Ратвен отделился от сгрудившихся возле лестницы заговорщиков и с дымящимся кинжалом в руке и застывшей на лице кривой усмешкой поднялся наверх. Еле волоча ноги, он отправился обратно, в королевские покои. За три минуты там мало что изменилось, только стол был уже поднят, а Мария вновь опустилась на кушетку. Рядом возвышался Дарнли; несколько человек кольцом окружали приближенных королевы. Не спрашивая разрешения, Ратвен в изнеможении бросился в кресло и потребовал вина.
Королева гневно следила за его действиями.
– Вы напьетесь, милорд, всему свое время, да только не вином. Попомните мои слова, когда вам отольется сегодняшнее оскорбление! Кто вам позволил сидеть в моем присутствии?
Убийца лишь досадливо отмахнулся.
– Стоит ли сейчас о такой безделице, ваше величество? – проворчал он. – Право, мадам, это не от недостатка уважения к вам, просто я болен. Мне бы следовало лежать в постели, но дело требовало моего присутствия.
– Ах, вот как! – с холодным отвращением промолвила Мария. – Что вы сделали с Риццо?
Ратвен пожал плечами, однако отвел глаза.
– Он там, внизу, – уклончиво ответил лорд и потянулся за вином, поднесенным его слугой.
– Ступайте посмотрите, – велела королева графине Аргайл.
Поставив канделябр, графиня вышла. Никто ее не задержал. Королева продолжала презрительно наблюдать за Ратвеном, пока тот осушал свой кубок, потом медленно сказала:
– Я уверена, милорд, что вы действуете в интересах Марри. Сам-то братец, конечно, далеко, но пусть он знает: даже это не избавит его от наказания. Так вот, ответьте мне, чем таким вы ему обязаны, что решили подставить свою голову вместо его?
– Я сделал это не только ради Марри, но и ради многих своих друзей, – нехотя отвечал Ратвен. – Что же касается моей головы, то я заручился гарантией ее неприкосновенности.
– Гарантией? – переспросила Мария и обратила взор на своего мужа, по-прежнему стоящего подле нее. – Уж не вы ли дали ему такую гарантию, милорд?
– Я? – отшатнулся Дарнли. – Мне об этом ничего не известно.
Но тут королева обратила внимание на его пустые ножны.
– А где ваш кинжал, милорд? – сухо осведомилась она.
– Кинжал? Ха! Откуда мне знать?
– Ну, так я это узнаю! – зловеще и отчетливо проговорила королева. – Непременно узнаю, берегитесь. – Она вела себя вовсе не как пленница, попавшая в руки заговорщиков, которые всего несколько минут назад могли, судя по всему, убить не только Риццо, но заодно и саму Марию.
Задыхаясь, вбежала графиня. На ней не было лица.
– Что? – севшим голосом прошептала Мария.
– Мадам, он мертв! Убит! – объявила графиня.
Королева очень долго смотрела на нее; наконец она разжала мраморные губы:
– Вы уверены?
– Я видела его, мадам.
Мария сдавленно застонала, глаза ее наполнились слезами. Все притихли. Тянулись минуты. Королева вытерла слезы, сбегавшие по щекам. Дарнли дрожал, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Ну, что ж, – произнесла королева, – довольно слез. Я должна подумать, как отомстить за это злодеяние. – Она встала, опираясь о край стола, долгим взглядом посмотрела на Ратвена, по-прежнему сидевшего с окровавленным кинжалом в одной руке и пустым кубком в другой, потом перевела глаза на мужа.
– Милорд, вы добились своего, а теперь выслушайте меня. Слушайте и зарубите себе на носу: я не успокоюсь, пока вам не будет так же больно и тяжело, как сейчас мне.
Мария пошатнулась. Графиня поспешила ей на помощь, и королева, опираясь на ее руку, удалилась через маленькую боковую дверь в свою опочивальню.
