– Вел задушевную беседу с Сергеем Кузьмичём, у которого рождается одна идея за другой. Неделю назад его мучил вопрос о коте Жоры, возвращающемся домой по стволам стоящей перед домом яблони, сегодня – шум в стояке, мешающий спать.
– Что он ещё придумал? Мне достаточно одного его обращения в местком с жалобой на кота Жору,– высказалась жена.
– Он предлагает нам ходить в туалет не в двенадцать часов перед сном, а в одиннадцать часов.
– Откуда он, такой умный?
– Издалека. Как-то он попал на симпозиум, на котором увидел двух профессоров, схлестнувшихся не на жизнь, а на смерть. Один предлагал выращивать пшеницу, второй – рожь на тех самых полях. Не договорившись, профессора разъехались по своим областям, а Сергей Кузьмич, собрав котомку, отправился в Научный Городок, чтобы решить их спор. В поставленных экспериментах год назад лучший урожай дала пшеница. В этом году, при сменившихся погодных условиях, лучше показала себя рожь. Думаю, что он надолго задержится у нас. Я лично разговаривал с профессорами, подвинувшими Хворостенко на эксперимент. Они оба, рассмеявшись, ответили, что ведут между собой научный спор не один десяток лет, а что касается участника симпозиума, то зря он встревает в их баталии. Хозяйственникам безразлично, что выращивать: пшеницу или рожь. Им следует правильно использовать агрономические приёмы и урожаи пшеницы или ржи будут отличными.
– Оставим в стороне выращивание сельскохозяйственной продукции и обратимся к предложению Хворостенко, предложившего нам изменить распорядок дня. Уточним, конкретно, что он предлагает? – недовольно спросила Ксения.– Ложиться в одиннадцать часов вечера или, в разрез с нашими физиологическими процессами, пользоваться туалетом за час до сна?
– Выбор всегда за нами,– сказал Виталий,– но я пообещал соседу. Во время разговора с ним я вспомнил совет лечащего врача, посоветовавшего жить по законам природы: вставать с восходом солнца и пораньше укладываться спать. Особенно полезно это нашим детям. Последний поезд с ангелами уходит в десять часов вечера. Доводы Сергея Кузьмича логичны. Давай, попробуем ложиться в одиннадцать часов.
Согласившись, Ксения объявила отбой и выключила телевизор. Сын запротивился и
попросил снова включить видик. Он не собирался останавливать боевик на самом интересном месте. Тогда в семье выбрали разумное решение: Алексей должен сходить немедленно в туалет, а потом спокойно досмотреть кинофильм. За ним, в порядке очереди, пошли мать с отцом. Дочка Анна отправилась спать в другую комнату, сказав, что ей не хочется идти в туалет и что боевики ей надоели. К двенадцати часам семья Соловьёвых начала успокаиваться: подошло контрольное время укладываться спать. Последним лёг глава семейства. Ёрзая, он никак не мог уснуть и долго, лёжа с закрытыми глазами, долго ждал, когда придёт сон. Прошёл час и начался следующий. Во втором часу вместо предполагаемых сновидений послышался реальный скрип двери. Из соседней комнаты просунулась голова сына не на высоте его роста, как можно было предположить, а на уровне пола. Повертев, как черепаха, в разные стороны головой, Алексей по-пластунски пополз через комнату, в которой спали родители, в кухню. За приоткрытой дверью продолжалось шуршание. Нетрудно было предположить, что "на шухере" осталась сестра Анна, находящаяся в деле. Не участвуя в самом процессе добывания халвы, она помогала брату своим участием. Искусно похрапев, чтобы не смущать сына, Виталий с интересом ждал развития дальнейших событий. Шуршание пакета и появившийся в комнате запах халвы в воздухе многое объяснил. Во время просмотра кинофильма шел разговор о купленной халве, но из-за суматохи, связанной с Хворостенко, ее не удалось попробовать. Ночью, проснувшись, Алексей вспомнил о халве. Он долго лежал, выжидая, пока родители уснут и когда пошел на дело, к нему подключилась разбуженная от скрипа кровати, меньшая сестра. Час настал! Уж очень захотелось поесть сладкого, не разбудив родителей. Оставалось проползти незаметно по-пластунски в кухню мимо спящих родителей, добраться до пакета с халвой и отломать часть от целого. Возвращаться в свою комнату по– пластунски с куском халвы в руках было сложнее, но все-таки Алексей справился и с этой нелёгкой задачей. Виталий не остановил ползущего по полу мимо тахты сына, думая о пробелах в его воспитании. Скрипнула дверь и вскоре в смежной комнате наступила тишина. Ворочаясь на тахте, Виталий поймал себя на мысли, что, мучимый бессонницей, не заснёт до утра. Что-то следовало предпринять неординарное. Пролежав еще с полчаса, он принял решение встать и попробовать халвы.
