- Прямо за вами, сэр. Но, прошу меня простить, уже идут переговоры. Тот джентльмен-политик явился с корабля, подобно инквизитору, и заявил, что должен переговорить с французским командующим. Поскольку известно, что он советник губернатора, мы пробили "шамад" и отправили его через позиции с белым флагом. Мне это показалось правильным, правда, сейчас я уже почти жалею об этом… У него с головой все в порядке, сэр? Вручил мне эту кость, просил ее сохранить, говоря, что не доверит ее французам ни за что на свете.
- Ну, вы же знаете этих политиков, Фрэйзер! Однако, думаю, ничего из этого не выйдет. Уж очень они хорошо укрепились на холмах. Даже если Мак-Леод подойдет с востока, нам неделю придется рыть апроши, чтоб выдавить их с главной позиции.
Они разглядывали главную позицию с огромным вниманием в свои трубы, когда подошедший адъютант сообщил:
- Прошу прощения, сэр, но приближается доктор Мэтьюрин с французским офицером и парой штатских.
Полковник Китинг вышел вперед, встречая подходящих. Стивен объявил:
- Полковник Китинг, это - полковник Сен-Сюзанн, командующий французскими силами на острове. Эти джентльмены представляют гражданскую администрацию.
Офицеры отдали честь друг другу, гражданские поклонились. Стивен продолжил:
- Желая предотвратить кровопролитие, они хотели бы узнать условия, на которых вы бы приняли капитуляцию всего острова. Со своей стороны, я заверил их, что условия будут честными.
- Конечно, сэр, - отозвался Китинг, окидывая Стивена ледяным взглядом, - джентльмены, прошу сюда.
Джек и Фаркьюхар спокойно ели свой легкий завтрак и гадали, почему на холмах больше не слышно стрельбы, когда на берегу раздались радостные клики, и лейтенант принес накарябанную в спешке записку.
- Прошу простить меня, сэр, - сказал Джек, и прочел:
"Мой дорогой коммодор!
Ваш друг разочаровал нас - он лишил нас нашего сражения, такого четкого сражения, какого только можно желать. Мы сбили их аванпосты и обошли их правый фланг - и пришлось закончить, поскольку они предложили капитулировать, чтобы избежать пролития крови, чушь какая! На обычных условиях: воинские почести, оставление личных вещей и ручного оружия, персональные условия и тому подобное… Если вас устроит, пожалуйста, сойдите на берег, подпишете вместе с вашим покорным слугой,
Г. Китинг, подполковник."
Коммодор расхохотался, стуча себя по бедру, протянул руку и изрек:
- Губернатор, я порадую вас. Они сдались, и ваше королевство ждет вас. Ну, по крайней мере, этот его остров.
Глава 7
Его Превосходительство Губернатор Реюньона восседал во главе большого стола для совещаний. Он был облачен в мундир столь же великолепный, что и алые с золотом облачения полковников по левую руку от него, и куда более великолепный, чем побитая бесчисленными штормами и шквалами униформа моряков, сидевших по правую его руку. И, конечно же, о его скромном молчании более не могло быть и речи. Тем не менее, на его дружелюбном интеллигентном лице не было и следа высокомерия, когда он пытался подвести собрание к единодушному одобрению революционного плана коммодора, плана немедленной атаки на Маврикий, с внезапной атакой с Флэт Айленд подходов к Порт-Луи и одновременной высадки по соседству с Порт Зюд-Эст на другой стороне острова.
Полковник Китинг в основном поддерживал этот план, но требовалось преодолеть вполне понятные желания насладиться плодами победы ("дать людям немного отдыха"), и, что более существенно, просьбы дать подготовить кампанию с должным тщанием, чтоб, скажем, мортиры не доставлялись без снарядов, а подобный амбициозный и рискованный план мог быть утвержден лишь единогласно.
- Я буду вторить словам коммодора, джентльмены, - воскликнул Фаркьюхар, и взывать: "Не теряйте ни секунды!" В данный момент мы имеем превосходство в фрегатах - пять к трем, транспортный флот, войска, воодушевленные победой, и точные знания о вражеских силах и положении на Маврикии, знания из французских документов, захваченных здесь.