Босуэлл, Хантли, Атолл и другие верные королеве дворяне – те, кто находился в ту ночь в Холируде, кишащем вооруженными до зубов убийцами, – опасаясь разделить участь секретаря, бежали через окна и колокольным звоном подняли на ноги весь Эдинбург. Собравшиеся по тревоге горожане, ведомые мэром, с оружием и факелами в руках двинулись ко дворцу. Они потребовали, чтобы королева вышла к ним, и отказывались разойтись, пока из окна королевской опочивальни к ним не обратился сам Дарнли, заверивший взбудораженных людей, что с ним и королевой все в порядке. А тем временем сама Мария стояла в окружении головорезов, ворвавшихся в ее спальню, как только снаружи поднялся весь этот шум, и один из них, рыжий Дуглас, поигрывая кинжалом, божился, что не моргнув глазом изрежет ее на кусочки, посмей она хоть пикнуть.
Когда они все-таки убрались, Мария осознала свое новое положение. Она больше не королева – она узница в собственном доме. Двор и коридоры заполнены солдатами Мортона и Ратвена, дворец полностью окружен, и никто не имеет права войти в него или выйти без их согласия.
Наконец-то Дарнли добился вожделенной власти. Наутро на рыночной площади Эдинбурга был оглашен его первый указ, согласно которому дворяне, собравшиеся в столицу на заседание парламента для принятия билля о лишении прав и имущества беглых лордов-протестантов, должны были под страхом обвинения в государственной измене в течение трех часов покинуть город.
Мария, запершись в опочивальне, строила планы мести. В ее ушах все еще звучали вопли несчастного Риццо. Мария дала себе клятву: если она выйдет живой из этой передряги, то убийц настигнет возмездие – не только за варварское злодеяние, но и за оскорбление ее королевского достоинства, чудовищное надругательство над ее чувствами, за опасность, которой они подвергли ее жизнь и жизнь будущего наследника, не говоря уже о домашнем аресте и издевательском обращении.
Впрочем, нет, подумала Мария. Все они – и наглец Ратвен, и дерзкий Дуглас, угрожавший расправой, и Мортон, держащий ее в заточении, – не более, чем исполнители воли Дарнли. Она решила пока повременить с другими обидчиками и сосредоточила всю свою ненависть на муже. Неизвестно, как все сложится дальше, но наступит срок, и она припомнит Дарнли все унижения, которые вынесла по его милости. Она во что бы то ни стало покарает его, и кара будет страшной.
Узурпатор оказался легок на помине. Показав, кто теперь хозяин положения, он был уверен, что Мария смирится с тем, что сделанного не воротишь, волей-неволей покорится неизбежному и безропотно – ведь теперь его поддерживают мятежные лорды! – восстановит его в супружеских правах. А безраздельную королевскую власть он и так уже получил. С этими мыслями Дарнли с утра пораньше заявился к супруге, однако оказанный ему прием основательно пошатнул его радужные надежды. Лишь только Мария завидела его на пороге опочивальни, она вздрогнула, потом, взяв себя в руки, не спеша подошла к нему и тихо, но отчетливо, проговорила:
– Негодяй! Забудьте мою прежнюю привязанность и мои планы на будущее… Я же ничего не забуду. Jamais! Jamais je n'oublierai! – добавила она и посмотрела на Дарнли с такой ненавистью, что он немедленно стушевался и выбежал вон.
А Мария продолжала в одиночестве обдумывать способ мести, но ей пока не пришло в голову ничего подходящего, тем более, что собственное положение оставалось неясным; кроме того, она не знала и половину того, что происходит во дворце и в столице.
И тут ей помог случай. Одна из немногих оставленных ей в услужение фрейлин, Мэри Битон, обронила, что видела во дворце графа Марри, Роутса и нескольких других лордов-изгнанников. Это известие расставило все по своим местам. Королеве стало окончательно ясно, кто был виновником ночной трагедии и каким образом Дарнли нашел себе сторонников.
Впрочем, хороши сторонники! До сих пор Дарнли и Марри были что кошка с собакой. Они никогда не то что не доверяли друг другу, а почти не скрывали своей вражды. Навряд ли они вдруг, ни с того ни с сего воспылали взаимной любовью, и на этом, пожалуй, можно будет сыграть.
