5
Златка сидела напротив окна. Личико вытянулось, исхудало, но от этого казалось ещё нежнее и красивее. Печальные темно-синие глаза внимательно вглядывались сквозь маленькое стекло оконца. Всеми мыслями девушка уносилась в море, где, возможно, в это самое время Звенигора рассекал вёслами воду, торопясь к ней.
Удивительные вещи случаются на свете. Арсен и она почти не разговаривали. Не говорили о своих чувствах. Но оба знали, как крепко любят друг друга. Молчаливое объяснение взглядов сказало им больше, чем тысячи слов. И они бережно таили свои чувства, зная, что никакие слова не в состоянии усилить их.
Девушка машинально отправляла в рот кусочки солоноватой брынзы и мысленно представляла закованного в цепи невольника над побеждённым барсом. Обросший, грязный, окровавленный… Но не это запало ей в сердце. Её удивил сам подвиг. Она поняла, что барс не случайно оказался во дворе, что его загодя готовили к поединку с невольником. А ещё больше её поразил взгляд незнакомца: в нем было и удивление, и восхищение, и смущение, граничащее со стыдом. Ещё никто так не смотрел на неё. Она выросла в мрачном замке, среди нянек и жён Гамида, почти не видела юношей, а тем более таких храбрецов, о которых так интересно рассказывалось в песнях и сказках. Вдруг появляется мужественный юнак - даром что невольник! - и спасает её от страшных когтей дикого зверя! Она была безмерно благодарна казаку и старалась хоть чем-нибудь помочь в его безрадостной жизни. Думала о нем долгими вечерами. Из этих чувств и мыслей, очевидно, и выросла её первая любовь…
Где же он теперь? Прошло уже четыре дня. А дед Момчил ждал их ещё вечером третьего дня.
Неожиданно до её слуха донёсся глухой топот конских копыт. Она растерянно взглянула на Момчила, Яцько. Встала.
- Вы слышите?
Момчил вскочил с лавки. Он тоже услышал, как к хижине приближался конный отряд. Это мог быть только разъезд янычар. Что им здесь надо?
- Яцько, айда из хижины! Спрячься так, чтобы тебя не заметили, - подтолкнул он паренька в плечо, а Якубу и Златке махнул рукой, чтоб оставались на месте. - Вы турки, вас не тронут!
Яцько быстро шмыгнул во двор. Момчил вышел следом за ним.
К хижине приближались всадники. В темноте Момчил не мог разглядеть, сколько их было - пять, десять или, может, больше. Увидев хозяина хижины, передний подъехал к нему и ткнул старика в грудь нагайкой:
- Кто такой?
- Здравей, ага! - поклонился Момчил. - Я Момчил Крайнев. А ты кто?
Вместо ответа воин удивлённо свистнул и повернул голову назад:
- Эй, дайте огня!
Один из всадников спешился, высек огонь и зажёг факел. Кровавый свет заплясал на суровых лицах воинов и на потных конях.
- Ближе! - приказал передний.
- Слушаюсь, Сафар-бей! - И воин поднёс факел чуть ли не к бороде старика.
Момчил устремил взгляд на лицо аги. Так вот какой он, Сафар-бей, этот палач болгарских крепостных крестьян, гроза горцев-гайдутинов! Совсем ещё молодой! Увидев его, никогда не подумал бы, что его как огня боятся болгары. Ничего страшного нет в его фигуре и лице. Среднего роста; тонкое красивое лицо, на котором чернеют опушённые длинными ресницами красивые глаза. Рука, что лежит на эфесе сабли, белая и тонкая, как девичья… Неужели эта рука хлестала нагайкой не только мужчин, а и женщин и девчат? Неужели это она, как говорят, выжигает раскалённым прутом глаза невольникам-беглецам и посылает на виселицы повстанцев-гайдутинов?
Пока в голове старого Момчила проносились эти мысли, Сафар-бей надменно улыбался, щёлкая в воздухе нагайкой. А потом сказал:
- Так вот ты какой, гайдутинский пёс! Старый шакал! Грязное болгарское отродье!.. Мы давно подозревали, что ты служишь воеводе Младену - гнев аллаха на его мерзкую голову! - а сейчас убедились в этом… Признавайся, это ты убил стражника Василёва? Наши люди нашли его тело, обглоданное рыбами, возле берега.