- Слушайте, слушайте! - откликнулся Китинг.
- Господствуя на море, мы можем сосредотачивать наши силы где нам будет угодно. К тому же, мой коллега (кивок в сторону Стивена на дальнем конце стола) уверяет меня, что в нынешней ситуации, весьма благоприятной ситуации, наши усилия подорвать моральное состояние наших врагов готовы вот-вот увенчаться успехом, а мы все убедились в возможностях доктора Мэтьюрина в этой области.
Ход был не слишком удачным, некоторые полковники, жаждущие славы, устремили на доктора мрачные взгляды. Почувствовав неловкость, мистер Фаркьюхар заторопился дальше:
- И, возможно, самое важное: в данный момент наши руки развязаны. "Леопард" забрал наши донесения на Мыс, и он еще не вернулся. Нет никаких приказов от вышестоящего начальства, незнакомого с местными условиями, что могли бы вырвать руководство операцией из рук осведомленных офицеров, нам на голову не свалились новые штабы с планами кампании, вызревшими в Бомбее, Форт Вильяме или Уайтхолле. Но долго продолжаться это не будет.
- Слушайте, слушайте! - теперь откликнулись хором полковники Китинг, Мак-Леод и Фрэйзер, а более осторожные офицеры штаба обменялись встревоженными взглядами.
- Я далек от мысли критиковать трудную и кропотливую работу штаба, - продолжил губернатор. - Ее замечательные результаты мы увидели на этом острове, но, джентльмены, время и течения не ждут, и я обязан напомнить вам, что у фортуны сзади - плешь.
Идя из резиденции по улицам, оклеенным плакатами с обращением губернатора, Джек обратился к Стивену:
- Что там Фаркьюхар плел насчет фортуны? Что у нее чесотка?
- Думаю, он имел в виду старое присловье, гласящее, что фортуну можно схватить за челку, а уходящую фортуну ухватить не за что.
- А, понял. Неплохо сказано, к месту. Хотя, я сомневаюсь, что эти разжиревшие омары смогли уловить суть.
Он помолчал, размышляя, а затем заметил:
- Не очень-то хорошо звучит "плешь сзади", впрочем, это все в переносном смысле.
Джек с живым одобрением глянул на потрясающе грациозную даму, сопровождаемую еще более гибкой черной девушкой-рабыней, сошедших в грязь, чтобы дать им пройти. Вид женщины при этом имели высокомерный и безразличный, как бы пребывая в тысяче миль отсюда. Отведя взгляд, Джек продолжил:
- Но я рад, что до них дошло главное. Но, Стивен, что за чертову уйму времени сжирают эти совещания! Еще один такой день - и эскадра разбредется. "Сириус" уже ушел, и мне бы пора следовать собственному плану. Мой первейший долг - море, я должен навалиться на Гамелена до того, как вернутся "Беллона" и "Минерва". А сейчас я могу объединить два… Пуллингс!
На другой стороне улицы Пуллингс бросил девицу, с которой шел бок о бок и бросился через улицу, покрасневший, как рак, но сияющий.
- Нашли что-нибудь подходящее, Пуллингс? - спросил Джек. - Я имею в виду, в профессиональном плане.
- О да, сэр! Я вот только смотрел ее, для мистера…, для другого офицера, сэр, я и думать не мог, что вы отдадите ее мне. Просто чудесная, ну, разве что футоксы слегка поедены червем, нижние футоксы.
Пуллингс был отправлен в Сен-Поль на "Сириусе", умчавшемся сразу после капитуляции, чтобы не дать уйти судам из тамошней гавани, дабы выбрать для себя замену разбитому "Гроперу", что он и проделал, гордый, как Понтий Пилат.
Они видели, как девушка прилепилась к руке мистера Джойса с транспорта "Кайт", и оба удалились. Пуллингс, более адекватный теперь, так как он избавился от чувства вины (как ни странно, офицеры Джека смотрели на него, как на авторитет в вопросах морали, несмотря на все доказательства обратного), бросился расписывать достоинства своего приза, приватирской шхуны в прекрасном состоянии и с медной обшивкой.