Королева, не откладывая, написала Марри записку, в которой выразила радость по поводу его возвращения и пригласила зайти к себе.
Сводный брат, не поверивший ни единому слову записки, разумеется, тотчас явился – просто из любопытства, чем его приветит Мария. Каково же было удивление графа, когда ему действительно был оказан самый горячий прием.
Королева поднялась Марри навстречу, подбежала к нему, прижалась щекой к его бороде, обняла и расцеловала. На глаза ее навернулись слезы, и Мария разрыдалась на его плече.
– Бог наказал меня, Джеймс! О, как я наказана! Если бы я не отправила тебя в ссылку, ты никому не позволил бы так со мной обращаться. Какие шотландцы все-таки скоты!
Ошеломленному и растроганному Марри оставалось только прижимать ее к себе, поглаживать по плечу и утешать. До сих пор он и не подозревал, что его сестричка способна на такие проявления нежности и раскаяния.
– О Господи, Джимми, как мне тебя не хватало! – продолжала она. – Ты был в изгнании не по своей вине. А на меня обрушилось столько бед. Мне ничего от тебя не нужно, только будь моим добрым подданным, и ты увидишь – я умею ценить дружбу.
Ее слезы и жалобы растопили многолетние льды; суровое, недоверчивое сердце Марри растаяло. Давно уже он не испытывал желания, забыв о себе, стать на защиту близкого существа. В носу у него защекотало, глаза увлажнились, и он отвечал ей с божбой и клятвами, что отныне во всей Шотландии у Марии не будет другого столь же верного и преданного ей человека, каким станет он.
– А что до этого убийства, – со всей убежденностью закончил граф, – то клянусь спасением души, я не принимал в заговоре никакого участия и узнал о нем лишь когда вернулся.
– Я знаю, знаю! – простонала Мария. – Иначе разве бы я тебе обрадовалась? Будем снова друзьями, Джимми!
И Марри опять охотно поклялся ей в верности, тем более, что это отвечало его тайным помыслам и надеждам на возвращение к власти.* Граф снова мысленно подивился, как неожиданно ветер переменился в благоприятную для него сторону. Потом он заговорил о короле и стал упрашивать Марию принять и выслушать Дарнли, ибо тот уверяет, что не желал смерти Риццо, и переваливает всю вину на лордов. Те, мол, вышли из повиновения, нарушили договор и зашли гораздо дальше, чем было условлено, а король-де собирался просто поставить на место зарвавшегося скрипача.
Сделав вид, что граф ее убедил, Мария согласилась – это как раз входило в ее намерения. Ведь прежде чем расправиться с Дарнли и изменниками-лордами, ей нужно было сначала выбраться из Холируда, где они держали ее взаперти.
Дарнли пришел, и был на сей раз угрюм и не столь самоуверен. Несмотря на заверения Марри, он, памятуя о недавней отповеди королевы, опасался ее нового резкого выпада. Она, опираясь на резной подлокотник кресла, казалось, внимательно его слушала. Когда же он закончил оправдываться, Мария долго в задумчивости глядела на хмурое мартовское небо за окном и ничего не отвечала. Наконец она оторвала взгляд от окна и перевела глаза на мужа.
– Следует ли понимать, милорд, что вы сожалеете о случившемся?
– Не искушайте меня, мадам, я не хочу лицемерить, – ответил Дарнли. – Я буду правдив, как на пасхальной исповеди. Нет, я не испытываю жалости к Риццо. С тех пор, как он снискал доверие и благосклонность вашего величества, вы перестали относиться ко мне, как раньше. Вы избегали моего общества и терпели меня только в присутствии посторонних – того же Дэйви, например. Это было невыносимо – как же мне после этого жалеть того, кто лишил меня вашей бесценной дружбы и был причиной моего унижения? Но я сожалею о том, что вам пришлось пережить, и заявляю о своей невиновности и непричастности к этому ужасному событию.
Королева на мгновение опустила глаза, потом снова подняла их на мужа.
– А кто сторговался с предателями, кто своим указом вернул их из ссылки? – напомнила она ему. – С какой целью вы это сделали?
