Миссис Изи, лежавшая в постели, поднялась и подошла к ребёнку. Сперва она почувствовала зависть, что другая женщина испытывает удовольствие, в котором ей отказано природой, затем - восторг при виде довольства, написанного на личике младенца. Через несколько минут ребёнок оторвался от груди и заснул крепким сном. Миссис Изи была довольна: материнские чувства одержали верх над всеми другими, и Сара была принята в семью в качестве кормилицы.
Мы уже упоминали, что в шесть месяцев Джека Изи облачили в рубашонки, а вскоре он начал ползать, выставляя свою попку настолько бессовестно, что стало ясно - скромность не нашла себе места среди других достоинств, которые были всосаны им с молоком Сары. Очевидно, добродушие и почтительность также не стали его достоянием, ибо он хватал всё, что угодно, замучил кошку до смерти, царапал мать и таскал за волосы отца. Тем не менее все в доме - и отец, и мать, и все домашние - считали, что он самый очаровательный и миленький ребёнок на свете. Но если бы мы стали пересказывать о всех чудесных событиях в детстве Джека с рождения до семилетнего возраста, как это делает Сара, ставшая его нянькой после того как его отняли от груди, то для этого потребовалось бы не менее трёх томов. Поэтому для краткости мы скажем, что Джек воспитывался так, как обычно воспитывается единственный ребёнок в семье, то есть ему позволяли делать всё, что угодно.
ГЛАВА IV,
в которой доктор предписывает отправить Джека в школу в качестве лекарства для лечения порезанного пальчика
- Не думаете ли вы послать мальчика в школу, сэр? - спросил доктор Миддлтон, которого спешно вызвали в поместье мистера Изи "Лесистый холм". За ним прислали нарочного, примчавшегося к нему на взмыленной лошади. Прибыв в усадьбу, он узнал, что мистер Изи всего-навсего порезал пальчик. Судя по суматохе, царившей в доме, можно было подумать, что он по меньшей мере отрезал себе голову: мистер Изи мрачно шагал из угла в угол, миссис Изи лежала в кресле чуть ли не в обмороке, горничные суетились и сновали вокруг неё. Все были охвачены волнением, кроме самого мастера Джека, который с пальцем, перевязанным тряпочкой, и в передничке, закапанном кровью, развлекался вишнями, ловя их ртом, и не обращал никакого внимания на суматоху.
- Ну-ка, скажи мне, малыш, что тут у вас случилось? - спросил доктор Миддлтон, обращаясь к Джеку как к самому благоразумному из всех присутствующих.
- О, доктор Миддлтон, - вмешалась миссис Изи. - Он порезал себе руку. Я уверена, что затронут нерв - и тогда столбняк…
Не отвечая, доктор Миддлтон осмотрел порезанный пальчик, в то время как Джек Изи продолжал играть вишнями правой рукой.
- Есть ли у вас в доме что-нибудь вроде липкого пластыря? - спросил доктор, закончив осмотр.
- Конечно, есть. Мэри, беги… Сара, принеси…
Моментально служанки вернулись. Сара - с пластырем, Мэри - с ножницами в руках.
- Успокойтесь, мадам, прошу вас, - сказал доктор, накладывая пластырь на пальчик. - Уверяю вас, что ранка скоро заживёт без каких-нибудь вредных последствий.
- А не лучше ли отвести его наверх и уложить в постельку, - возразила миссис Изи, кладя на ладонь доктора золотую монету стоимостью одна гинея.
- Вряд ли в этом есть какая-нибудь необходимость, мадам, - сказал доктор, - но следует удержать его от новых шалостей.
- Пойдём, мой миленький, ты слышал, что сказал доктор.
- Слышал, - ответил Джек, - но не пойду.
- Джонни, миленький, пойдём, мой хороший, будь умницей.
- Пойдёмте, мастер Джонни, - попросила Сара.
- Убирайся-ка, Сара, - сказал Джонни, шлёпнув её по заду.
- Фи, мастер Джонни! - воскликнула Мэри.