- Я никого не убивал, - спокойно ответил Момчил.
- Другого ответа я и не ждал от тебя, разбойник! - крикнул Сафар-бей. - Все вы, болгары, брехливы, как собаки!.. Тогда ты, может, скажешь, где спрятал посланца воеводы Младена? Ну?!
Старый болгарин молчал. Каждое слово Сафар-бея огнем жгло ему сердце. Он понимал, что речь идёт о Драгане, который должен был сегодня или завтра прибыть сюда. Люди Сафар-бея, очевидно, выследили парня и шли к хижине по его следам.
- Что же ты молчишь? - Сафар-бей толкнул старика нагайкой в плечо. - Или ты хочешь, чтоб мы развязали твой лживый язык?
- Мне нечего тебе сказать, почтённый Сафар-бей, пусть аллах продлит твои годы. Злые языки оболгали меня, а ты поверил им, ага… Про воеводу Младена я слышал. Кто же не слышал о нем в нашей стране? Но я его не знаю. И никакого посланца от него у меня нет… Не верите - ищите!
- Посмотрим. Эй, воины, осмотреть все вокруг! Если найдётся что-либо подозрительное, немедленно ко мне!
Всадники спешились и кинулись врассыпную.
- Показывай своё логово, старик! - Сафар-бей бросил поводья джуре и направился к дверям.
Они вошли в хижину.
Перепуганная Златка, закрыв голову и плечи тонкой черной накидкой, стояла посреди комнаты. Якуб сидел за столом.
Сафар-бей подозрительно взглянул на них:
- Гайдутины?
- Нет, я купец, ага. А это моя дочка Адике, - сказал Якуб.
Сафар-бей обернулся к Момчилу:
- Почему не сказал о них? Скрываешь неизвестных?
- Разве не видишь, ага, - это ваши люди. Из Трапе-зунда. Их корабль разбился… Я спас их, - ответил старик.
- Ну, мы в этом разберёмся потом, когда прибудем в Загору, - отмахнулся Сафар-бей и схватил Златку за руку. - А ну-ка открой лицо, пташка! Может, ты с усами и с бородой?
Златка отшатнулась. Но Сафар-бей успел сорвать с неё накидку. Девушка вскрикнула, но не отвернулась и не закрыла лица руками, как сделала бы на её месте любая молодая турчанка, лишь гневно посмотрела на агу.
Сафар-бей отпустил её руку. Он был поражён необычайной красотой девушки. Воины, набившиеся в хижину, тоже с любопытством разглядывали её.
- О аллах, какая неземная красота! - воскликнул Сафар-бей. - Я беру свои слова назад, джаным! Ибо вряд ли среди гайдутинок найдётся хотя бы одна такая красавица. Все они так грубы, эти неотёсанные горянки, с потрескавшимися от работы руками, с грязными, растрёпанными косами…
Златка покраснела. На глазах у неё выступили слезы. Кулачки её сжимались, - казалось, она вот-вот бросится с ними на агу. Но в это время её заслонил Якуб.
- Опомнись, ага! Перед тобой не рабыня-гяурка, а дочь всеми уважаемого в Трапезунде купца. Как же ты посмел сорвать с неё фередже? Я буду жаловаться беглер-бею или самому визирю в Стамбуле!
Сафар-бей приложил руку к груди:
- Успокойся, эфенди. Я не хотел оскорбить ни тебя, ни твою красавицу дочь… Я даже рад, что судьба познакомила меня с вами. Буду рад, если вы поедете со мною в Сливен и воспользуетесь моим гостеприимством…
- Мы останемся здесь, ага, - перебил его Якуб.
- Вы не останетесь здесь! - резко оборвал Сафар-бей. - Этого старика я подозреваю в связях с гайдутинами и брошу его в темницу. Потом мы решим, что с ним делать. А вы поедете со мною и будете моими гостями.
- Но…
- Никаких "но"!.. Выходите из хижины! Через минуту мы подожжём её.
Это было произнесено так резко, что Якуб счёл за лучшее не перечить. Ехать в Сливен никак не входило в его намерения, но, видно, этот высокомерный ага не отступится от своего. Якуб взял Златку за руку и пошёл к дверям. Воины расступились перед ними.