– Чтобы вернуть то, что принадлежит мне по праву; то, что этот негодяй у меня отобрал – управление страной и права супруга, в которых вы мне отказывали. Только для этого, и ни для чего больше. Убийство Риццо не входило в мои планы. Но я ошибся, я недооценил глубину ненависти, которую наши подданные испытывали к этому мошеннику и папистскому шпиону. Судите сами, насколько я с вами откровенен.
– Я верю вам, – глядя ему в глаза, солгала Мария. У Дарнли вырвался вздох облегчения, но он поспешил, ибо она коварно продолжила свою фразу: – И знаете, почему я вам верю? Потому что вы – болван.
– Мадам! – протестующе вскричал Дарнли.
Королева встала, исполненная презрения.
– Вам требуются доказательства моих слов? Что ж, извольте. Вы надеялись, что эти преступники восстановят вас в ваших супружеских правах? И поэтому подписали им помилование и вернули из ссылки? Да теперь вы просто марионетка. Вы натаскаете им каштанов из огня, а потом они выкинут вас, как ненужный хлам, или, того хуже, поступят так же, как с несчастным Дэйви. Но вы слепы, раз ничего этого не видите. Вы глупец, если понадобился женский ум, чтобы раскрыть вам на это глаза.
Мария столь блестяще разыгрывала роль обличительницы, что бедняга совсем растерялся.
– Вы… вы заблуждаетесь! – выкрикнул Дарнли.
– Заблуждаюсь? Ха-ха! – зло рассмеялась она. – Ладно, допустим, я и впрямь заблуждаюсь. Только почему-то мне на память приходят недавние события, когда ваши новые дружки со своим главарем Марри выступали против нашего брака. Вы как будто забыли, с чего они вдруг взбеленились? Так я вам напомню. Они были недовольны тем, что я короновала вас, не спрося их совета. Быть над ними королем вы не могли ни по праву наследования престола, ни по своим достоинствам и характеру, ни по согласию сословного собора. Теперь вспоминаете? Они твердили и кричали на всех перекрестках, что почитают своим долгом подчиняться мне, но не собираются терпеть над собою вас.
Мария раскраснелась, глаза ее горели синим огнем. Она схватила Дарнли за рукав и прямо-таки впилась взглядом в его зрачки.
– Ну, как, вспомнили? Чтобы свергнуть вас с той высоты, на которую я подняла вас из ничтожества, они устроили против меня заговор и подняли бунт. Но вы забыли об этом и в слепом безрассудстве обратились к тем же заговорщикам, чтобы они помогли вернуть ваши якобы утраченные права. Мятежники, разумеется, ухватились за такой шанс – еще бы, они беспрепятственно возвращаются в страну, да еще становятся хозяевами. Но только заглохло ли их недовольство? Устранены ли причины, заставившие их взяться за оружие? Вы полагаете, что милорды предатели будут вашими верными подданными? Что это самые надежные друзья, на которых можно опереться в борьбе за утверждение своего права на корону? Думаю, вы сами знаете ответ.
Свинцовая бледность разлилась по лицу Дарнли. Неопровержимость логики Марии заронила страх в его душу. Он шагнул к креслу, бессильно рухнул в него и оттуда смотрел на жену глазами побитой собаки.
– Но тогда… Тогда почему они предложили мне свою помощь? – спросил он, окончательно сбитый с толку. – Как они достигнут своих целей?
– Как? И вы еще спрашиваете, каким образом эти коварные лисы используют вас? Да ведь вы, как-никак, король, и ваша подпись пока что-нибудь да значит для моих подданных. Не вы ли одним росчерком пера вернули мятежников из-за границы, не вы ли распустили парламент, который собирался осудить измену? – Мария приблизилась к его креслу вплотную; Дарнли, сраженный справедливостью ее слов, сидел, обхватив голову руками. Королева чуть мягче, но все же строго сказала: – Благодарите Бога, милорд, что они еще не получили всего, что собирались получить, не то я не дала бы и гроша за вашу жизнь. Вас ожидает участь несчастного Дэйви.