У ворот губернаторской конюшни они расстались, и, пока Бонден выводил рослую черную лошадь, в недавнем прошлом - гордость французского гарнизона, Стивен сказал:
- Сейчас не время спрашивать, как ты собираешься соединить два плана, хотя, признаюсь, мне это любопытно. Бонден, советую тебе, в твоих же интересах, не становится у задних копыт этой твари.
- Если ты поедешь в Сен-Поль со мной, - ответил Джек, - я расскажу тебе все по дороге.
- Увы, у меня встреча с епископом через полчаса, а потом дела в типографии.
- Ну, может оно и к лучшему. Все выяснится к утру. Бонден, отдать швартовы!
К утру действительно все разъяснилось: все офицеры были озадачены, данные собраны, и коммодор принял Стивена в комнате, заполненой бумагами и картами.
- Это, видишь ли, - начал он, указывая на островок в трех или четырех милях от Порт Зюд-Эст, Иль Де Ла Пасс. Он лежит у оконечности рифа, как раз по краю единственного глубоководного прохода в порт. Дьявольский канал, узкий, изогнутый как двойная собачья нога, и в самом фарватере изрядно понатыкано мелей и скал. Остров довольно сильно укреплен - там установлено около двадцати тяжелых орудий, а вот сам город - нет. Они ждут нас на севере, где мы до сих пор держали блокаду, поэтому большая часть их сил сейчас у Порт-Луи. А если мы выбьем их с Иль Де Ла Пасс, пара фрегатов с этим вполне справится…
- Несмотря на затрудненную навигацию? Это очень опасные мели, братец! Я вижу два или три фатома пометок на пару миль прохода уже за рифами, и тут чертова уйма мест со словами "проход для каноэ в высокую воду". Не проход, а какая-то отощавшая змея. Но, думаю, мне не стоит учить тебя твоему ремеслу.
- И все-таки, это вполне возможно. Клонферт и его черный лоцман отлично знают эти воды. Смотри, вот стоянка Джакоте, прямо рядом, откуда он увел того американца. Они вполне справятся, но делать это надо с лодок, ночью. Корабли не смогут противостоять их огню без тяжелых повреждений. Но, будучи взят, этот остров не так то просто отбить назад. Его не достанешь через внутреннюю бухту, а кораблей достаточной силы в Порт Зюд-Эст нет, там нет даже канонерок, так что подтащить артиллерию ближе им не удастся. Держать его в осаде тоже не получится - мы будем снабжать гарнизон морем. Итак, удерживая Иль Де Ла Пасс, мы закрываем для французов их лучшую гавань после Порт-Луи, получаем базу для десантов, и открываем всю страну (в пределах досягаемости батарей) для твоих прокламаций и прочих способов околпачивания простаков. Потому что после этого их мелкие гарнизоны в городе и везде вдоль побережья вряд ли рискнут высунуться из под прикрытия собственных пушек.
- Отличный план, - отозвался Стивен.
- Не правда ли? Китинг уже отправил на "Нереиду" отряд бомбейских артиллеристов, и несколько английских частей - будущий гарнизон острова. На "Нереиде" знающих эти воды больше, чем на всей остальной эскадре.
- А тебе не кажется, что опрокинутая Клонфертом у Ривьер Де Плюи шхуна бросает тень на его репутацию?
- Ни в коей мере. В той обстановке это могло произойти с любым, ведь еще немного, и армейцы обвинили бы нас в трусости. Я и сам бы рискнул. Но я не собираюсь предоставлять его самому себе на Иль Де Ла Пасс, еще возомнит себя Кохрейном. Старшим будет Пим. Пим, может, звезд с неба не хватает, но он хороший, уравновешенный офицер, надежный, как часы. Поэтому "Нереида", "Ифигения", и, наверное, "Стонч".
- Что за "Стонч"?
- Бриг, пришел прошлой ночью из Бомбея. Очень неплохой маленький бриг, и в хорошем состоянии. Командует Нарборо, отличный из парня офицер. Помнишь Нарборо, Стивен?
Стивен покачал головой.
- Да конечно помнишь! Здоровый чернявый детина, у него еще был пес, ньюфаундленд. Третий лейтенант на "Сюрпризе".
- Так ты имеешь в виду Джэррона?