– Ты спишь?– спросил он лежащую рядом жену.
– Какой может быть сон, когда ночью осуществляются рейды на кухню?– вопросом на вопрос ответила Ксения.
Виталий понял, что жена тоже не смыкала глаз.
– Я, как и Алексей,– предложил он,– не прочь отведать халвы. Не составишь компанию?
– Отнюдь. Я бы и чаю выпила,– тут же согласилась жена.
По колыханиям родного тела он понял, что Ксения, никогда не страдающая отсутствием аппетита, рыдает от смеха. Встав с постели, супруги отправились на кухню. Выпив горячего чая, они возвратились назад в комнату. Перед тем, как лечь, Виталию захотелось в туалет. Перед заветной дверью он остановился, вспомнив, что дал клятвенное обещание Кузьмичу не пользоваться туалетом после одиннадцати часов, но обстоятельства были выше его. Ложиться в постель, выпив чашку чаю, выглядело форменной бессмыслицей.
– Хворостенко будет очень недоволен, если проснётся в два часа ночи от шума воды в стояке,– всплеснул он руками,– но я ничего не могу с собой поделать. Очень хочется в туалет. Иначе я не засну.
– Его следует предупредить,– подтолкнула к реальному действию жена мужа.
– Придётся идти вниз на поклон к Сергею Кузьмичу и сообщить принеприятнейшее известие. Обстоятельства выше меня и я вынужден пойти в туалет.
– Да уж, придётся,– согласилась Ксения.
Виталий спустился на этаж ниже. Запахнув халат и сделав большой вздох, он нажал на кнопку звонка, как на гашетку. Среди мертвой тишины пронзительный звон, сравнимый с нескончаемым грохотом колокола на школьной переменке, разбудил спящий подъезд. Заспанный Сергей Кузьмич, не совсем понимая, что произошло, выскочил, в не заправленной в трусы белой майке, на лестничную клетку.
– Что случилось?– встревоженно спросил он с жесткими нотками в голосе.– Что вы тревожите людей в два часа ночи?
– Милостивый Сергей Кузьмич,– сбивчиво сообщил Виталий, внутренне смеясь,– я пришел предупредить вас, что не могу больше терпеть и собираюсь сходить в туалет, издающий излишний шум. Я вас отлично понимаю, но не обессудьте и не противьтесь движущемуся потоку воды в вашем стояке.
ЧАСТЬ 2. НЕВЫЕЗДНОЙ
УРОКИ АНГЛИЙСКОГО
На третьем этаже лабораторного корпуса за двухтумбовым столом, загромождающим небольшой кабинет, в крутящемся кресле сидел руководитель лаборатории Семён Михайлович Невыездной – Новоградский, за глаза называемый дружески Семой. Напротив входной двери окно выходило в старый, почти не плодоносящий, никем не охраняемый фруктовый сад, ценный тем, что в нём не возбранялось срывать спелые фрукты. Рядом со столом стояла миниатюрная подставка, на которой лежала, изданная в США, книга с цветным портретом Горбачёва, повествующая о биографии Генерального Секретаря. У стены размещался, получивший шутливое название постоянно действующей выставки, турникет, хаотично загромождённый почётными и грамотами, дипломами ВДНХ и старательно вырезанными и наклеенными на доске статьями республиканских и общесоюзных газет, подтверждающих общественную значимость лаборатории. В углу у двери разместился второй стол, заваленный книгами по специальности. В кабинете бессистемно стояло несколько стульев, на одном из которых, сидел сотрудник лаборатории Михаил Валерьянович, вытянув ноги перед собой. Длина конечностей позволяла положить туфли на другой стул или стол шефа, чему не противоречила гидравлика кровеносных сосудов, но поза сидения с торчащими перед носом ступнями ног выглядела вызывающей и была отклонена. Афоризм: скромность, она иногда украшает человека, как раз подходил к данному случаю. Шеф вызвал Михаила уточнить детали предстоящей командировки и давал ценные указания в ожидании телефонного звонка, который мог прозвучать в любую минуту. Оба знали, что два раза в неделю, с самого утра в понедельник и в пятницу, Семён Михайлович даёт уроки английского языка директору института, а сегодня по календарю был первый день недели. Наконец, прозвучал долгожданный звонок телефона и шеф энергично поднял трубку.
– Алло? – произнес он.
– Приходите, Семён Михайлович,– без предисловий и приветствий, как пароль, прозвучала команда.