Во дворе они увидели связанного Момчила. Вокруг него стояло несколько аскеров. Другие шастали по берегу, освещая все факелами.
- Ну что? - спросил Сафар-бей аскера, который подбежал к нему.
- Не нашли никого, ага.
- Поджигайте хижину!
Несколько факелов полетело в комнату, кухню, на крышу. Запылал сухой камыш, затрещало смолистое дерево. Через несколько минут красный столб пламени взмыл в тёмное, тревожное небо.
Момчил мрачно смотрел, как огонь пожирал хижину, и по его тёмному, изборождённому морщинами лицу катились слезы.
Якуб приблизился к Сафар-бею, поклонился:
- Ага, я обязан этому старику жизнью дочери и своей… Он спас нас из бурного моря. Если бы не этот болгарин, я не имел бы счастья разговаривать сейчас с тобой, видеть радость сердца моего - любимую доченьку Адике.
- Адике… Какое красивое имя, - вставил Сафар-бей, многозначительно взглянув на девушку.
- Отпусти его, ага! - взмолился Якуб. - Это безобидный человек.
- Напрасно ты вступаешься за него, эфенди! Это гайдутин! - отрезал Сафар-бей и приказал трогаться.
Аскеры подвели коней для Якуба и Златки, помогли сесть в седла. Вскоре отряд исчез в ночной темноте, освещаемой отблесками пожара.
Когда затих вдали топот копыт, со стороны моря к пылающей хижине приблизился человек. С его одежды стекала вода. Человек шёл медленно, насторожённо вглядываясь во мрак, который чёрной стеной обступал Момчилов двор. Убедившись, что всадники уехали, незнакомец быстро снял с себя одежду, выжал её и повесил на куст дрока, а сам было присел неподалёку от огня на перевёрнутую лодку, чтобы погреться. Под его тяжестью лодка качнулась, и из-под неё раздался крик.
Незнакомец подскочил как ужаленный. Однако сразу же успокоился. Он подумал, что аскеру, очевидно, нет нужды прятаться, и перевернул лодку. Под ней лежал паренёк. Увидев, что его обнаружили, паренёк попытался бежать, но сильные руки не пустили его.
- Подожди! Ты кто такой? - спросил незнакомец.
- Яцько… - заикаясь от страха, ответил паренёк. - А… ты кто?
- Яцько… Руснак! Знаю. А меня зовут Драганом. Говори скорее, ради всего святого, где Марийка? Где дед Момчил? Их убили воины Сафар-бея? О горе мне! Это ведь я навёл их сюда! Это я во всем виноват!..
- Ты виноват? Почему?
- За мной ещё возле Хладной горы увязался какой-то подозрительный горец… Мне надо бы вернуться назад или из засады убить подлеца. А я пренебрёг советом рассудка и продолжал идти вперёд, сюда… И значит, вёл за собою соглядатая. А он направил по моему следу отряд злобного пса Сафар-бея, пусть будет проклято имя его! Когда я заметил за собой погоню, бежать в горы было уже поздно, я попал бы им прямо в руки. Тогда я помчался к морю. Это была моя вторая ошибка. Хотя я сам спрятался так, что меня ни одна собака не видела, - я отплыл в море и сидел, притаившись, в воде за скалою, - однако, разыскивая меня, аскеры нашли труп одного предателя, которого за несколько дней до этого убил твой земляк Звенигора. Мы бросили труп в море, но его прибило волной к берегу. Я слышал, как ругался Сафар-бей. "Это работа старого шайтана Момчила! - кричал он. - Я давно подозревал, что его хижина - гайдутинское гнездо! Смерть Василёва - его рук дело!" У меня словно оборвалось что-то внутри. Я знал, как расправляется Сафар-бей с болгарами: вырезает целые семьи, сжигает живьём, сажает на кол или продаёт в рабство. И теперь он помчался со своим отрядом к самым родным для меня людям - к Марийке и деду Момчилу! Что я мог сделать? Чем я мог помочь им?.. - Драган замолчал и уронил голову. В его чёрных глазах заблестели, отражая огонь, слезы. Пересилив горе, продолжил рассказ: - Я поплыл к берегу, хотя не представлял, как удержусь, чтобы не броситься на врагов, когда они будут издеваться над Марийкой и дедом Момчилом. Но не успел я приблизиться к хижине, как она запылала… Боже! Что я пережил в ту минуту! Только желание отомстить Сафар-бею сдержало меня от того, чтобы налететь на врагов, убить хотя бы одного из них, а самому броситься в огонь…
- Не надо отчаиваться, Драган, - сказал Яцько. - Марийки как раз не было дома, она со Звенигорой и Спыхальским поплыла в Бургас… А деда Момчила турки схватили и вместе с Якубом и Златкой повели с собой.