- Джэррон, да, конечно, ты прав. Тогда он был Джэррон, но в прошлом году умер его отец, и теперь он стал Нарборо. Итак, "Нереида", "Ифигения" и, возможно, "Стонч", если он успеет достаточно быстро набрать воды, отправятся к Порт-Луи, где Пим следит за каждым шевелением Гамелена. "Иифгения" останется там, а "Сириус" с "Нереидой" спустятся к югу, к Иль Де Ла Пасс.
- То есть, сюда "Нереида" не вернется?
- Ждать безлунной ночи? Нет, нет времени.
- В таком случае, мне бы лучше перебраться на нее нынче же. На Маврикии предстоит еще куча дел, и, чем скорее я туда попаду, тем лучше. Ибо, могу тебе сказать, дорогой мой, что, хотя они не такие смертельные, мои листовки столь же эффективны, как и твои ядра.
- Стивен, - откликнулся Джек, - я в этом уже убедился!
- Я чуть не сказал "так же эффективны, как и твои бортовые залпы", но побоялся, что подобная уничижительная игра слов может оскорбить присутствующий эмбрион баронета. Ведь Фаркьюхар сказал мне, что если эта вторая кампания увенчается успехом, как и первая, счастливый ее командующий, несомненно, будет отмечен титулом. Разве не хотел бы ты быть баронетом, а, Джек?
- Ну, что до этого, то не думаю, что это особенно меня заботит. Во времена короля Джеймса один Джек Обри заплатил изрядный штраф, чтоб не быть баронетом, я тебе рассказывал. Я ничего не имею против тех, кто выиграл большие сражения - это хорошо и правильно, что их делают пэрами, но, если взглянуть на основную массу титулованных? Торгаши, грязные политиканы, ростовщики… Да нет, скорее я предпочту быть просто Джеком Обри, капитаном Джеком Обри, ибо я столь же горд своим званием, как Навуходоносор - своим. А если я когда-либо подниму собственный флаг, то напишу большими буквами "Здесь живет адмирал Джек Обри" над дверями Эшгроу-Коттедж. Не думай только, что я один из этих твоих диких демократов-якобинцев, Стивен, не надо. Просто разные люди видят вещи в разном свете.
Он замолчал, а затем добавил с ухмылкой:
- Ну, про одного парня, что не пожалел бы пары клыков за баронетство, я тебе рассказывал, это - адмирал Берти. Он приписывает это миссис Берти, но весь флот знает, как он примеривается покрасоваться в Бате. Господи, мечтать дряхлым стариком толкаться в Сент-Джеймском дворце ради ленточки! Хотя, я бы, возможно, думал по-другому, будь у меня сын, но и то сомневаюсь.
На следующий день после полудня доктор Мэтьюрин с багажом из двух тюков с листовками, прокламациями и плакатами (некоторые были напечатаны еще в Кейптауне, другие нашлепаны уже в Сен-Дени и все еще влажны после пресса), с шестичасовым опозданием подвалил к борту "Нереиды". На "Нереиде", увы, не привыкли к некоторым его особенностям, к тому же экипаж пылал нетерпением кинуться вслед за "Ифигенией", что ушла на рассвете. В результате доктор угодил между лодкой и бортом фрегата. При падении он ударился головой и спиной о лодочный планширь, сломал два ребра и, оглушенный, пошел ко дну в теплой прозрачной воде. Фрегат уже был на ходу, и, хотя он немедленно лег в дрейф, никто на борту не сделал ничего более полезного, чем бег с хоровыми воплями по палубе. К моменту, когда спустили кормовую шлюпку, Стивен был бы уже мертв, если бы один из черных носильщиков не нырнул за ним и не выволок его на поверхность.
Он получил довольно сильный удар, и, хотя погода была прекрасной, а солнце - теплым, воспаление легких приковало его к койке на много дней. К капитанской койке, ибо лорд Клонферт оставил ему свою каюту, переместившись в гамак, подвешенный в салоне.