- Джонни, миленький, пойдём, - сказала мать просительным тоном, - хочешь погулять?
- Я пойду наберу себе ещё вишен, - ответил мастер Джонни.
- Хорошо, голубчик, пойдём, я отведу тебя в сад.
Мастер Джонни соскочил со стула и взял мамочку за руку.
- Какой милый, добрый, послушный ребёнок! - воскликнула мать. - Его можно водить за ниточку. ("Да, если водить в сад собирать вишни", - подумал доктор Миддлтон.)
Миссис Изи, Джонни, Сара и Мэри ушли в сад, оставив доктора Миддлтона наедине с мистером Изи, который молча просидел в углу комнаты в течение описанной сцены. Нужно отметить, что доктор Миддлтон был умным, рассудительным человеком, и он не любил вмешиваться в дела, не имеющие до него касательства. Что до гинеи, полученной им за наклейку кусочка пластыря, то на этот счёт совесть его была чиста: время ему было одинаково дорого независимо от того, потратил ли он его с толком или попусту, а кроме того, бедных он лечил бесплатно. Постоянно бывая в доме мистера Изи, он часто виделся с Джонни и успел заметить, что тот был смелым, решительным мальчиком, наделённым от природы добрым и отзывчивым сердцем, но вместе с тем было очевидно, что помешательство отца на философии и безрассудная любовь матери постепенно портят ребёнка, способствуя развитию у него дурных наклонностей. Вот почему, едва миссис Изи удалилась из комнаты, он уселся на стул и задал вопрос, с которого мы начали нашу главу и который здесь уместно привести ещё раз:
- Не думаете ли вы послать мальчика в школу, мистер Изи?
Мистер Покладистый скрестил ноги, обхватил сцепленными пальцами рук колени, как он всегда делал, готовясь вступить в спор.
- Нет, не думаю, мистер Миддлтон. Я решительно возражаю против того, чтобы послать мальчика в школу, главным образом потому, что принудительная дисциплина, навязываемая в школе с помощью наказаний, не только несовместима с правами человека, но и решительно противоречит здравому смыслу и нормам морали. Не говоря уже о том, что наказание само по себе является ошибочным методом воспитания и нарушением общественной справедливости, учителя унижают человеческое достоинство учащихся тем, что практикуют наказание по нижней части спины, усугубляя тиранию позором. Конечно, предполагается, что мальчик, посланный в школу, извлечёт пользу от наставлений и примера умного педагога, но скажите, как он научится доброте, если её воспитывать с помощью окриков и взмахов берёзовой розги, отзывчивости - с помощью жестокости, терпимости - при несдержанности тех, кто должен подавать пример, или стыдливости, когда нижние части его тела при порке обнажены для всеобщего обозрения. Не вступает ли такое воспитание в противоречие с идеалами всеобщего равенства, к которому мы все стремимся, но которого мы неправедно лишены? Почему должно проводиться разделение на секущих и секомых? Разве они не созданы одинаково по образу и подобию Божьему, не наделены разумом в равной мере, не обладают равными правами на плоды земли нашей, которые должны быть распределены среди всех по принципу равенства? Разве это справедливо, что мы так долго и терпеливо сносим лишение тех священных прав, которые были присвоены себе небольшой кучкой тиранов за счёт основной массы народа, и терпим это только благодаря привычке к бесправию и внушённым с детства ложным понятиям о добре и справедливости? Разве долг отца не состоит в том, чтобы оградить сына от ошибки усвоения опасных и ложных идей, что грозят превратить его в стадное животное, готовое покорно сносить страдания только ради того, чтобы жить? Да к тому же эти ложные идеи внушаются ученикам и запечатлеваются в их умах с помощью берёзовых розог! Не получают ли они с первыми уроками азбуки уроки рабства, которые подавляют их разум, чтобы тот уж никогда не воспарил ввысь, но приобрёл привычку склоняться перед деспотизмом, пресмыкаться перед вышестоящими, думать и действовать по наущению других и молча отрекаться от права священного равенства, которым мы наделены от рождения? Нет, сэр, если в школе не могут обойтись без порки - этой грубейшей ошибки при обучении, ноги моего сына не будет в школе.