- Что? Так Марийка жива? - выкрикнул Драган и вцепился руками в одежду Яцько.
- Да говорю же, жива! Звенигора вот-вот должен прибыть. Мы с дедом Момчилом ждали его ещё вчера. А с ним прибудет и Марийка…
Паренёк еле вырвался из могучих рук обезумевшего от счастья Драгана и с удивлением наблюдал, как тот вдруг стал отплясывать какой-то неимоверно быстрый дикий танец.
6
Звенигора с Марийкой прибыли на следующий день в полдень, когда Драган и Яцько, утомлённые беспрерывным ожиданием, закусывали в тени чинары.
- Леле, что такое случилось? - вскрикнула Марийка, выбежав на вершину скалы, откуда увидела чёрное пожарище вместо хижины.
Звенигора, уловив в её голосе ужас, опрометью кинулся вверх и остановился потрясённый. Перед его глазами была ужасная картина. В уютной лощине лежала только груда чёрных головешек, над которыми кое-где ещё курился сизоватый дымок. Ни Златки, ни Якуба, ни Яцько, ни Момчила!..
Убитые горем, они молча смотрели на пожарище, не в силах вымолвить ни слова.
Вдруг рядом раздался радостный крик. К ним бежали, размахивая руками, Яцько и Драган.
- Жива! - вскрикнул Драган и, не стыдясь Звенигоры и Яцько, крепко обнял девушку. - Жива!
Марийка покраснела, но не отклоняла лицо от его пылких поцелуев.
Но первая радость встречи скоро прошла. Услыхав, что дедушку Момчила забрали воины Сафар-бея, Марийка залилась слезами. Она хорошо знала, что из рук Сафар-бея ещё никто из болгар не вырывался живым.
Звенигора старался не подать вида, как ему тяжело, но резкая морщина между бровями, потемневшие глаза и крепко сжатые губы, подёрнутые серым налётом, без слов говорили о его состоянии.
- Куда их погнали?
- Наверно, в Сливен, - ответил Драган.
- Тогда и мы пойдём в Сливен, - решительно заявил Звенигора.
- Нет, мы пойдём в Чернаводу, - возразил Драган. - В Сливне нас сразу схватят аскеры Сафар-бея. А в Чернаводе воевода Младен. Он посоветует, как вызволить Момчила. Он любит старика.
Звенигора удивлённо взглянул на Драгана. Воевода Младен? Но это же, очевидно, отец Златки!.. Однако снова сдержался, ничем не проявил своих чувств.
ЧЕРНАВОДА
1
На третий день добрались до Хладной горы. Здесь начинался гайдутинский край. На перевале их остановила стража.
- Кто есть? - прозвучало из кустов.
Все остановились. Драган вышел вперёд:
- Драган, другари.
- Скажи паролу!
- "Бий железото, докато е горещо!" - тихо произнёс парень.
- "Так, бия се до победа!" - послышалось в ответ, и из кустов вышли два гайдутина.
- А то кто такие? - спросил седоусый встревоженно.
Драган коротко объяснил, кто они, и добавил:
- Мы торопимся в Чернаводу к воеводе Младену.
- Что случилось?
- Есть важные вести.
Седоусый гайдутин кивнул своему товарищу, длиннорукому великану, что стоял рядом.
- Ганчо, проведи их к Петкову.
Шли молча. Уже смеркалось, когда Ганчо привёл их в небольшое горное село, окружённое каменной стеной.
Вконец уставшие путники вошли в тесный, вымощенный каменными плитами двор. Навстречу им появился угрюмый человек, заросший до самых глаз чёрной бородой.
- Кто такие? - спросил человек. - По какому делу? Я кмет Петков.
