На этот раз Крейг вовремя увидел неприметный поворот и сразу свернул на грунтовую дорогу, ведущую мимо кладбища, через аллею тюльпанных деревьев к побеленным домишкам сотрудников миссии. Первый дом пустовал: заглянув в окна без штор, Крейг увидел, что в комнатах остались только голые стены.
- Кого ты ищешь? - спросила Джанин, когда он вернулся к "лендроверу".
- Друга.
- Хорошего друга?
- Лучшего в жизни.
Он подъехал к больнице и, оставив Джанин в машине, вошел внутрь. Навстречу широким шагом вышла женщина в белом халате. На неестественно бледном лице застыло хмурое выражение.
- Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы запугивать наших людей, - сказала она. - Здесь от полиции ничего хорошего не ждут.
- Простите… - Крейг смущенно глянул на свою полицейскую форму. - Я по личному делу. Я ищу друга, его семья здесь живет - Самсон Кумало…
- А! - кивнула женщина. - Теперь я вас узнаю. Вы - начальник Сэма. Сэм уехал.
- Уехал? Вы не знаете куда?
- Нет, - недружелюбно ответила она.
- А его дед, Гидеон…
- Умер.
- Как умер? - ошеломленно переспросил Крейг. - Что случилось?
- Он умер от разбитого сердца - ваши люди убили дорогого ему человека. А теперь, если у вас больше нет вопросов, прошу вас удалиться: полицейских здесь не жалуют.
В город они вернулись ближе к вечеру. Не спрашивая согласия Джанин, Крейг поехал прямо к яхте. Девушка не стала возражать, просто вылезла из машины и последовала за ним по лесенке на палубу.
Крейг включил магнитофон, открыл бутылку вина и принес дневник сэра Ральфа Баллантайна, который взял у Баву. Усевшись бок о бок в салоне, они склонились над переплетенной в кожу тетрадью. Джанин пришла в восторг от выцветших рисунков на полях, сделанных пером и карандашами. Описание нашествия саранчи в девяностых годах девятнадцатого века ее просто очаровало.
- Глаз у старого хрыча был наметанный, - заметила она, рассматривая зарисовку саранчи. - Прямо как у настоящего натуралиста - ты только посмотри, каждая мелочь прорисована!
Джанин подняла взгляд на сидевшего рядом Крейга: какой же он хорошенький, такой славный щеночек! Глядя ему в глаза, она медленно закрыла тетрадь. Он склонился поближе, и она не отодвинулась. Под его губами ее губы мягко раздвинулись. Длинные, нежные, словно крылья бабочки, ресницы прикрыли огромные раскосые глаза.
- Бога ради, не говори глупостей, - хрипло прошептала Джанни. - И продолжай делать то, что делаешь.
Он повиновался.
- Надеюсь, тебе хватило предусмотрительности сделать койку достаточно широкой для двоих, - дрожащим голосом прервала она затянувшееся молчание.
Не говоря ни слова, Крейг взял ее на руки и отнес в каюту, где они и проверили ширину койки.
- Никогда не думал, что все может быть вот так - легко и просто, - с изумлением сказал он, подперев голову рукой и глядя на Джанни сверху вниз.
Девушка провела пальцем по его обнаженной груди, очертив круги вокруг сосков, и мурлыкнула:
- Обожаю волосатую грудь.
- Я хочу сказать… Ну, как-то мне всегда казалось, что это должно быть такое торжественное событие - сначала клятвы и признания…
- Органная музыка? - хихикнула она. - Пардон за выражение.
- Кстати, никогда не слышал, как ты хихикаешь, пока ты не оказалась в постели.
- Да уж, меня только тогда и тянет похихикать, - согласилась она и опять хихикнула. - Зайка, будь умницей, принеси бокалы.
- А теперь-то что смешного? - спросил Крейг, выходя за дверь.
- Попка у тебя белая и гладкая, как у младенца… Нет, не прикрывайся!
Пока он рылся в камбузе в поисках вина, Джанин крикнула из каюты:
- У тебя есть кассета с "Пасторальной симфонией"?
- Вроде была где-то.