Милорд закрыл ладонями свое красивое лицо, и, пока он, съежившись, сидел так и, постанывая, раскачивался из стороны в сторону, она смотрела на него с нескрываемым торжеством. Наконец он собрался с духом, поднял голову и откинул со своего чистого лба мягкие пряди каштановых волос. Он все еще пытался найти изъян или слабое звено в рассуждениях Марии, противопоставить им какой-нибудь контрдовод, но ни одной здравой мысли на ум не приходило.
– Нет, это невозможно! – воскликнул он. – Они не смогут! Не посмеют!
Мария сардонически рассмеялась.
– Ну-ну, надейтесь. Они ведь такие нерешительные… Только лучше бы вы прикинули, чего они уже успели добиться. Главное – я теперь пленница, и меня не выпустят, пока не добьются всего, чего пожелают. А может быть, и тогда не выпустят, – добавила она грустно.
– О, этого не может быть!
– Может, – твердо сказала она, а потом продолжила с новым жаром: – Вы ошибаетесь, если думаете, что сами в лучшем положении. Разве вы не такой же узник, как я? Неужели вам позволят делать что угодно? – И, видя его возрастающий страх, нанесла рискованный удар наугад: – Меня будут стеречь, пока не вынудят добавить мою подпись к вашей и помиловать всех участников последнего заговора.
Бегающие глазки Дарнли свидетельствовали, что Мария попала в цель. Она убежденно продолжала:
– Для этого вы им и нужны. А когда ваша миссия завершится, вы станете помехой. Как только с вашей помощью предатели добьются от меня гарантий своей безопасности, они разделаются с вами. Да я просто уверена, они с самого начала собирались это сделать – избавиться от вас навсегда… Кажется, до вас доходит, наконец!
Дарнли вскочил с кресла и, сцепив руки, нервно забегал по комнате; его лоб покрылся капельками пота.
– Боже мой! – лепетал, задыхаясь, жалкий интриган.
– Да-да, милорд, вы сами себе вырыли яму.
Мария искусно нагнала на него страху. Сломленный, милорд пал пред нею на колени и схватил ее за руки, моля о прощении. Он посыпал голову пеплом и обзывал себя последним глупцом. Черт попутал его искать поддержки у ее врагов.
Мария скрыла отвращение к его трусости под маской снисходительной доброты.
– Моих врагов, – грустно повторила она. – Скажите лучше, ваших собственных. Не из любви же к вам они отправились в изгнание. Вы бездумно призвали их назад и в то же время связали мне руки. Теперь я, даже если бы хотела, ничем не смогу вам помочь.
– Вы сможете, Мэри! – закричал Дарнли. – Если вы откажетесь подписать им прощение, то сможете!
– А они заставят подписать его вас и уничтожат нас обоих, – возразила Мария.
Дарнли принялся заклинать ее во имя всех святых найти выход из тупика – она такая мудрая, такая храбрая, что сможет что-нибудь придумать.
– Какой тут придумаешь выход? – спросила она безнадежным голосом. – Все выходы охраняются. Мы оба пленники и могли бы разве что улететь на крыльях. Увы, Дарнли, боюсь, за вашу глупость мы расплатимся жизнью.
Королева играла со своим незадачливым супругом, как кошка с мышью. Под конец она позволила ему уговорить себя и обещала подумать, как им спастись, предупредив, чтобы он был осторожен и не выдал своих мыслей и намерений врагам.
Дарнли провел кошмарную бессонную ночь. Ранним утром в понедельник королева прислала за ним слугу. Когда муж явился – скромный и почтительный, Мария велела ему отправляться к лордам и передать, что, сознавая свое положение, она согласна заключить с ними сделку. Она дарует им полное прощение за все прегрешения против нее, если те, в свою очередь, присягнут ей на верность и вернут свободу.
Дарнли перепугался, но королева успокаивающе улыбнулась.
– Это еще не все, – продолжала она. – Если джентльмены соблаговолят начать с нами переговоры, то вы должны будете… – Остальное она прошептала ему на ухо.