули, и теперь просто закрепили, чтобы не падал. Тем не менее на двери висел огромный бронзовый замок немецкой работы.
- Княжий погреб, а? - горько обратился к свите князь. - Мышь проскользнуть не должна!
- Так ведь, князь-батюшка, - заскулил стражник, спина которого привычно заныла в ожидании батогов, - то мышь! Мышь и не проскочит, на то двух котов держим! А Илью Ивановича, его разве запрешь? Еще наше счастье, что редко побуянить выходит!
Князь присмотрелся к толстому гридню.
- Это он тебя? - ткнул пальцем в синяк.
- Он, он, Красно Солнышко, - радостно закивал Чурило. - Слава богу, Илья Иванович, он по природе не злой! Это он не нарочно, пьяный зацепил.
- Кабы нарочно, не говорил бы ты со мной сейчас, - пробормотал Владимир. - А сейчас как, трезвый?
В голосе князя едва уловимо проскочила опасливость.