– Иду, Виктор Иванович,– бодро ответил руководитель лаборатории и изящно бросил телефонную трубку на стоящий на краю стола аппарат.
Выпрямившись и разогнув плечи, он победно выпрямил голову и потянулся за лежащей на столе кожаной папкой с заготовленными на подпись деловыми бумагами. Не было секретом, что во время занятий директор отключал телефоны и никого не принимал, отключившись от внешнего мира. В это удобное время руководитель лаборатории старался подписать необходимые бумаги, касающиеся лаборатории. Великий артист, обращаясь к публике, то есть к единственному сидящему на стуле сотруднику лаборатории игривым тоном нараспев пропел строчку из ненаписанной ещё никем арии:
– Даю уроки английского языка уважаемому директору института!
Он стремительно поднялся и, широко размахивая руками, как на военном параде, сделал несколько печатных шагов. Не доходя до двери, эффектно развернулся на носках и вернулся к вешалке, на которой висел не совсем чистый, видавший виды белый халат.
– Следует надеть белый халат,– запричитал он.– Бегу, бегу к директору на приём в халате, оторвавшись от экспериментов.
Когда вызывал директор, он всегда надевал неопределённого цвета халат, усыпанный множеством дыр различной величины и пятен. Дырки на халате символизировали пробоины от пуль на знамени, участвующим в сражениях, в которых приходилось иметь дело с растворами, кислотами и щелочами. Не так всё просто!
Михаил вышел вместе с шефом из кабинета и не торопясь пошёл в стоящую напротив комнату, именуемую штабом лаборатории, в котором стояло четыре стола. Один из них, стоящий в углу у двери считался вакантным, предназначенным для будущего сотрудника по микробиологии, которым временно пользовался шеф. Михаил на ходу поздоровался с Женей, ответственным за агрономию, и прошёл к своему рабочему месту мимо четвертого стола Лидии. Она обычно приходила отметиться о своем прибытии на работу и сразу уходила в химическую лабораторию, к лаборанткам, предпочитая находиться, по её трактовке, ближе к производству. Там, среди женского персонала, она чувствовала себя уютней.
– Командировка подписана?– поинтересовался Евгений.
– Надеюсь, что заявление на командировку сегодня подпишут. Сёма у директора на приёме. Подождём и посмотрим, с чем он вернётся.
Михаил опустился за стол и стал подбирать необходимые материалы для предстоящей командировки. Приблизительно через час на пороге появился Семён Михайлович. Следом появилась Лидия, спешившая на разбор очередного урока английского языка. Она интуитивно правильно вычислила время возвращения шефа из директорского кабинета. Не произнеся ни слова, направилась к столу, на ходу проверяя сохранность на нем принадлежащих ей предметов. Оставленная без присмотра резинка, как приманка, лежала на столешнице. Если кому-то в голову пришла мысль воспользоваться ею, у него все равно ничего бы не вышло. Резинка, связанная бесцветной ниткой, намотанной на гвоздь, помешала бы осуществить действие. Стул тоже был надежно привязан веревкой к столу. Зная повадки своей подчиненной, шеф любил предлагать гостям поближе подсесть к нему и пододвинуть злосчастный стул. У посетителей ничего не получалось, что вызывало дружный смех. Лидия уселась на свое место, намереваясь запечатлеть фрагменты концерта, даваемого обожаемым руководителем лаборатории.
– Всё в порядке,– сказал Семен Михайлович, усаживаясь за свободный стол и убедившись, что все сотрудники видят его.– Ваша командировка, Михаил Валерьянович, подписана.
В трёх комнатах, относящихся к лаборатории, Сема чувствовал себя властелином. По существу, лаборатория была его домом. Повернувшись вполоборота к сотрудникам, он раскрыл папку и, обратившись к Михаилу, торжественно повторил:
– Оформляйте командировку.
Михаил встал и направился к шефу.
– Как прошел урок английского языка?– поинтересовался он, беря в руки заявление на командировку.
– Блестяще,– ответил шеф.– Наш директор, Виктор Иванович, говорит, что ему очень помогают мои уроки. В будущем месяце у него намечается командировка в Англию, к которой следует максимально, насколько возможно, подготовиться.
– Вы задаёте упражнения на дом? – спросил Евгений, наклонившись и подавшись в бок, чтобы не терять из видимости Семёна Михайловича за маячившей фигурой Михаила, возвращающегося к своему столу.
