- Я устал. Мы уедем. Сейчас же. - Кто это - мы?
- Я и Анна.
- Нет уж! - засмеялся Хенниг. - Анна - моя дама. Можешь взять свою.
- Эрнст, ты меня знаешь… - упрямо заявил Вернер. - Анна поедет со мной. Можешь не сомневаться. Это решено.
Командир полка стиснул зубы. Глаза его стали белыми от ярости. Вернер тоже стиснул зубы и молча, с тупым упрямством пьяного, посмотрел на подполковника.
К ним подскочил офицер с погонами медицинской службы.
- Господин подполковник… Господин майор… Ради бога!
- Ну вот! - недовольно крикнул кто-то из летчиков. - Подерутся из-за бабы…
Хенниг оглянулся и прочел на лицах летчиков неодобрение. Осторожность никогда не покидала его. Он знал, как велика популярность Вернера в полку, знал, что его, Хеннига, недолюбливают, и счел благоразумным уступить.
- Ну, что ж, - с кривой усмешкой развел руками подполковник. - Ты сегодня именинник, Людвиг. Пусть Анна будет тебе моим подарком.
Летчики одобрили его шутку.
- Выпьем за здоровье нашего командира подполковника Хеннига!
Все поднялись и протянули руки к Хеннигу. Командир полка улыбнулся. Вернер тоже чокнулся с ним и выпил.
…Минуты через три машина выехала из ворот офицерского клуба.
- Куда, господин майор? - спросил шофер.
Сидевший рядом с Оксаной Вернер не ответил.
- На Огородную, - торопливо сказала девушка.
Она взглянула на Вернера. Летчик спал, откинувшись на спинку сиденья. Лицо его, освещенное лунным светом, казалось мертвенно бледным, в открытом рту блестели зубы, ветер развевал его длинные волосы. В эту минуту прославленный ас был похож на мертвеца.
Оксану разбудил знакомый голос. За окнами на улице протяжно кричал жестянщик. Девушка вскочила и распахнула створки окна.
- Эй, мастер!
Она торопливо оделась, вышла во двор. Тихий уже сидел на ступеньках и скручивал цыгарку.
- Простите, что разбудил, барышня. Хозяйка ваша дома?
Девушка оглядела дворик и увидела, что дверь в сарай открыта.
- Нет, в это время она козу пасет. Скоро вернется.
- Так, подожду ее… Говори, что у тебя приключилось?
- Вчера я встретила человека, который меня хорошо знает.
Тихий сразу насторожился.
- А почему вечером тебя не было дома? Ведь я говорил, предупреждал, чтобы немедленно…
- Я не могла прийти. Меня задержали.
- Ну, рассказывай. Что за человек, откуда он, живет в Полянске или проездом?
Оксана, не утаивая ничего, рассказала о своей встрече с Андреем. Жестянщик слушал, мучительно скривив губы, и вдруг взорвался.
- Вот вы, молодые! Загоните меня в гроб своими чувствами. Какая может быть любовь в нашем положении?!
- Тише… - прошептала девушка.
- Ага, теперь тише, - снизил голос мастер. - А кто тебя на Цветочную посылал? Ты тогда о бдительности думала?
Морщинистое лицо Тихого зарделось гневными красными пятнами. Он огляделся вокруг, сердито пожевал губами и неожиданно сменил тон.
- Ладно, извини, что погорячился. Все же ставлю на вид - не умеешь себя сдерживать. Да… Оно, пожалуй, даже хорошо получилось, что ты туда сама зашла. На улице при людях встретилась бы - не миновать беды. Попрощались бы мы с Анной Шеккер как пить дать. Только ты, Ромашка, запомни накрепко: любовь и всякие там нежные чувства - сдай в багаж до окончания войны. Только одно чувство у нас должно быть - ненависть к врагу, да и это чувство нужно прятать подальше.
Он снова пожевал губами.
- Как настроение? Дела-то на фронте скверные… Смотри, не падай духом. Советской власти в гражданскую еще хуже, чем сейчас, приходилось, а все-таки победила. Это помни. Не все еще гири на весы войны брошены… Ну, я пойду, барышня. Видно, не дождусь хозяйки.
Он плюнул на окурок и бросил его в траву. Поднялся.