- Поставь ее, зайка.
- Зачем?
- Вернешься в постель, тогда расскажу.
Совершенно обнаженная Джанин сидела на койке в позе лотоса. Крейг передал девушке один бокал с вином и после некоторых усилий тоже ухитрился сложить ноги в позу лотоса.
- Давай, рассказывай.
- Крейг, глупый, разве можно найти лучший аккомпанемент?
Буря музыки и любви вновь захватила их. В наступившей за ней пронзительной тишине они лежали, крепко прижавшись друг к другу. Джанин ласково смахнула упавшую на глаза Крейга мокрую от пота прядку.
- Я люблю тебя! - выпалил Крейг, не в силах удержаться. - Я безумно люблю тебя!
Она почти грубо оттолкнула его и села.
- Ты славный мальчик и восхитительно нежный любовник, но у тебя просто талант говорить глупости в самое неподходящее время!
Утром Джанин заявила:
- Ты приготовил ужин, так что моя очередь готовить завтрак.
Она пошла в камбуз, натянув на себя лишь старую рубаху Крейга: рукава пришлось закатать, а полы свисали ниже колен.
- С такими запасами яиц и бекона можно ресторан открывать! Ты ждал кого-то в гости?
- Не ждал, но надеялся! - крикнул он из душа. - Мне глазунью, если можно!
После завтрака Джанин помогала Крейгу устанавливать на палубе лебедки из нержавеющей стали: девушка придерживала накладки снаружи, а Крейг сверлил дырки и прикручивал болты изнутри корпуса.
- А у тебя, похоже, руки из нужного места растут! - крикнула Джанин.
- Спасибо за комплимент.
- Ты, наверное, первоклассный механик.
- Неплохой..
- Надо полагать, оружие чинишь?
- В том числе.
- Как ты можешь? Ведь оружие - это зло!
- Типичный предрассудок невежественного обывателя! - Крейг припомнил Джанин ее собственный выпад. - Огнестрельное оружие - это, с одной стороны, очень практичное и полезное орудие, а с другой - может быть великолепным произведением искусства. Человек всегда любил украшать свое оружие.
- Все дело в том, как люди его используют! - настаивала Джанин.
- В частности, его использовали для того, чтобы остановить Адольфа Гитлера, прежде чем он уничтожил весь еврейский народ, - заметил Крейг.
- Да ладно тебе! Ты ведь прекрасно знаешь, для чего используется оружие в лесу прямо сейчас.
- Зло не в оружии, а в людях, его применяющих, - то же самое относится и к гаечным ключам.
Он затянул болты на лебедке и высунул голову из люка.
- На сегодня хватит! "А в седьмой день Он почил и покоился". Как насчет пива?
Крейг вынес динамик на кокпит, и парочка устроилась на солнышке, попивая пиво и слушая музыку.
- Джанин, даже не знаю, как бы сказать потактичнее, но я не хочу, чтобы ты еще с кем-то встречалась - понимаешь, о чем я?
- Опять про то же самое! - Она прищурилась, и в глазах блеснули льдинки. - Крейг, заткнулся бы ты наконец!
- После всего, что между нами было, - упрямо продолжал он, - я думаю, что мы…
- Зайка, у тебя есть выбор: или ты снова меня разозлишь, или заставишь хихикать - ты что предпочитаешь?
В понедельник Джанин пришла к нему на работу в обеденный перерыв. Они съели его обед - бутерброды с ветчиной, - и Крейг показал ей оружейную мастерскую. Помимо воли Джанин увлеклась выставкой захваченного у противника оружия и взрывчатки. Крейг объяснил, как работают различные виды мин, как их можно обнаружить и обезвредить.
- Террористы, конечно, свиньи, но ребята мощные, тут ничего не скажешь, - признался Крейг. - Они тащат эти штуки на себе - двести миль по лесу. Попробуй поднять одну из них, и поймешь, о чем я.
Напоследок он отвел Джанин в маленькую комнатку.
