И плачут ангелы - Уилбур Смит 41 стр.


Они допили чай, и Самсон заварил новый чайник. Несмотря на грустные темы разговоров, дед и внук были счастливы побыть вместе и наслаждались общением. Внезапно Гидеон спросил:

- Который час?

- Пятый.

- Смена Констанции заканчивается в пять. Ты не хочешь пойти в больницу и встретить ее там?

Переодевшись в джинсы и легкую голубую рубашку, Самсон оставил деда на крыльце, а сам пошел вниз, к подножию холма. Больницу окружал высокий забор, и у ворот Сэма тщательно обыскали охранники в форме. Он прошел мимо послеоперационного отделения, где на лужайках грелись на солнце выздоравливающие пациенты в синих пижамах. У многих были ампутированы конечности: в больницу миссии Ками поступало много пострадавших от взрывов противопехотных мин и получивших ранения входе войны. Больница Ками предназначалась только для африканцев, и все пациенты были черными.

Две медсестры-матабеле, сидевшие в регистратуре, встретили гостя радостным щебетом. Самсон осторожно расспросил их о последних событиях в миссии: кто женился, кто родился, кто умер и кто за кем ухаживает - все новости небольшой, тесно сплоченной общины.

- Самсон! Самсон Кумало! - врезался в их разговор чей-то резкий командный голос.

Обернувшись, Сэм увидел главного врача больницы - доктор Лейла Сент-Джон решительно шагала к нему по широкому коридору.

Из верхнего кармана белого халата торчал целый набор шариковых ручек, на шее болтался стетоскоп, квадратные роговые очки больше подходили мужчине, с тонких губ свешивалась сигарета. Из-под расстегнутого халата виднелись бесформенный бордовый пуловер и длинная индийская юбка яркой расцветки. На ногах были надеты зеленые мужские носки и открытые сандалии. Тусклые тонкие волосы, собранные в два хвостика, торчали над оттопыренными ушами. От отца, Роберта Сент-Джона, Лейла унаследовала неестественно бледную кожу, испещренную рубцами от юношеских угрей. На лице доктора застыло чопорное выражение, но глаза смотрели горящим взглядом прямо на Самсона.

- Блудный сын вернулся, - сказала она, крепко пожимая руку гостя. - И теперь наверняка дожидается возможности сбежать с моей лучшей операционной сестрой!

- Добрый вечер, доктор Лейла.

- Ты все еще на побегушках у твоего белого колонизатора? - спросила она.

Родезийское правительство отправило Лейлу Сент-Джон за политическую деятельность в тюрьму Гвело на пять лет - в то время там сидел также Роберт Мугабе, который теперь, находясь в ссылке, возглавлял освободительную армию ЗАНУ.

- Крейг Меллоу - родезиец в третьем поколении по отцу и по матери, так что никакой он не колонизатор. А еще он мой друг.

- Самсон, ты ведь образованный и очень способный человек. Вокруг тебя мир горит в горниле испытаний, история куется на наковальне войны. Разве тебе не стыдно даром тратигь данные тебе Богом таланты, позволяя менее способным людям вырвать из твоих рук будущее?

- Доктор Лейла, я не люблю войну. Ваш отец сделал меня христианином.

- Только безумцы любят войну, но что еще остается для того, чтобы разрушить непрекращающееся насилие капиталистической системы империалистов? Каким другим способом можно удовлетворить законные и благородные притязания бедных, слабых и угнетенных?

Она улыбнулась, заметив, как Самсон бросил беглый взгляд вокруг.

- Не беспокойся, здесь ты среди друзей. Настоящих друзей. - Лейла Сент-Джон посмотрела на наручные часы. - Мне пора. Я скажу Констанции, чтобы она как-нибудь привела тебя на ужин. Мы еще продолжим этот разговор.

Резко повернувшись, она торопливо зашагала к двойным дверям с надписью "Амбулаторное отделение", и потертые коричневые сандалии застучали по плиткам пола.

