Голосов новой группы у меня еще не было, и я решил записать инструментальные фрагменты лучших песен Modern Talking и Bad Boys Blue, чтобы выдать их за песни несуществующей пока своей группы. И тут я поймал себя на том, что у меня не было названия группы.
Я задумался. Название должно быть простым, запоминающимся и "международным" – оно должно быть русским, но его должны знать и иностранцы. Какие русские слова знают за границей? Матрешка, Иван, Москва? А что, группа "Москва", это звучит хорошо и патриотично и легко запоминается. Я написал на кассете крупными буквами: disco group "Moscow", Arthur Bashkirtzev. Московских координат у меня пока не было, и я решил дать адрес и телефон в Анапе, все равно недели две мне еще придется здесь пожить – надо дождаться возвращения Васильича.
В этот же день я завез кассету Васильичу. В том, что любая фирма ухватится за мое предложение обеими руками, я не сомневался, вопрос был в другом – каким образом мне получать гонорары за пластинки за границей? Обладателей валютных счетов в СССР пока еще не было, это было противозаконно – даже просто обладание валютой каралось по статье 25 УК сроком от трех до пяти лет с конфискацией имущества. Единственный вариант – класть деньги на безымянный закрытый счет, а потом видно будет.
Вообще-то рано я размечтался, у меня и группы-то еще нет!
Через два дня мне позвонил Рустам: его знакомый пожарный, которого он просил сообщать обо всех пожарах, позвонил и рассказал, что на окраине города сгорел деревянный дом вместе с хозяйкой – одинокой семидесятилетней старушкой. Рустам выяснил, что родственников у нее не было, а дом восстановлению не подлежит. Он отдал мне бумажку с данными на старушку: Коломенских Мария Григорьевна, Пионерский проспект, 113. Его знакомая в паспортном столе сделала мне прописку по этому адресу задним числом, и я наконец получил свой новый серпастый паспорт на имя Башкирцева Артура Керимовича. Для меня это было большим событием – наконец-то я стал полноценным советским гражданином, а не подозрительным нелегалом. По этому поводу я устроил Рустаму шикарный банкет в крутом ресторане и записал ему бесплатно катушку с песнями Майкла Джексона с нового альбома "Со стены".
Утром позвонила Катя: оказывается, ее мама нашла мне в Москве двухкомнатную квартиру возле метро "Театральная". Квартиру сдавали их знакомые, работавшие за границей. По словам Кати, хата была шикарная, с мебелью и телефоном, и сдавалась недорого, всего за триста рублей в месяц – так как через знакомых. Катя продиктовала мне адрес и телефон хозяев и немного грустно сообщила, что послезавтра уезжает. Я вспомнил, что обещал увидеться с ней до ее отъезда. Мне стало стыдно, и я пригласил ее с подружками вечером в ресторан на прощальную вечеринку. Потом дозвонился до Марата и попросил заказать места в каком-нибудь хорошем месте и объяснил ситуацию.
– А Регина будет? – поинтересовался Марат.
– Конечно, все девчонки будут.
– И Женя? – съехидничал Марат.
– У нас прощальная вечеринка, а не турнир по женскому боксу. Для Жени я уехал по делам.
– Понял. Давайте съездим в Джемете, там в санатории "Голубая даль" ресторан хороший – люди хвалят.
– "Голубая даль", говоришь? А там безопасно? – Я ухмыльнулся, опять вспомнив, что, термин "голубой", видимо, пока был малоизвестен.
– В смысле?
– Да так, ничего… Хорошо, договорились, заказывай шесть мест на вечер.
– Артур, а как насчет новой музыки?
– Ах да, к вечеру запишу нового Майкла Джексона, захвати чистую катушку.
– Отлично, до вечера.
Как только я положил трубку, послышался сигнал дверного звонка. Я подошел к двери и глянул в глазок – за дверями стоял милиционер. Документы у меня были в порядке, но сердце неприятно защемило – это был первый мой официальный контакт с властью. Я открыл дверь.
– Здравствуйте, проходите, – пригласил я милиционера.