- Это мое особое задание - "ПиО", то есть проследить и опознать. - Крейг показал на завешанные графиками стены и ящики с гильзами возле стола. - После каждого боя с террористами наши ребята прочесывают местность, подбирая все гильзы. Сначала их проверяют на отпечатки пальцев. Если террорист нам уже известен, то его можно сразу опознать. Если он вытер патроны перед тем, как зарядить оружие, или у нас нет его отпечатков, то мы все равно можем точно определить, из какого оружия произведен выстрел.
Крейг дал Джанин посмотреть в стоявший на столе микроскоп.
- Боек каждого ружья оставляет на гильзе вмятину, которая так же индивидуальна, как отпечатки пальцев. Мы способны отследить бои любого террориста, достаточно точно определить общее число боевиков и выявить "горячих".
- Что значит "горячих"? - спросила Джанин, поднимая глаза от окуляра микроскопа.
- Из каждой сотни террористов примерно девяносто прячутся в надежном укрытии возле поселков, откуда их снабжают едой и девушками. Такие стараются избегать опасности и держаться подальше от наших ребят. "Горячие", наоборот, лезут на рожон - они настоящие тигры, фанатики, убийцы. - Крейг подвел ее к стене. - Посмотри на этот график. Этого парня мы прозвали Лютиком, потому что боек на его автомате оставляет отпечаток, похожий на цветок. Он воюет в лесу уже три года и побывал в девяноста шести боях - почти по одному бою каждые десять дней! Он, наверно, железный.
Крейг провел пальцем вниз по графику.
- А вот еще один. Его мы назвали Лапа Леопарда - видишь, какой отпечаток оставляет боек? Этот парень появился недавно, первый раз перешел через реку, но уже принял участие в нападениях на четыре фермы, в одной засаде и вступил в бой с отрядом Роли. Не многие террористы выживают после стычки с бойцами Роли - ребята у него крутые. Они уничтожили большую часть группы террористов, однако Лапа Леопарда дрался умело и увел с собой часть людей. Согласно отчету Роли, четверо спецназовцев подорвались на фугасах, оставленных отходившими террористами, и еще шестеро погибли в перестрелке - за всю историю отряда Баллантайна это самые тяжелые потери, понесенные в одном бою. - Крейг постучал по графику. - Вот уж действительно "горячий" террорист - мы о нем еще услышим.
Джанин передернуло.
- Какой ужас! Сплошные смерти и страдания! Это когда-нибудь кончится?
- Это началось с тех самых пор, как люди впервые поднялись на задние лапы, и закончится явно не завтра. Давай лучше поговорим про сегодняшний вечер. Я заеду за тобой в семь, договорились?
Джанин позвонила Крейгу в оружейную мастерскую около пяти.
- Крейг, не заезжай за мной сегодня.
- Почему?
- Потому что меня не будет дома.
- А что случилось?
- Роли вернулся.
Крейг немного повозился на баке, устанавливая крепительные утки для кливера, а когда стемнело, пошел вниз и неприкаянно бродил по яхте. Джанин оставила солнцезащитные очки на столике возле койки и забыла помаду на умывальнике. В салоне все еще пахло ее духами, в мойке на камбузе стояли два бокала.
- Пожалуй, я напьюсь, - решил Крейг.
Однако тоника не осталось, а джин с водой оказался таким отвратительным на вкус, что он вылил эту гадость в мойку. Крейг поставил было кассету с "Пасторальной симфонией", но она навевала такие воспоминания, что сердце разрывалось. Он выключил магнитофон, взял со стола переплетенную в кожу тетрадь сэра Ральфа и пролистал ее: дневник Крейг прочитал уже дважды. На выходных надо было бы съездить в Кингс-Линн, Баву наверняка ждал, что внук приедет за следующим дневником.
Крейг начал читать записи в третий раз, и боль одиночества мгновенно утихла.
Подумав, он порылся в ящичке и достал разлинованную тетрадку, где рисовал схемы кают и камбуза, - в ней еще оставалось больше сотни чистых листов. Вырвав использованные страницы и взяв твердый карандаш из навигационного набора, Крейг уселся за штурманский стол и почти пять минут разглядывал чистую страницу. Потом он написал:
Африка притаилась на горизонте, словно лев в засаде, рыжевато-золотистая в первых лучах солнца, обожженная холодом Бенгельского течения. Робин Баллантайн всматривалась в далекий берег…
Крейг перечитал написанное, и его охватило странное возбуждение, которого он никогда раньше не испытывал. Перед глазами стояла девушка: она нетерпеливо задрала подбородок, длинные волосы развевались на ветру.