Таким образом, Стивен пропустил стремительный бросок к северу, встречу кораблей у Порт-Луи и их возвращение на юг через штормовое море для претворения в жизнь плана коммодора по захвату Иль Де Ла Пас. Видеть он ничего не мог, мог лишь слышать первую неудачную попытку атаки с лодок в темную, хоть глаз выколи, ночь и при сильном ветре, когда даже черный лоцман "Нереиды" не смог найти проход в рифах, и, в конце-концов погода загнала их обратно, к Порт-Луи. Но нет худа без добра, обстановка особенной близости позволила изрядно углубить знакомство с Клонфертом и Мак-Адамом.
Капитан проводил многие часы у койки Стивена, их разговоры были бессвязными и обычно касались тем малозначащих, но Клонферт, как выяснилось, обладал просто девичьей деликатностью. Он мог без напряжения сохранять спокойствие, и он всегда знал, когда Стивену требуется холодное питье или открытый световой люк, и они обсуждали романы, романтическую поэзию и Джека Обри, точнее, действия Джека Обри, во вполне дружеской атмосфере. Временами среди множества личин, носимых его хозяином, Стивен замечал мягкое, ранимое существо, которое одно лишь вызывало в нем теплые чувства. "Его интуиция, что так великолепно проявляется в беседах те-а-тет, отказывает ему тотчас, как только с ним рядом оказываются трое и больше слушателей, или когда он волнуется. Джек никогда не видел его в этой почти домашней обстановке. Его жена, несомненно, видела, и это может быть причиной его столь замечательного успеха у женщин", - думал Стивен.
Эти мысли нашли подтверждение при визите на фрегат старого сослуживца доктора - Нарборо, перед которым Клонферт явился форменным токующим глухарем, весь разговор превратился в сплошной монолог из анекдотов про сэра Сиднея Смита, причем подаваемый с такой агрессивной демонстрацией превосходства, что командир "Стонча" вскоре откланялся обратно на свое судно, крайне недовольный. Но уже в тот же вечер, когда "Нереида" и "Стонч" снова приблизились к Иль Де Ла Пасс с юга, в то время, как "Сириус", дабы отвести подозрения гарнизона, обошел остров с севера, Клонферт был снова таким же спокойным, милым и хорошо воспитанным, как обычно. Возможно, подчеркнуто спокойным, ибо он, несомненно, осознавал свой промах. Когда по его просьбе Стивен вновь описал взятие Джеком "Какафуэго", подробно, чуть ли не каждый выстрел, Клонферт со вздохом заметил: "Отлично, я преклоняюсь перед ним за это дело, слово чести! Я бы умер счастливым, будь на моем счету такая победа!"
Отношения Стивена с Мак-Адаммом были вовсе не такими приятными. Как и большинство медиков, Стивен был трудным пациентом, и, как большинство медиков, Мак-Адам был властен со своими подопечными. И, как только разум его пациента воспрял, они ударились в дискуссии о бандажах, экстракте сенны и флеботомии, которые Стивен отвергал слабым, хриплым, но страстным голосом, как "совершенно устаревшие, годные разве Парацельсу или шарлатану с сельской ярмарки в каком-нибудь Бэллинэслоу", прохаживаясь при этом еще и по любимому Мак-Адамову жилету. Естественно, одно это, даже в сочетании с выздоровлением Стивена лишь благодаря им самим прописанным себе средствам, не вызвало бы настоящей вражды между ними, если бы Мак-Адам к тому же не воспринимал столь болезненно симпатии Клонферта к Стивену, влияние Стивена на Клонферта и их пристрастие к обществу друг друга.
Полупьяный Мак-Адам вошел в каюту Стивена вечером, перед тем, как "Нереида" и "Стонч", задержанные встречными ветрами, вышли в точку рандеву с "Сириусом" у Иль Де Ла Пасс для штурма последнего. Пощупав пульс Стивена, он заметил: "Все еще чуток ощущается лихорадка, от которой вы пропотели до этого, но я полагаю, вам можно разрешить проветриться на палубе снова завтра… Если после боя останется достаточно палубы…" - вытащив свою карманную фляжку, он плеснул себе добрую порцию в Стивенов стакан для лекарств, а затем, наклонившись, поднял лист бумаги с напечатанным текстом, провалившийся за койку.
- Что это за язык? - спросил он, поднося листок к свету.