- А мне как быть? - взволнованно спросила девушка.
- Как? - удивленно взглянул на нее Тихий. - Работай по-прежнему, спокойненько. А-а, ты вот о чем… Не беспокойся, Андрея и его мать мы уберем.
Жестянщик сделал резкий жест рукой, словно срубил что-то ребром ладони. Оксана испугалась. Тихий заметил это и пенял, чего испугалась девушка. Он смутился.
- Ну, что ты, милая. Как можно такое подумать… Нужно будет - уберем из города, перебросим куда-нибудь в другое место. Все сделаем - как надо, аккуратно. Это не твоя печаль. До свиданья, барышня!
Когда Тихий ушел, Оксана вдруг вспомнила, что ей следовало бы рассказать жестянщику и о ночном происшествии. Но голос старого мастера уже звучал где-то далеко…
8. ЛЮДВИГ-СТАНИСЛАВ
Каждый раз, когда подполковник Хенниг выпивал больше чем следует, на утро его мучили головные боли и изжога.
Так было и теперь.
Подполковник лежал на жесткой походной койке у себя в кабинете и тихо стонал. Да, вчера он разошелся, хлестал коньяк, как лошадь. Это началось после того, как Вернер увез Анну… Людвиг - свинья. Какую бы гадость ему подстроить? Все несчастье в том, что Людвиг пользуется благосклонностью генерала. Особенно сейчас. Но какова чертовка эта Анна! Строила из себя недотрогу… Вернера любят женщины.
Хенниг поднялся, налил полстакана коньяку, развел в нем две ложечки питьевой соды и проглотил натощак это испытанное лекарство.
Он почувствовал себя лучше, одел мундир и позвонил дежурному по полку. Дежурный сообщил командиру, что все самолеты, участвовавшие в ночной операции, благополучно вернулись на аэродром. Хенниг успокоился и приказал немедленно прислать в кабинет шофера.
Через несколько минут солдат-шофер, возивший командира полка, появился на пороге. По приказу Хеннига он по-военному кратко доложил о том, что случилось ночью, когда он отвозил майора Вернера и девушку из офицерского клуба. Полагая, что шофер дурачит его, подполковник не на шутку рассердился:
- Вы врете, Густав! Вы сочинитель. Быть того не может! Майор угощал вас коньяком?
- Ни единой каплей, господин подполковник. Майор даже не предлагал мне выпить что-либо.
По глазам солдата Хенниг догадался, что тот говорит правду.
- Ну?
Солдат не понял, что от него требуется.
- Я слушаю вас, господин подполковник.
- Расскажите подробно, как это произошло. Только не сочинять!
- Я говорю лишь то, что видел собственными глазами. Они сели в машину. Майор сразу же уснул на заднем сиденье. Эта девушка, которая была с ним, официантка нашей столовой (ее звать Анна Шеккер), сказала, чтобы я ехал, и я их повез.
- Куда?
- На Огородную. Она живет на этой улице. Маленький домик, номера я не помню.
- Как она вела себя?
- Девушка? Нормально… Я все время был начеку и следил за ней в зеркальце. Она расстегнула воротничок сорочки майора, пригладила его волосы и надела на его голову свалившуюся пилотку. Нет, она вела себя вполне прилично.
- Дальше? - крикнул сгоравший от нетерпения Хенниг.
- Когда мы подъехали к ее дому, она попросила остановить машину. Майор в это время спал, как младенец в люльке. Она открыла дверцу и сказала, чтобы я отвез майора в казарму. Я не возражал - мне было бы спокойнее на душе, если бы майор, находясь в таком состоянии, ночевал у себя в казарме. Но когда эта Анна сильно хлопнула дверцей, закрывая ее, майор проснулся и схватил девушку за руку. "Стоп! - сказал он. - Убегаешь? Так мы не уславливались, детка".
Хенниг усмехнулся, блудливо Щуря глаза.
- Майор Вернер хотел втащить девушку в машину, - продолжал шофер, все еще не понимавший, на чем следует сделать акцент в рассказе. - Тогда Анна спросила майора, есть ли у него невеста. Он засмеялся: "Моя невеста - смерть". Девушка сказала: "У вас есть младшая сестра. Я знаю, вы ее очень любите. Представьте себе, что в этот момент к ней пристает пьяный, нахальный офицер. Как она должна поступить по-вашему?"