Карандаш торопливо заскользил по чистой бумаге: девушка ожила, ее голос звучал в ушах Крейга. Он перевернул страницу и продолжал писать - и не успел опомниться, как вся тетрадка заполнилась словами, написанными угловатым почерком, а в иллюминаторе разгоралась утренняя заря.
Сколько Джанин себя помнила, в конюшне позади ветеринарной клиники отца всегда были лошади. Когда ей исполнилось восемь лет, отец впервые взял ее с собой на охоту, а вскоре после своего двадцать второго дня рождения и незадолго до отъезда в Африку она получила значок охотника, став полноправным членом местного охотничьего клуба.
Роланд Баллантайн подарил Джанин великолепную гнедую кобылку без единого светлого или темного пятнышка. Тщательно вычищенная шкура лоснилась под солнцем, точно мокрый шелк. Джанин и раньше нередко ездила на проворной и легкой кобылке - между всадницей и лошадью давно установилось взаимопонимание.
Роланд ехал верхом на громадном черном жеребце, названном Мзиликази в честь древнего короля матабеле. Под кожей плеч и живота, словно змеи, извивались вены. Между ног свисали гигантские яички - грубый и неотразимый признак мужественности. Когда жеребец прижимал уши и оскаливал зубы, перепонки в уголке глаз наливались кровью - исходящие от него высокомерие и угроза пугали и в то же время притягивали Джанин: конь был вполне под стать всаднику.
Высокие сапоги Роланда Баллантайна были начищены до зеркального блеска, короткие рукава белой рубашки плотно обхватывали мускулистые бицепсы. Джанин подозревала, что он всегда носит белые рубашки, чтобы подчеркнуть темный загар лица и рук. Роланд невероятно красив, но безжалостность делала его куда более привлекательным, чем красивое лицо само по себе.
Прошлой ночью, когда они лежали в постели в ее квартире, Джанин спросила:
- Сколько людей ты убил?
- Столько, сколько потребовалось, - ответил он.
И хотя она думала, что ненавидит войну, смерть и страдания, Джанин пришла в такое возбуждение, что потеряла всякий контроль над собой. Когда все закончилось, Роланд засмеялся:
- А ты, оказывается, маленькая извращенная сучка!
Джанин захотелось сквозь землю провалиться от стыда. Она возненавидела Роланда за то, что он все понял, и, разозлившись, набросилась на него с намерением выцарапать глаза. Он легко удержал ее и, похихикивая, шептал на ушко, пока она снова не обезумела от страсти.
Сейчас Роланд ехал рядом, и Джанин почувствовала, как в глубине души шевельнулся страх, по коже побежали мурашки, низ живота свело.
На вершине холма Роланд натянул поводья. Жеребец затанцевал по кругу, осторожно поднимая копыта, и попытался ткнуть мордой кобылку. Роланд дернул повод, заставляя коня повернуть голову, и показал на горизонт, со всех сторон уходящий в голубизну небес.
- Все, что ты отсюда видишь - каждая травинка, каждый камешек, - все это принадлежит Баллантайнам. Мы боролись за это, и мы победили - и тот, кто захочет отнять принадлежащее нам, сначала должен будет меня убить.
Сама мысль показалась смехотворной: Роланд выглядел бессмертным юным богом.
Он спешился и привязал лошадей к высокому дереву мсаса, потом снял Джанин с седла. Роланд обнял девушку сзади, прижимая к себе, и подвел к самому краю пропасти.
- Вот, посмотри! - сказал он.
Вид открывался превосходный: густая золотистая трава, изящно изогнутые деревья, прозрачные ручейки и блестящие зеркала запруд, мирно жующие стада больших рыжих коров с шерстью цвета красной почвы под их копытами, а над всем этим - высокий купол голубого африканского неба с пятнами облачков.