– Здравствуйте, капитан Селиванов, ваш участковый. Третий день пытаюсь вас застать, но постоянно никого дома нет. ("Слава богу", – подумал я.) А мне положено всех проживающих на участке знать, чтобы, так сказать, быть в курсе – тем более что дом этот пустой всегда был. Можно документики посмотреть?
– Да, конечно, вот паспорт. – Я с волнением протянул ему свой паспорт, в который "случайно" были вложены мои фото с Пугачевой и Стасом Наминым.
– Так, хорошо, Артур Керимович. так вы наш, местный? А чего ж дома не живете?
– Да вот беда у меня. Работал я на севере, долго, денег прикопил, приехал домой. мы тут с теткой жили, в своем доме, на Пионерке. а дом-то сгорел вместе с теткой. Старенькая она была уже, наверно, плитку не выключила.
– На Пионерке? Да, слышал, это на участке у майора Мухамадеева. Жалко старушку. А это что за фото, можно посмотреть? – спросил он для вида. – Кто это с вами? Так это же Пугачева!
– Да, мы Аллой Борисовной хорошие знакомые – я для нее песни пишу.
– Вы композитор? – удивился участковый, и тон его переменился – вместо важного и строгого стал уважительным и даже предупредительным, когда он добавил: – Первый раз вижу живого композитора. А какие песни вы написали?
– Новые, она их еще не исполняла. Может, коньячку? Присаживайтесь!
– С удовольствием. С таким человеком очень даже приятно будет.
Коньяк у меня был всегда, я лишь достал из холодильника лимон, нарезал его и разлил коньяк по стопкам. Мы выпили и разговорились – ничего так не располагает к взаимопониманию, как хороший коньяк. Участковый жаловался на начальство и жителей участка: постоянно, мол, сдают жилье, а это незаконно – ни регистрации, ни порядка.
– Начальство требует, чтобы я всех проживающих знал, – сказал он со вздохом, – только как же их всех узнаешь, текучка такая – каждые две-три недели новые отдыхающие приезжают. Своих бы, местных, запомнить!..
После третьей мы перешли на "ты", и я даже рассказал анекдот про ментов:
– Начальник спрашивает: "Капитан Иванов, хотите получить майора?" – "Так точно!" – "Поедете в вытрезвитель и там получите майора Петрова!"
Участковый смеялся от души и вроде не обиделся, поэтому я перешел к делу:
– А ты, Савельич, майора Мухамадеева давно знаешь? Хороший человек?
– Да нет, он у нас новенький – из Геленджика перевелся. А что?
– Мне надо будет участок на Пионерке в наследство оформлять, помощь его может понадобиться, – ответил я. (На самом деле я решил подстраховаться, вдруг кто-нибудь будет интересоваться, жил такой человек по такому адресу или нет. В первую очередь обратятся к участковому – а он про меня и не слышал.) И грустно добавил: – Да и похоронить надо тетушку.
– Какие проблемы, сейчас позвоним ему, он наверняка у себя, в участке.
Савельич тут же дозвонился до майора Мухамадеева:
– Рашид, это я, Савельич, с пятнадцатого. Ты в ближайшее время на месте будешь? Я к тебе подъеду с коньячком и хорошим человеком, композитором… для самой Пугачевой песни пишет! Ему помочь надо. Договорились! – Довольный, он положил трубку. – Идем!
– Не торопись, Савельич, чего пешком ходить – сейчас машину вызову!
– Понял. А мне машина не положена, потому как участок небольшой. хотя бегать много приходится, – посетовал он и с завистью посмотрел на меня.
Через полчаса мы уже сидели у майора Мухамадеева и пили коньяк за упокой души моей тетушки Марии Григорьевны.
– Прописка у тебя есть? Хорошо. А я уже думал, что мне придется похоронами заниматься, – сказал с видимым облегчением майор. – А там и хоронить-то почти нечего. А может, у нее кроме тебя еще родственники есть?
– Нет вроде, я же детдомовский. Из всех родственников только тетка и была, к себе прописала. А так у меня в Анапе только друзья.
– А кто, если не секрет?
– Рустам, у него студия на рынке, Марат, Жора с Пионерки.
– Жора? Это из борцов?