Самсон нашел свободное место на одной из длинных скамей возле амбулаторного отделения, где сидели больные, хромые, кашляющие, перевязанные и истекающие кровью люди. Резкий запах больничного антисептика словно насквозь пропитывал одежду и кожу.

Наконец появилась Констанция. Кто-то из медсестер наверняка предупредил ее: девушка нетерпеливо вертела головой по сторонам, выглядывая гостя сияющими глазами. На отутюженном и накрахмаленном халатике в розовую полоску выделялось белое пятно фартука, шапочка была кокетливо сдвинута набок. На груди поблескивали квалификационные значки: операционная сестра, акушерка и так далее. Заплетенные в мелкие косички волосы были уложены в замысловатые узоры, на что требовалось немало времени и терпения. На лице классической красавицы-нгуни, круглом, точно черная луна, выделялись огромные глаза; белоснежные зубы сверкали в улыбке. Спину она держала прямо, в узких плечах чувствовалась сила. Под белым фартуком выступали округлые крепкие груди, тонкая талия переходила в широкие бедра. Констанция двигалась с особой африканской грацией, будто танцевала под одной ей слышную музыку.

Самсон помедлил пару мгновений, с удовольствием разглядывая девушку, потом все же поднялся.

- Я вижу тебя, Самсон, - пробормотала она, останавливаясь перед ним, и вдруг, засмущавшись, опустила взгляд.

- Я вижу тебя, любимая, - тихонько ответил он.

Они не прикоснулись друг к другу: прилюдное проявление чувств осуждалось традициями и было бы противно обоим.

Констанция была одной из любимых учениц Гидеона Кумало. Проблемы со зрением вынудили Гидеона выйти на пенсию, его жена умерла, и девушка перешла жить к старику, заботилась о нем и вела хозяйство. Так она и познакомилась с Самсоном.

Они неторопливо шли вниз по склону к домику, и Констанция довольно непринужденно болтала, рассказывая Самсону обо всем, что произошло в его отсутствие. И все же в ней чувствовалось какое-то напряжение. Дважды она оглянулась, и в ее глазах промелькнул страх.

- Что тебя беспокоит? - спросил Самсон, когда они подошли к калитке.

- Откуда ты знаешь… - начала девушка и осеклась. - Впрочем, ты всегда все про меня знаешь.

- Так в чем же дело?

- "Парни" здесь, - ответила Констанция.

У Самсона мурашки по коже побежали - "парнями" и "девчатами" называли партизан, бойцов революционной армии Зимбабве.

- Здесь? - переспросил он. - В миссии?

Девушка кивнула.

- Их присутствие ставит всех под угрозу смерти, - с горечью произнес он.

- Самсон, любимый, мне нужно тебе кое-что сказать, - прошептала она. - Я больше не могла пренебрегать своим долгом и присоединилась к ним. Теперь я тоже одна из "девчат".

Ужинали в комнате в центре дома, которая служила одновременно кухней, столовой и гостиной. Вместо скатерти Констанция застелила выскобленный деревянный стол газетой "Родезиан геральд", в которой текст перемежался пустыми колонками - безмолвный протест редактора против драконовских мер государственной цензуры. На середину стола девушка поставила кастрюлю с рассыпчатой кукурузной кашей, рядом - небольшую миску с требухой и лимской фасолью. Наполнив тарелку старика, Констанция дала ему ложку и осталась сидеть рядом, нежно направляя его руку и вытирая рассыпанную еду.

Маленький черно-белый телевизор на стене показывал расплывчатое изображение диктора.

"- За последние двадцать четыре часа в четырех разных операциях в Машоналенде и Матабелеленде силы безопасности уничтожили двадцать шесть террористов. Кроме того, шестнадцать мирных жителей погибли в перестрелках и еще восемь - в результате взрыва мины на дороге возле Мрева. Штаб соединенных сил с прискорбием сообщает о гибели в бою двух бойцов сил безопасности - сержанта Джона Синклера из отряда Баллантайна…"

Констанция встала и выключила телевизор, логом села на место и подложила в тарелку Гидеона еще мяса с фасолью.