- Что ответил на это Вернер? - подполковник уже не спускал веселых глаз с солдата.
- Майор Вернер сразу протрезвел и страшно рассердился. Закричал: "Она… она должна немедленно закатить хорошую оплеуху этому негодяю!" Господин подполковник, не успел майор рта закрыть, как эта Анна со всей силы ударила его по щеке.
- Не может быть! - округлив глаза, воскликнул Хенниг.
- Клянусь богом, господин подполковник. Она ударила его со всего размаха, как бьют волейбольный мяч, когда его гасят за сетку. Бац! И снова - бац!
- Две пощечины? - подполковник застонал от едва сдерживаемого смеха.
- Так точно, две. Докладываю вам, что я за всю свою жизнь еще не видел ничего подобного. Картина была - что-то особенное. Я думал - он сейчас же застрелит ее. Я сам схватился за пистолет.
- А Вернер?
- У майора Вернера в ту минуту было очень глупое, обиженное лицо. Знаете, как у мальчика, который по ошибке проглотил вместо конфеты горькую пилюлю. Он потер щеку и вдруг - вы не поверите, но это истинная правда - вдруг он засмеялся.
Командир полка откинулся на спинку стула и захохотал.
- Он смеялся точно так, как это вы делаете сейчас, точно так, господин подполковник. Будто его кто-то щекотал под мышками. Он смеялся и повторял: "Оригинально! Очень оригинально!"
На лице шофера цвела довольная улыбка, он был рад, что угодил начальству.
- Очаровательно, бесподобно!.. - смеялся Хенниг, вытирая выступившие слезы. - Это так похоже на простофилю Людвига. Какая отчаянная девчонка! Она била его по морде… Ха-ха-ха! Ну и что же было дальше?
- Дальше? - удивился солдат. - Ничего особенного. Майор сейчас же уснул. Анна подняла упавшую на землю пилотку, надела ему на голову и сказала, чтобы я уезжал. Вот и все.
- А она осталась?
- Так точно! Она пошла к своей калитке.
- Хитрая девчонка! Густав, вы должны помалкивать. Никому ни слова об этом случае. Ясно?
- Ясно. Никому ни слова.
- Идите, Густав. Помните, что я вам сказал.
Солдат четко повернулся налево кругом и вышел. Подполковник посмотрел на дверь и снова залился смехом. Он был доволен исходом всей этой неприятной для него истории. Как ни как, Людвиг вел себя вызывающе и прямо-таки из рук вырвал девушку. Теперь Хенниг был отомщен. Две пощечины! Анна - прелесть! Видно, в ее жилах течет настоящая арийская кровь. Очаровательно!
Хенниг и не подозревал, что в этот момент майор Вернер мирно беседует с Анной Шеккер и от души хохочет, слушая ее рассказ о том, что произошло ночью.
…Летчик сидел на нижней ступеньке крылечка, вытянув длинные ноги в новых щегольских сапогах. Анна стояла выше, опершись руками на деревянное перильце.
- В общем, я вел себя отвратительно, как настоящая пьяная свинья. - Вернер наклонился и сорвал широкий листок росшего возле крылечка подорожника. - Я проснулся с каким-то нехорошим чувством. Начал вспоминать - все в тумане. Помню, как ты просила увезти тебя куда-то, как я повздорил с Хеннигом. Потом - провал и затем - словно отрывок из сновидения: я обидел какую-то девушку, возможно даже, свою сестру, и она ударила меня по физиономии. Неприятно и смешно. Признаюсь, меня еще никто не бил по лицу… Ты первая. Явился в столовую - тебя там нет. А мне очень хотелось тебя увидеть. Ну что ж, Анна, мы с тобой квиты. Давай забудем об этом эпизоде. Я редко бываю такой свиньей. Вчера на меня нашло…
Оксана была удивлена неожиданным появлением Вернера и еще больше - его поведением. Майор, командир эскадрильи, лучший летчик в полку, кандидат на получение рыцарского креста, узнал ее адрес и явился просить извинения за то, что она надавала ему пощечин. Он сидел на ступеньке тихий, вежливый. Он не пытался ухаживать за ней и даже не намекнул, чтобы она пригласила его в свою комнату. Как этот Вернер был непохож на того, вчерашнего Вернера, который на бешеной скорости гнал автомобиль, швырял бутылку в окно и с ненавистью смотрел в глаза Хеннига. Значит, среди ее заклятых врагов есть и такие странные, загадочные типы…
- Меня беспокоит шофер, - сказала девушка. - Ведь он все видел.