- У меня важное сообщение воеводе Младену, - выступил Драган. - Дайте нам поесть и коней, чтоб доехать до Чернаводы.
- Подожди, подожди, ехать не надо. Воевода у меня. Вы его сейчас увидите, - сказал угрюмый бородач и повёл их к огороженной мощным забором хижине. Затем ввёл в горницу, большую сумрачную комнату, посреди которой стоял грубый еловый стол. Вдоль стен - широкие и длинные скамьи, покрытые шкурами и коврами. На стенах - оружие: сабли, ятаганы, луки с колчанами, ружья-янычарки и два боздугана с крепкими ремёнными петлями на рукоятках.
На столе в высоком серебряном подсвечнике горела восковая свеча. Здесь же стояли миски с едой, чарки и глиняная бутыль с вином.
За столом сидел только один человек. Драган вышел вперёд:
- Здравей, воевода!
Звенигора не отводил взгляда от этого необыкновенного человека, о котором так много рассказывал Якуб. Так вот какой он, воевода! Среднего роста, лицо худощавое, бледное. Густые волнистые волосы зачёсаны назад, по ним искрится серебристая изморозь.
Воевода порывисто встал с места, поднял вверх свечу:
- Ты, Драган? Что случилось? Почему ты здесь?
- Беда, воевода. Сафар-бей сжёг хижину бая Момчила, а его самого забрал с собой. Боюсь…
Драган внезапно замолк и тревожно посмотрел на Марийку. У девушки задрожал подбородок. Воевода поспешил сгладить промах парня:
- Будем надеяться на лучшее. Когда схватили Момчила?
- В субботу.
- Значит, Сафар-бей уже в Сливене, если не творит бесчинств где-нибудь по дороге. Ну что ж, надо разведать обо всем и постараться вызволить Момчила.
- Спасибо, воевода, - прошептала Марийка и, совсем обессилев, опустилась на лавку.
- Хозяин, - обратился воевода к кмету Петкову, - приглашай другарей к ужину.
Кмет подвинул скамью к столу. Все уселись.
- Ты не из горцев, друг? - немного погодя спросил воевода Звенигору. - Что-то твоё лицо мне незнакомо.
- Я казак, бай Младен… С Украины, - отвечал Звенигора. - Мы бежали из турецкой неволи вместе с Якубом…
- С каким Якубом?
- Твоим другом по медресе Якубом Махметом-агою!
- Что-о? Ты знаешь Якуба Махмета-агу?
- Да, он мой друг.
Воевода быстро встал из-за стола. Его бледные щеки порозовели от волнения.
- Представьте, столько лет я не имел никаких известий о Якубе - и вот на тебе! Оказывается, он жив, здоров и бежит вместе с казаком-руснаком из турецкой неволи!.. Удивительно!.. Друг, ты должен немедленно рассказать мне все, что знаешь о Якубе!
- Расскажу, бай Младен, - поднялся и Звенигора, - но только наедине. У меня есть и другие важные вести.
Воевода проницательно посмотрел на казака и вдруг побледнел. Невероятная мысль поразила его сердце.
- Ты хочешь сказать, что… Стой! Выйдем отсюда. Петков, проводи нас скорее!
Голос воеводы дрожал. Кмет Петков с подозрением посмотрел на незнакомца, ощупал взглядом каждую складку одежды, стараясь убедиться, нет ли у того оружия.
- Но, бай Младен…
- Не думай ничего плохого, Петков. Веди нас.
Кмет провёл их в небольшую комнатку, служившую ему спальней, зажёг свечку и, подчиняясь властному взгляду воеводы, с явной неохотой вышел и прикрыл за собой двери.
- Ты знаешь что-то о моем сыне, друг? - спросил воевода, сжимая руку Звенигоры.
- Нет. О Ненко мы с Якубом ничего не знаем.
- Тогда что ты хочешь сказать мне?
- Жива Златка. Мы добрались с нею в Болгарию.
Воевода схватился за сердце.
- Златка! Дитя моё!.. - прошептал он задыхаясь. - Где вы её с Якубом оставили?
- И Якуба и её захватил Сафар-бей.
- Что?!
- Вместе с Момчилом. Якуб выдаёт её за свою дочку.
- Ей угрожает опасность?
- Не думаю. Якуб - турок.