Мистер Покладистый откинулся на спинку кресла довольный, полагая, как все философы, что сказал нечто весьма дельное и умное.
Зная, с кем он имеет дело, доктор Миддлтон терпеливо ждал, пока тот исчерпает запасы своего красноречия.
- Я вполне допускаю, - сказал доктор наконец, - в том, что вы сказали, есть много справедливого. Однако, мистер Изи, не полагаете ли вы, что, закрыв мальчику доступ к формальному образованию, вы ещё больше подвергаете его опасности впасть в ту ошибку, о которой только что говорили. Ведь только образование позволяет нам преодолевать предрассудки и ломать оковы обычаев. Даже если предположить, что в школе пускают в ход розги, то молодые умы в это время ещё гибки и легко примиряются с неизбежностью наказания. А когда мальчик получит основы образования, он будет подготовлен к тем урокам, которые вы сочтёте нужным преподать ему сами.
- Да, я буду учить его сам, - сказал мистер Покладистый, скрестив руки на груди с важным и внушительным видом.
- Я не сомневаюсь в ваших способностях, мистер Изи, но, к сожалению, вам придётся столкнуться с непреодолимыми препятствиями. Я знаю, на что вы способны, и не сомневаюсь, что мальчик был бы счастлив, имея такого наставника, но, извините, я буду говорить откровенно: материнская любовь миссис Изи к ребёнку будет всегда стоять преградой на пути ваших добрых намерений, - и это вам так же хорошо известно, как и мне. Ваш сын уже изрядно избалован ею, поэтому он не будет слушаться вас, а без послушания ваши назидания будут напрасны.
- Я согласен, дорогой сэр, с тем, что тут имеются некоторые трудности, но это значит, что материнская снисходительность к ребёнку должна уравновешиваться отцовской строгостью.
- Позвольте спросить, мистер Изи, каким образом? Мне думается, что это невозможно.
- Невозможно?! Клянусь небом, я заставлю его слушаться или я его… - Здесь мистер Изи остановился, прежде чем слово "выпорю" слетело у него с языка. - Или я сперва выясню, по какой причине он не слушается, мистер Миддлтон.
Доктор едва подавил желание рассмеяться и серьёзно ответил:
- Я не сомневаюсь, что со временем вы сумеете держать мальчика в руках с помощью каких-нибудь мер, но что же последует дальше? Мальчик будет считать вас тираном, а мать - своей заступницей. К вам он будет испытывать неприязнь, а с этим чувством он никогда не будет с должным вниманием и уважением относиться к вашим ценным наставлениям, когда наступит время учиться. Постойте, ведь затруднение, стоящее на пути посылки Джонни в школу, не так трудно преодолеть: у меня есть знакомый пастор, очень достойный человек, который не применяет розог в обучении детей. Я ему напишу и выясню вопрос досконально, и когда ваш мальчик будет избавлен от чрезмерной снисходительности матери и потворства его капризам, он вскоре будет подготовлен к восприятию ваших поучений.
- Пожалуй, - ответил мистер Изи помолчав. - Ваши слова заслуживают внимания. Признаюсь, что вследствие глупого потворства матери прихотям ребёнка мальчишка совсем отбился от рук и пока не будет меня слушаться. Так вот, если ваш друг сообщит, что он не пользуется розгами, я готов серьёзно подумать о том, чтобы послать сына в его школу для получения элементарного образования.
Так доктор Миддлтон добился своей цели, подольстив философу.
Через день он вернулся с письмом от педагога, которое якобы было получено им в ответ на запрос. И поскольку в письме с негодованием отвергалось какое-либо применение в школе розог, мистер Изи объявил своей жене за столом во время чая о своих намерениях относительно Джонни.
- В школу, мистер Изи? Как, послать Джонни, сущего младенца, в школу?!
- Совершенно верно, дорогая. Вам должно быть известно, что в девять лет ребёнку уже пора учиться грамоте.