Людвиг положил на кулак листок подорожника, разгладил и с силой ударил по нему ладонью. Послышался звук, напоминающий выстрел пневматического пистолета.
- А какое это имеет значение? - летчик оглянулся и посмотрел снизу вверх на девушку; голубовато-серые глаза его смеялись. - Пусть болтает. Думаешь, я буду отрицать? Нет! Мне - наплевать. - Лицо летчика внезапно приняло злое выражение. - Сейчас мне на многое наплевать. Я не хочу быть скотиной - вот и все! Они этого не поймут. Ты тоже не поймешь, да тебе и не нужно… Все в порядке, Анна.
Он снова улыбнулся мягкой улыбкой.
- Если шофер расскажет - будет даже лучше. Пусть знают, какая ты, и боятся. Если я получил пощечину, то и они могут на нее рассчитывать. А в общем, все немного грустно, Анна…
- Что именно?
- Все…
Летчик засмеялся и вскочил на ноги. Он окинул девушку ласково-ироническим взглядом, давая понять, что не собирается говорить с ней на какие-либо серьезные темы. И все же Оксана уловила в его словах неподдельную грусть.
- Это у вас с похмелья такое настроение. Зачем вы так много пьете?
- Нет, я пью очень редко, - возразил Вернер. - Летчику нельзя много пить. Вчера был особый случай: я справлял поминки по нашему стрелку-радисту. Он погиб… Ему было всего двадцать лет. Мне очень жаль этого мальчика.
- Какой ужас!
Вернер словно не расслышал восклицания девушки. Он стоял, широко расставив ноги, - высокий, ладно скроенный, одетый в пригнанный к фигуре военный костюм из голубовато-стального материала - и смотрел на верхушку тополя. Лицо летчика казалось спокойным, мечтательным, и только скорбный излом губ выдавал его печальные мысли.
Да, что-то мучило майора Вернера, что-то опостылело ему, но, может быть, он сам еще не понимал этого. Впрочем, Оксана не спешила делать выводы. Она наблюдала за летчиком. Этот человек казался ей более опасным, чем подполковник Хенниг. Она угадывала в нем внутреннее благородство, человечность и даже нежность - именно те качества, какие она меньше всего хотела бы обнаружить в ком-либо из своих врагов.
Внезапно выражение лица Вернера изменилось. Он насторожился, повернул голову и застыл прислушиваясь.
В соседнем дворе запела девочка. Высокий плетень полностью скрывал ее фигурку, виднелся только беленький платочек. Голос девочки был слабенький, но чистый, приятный, он звенел, как пробивающийся между камнями родничок.
Стоїть явір над водою.
В воду похилився…
Глаза Вернера радостно блеснули, на губах задрожала улыбка.
Ой, на козака - та й пригодонька,
Козак за-а…
Вдруг девочка точно захлебнулась, песня оборвалась, и платочек исчез за плетнем.
- Кто это пел? - спросил Людвиг, поворачиваясь к Оксане.
- Не знаю. Кажется, соседская девочка.
- Почему она замолчала?
Оксана усмехнулась.
- Она увидела немецкого офицера и испугалась.
- Позови ее. - Зачем?
- Позови, пожалуйста.
Девушка удивленно посмотрела на летчика и крикнула в сторону плетня:
- Фроська! Фрося!
Никто не отозвался. Оксана сошла с крылечка, быстро пробежала по дворику и заглянула за плетень. Девочка сидела в лопухах, низко пригнув голову, притаившись.
- Фрося! Тебя зовет офицер.
Девочка подняла испуганное, перекошенное от страха лицо.
- Я ничего… Ей-богу! Я не видела…
- Не бойся, иди к нам.
- Да я ж…
- Иди, иди, - подбодрила ее Оксана. - Он тебе ничего плохого не сделает.