- Как на футбольном матче, - произнесла она с такой горечью, какой Самсон никогда раньше не слышал в ее голосе. - Каждый вечер нам сообщают счет: террористы - два очка, силы безопасности - двадцать шесть. Прямо хоть ставки делай.

Самсон заметил, что девушка плачет, но в голову не приходило никаких утешительных слов.

- Нам называют имена белых солдат, их возраст и сколько детей у них осталось, а все остальные - просто "террористы" и "чернокожее население", хотя у них тоже есть матери, отцы, жены и дети. - Констанция шмыгнула носом, сглатывая слезы. - Они тоже матабеле, как и мы. Они наши соплеменники… Смерть стала обычным делом, а те, кто выживает, оказываются у нас в больнице - с оторванными конечностями или с травмами головы, которые превращают людей в идиотов.

- Если в войне участвуют женщины и дети, то это уже не война, а бойня, - заметил Гидеон скрипучим старческим голосом. - Мы убиваем их женщин, они убивают наших.

В дверь тихонько поскреблись. Констанция поспешно бросилась к двери и, выключив свет, открыла ее. На улице уже стемнело, однако Самсон разглядел в проеме силуэты двух мужчин. Они проскользнули в комнату. Щелкнул дверной замок, и Констанция снова включила свет.

Самсону хватило беглого взгляда на стоящих возле стены незнакомцев, чтобы понять, кто они такие. Мужчины были одеты в джинсы и джинсовые рубашки, но в движениях тела и беспокойно бегающих глазах чувствовалась животная настороженность.

Старший кивнул напарнику, и тот торопливо осмотрел спальни, проверил, плотно ли задернуты шторы на окнах, затем дал знак, что все чисто, и выскользнул за дверь.

Второй пришелец сел на скамью напротив Гидеона Кумало.

- Меня зовут товарищ Тебе, - тихо сказал он. У него были тонкие черты лица, гладко выбритая голова и слегка изогнутый, как у арабов, нос, хотя кожа отливала густой чернотой. - Как зовут тебя, дедушка?

- Гидеон Кумало. - Слепой смотрел поверх плеча гостя, склонив голову набок.

- Твоя мать дала тебе другое имя, и твой отец называл тебя по-другому.

Старик задрожал и не сразу сумел заговорить.

- Кто ты? - спросил он.

- Не важно. Мы пытаемся узнать, кто ты. Скажи мне, старик, ты когда-нибудь слышал имя Тунгата Зебиве? Искатель того, что было украдено, Искатель справедливости?

Гидеона затрясло, он уронил тарелку, которая покатилась кругами по бетонному полу.

- Откуда ты знаешь это имя? - прошептал он. - Откуда ты можешь знать такие вещи?

- Я все знаю, дедушка. Даже песню. Давай споем ее вместе.

Гость тихонько запел пронзительным баритоном:

Словно крот в брюхе земли,
Базо нашел тайный проход…

Это был старинный боевой напев отряда Кротов, и на Гидеона Кумало нахлынули воспоминания. Как все старики, он отчетливо помнил времена детства, хотя и забывал то, что случилось на прошлой неделе. Перед глазами встала пещера в холмах Матопо и освещенное отблесками костра лицо отца - и губы сами повторяли слова песни:

Дочери Машобане спросили:
"Мертвы ли Кроты под землей?"

Гидеон пел скрипучим стариковским голосом, не замечая, что слезы катятся из слепых глаз, стекая по щекам.

Прислушайтесь, красавицы, - вы слышите,
Как что-то шуршит в темноте?

Допев песню, гость умолк. Гидеон вытер слезы.

- Духи предков зовут тебя, товарищ Тунгата Зебиве, - тихо сказал пришелец.

- Я старик, слепой и немощный. Я не могу ответить на зов.

- Тогда ты должен послать кого-то вместо себя, - заявил товарищ Тебе. - Того, в чьих жилах течет кровь Базо, Топора, и колдуньи Танасе.