- Что вы, мистер Изи, он уже почти умеет читать, и я сама могу научить его этому, не правда ли, Сара?
- Помилуйте, мэм, да он только вчера называл нам буквы из алфавита!
- Ох, мистер Изи, что это вам взбрело в голову? Джонни, голубчик, подойди сюда, скажи мне, какая буква А?
- Я хочу сахару, - ответил Джонни, протягивая руку через весь стол к сахарнице, стоявшей вне пределов его досягаемости.
- Хорошо, миленький, ты получишь большой кусок, если расскажешь стишок про буквы.
- А и Б сидели на трубе, - сказал Джонни мрачным тоном.
- Вот вам, мистер Изи, и он может сказать вам всю азбуку наизусть, не правда ли, Сара?
- Может, может… Ведь сможешь, Джонни?
- Нет, - ответил тот.
- Да сможешь, миленький, ты даже знаешь, как пишется буква Б, ведь так?
- Да, - ответил Джонни.
- Вот видите, мистер Изи, сколь много знает мальчик и какой он послушный! Ну-ка, милый Джонни, покажи нам, как пишется буква Б.
- Не покажу, я хочу ещё сахару, - сказал Джонни. Он залез на стул и растянулся на столе, чтобы достать сахарницу.
- Боже милостивый, Сара, стащи его со стола, не то он перевернёт чайник! - закричала миссис Изи в ужасе.
Сара схватила Джонни за ноги, чтобы стянуть его со стола, но Джонни, отбиваясь от неё, перевернулся на спину. Он стал лягаться и угодил ногой Саре в лицо как раз в тот момент, когда она делала очередную попытку схватить его. Толчок от удара заставил Джонни проехаться по гладкой, полированной поверхности стола, отчего он угодил головой в чайник, который слетел со стола в противоположную сторону, и несмотря на попытку мистера Изи уклониться, на его ноги вылилось достаточно кипятка, чтобы основательно ошпарить их, так что он был вынужден вскочить и затопать ногами, выражаясь при этом отнюдь не философским языком. Тем временем Сара и миссис Изи схватили Джона в объятия, плача и причитая. Боль от ожогов и безразличие к его особе, выказанное со стороны женщин, было слишком сильным испытанием для мистера Покладистого. Он выхватил Джонни из их рук и, позабыв о равенстве и правах человека, задал ему хорошую трёпку. Сара пыталась было вырвать Джонни из рук мистера Изи, но получила затрещину, от которой у неё искры посыпались из глаз, и она свалилась на пол. Миссис Изи впала в истерику, а Джонни орал так, что его было слышно за четверть мили окрест.
Трудно сказать, сколько времени продолжалась бы трёпка, если бы дверь не открылась и на пороге не показался доктор Миддлтон. Мистер Изи в разгар порки случайно вскинул глаза и увидел доктора Миддлтона, стоявшего в дверях в немом изумлении. Так случилось, что доктора пригласили на чай, и он согласился прийти, чтобы поддержать аргументы мистера Изи в пользу посылки Джонни в школу, но тут он увидел, что аргументы, к которым мистер Изи прибегал в этот момент, не нуждались в поддержке. Однако при появлении доктора Миддлтона отец выпустил Джона из рук, и он с рёвом шмякнулся на пол. Сара по-прежнему лежала на полу там, куда уложил её удар. Миссис Изи также билась на полу в истерике. Только мистер Изи с трудом держался на ошпаренных ногах, один во всём виноватый.
Никогда ещё появление доктора не было столь своевременным. Мистер Покладистый сперва был склонен оспаривать это, но его ноги так разболелись, что ему пришлось переменить своё мнение.