– Да.
– Знаю. Сам-то он ничего, а от его ребят проблем много – то побьют кого-нибудь, то к девчонкам пристают!.. Ну ладно, а ты что думаешь делать – строиться?
– Пока нет – хочу в Москву перебираться, на постоянное место жительства. Там у меня много дел намечается. Потом, если время будет, что-нибудь построю.
– Хорошо, наследство я тебе помогу оформить, и по закону ты вступишь в права через полгода… а потом, если надумаешь участок продавать, мне сначала скажи, договорились?
– Договорились.
Мы закрепили договор крепким рукопожатием и допили коньяк, не чокаясь.
С утра я занимался печальными обязанностями – организацией похорон и поминок; Мухамадеев помог мне найти место на кладбище. Гроб был закрытый, народу на поминках мало – в основном старушки-соседки, которые и сами-то плохо знали покойную. Но ели и пили на поминках с удовольствием – сочувствовали мне, вспоминая, каким хорошим человеком была покойница. По крайней мере, меня все запомнили, а так как свою тетушку на самом деле я не знал, то окончания трапезы ожидал, особо не печалясь. Наконец все закончилось, и бабушки разошлись.
Уже ближе к вечеру наша компания опять нежилась на санаторном пляже. Мы плескались в море, играли в покер; опять выигрывала Роза Афанасьевна и смешила нас антисоветскими прибаутками, например такой: "Один русский – алкаш, два русских – драка, три русских – первичная партийная ячейка".
Я рассказал, как, будучи студентом, во время сбора картошки в колхозе со звучным названием "Трактор" находил с товарищами время на приколы. Однажды, отметив очередной день рождения и, соответственно, подогревшись замечательной вишневой брагой тетки Галины, решили мы отомстить завклубом Ашоту Гадиеву по прозвищу Гадя. Этот Гадя не разрешал посещать танцы в клубе нашим студентам, так как они якобы "провоцировали беспорядки на культурных мероприятиях".
Необходимо учесть, что из ста двадцати студентов, которые вместо колхозников выкапывали картошку в этом колхозе, было всего одиннадцать парней, трое из которых были оркестранты, четверо – хореографы, а один вообще библиотекарь – то есть люди, совершенно не способные к дракам. Честно говоря, участниками всех драк, как и организаторами охраны наших девчонок в женской общаге от ночных поползновений местных, были трое – я и бывшие десантники Миша с Сашей, тоже почему-то решившие стать методистами – организаторами клубной работы. Также надо учесть, что инициаторами всех драк в клубе были сами местные пацаны. Гадя это знал, но все равно запретил пускать нас в клуб. Я тогда вспомнил забавную историю, произошедшую в одном из колледжей США, и решил ее повторить. Мы, забравшись ночью в местный свинарник, утащили оттуда трех поросят и выпустили их в огромном трехэтажном Доме культуры. Весь прикол состоял в том, что на лоснящихся телах свинушек мы написали гуашью цифры: "1", "2" и "4". На следующий день весь ДК стоял на ушах: поросята бегали по зданию и визжали, за ними по всем этажам бегали, пытаясь их поймать, толстый Гадя со своей жирной женой-худруком – естественно, Гадиной. Причем, как вы понимаете, даже после того, как были пойманы "первый", "второй" и "четвертый" поросята, поиски продолжались и затянулись до самой ночи.
– Артурчик, ты вот целыми днями с нами. А когда ты успеваешь песни писать? – неожиданно спросила Женя. – Я слышала, что это долгий процесс. У меня, например, не получается совсем!
– А у меня очень богатый запас уже написанных песен, да и пишется легко – иногда песня за вечер получается, – бессовестно соврал я. – К слову, сегодня вечером я как раз хотел посидеть в одном клубе, уже договорился – у них пианино есть.
– Здорово! – Марина захлопала в ладоши. – Мы с тобой пойдем! Никогда не видела композитора за работой.
– Э, нет! – Я слишком темпераментно замахал руками. – Работаю я только один – вы меня отвлекать будете!
– А ты, милый, случайно, не собрался меня с кем-нибудь сравнить? – подозрительно спросила Женя.