Он медленно повернулся к Самсону Кумало, сидевшему во главе стола, и посмотрел ему в глаза. Тот бесстрастно встретил взгляд товарища Тебе.

Самсон злился. Он инстинктивно понял, зачем пришел незваный гость. Мало кто из матабеле мог похвастаться университетским дипломом, к тому же Самсон обладал и другими редкими талантами. Он давно знал, как отчаянно революционеры хотят его заполучить, и ему пришлось приложить всю свою изобретательность, чтобы держаться от них подальше. И вот наконец они добрались до него - и он злился на них и на Констанцию. Это она навела их. За ужином девушка поглядывала на дверь: наверняка именно Констанция сказала им, что он здесь.

Помимо злости, на него обрушились разочарование и усталость: дальнейшее сопротивление бесполезно и опасно не только лично для него. Эти безжалостные люди настолько привыкли к крови, что отличались невообразимой жестокостью. Самсон знал, почему пришелец сначала заговорил с Гидеоном Кумало - это был знак. Если Самсон откажется подчиниться, старику угрожает смертельная опасность.

"Тогда ты должен послать кого-то вместо себя" - древняя формула сделки, означающая "жизнь за жизнь". Если внук откажется, деду не жить, но и на этом революционеры не остановятся: им нужен Самсон, и они его получат - любой ценой.

- Меня зовут Самсон Кумало, - сказал он. - Я христианин и ненавижу войну и жестокость.

- Мы знаем, кто ты, - ответил товарищ Тебе. - И знаем, что в наше время нет места милосердию…

Дверь приоткрылась, и стоявший на улице напарник просунул голову в щель.

- Канка! - торопливо бросил он и снова захлопнул дверь. - Шакалы!

Товарищ Тебе быстро поднялся, достал из-за пояса "Токарев" и выключил свет.

- Автобусная станция в Булавайо, - шепнул он в темноте на ухо Самсону. - Через два дня в восемь утра.

Щелкнул язычок замка, и незваный гость исчез. Минут пять царила тишина.

- Они ушли… - Констанция включила свет и принялась убирать со стола посуду. - Не знаю, что их напугало, но, похоже, тревога была ложной: в поселке тихо, сил безопасности не видно.

Мужчины промолчали. Девушка приготовила им какао.

- В девять часов по телевизору будет фильм "Дети железной дороги".

- Я устал, - ответил Самсон: он все еще злился на нее.

- Я тоже, - чуть слышно шепнул Гидеон.

Самсон помог деду добраться до спальни. В дверях он оглянулся: Констанция смотрела такими умоляющими глазами, что злость пошла на убыль.

Он лежал на узкой железной койке напротив кровати деда и в темноте прислушивался к негромкому шуму, доносящемуся из кухни: Констанция наводила порядок и готовила завтрак. Потом дверь в ее спальню в задней части дома закрылась.

Самсон дождался, пока дед захрапит, и бесшумно встал. Накинув грубое шерстяное одеяло на голое тело, он вышел из комнаты и направился к спальне Констанции. Незапертая дверь легко распахнулась. Девушка поспешно села на кровати.

- Это я, - тихо сказал он.

- А я так боялась, что ты не придешь!

Протянув руку, Самсон коснулся ее обнаженного тела - прохладного и бархатистого на ощупь. Она взяла его за руку и притянула к себе: последние остатки злости в душе Самсона растаяли.

- Прости, - прошептала Констанция.

- Не важно, - ответил он. - В конце концов они бы все равно меня нашли.

- Ты пойдешь?

- Если я не пойду, они заберут деда, но и на этом не остановятся.

- Ты пойдешь не поэтому. Ты пойдешь по той же причине, по какой я пришла к ним: потому что это мой долг.

Она шевельнулась, и обнаженные груди коснулись его груди. Самсон почувствовал, как в девушке разгорается страсть.

- Тебя забирают в лес?

- Нет, - ответила Констанция. - Пока нет. Мне приказали оставаться в миссии: я буду работать здесь.