Доктор Миддлтон, как благовоспитанный человек, первым делом поднял с пола и положил на диван миссис Изи. Сара поднялась сама и, взяв на руки Джонни, хотя тот ревел, сопротивлялся и барахтался, унесла его из комнаты, за что получила от него несколько чувствительных укусов. Лакей, пришедший в гостиную объявить о приходе доктора Миддлтона, поднял с пола чайник, единственный предмет, заслуживший его внимание. Мистер Изи, стоная от боли, развалился на другом диване, поэтому доктор был поставлен в тупик перед неразрешимой проблемой: кем из них заняться в первую очередь, но вскоре убедился, что больше всех в помощи нуждается мистер Изи, тогда как его жена вполне может пока обойтись без него. Однако отойти от миссис Изи было невозможно: она билась в истерике, наполовину притворной, а наполовину настоящей, и как только он поворачивался к ней спиной, она с новой силой закатывалась в плаче и тряслась, болтая ногами. Доктор Миддлтон позвонил в колокольчик, который вызвал лакея, который позвал горничных, которые отнесли миссис Изи наверх в спальню, и только тогда доктор получил возможность заняться единственным пациентом, действительно нуждавшимся в его помощи. Пока доктор снимал с его ног чулки, мистер Изи вкратце рассказал ему о том, что произошло, прерывая свой рассказ охами и ахами из-за боли. Благодаря применению каких-то примочек, он вскоре почувствовал телесное облегчение, но ещё больше, чем ошпаренные ноги, его мучила мысль о том, что доктор оказался свидетелем злостного нарушения им самим принципа равенства и прав человека. Заметив это, доктор Миддлтон постарался пролить бальзам на его душевную рану:
- Дорогой мистер Изи, я весьма огорчён этим нелепым случаем, происшедшим из-за глупого потакания миссис Изи прихотям ребёнка, но меня радует, что вы исполнили свой родительский долг так, как предписывает Святое писание. Ибо в Соломоновых притчах сказано: "Тот, кто щадит розгу, портит ребёнка". А это значит, что долг отца состоит в том, чтобы направлять сына на путь истинный, и, выполняя свой долг, отец не нарушает каких-либо прав или принципа равенства людей. Поскольку сын является частью отца, то, наказывая сына, отец тем самым наказывает себя. Доказательством этому служит тот факт, что при наказании сына отец испытывает такую же боль, как будто наказывает самого себя. Вот почему, прибегая к порке, мы занимаемся самоусовершенствованием, как этого требует от нас Евангелие.
- Таково и моё мнение, - ответил мистер Изи, довольный тем, что казуистика доктора помогла ему выбраться из щекотливого положения. - И всё-таки завтра он отправится в школу: так я решил и ни за что не отступлюсь от своего решения.
- Пусть он поблагодарит за это свою мать, - поддержал его доктор.
- Вот именно, - заметил мистер Изи. - Доктор, мои ноги опять горят.
- Продолжайте делать примочки из раствора уксуса с водой, пока я не пришлю вам жидкую мазь, которая сразу же снимет боль. Завтра я загляну к вам снова. Кстати, мне нужно навестить маленького пациента в школе мистера Бонникасла. Если вам будет удобно, я могу забрать вашего сына с собой и отвезти его в школу.
- Даже очень удобно, доктор, - ответил мистер Изи.
- Тогда, дорогой сэр, я только на минутку зайду к миссис Изи, чтобы узнать, как она себя чувствует, а завтра часиков в десять заеду к вам, чтобы забрать Джонни. Всего хорошего!
- До свидания, доктор.
У миссис Изи доктор также был вынужден прибегнуть к хитрости: он расписал ей, насколько серьёзен ожог мистера Изи, преувеличил гнев, которым тот преисполнен, и заклинал её ни в чем не перечить мужу, пока тот не поправится и не утихомирится.
На следующий день доза лести и хитрости была удвоена и, несмотря на причитания Сары и слёзы миссис Изи, не осмеливавшейся противиться воле мужа; несмотря на отчаянное сопротивление самого Джонни - бедняга словно предчувствовал, что ему предстоит испытать в будущем, - нашего героя усадили в карету доктора. Без особых происшествий, если не считать разбитого стекла, которое Джонни выбил ударом ноги, за что доктор влепил ему крепкую пощёчину (благо, что Джонни теперь был целиком в его власти), маленький Джек был доставлен в гостиную мистера Бонникасла, куда его не без труда внёс дюжий лакей доктора.