– Да нет, с кем тебя можно сравнить! – ответил я, чувствуя, что краснею.
– Пусть сделает перерывчик, – с умным видом заявила Роза Афанасьевна. – Мужчинам иногда нужно давать проветриться – отпуская их на длину поводка.
– Никогда не сидел на поводке и не собираюсь! – сказал я, посмотрев на профессоршу, встал и пошел домой.
Действительно, сказал я себе, пора сделать перерыв в отношениях с Женей – слишком близко подпускать к себе одного человека очень опасно для такого закоренелого холостяка, как я. Как бы ни была хороша одна девушка, всегда найдется другая, в чем-то ее лучше. Даже хорошо, что так получилось – теперь нет необходимости врать и изворачиваться.
Вечером я с Маратом заехал за Катей, Региной и двумя их подругами – все забываю, как их зовут, – и мы все вместе поехали в ресторан. Катя выглядела возбужденной, была слишком оживлена. Тайну такого поведения мне раскрыла Регина:
– Катя случайно видела тебя с какой-то очень красивой девушкой в городе. Сильно расстроилась, но решила вида не подавать. Не хочет портить прощальный вечер.
– Прощальный. с кем? Я с ней прощаться не собираюсь.
– Ну и хорошо, – радостно сказала Регина. – Давай выпьем за прощание с Анапой!
– А ты тоже уезжаешь?
– Да, хочу съездить к Кате в гости, прогуляться по Москве.
– Долго там будешь?
– Недели три.
– Я тоже собираюсь в Москву через пару недель, значит, там и увидимся, – сказал я с улыбкой и добавил, обращаясь ко всей компании: – Кстати, девочки, знаете, чем отличается водка от спирта?
– Нет? – ответил женский хор.
– Спирт пить можно…
– А водку?
– А водку – нужно! Ваше здоровье!
В зале сидело много молодежи. Наших "свободных" девчонок постоянно приглашали на медленный танец, и в конце вечера они просто пересели за другой столик, который занимала компания веселых парней.
– Оторвутся сегодня наши девочки, – заметила Регина.
– Пусть отрываются – как-никак последний день! – сказала Катя, тряхнув головой.
Я решил похвастаться и показал девчонкам мою фотографию с Пугачевой. Восторгам не было границ!
– А ты еще для кого-нибудь пишешь? – поинтересовалась Катя.
– Да вот, хочу Кобзону предложить пару песен.
– А вы знаете, что Кобзон завтра приезжает в Новороссийск, будет выступать там перед моряками? – спросила Регина. – Моему папе очень нравится, как Кобзон поет, он даже собирается съездить на его концерт.
– А твой папа сможет меня с собой взять? – в свою очередь спросил я.
– Конечно, – кивнула Регина, – тут два часа езды. Я с ним договорюсь, он мне никогда не отказывает.
Когда мы собрались уже ехать к Марату, выяснилось, что две подруги Кати и Регины остаются в новой компании и с нами не поедут. Мы не стали их уговаривать: парни вроде были приличными, а девушки – взрослыми, и поэтому мы без них уехали.
Ночью Катя была ласкова и ненасытна – как будто это была наша последняя ночь. Едва успокоилась только под утро, а в двенадцать уже уходил ее с Региной поезд. Я с Маратом отвез их, невыспавшихся, в санаторий за вещами, и вместе с отцом Регины, Рашидом Ильгизовичем, мы проводили их до вагона. Девчонки заскочили в вагон в последнюю минуту, и Катя махала мне рукой уже из-за стекла вагона. Рашид Ильгизович пообещал заехать за мной в шестнадцать часов – он был на служебной "Волге" с водителем.
– А жена с вами не поедет? – полюбопытствовал я.
– Нет, она Кобзона не любит – молодая еще. Приятель мой собирался, Юрий Петрович, из горкома партии, – вот втроем и поедем.
Дома я оказался только в час – там вовсю надрывался телефон.
– Добрый день, Артурчик, – услышал я голос Розы Афанасьевны, взяв трубку. – Ты уж прости меня, старуху, за мой язык длинный, сама от этого постоянно страдаю – ляпну что-нибудь, не подумав, а потом жалею!