- Это хорошо. - Он провел губами по ее горлу. В лесу шансы выжить невелики: силы безопасности действуют очень эффективно - один уцелевший на тридцать убитых партизан.

- Товарищ Тебе назвал тебе время и место встречи. Как ты думаешь, тебя пошлют в лес?

- Не знаю. Наверное, сначала отправят на подготовку.

- Может быть, это наша последняя ночь перед долгой разлукой, - прошептала Констанция.

Самсон промолчал, медленно проведя рукой по изгибам ее позвоночника до глубокой впадины между ягодицами.

- Я хочу, чтобы ты дал мне сына. Тогда у меня будет кого любить, пока мы в разлуке.

- Это запрещено законом и традициями.

- Здесь единственный закон - оружие, единственная традиция - та, которую мы решим соблюдать. - Констанция перекатилась, оказавшись под ним, и обхватила его руками и ногами. - Посреди смерти мы должны сохранить жизнь. Любимый, подари мне ребенка, дай мне его сегодня ночью, потому что других ночей у нас может не быть.

Самсон проснулся от ослепительного света, который заливал крошечную комнатку сквозь потрепанную штору на единственном окне. На голой побеленной стене метались резкие тени. Сонная Констанция прижалась к нему, все еще разгоряченная и влажная после его ласк.

На улице искаженный громкоговорителем голос пролаял приказ:

- Это армия Родезии! Всем немедленно выйти из дома. Не вздумайте бежать или прятаться. Невинным ничего не грозит. Немедленно выйти из дома. Поднять руки вверх. Не пытайтесь сбежать или спрятаться.

- Одевайся, - сказал Самсон Констанции, натягивая шорты. - Потом поможешь мне с дедом.

Полусонная девушка, пошатываясь, подошла к шкафу и достала простое розовое платье. Одетая, но босая, она последовала за Самсоном в спальню Гидеона и помогла поднять старика. На улице громкоговорители продолжали реветь металлическими голосами:

- Немедленно выйти излома. Невинным ничего не грозит. Не пытайтесь бежать.

Констанция накинула шерстяное одеяло на плечи Гидеона, и, поддерживая старика с обеих сторон, они провели его через гостиную. Самсон отпер дверь и вышел на крыльцо, подняв руки над головой. В лицо ударил ослепительный луч прожектора, заставляя прикрыть глаза ладонью.

- Выведи деда, - велел Самсон.

Констанция помогла старику выйти на крыльцо, и все трое сгрудились беспомощной кучкой, ослепленные светом и оглушенные ревом громкоговорителей.

- Не бегите. Не пытайтесь спрятаться.

Поселок сотрудников миссии был окружен. Из темноты сияли лучи прожекторов, освещая группки людей, жавшихся друг к другу, - большинство в ночных рубашках или накинутых на плечи одеялах.

Из непроницаемого мрака за кругом прожекторов появились темные силуэты, двигающиеся с настороженной грацией хищников. Худощавый, сильный на вид мужчина в боевом комбинезоне и панаме перепрыгнул через ограждение крыльца и прижался к стене, прикрываясь Самсоном от возможной атаки из окон и двери. Краска ночного камуфляжа на лице и руках не позволяла определить цвет его кожи.

- Вас только трое - больше никого нет? - спросил он на исиндебеле.

- Больше никого, - подтвердил Самсон.

Солдат повел дулом винтовки "ФН" из стороны в сторону, держа всех троих под прицелом.

- Если в доме остался кто-то еще, скажите сейчас, иначе они будут уничтожены.

- Там никого нет.

По сигналу солдата его товарищи одновременно вошли в дом через переднюю и заднюю двери и все окна. За несколько секунд, слаженно прикрывая друг друга, они осмотрели каждую комнату. Убедившись, что внутри никого нет, солдаты растворились в темноте, оставив хозяев стоять на крыльце.

- Не двигаться! - верещали громкоговорители. - Оставаться на местах!

Назад Дальше