- Этой земле нужна женщина, которая полюбит ее так же, как я, - произнес Роланд. - Женщина, которая станет матерью сыновей, чтобы они лелеяли эту землю и владели ею, как я владею.
Джанин догадалась, что он хочет сказать, и теперь, когда слова вот-вот сорвутся с его губ, ее вдруг охватило смятение и бросило в дрожь.
- Я хочу, чтобы именно ты стала этой женщиной, - заявил Роланд Баллантайн, и Джанин бурно разрыдалась.
Сержанты отряда Баллантайна сбросились на вечеринку по случаю помолвки своего полковника и его избранницы. Праздник устроили в офицерской столовой в казармах отряда в Табас-Индунас. Пригласили всех офицеров с женами, так что прибывших на "мерседесе" Роланда и Джанин встретила собравшаяся на веранде плотная толпа. Под руководством старшины Гонделе все весело, хотя и нестройно, запели.
- Слава Богу, деретесь вы лучше, чем поете, - сказал им Роланд. - Иначе ваши задницы давно бы превратились в решето.
Полностью уверенный в себе, как доминирующий самец в стае, он обращался с подчиненными с грубой отеческой суровостью и заботой, и его открыто обожали. Джанин это хорошо понимала и ничего другого не ожидала. Удивление вызывала сплоченность отряда: между белыми и черными офицерами чувствовалась почти осязаемая нить доверия и единства, которая была явно прочнее любых семейных связей. Позднее Джанин спросила Роланда об этом, и он сказал: "Волей-неволей полюбишь человека, от которого зависит твоя жизнь".
Офицеры обращались с Джанин очень уважительно, почти благоговейно. Матабеле называли ее "донна", белые - "мэм", и она мгновенно прониклась к ним симпатией.
Старшина Гонделе лично принес ей джин, который и слона бы с ног свалил, и очень обиделся, когда Джанин попросила добавить немного тоника. Потом он представил ее своей жене, привлекательной дородной дочери одного из старших вождей матабеле. "Она вроде как принцесса", - объяснил Роланд. Принцесса родила пятерых сыновей - именно столько договорились завести Джанин и Роли - и прекрасно говорила по-английски, так что между женщинами немедленно завязался серьезный разговор, от которого Джанин отвлек прозвучавший рядом голос:
- Доктор Карпентер, прошу прошения, что опоздал. - Фраза была сказана с безупречной интонацией и произношением диктора Би-би-си или выпускника Королевской академии театрального искусства.
Обернувшись, Джанин увидела перед собой элегантного мужчину в форме подполковника родезийских ВВС.
- Дуглас Хант-Джеффрис, - представился он, протянув узкую, почти по-женски гладкую ладонь. - Я счастлив, что мне представилась возможность познакомиться с прекрасной избранницей галантного полковника! - Военная форма, хотя и безупречно скроенная, на узких плечах сидела нелепо, холеное пустое лицо выдавало непрофессионала. - Весь полк пришел в волнение, услышав о вашей помолвке.
Джанин инстинктивно поняла, что, несмотря на внешний вид и манеру говорить, гомосексуалистом Хант-Джеффрис не был - судя по тому, как он держал ее руку, как оглядел с головы до ног обволакивающим взглядом. Джанин невольно заинтересовалась: он напомнил ей опасную бритву, обернутую в бархат.
Если и требовалось подтверждение гетеросексуальных склонностей нового знакомого, то реакции Роланда было более чем достаточно: увидев, с кем разговаривает Джанин, он мгновенно оказался рядом.
- Дуги, козлик, это ты! - Роланд улыбнулся, хищно оскалив зубы.
- Bonsoir, monbrave! - Подполковник прикусил мундштук из слоновой кости. - Должен признать, не ожидал, что ты обладаешь столь изысканным вкусом. Доктор Карпентер просто неотразима. Я вполне одобряю твой выбор - целиком и полностью одобряю.
- Обязанность Дуги - одобрять все, что мы делаем, - объяснил Роланд. - Дуги у нас офицер связи со штабом.