– О чём вы говорите?– недоумённо ответил вопросом на вопрос Семён Михайлович.– Какие домашние задания для человека, всё схватывающего на лету?! У Виктора Ивановича нет времени дома заниматься английским языком. Он говорит, что на работе так выматывается, что дома ни до чего не доходят руки,– серьёзность шефа улетучилась и глаза заискрились. Речь потекла гладко и торопливо, напоминая летящий поезд без тормозов.– У Виктора Ивановича отличная память и ему вполне достаточно того, что он получает во время уроков.
Сема не скупился называть директора по имени отчеству, подчеркивая, тем самым, статус директора и свое уважение к нему.
– Имеются видимые результаты от обучения? – спросил Михаил.
– Безусловно,– утвердительно ответил Семен Михайлович.– Виктор Иванович говорит, что имеющийся запас слов позволяет ему схватывать смысл разговора в пиковых ситуациях и, главное, его начинают понимать англичане, когда он начинает говорить. Он может, что очень важно, не только понять, что ему говорят, но и высказаться. Он уверяет, что его понимают иностранцы. Это приятно. В качестве примера директор привел случай возвращения домой из последней командировки, когда он успешно поговорил в самолёте с сидящим рядом американцем.
– Вы знаете, Семён Михайлович,– сказал мне Виктор Иванович,– когда я обратился к рядом сидящему пожилому джентльмену, он, представляете, понял меня.
О чем же Вы, Виктор Иванович, интересно, спросили его?– поинтересовался я.
Я сказал: I am is rashin,-ответил Виктор Иванович.
– Что ответил американец на вопрос Виктора Ивановича?– спросил Михаил.
Oh, yes,– был ответ. Известно, что писатель Горький, выйдя на Тверскую улицу, безошибочно определял не только откуда родом встречный, но и его специальность. Особой трудности не представлялось, чтобы определить национальность директора, и не обязательно американцу для этого быть великим физиономистом.
Семен Михайлович, как великий артист, сыграв роль, смотрел на публику, ожидая реакцию в зале. Последнюю фразу шеф произнес, улыбаясь сквозь слёзы, еле сдерживая подступающий взрыв хохота. Он снял очки и тыльной стороной руки потер переносицу. Саша и Лидия, изучавшие немецкий язык, не до конца поняли шутки и вежливо улыбнулись. Михаил, не сдерживаясь, рассмеялся. Совместное употребление am и is, говорило о начальном этапе ученичества. В институте любили повеселиться, замечая промахи коллег, и Михаил с удовольствием подсмеивался над проделками шефа.
– Что вы ещё прошли сегодня?– спросил он, закончив смеяться.
– Да какие там занятия?– махнул рукой шеф.– Сообща разгребли почту и папку с приказами по институту, поговорили о делах. В конце беседы поговорили о результатах его последней поездки в Соединенные Штаты. На днях Виктор Иванович собирается в актовом зале выступить с комментариями о поездке и продемонстрировать фотографии. Мы получим удовольствие от просмотра. Профессиональные очерки Виктора Ивановича о зарубежной технике для специалистов, не имеющих возможность взглянуть, что делается за пределами страны, всегда воспринимались с восторгом.
Беседа по обучению директора английскому языку затягивалась. Михаил с грустью осознал, что в познании английского он ушел не далеко от директора. Пятнадцатилетнее изучение иностранного языка в школе и институте не привели даже к знаниям разговорного языка. Оставалось сделать заключение, что английский язык ему не подвластен и по логике вещей не следует уж очень смеяться над Виктором Ивановичем. Как бы в развитие его мыслей Семён Михайлович стал доказывать, что английский язык очень прост. Он встал, подошел к висящей на стене доске и взял в руки мел. Работая в учебном институте, Сема вывел правило, что уставшие студенты просыпаются и внимательно начинают следить за тем, как преподаватель пишет формулы или рисунки. Вот почему он советовал своим ученикам, выступающим с докладом о проделанной работе, периодически покидать кафедру и с указкой в руках идти к висящим на стенах таблицам и графикам. Он мог вслух произнести незамысловатые фразы, но посчитал разумным для наглядности написать две строчки:
I am a boy.
I play a ball.
Обратившись к аудитории, сделал перевод для нерадивых слушателей:
Я есть мальчик.
Я играю в мяч.
Преподаватель продолжил урок:
– Английский – детский язык, в котором в утвердительной форме подлежащее стоит на первом месте, а за ним следуют сказуемое, определение, дополнение и обстоятельство. Сложность восприятия отсутствует, где члены предложения выстроены и всегда стоят на своем законном месте. В английском языке напрочь забыты склонения.
Михаил не думал, что язык Шекспира и Байрона так прост, как рассказывал шеф, но не собирался придираться к словам, посчитав, что полезно на начальном этапе обучения возникновение иллюзии простоты.