Через минуту перепуганная Фрося, девочка лет девяти, босая, в стареньком запачканном платьице, стояла перед Вернером, нервно теребя пальцами кончики тесемки, служившие ей пояском.
- Попроси ее, пусть споет песню, какую пела, - сказал летчик.
Оксана пожала плечами и перевела просьбу Вернера. Фрося молчала. Она задыхалась от волнения, серые глаза умоляюще смотрели то на Оксану, то на офицера.
- Она не будет петь, - сказала Оксана. - Она боится. Зачем вам ее пение?
- Уговори ее, - попросил Людвиг. - Скажи, что я дам денег.
"Такой же негодяй, как и все они, - подумала Оксана. - Как будто не видит, что девочка парализована страхом. Деньги… Привык к тому, что все можно купить и продать".
- Фрося, не бойся. Ну, начинай. Господин офицер хочет послушать, как ты поешь. Спой немножко, и он тебя отпустит. Ну…
Девочка стиснула руки на груди и, с отчаянием глядя на Оксану, запела. Голос ее дрожал, прерывался, в нем звенели слезы. Оксана отвернулась. Она любила эту грустную песню и боялась расплакаться.
Не рад явір хилитися,
тоненьким, дрожащим голосом выводила Фрося, -
Вода корінь миє…
Ой, не рад козак журитися,
Та серденько ниє…
Фрося умолкла. Вернер вынул из кармана сложенную вдвое банкноту и протянул девочке. Фрося отшатнулась от бумажки, торопливо спрятала руки за спину.
- Пусть она возьмет деньги, - обратился Людвиг к Оксане. - Я даю ей пять марок. Скажи, что это хорошие деньги, рейхсмарки.
Оксана взяла деньги и сердито сунула их девочке за пазуху.
- Уходи!
Девочка, все еще держа руки за спиной, попятилась, не спуская испуганных глаз с офицера, затем повернулась и медленно пошла к плетню. Вероятно, Фрося не была уверена, что опасность миновала. Но как только она скрылась за плетнем, сразу же послышался пугливый топот босых ног.
- Зачем вам потребовался этот концерт, господин майор? - насмешливо спросила Оксана. - Вам понравилась песня?
- Да.
- Но ведь вы ничего не поняли.
- А ты?
- Еще бы! - презрительно поморщилась девушка. - Я прекрасно знаю их язык. Ведь я выросла здесь, на Украине.
Вернер закрыл глаза, покачал головой, словно что-то припоминая, улыбнулся.
- Послушай…
Лукаво смеясь глазами, он провел кончиком языка по губам и неожиданно запел:
Замкний все повечки,
Слодке дзеце, юш,
Пошлы спаць овечки,
И ты очка эмруж.
А-а-а, а-а-а, а-а-а!
Были собе котки два,
Шаре-буре обидва…
Оксана была изумлена: майор Вернер подготовил ей новую загадку - он пел польскую или чешскую колыбельную песню. Где он услышал эту песню, что у него связано с ней? Странный человек.
- Ты что-нибудь поняла? - спросил летчик.
- Все, - усмехнулась Оксана. - У вас, наверное, была нянька чешка или полька?
Глаза Вернера стали грустными. Он, видимо, заколебался, решая, сказать ли девушке правду или промолчать. Наконец решился.
- Нет, Анна, эту песенку пела моя мать.
- Странно… Почему она пела славянские песни?
Людвиг покраснел.
- Моя мать - полька. Да, Анна, я - немец, но мать у меня полька.
"Вот оно что, господин майор! В ваших жилах течет славянская кровь. Вы стыдитесь своей матери, краснеете и в то же время обожаете ее. Какая трагедия!.." Оксана не знала, что сказать.
Летчик по-своему расценил молчание девушки.
- Ничего не поделаешь, Анна, - со вздохом произнес он. - К сожалению, мы не можем выбирать себе родителей, но мы были бы плохими детьми, если бы отказывались от них. Я не боюсь говорить, что моя мать полька. Это знают все. Свою мать я очень люблю.
- Да, мать - святое слово, - придав лицу постное выражение, сказала Оксана. - Какая жалость! Слава богу, что она не еврейка…