– Конечно, Роза Афанасьевна, я уже забыл.
– Ну вот и славненько, а то меня Женя уже совсем загрызла. Поедешь с нами на пляж?
– Нет, сегодня не могу – в Новороссийск еду, на концерт Кобзона.
– На Кобзона? А возьми нас с собой, мне его голос очень нравится!
– Я сам приглашенный, на птичьих правах, да и в машине мест нет, – соврал я – мне вовсе не улыбалось знакомить бабушку Жени с отцом подруги Кати.
– А когда приедешь?
– Наверное, поздно вечером.
– Ну ладно, Артурчик, тогда до завтра. Еще раз извини.
Я сходил за компьютером и стал просматривать фонотеку в поисках песен, которые можно было бы предложить Кобзону, ведь репертуар у него специфический. В конце концов я выбрал четыре песни: "Как упоительны в России вечера", "Погода в доме", "Благословляю этот вечер" и "А ты себя побереги". Можно было, конечно, подобрать еще что-нибудь патриотическое – в папке, называвшейся "Старые советские песни", у меня было несколько вещей, в частности "Не расстанусь с комсомолом" или "Любовь, комсомол и весна", – но я не помнил, в каком году они были написаны, и не стал рисковать. Записав песни на магнитофонную кассету под гитару, я пожалел, что рядом не было девчонок: голос у меня был отвратительный, и в этом я еще раз убедился, прослушав результат. Оставалось надеяться, что Кобзону понравятся сами мелодии. Какое, кстати, у него отчество, подумал я, Давыдович или Давидович? Решил перезвонить Розе Афанасьевне, она все знает, но профессорши не оказалось дома – видимо, уже ушла с девчонками на пляж.
В четыре часа дня за мной заехал Рашид Ильгизович, и мы с ветерком рванули в Новороссийск. В машине я познакомился с Юрием Петровичем – заведующим отделом культуры анапского горкома партии.
– Вы в самом деле пишете песни для Аллы Борисовны? – спросил он.
– Да, но недавно, песни пока не записаны. Еще для группы "Цветы"… А вы, случайно, не знаете, какое отчество у Кобзона – Давыдович или Давидович?
– Мне это положено знать. Давыдович.
– Но ведь он еврей, а еврейское имя Давид пишется и произносится без "ы" – оно известно уже четыре с половиной тысячи лет.
– Все называют Кобзона Давыдовичем. А скрывать свое еврейское происхождение ему нет никакой необходимости, – уверенно заявил партработник.
– Ну, это сейчас, а раньше, наверное, скрывал, – возразил Рашид Ильгизович.
– У нас такое не скроешь!
– Да, Юрий Петрович, а вы с ним лично знакомы? – спросил я.
– Были как-то вместе на банкете после концерта, в Краснодаре. но он, наверное, меня не помнит – там много народу было.
Оказалось, помнит. Это выяснилось, когда мы после концерта, воспользовавшись удостоверением Юрия Петровича, зашли в гримерку к Кобзону. Иосиф Давыдович вспомнил и мероприятие, и Юрия Петровича – как тот приглашал артиста в Анапу с концертами.
– Иосиф Давыдович, познакомьтесь. – Юрий Петрович указал на меня. – Это Артур Башкирцев, композитор, пишет для Аллы Борисовны, для Стаса Намина.
Кобзон внимательно посмотрел на меня: на лице его светилась дружелюбная улыбка, но взгляд был жестким, оценивающим.
– Башкирцев? Не слышал. Давно работаете с Аллочкой?
– Недавно. у меня и для вас есть несколько вещей, не послушаете? – Я протянул ему кассету.
– Не люблю я эти модные штуки, кассеты, то да се. Я привык по старинке, вживую. Пойдемте на сцену, к инструменту, там и послушаю.
Он повел меня на сцену, к роялю, где я попытался внятно пропеть "Как упоительны в России вечера".
– Да, неплохо, неплохо. песня с двойным смыслом. У нас в России это дело любят… – Кобзон пощелкал пальцем по горлу. – Еще что-нибудь есть?