- Запишите его фамилию, - распорядился шеф-директор и сказал: - Можете идти работать.
Шрагин вместе со всеми направился к дверям, но его остановил переводчик:
- Шеф-директор просит вас остаться.
- Не топи, служивый, - тихо буркнул Фомич, проходя мимо Шрагина.
- Значит, вы инженер? - спросил адмирал, внимательно смотря на Шрагина чуть прищуренными светло-карими глазами.
- Да, инженер-механик.
- А кто эти люди?
- Не знаю.
- Как это так?
Шрагин кратко рассказал историю своего недавнего появления на заводе.
Адмирал Бодеккер выслушал его очень внимательно и даже, как показалось Шрагину, подозрительно, но, когда Шрагин замолчал, он сказал:
- Ну что же, может быть, для вас это и лучше. Ведь мы здесь все начинаем заново, так что у вас такое же положение, как у нас. Наша фамилия?
- Шрагин.
- Шрагин? Прекрасно. Ну, что же вы скажете мне о заводе, господин Шрагин?
- Пустить его будет нелегко, - ответил Шрагин.
- Да, да, я видел, - вздохнул адмирал. - Какое изуверство! Разрушить завод, закупорить гавань потопленными судами.
- По-моему, это сделали военные, - сказал Шрагин.
- Это не война, а стратегическая истерика! - воскликнул адмирал. - И к тому же полное незнание наших возможностей. Попомните мое слово, еще в этом году мы отпразднуем здесь закладку кораблей. Но почему на территории завода так мало рабочих?
- Большинство эвакуировалось, их организованно вывезли на восток.
- А! - поморщился адмирал. - Все та же стратегическая истерика! Кроме вас, инженеры есть?
- Я не знаю, - ответил Шрагин.
- Приказываю вам, господин Шрагин, в течение суток выяснить, сколько осталось на заводе инженеров. Доложите мне завтра в двенадцать ноль-ноль.
- Слушаюсь, - склонил голову Шрагин.
Шрагин решил посоветоваться с Фомичом, где и как искать инженеров. Он увидел его на площадке главной лестницы. Шрагин стал рядом с ним и сказал:
- Мне приказано разыскать всех оставшихся инженеров.
Фомич присвистнул:
- Ищи ветра в поле! А немцы что, неужели завод пускать собираются?
- Адмирал сказал, что еще в этом году заложат корабли.
- Сказать все можно.
- Немцы могут.
Фомич удивленно посмотрел на Шрагина и вдруг громко закричал кому-то вниз:
- Эй, не суй мусор под лестницу, вынеси на улицу! - и снова повернулся к Шрагину: - Люблю руководящую работу, какую хошь, абы руководящую.
- Вы можете выдвинуться на доносах, у вас это получается, - тихо, с вызовом сказал Шрагин.
Фомич чуть помедлил и потом как ни в чем не бывало продолжал:
- Насчет инженеров хорошо бы возле завода вывесить вежливое приглашение: мол, приходите на завод работать. Но чтобы без всякого обещания расстрела, вежливо, одним словом. Я знаю, кое-кто остался.
- Может, вы знаете кого лично? - спросил Шрагин.
- Двоих знаю, вроде, даже соседи.
- Зайдите к ним сегодня, пожалуйста, - попросил Шрагин. - Скажите, чтобы явились на завод.
- За это можно и по харе получить. Скажут: на кого, гад, работать зовешь? Как отвечать?
- Надо сказать, что на таком заводе два инженера - это капля в море и что им не придется изображать море.
Фомич чуть улыбнулся и, глядя на Шрагина хитрющими глазами, сказал:
- Ладно, с такой формулировкой можно попробовать.
Кто-то снизу крикнул:
- Фомич, в водопроводе воды нет, чем полы мыть?
- У моря сидишь и воды просишь? - крикнул в ответ Фомич и побежал вниз по лестнице.
Шрагин смотрел ему в спину и снова думал: что же это за человек?
Да, отныне этот вопрос он будет задавать себе при каждой встрече с новым человеком. И что самое нелегкое и опасное - что на вопрос этот ему необходимо будет самому давать ответ, от которого будет зависеть многое, очень многое, возможно, даже его собственная жизнь.
Глава 9
Шрагин шел с завода домой. Светило доброе южное солнце, ветерок с моря играл листвой деревьев. За белеными заборами сонно дремали отягощенные плодами фруктовые деревья. Ничто как будто не говорило о войне, город выглядел так же, как в мирное время. И улицы не были безлюдны. Приказы оккупационных властей уже выгоняли людей из домов, заставляли их, пересилив страх, идти по делам своей новой жизни. Но что-то в облике улицы было странным… Не сразу Шрагин обнаружил, что люди двигались в одиночку и как-то каждый сам по себе. За весь путь он только раз встретил двух, которые шли вместе. Это были старик и старуха. Он заботливо вел ее под руку, но и они не разговаривали и, точно стыдясь чего-то, смотрели себе под ноги. Куда их гнал приказ, зачем?.. Люди словно не видели и не хотели видеть ничего, кроме клочка земли под ногами. Встречаясь друг с другом, они, как те старики, не поднимая взгляда, ускоряли шаг. А яркая и добрая красота юга еще сильнее подчеркивала эту неприкаянность людей.
Свернув на свою улицу, Шрагин невольно замедлил шаг: перед его домом стоял громоздкий легковой автомобиль - такими в немецкой армии пользовались только высшие начальники. Что могло это означать? Если автомобиль приехал за ним, то зачем было гестаповцам оставлять на улице, как визитную карточку, эту роскошную машину? Возможно, что это сделали нарочно, чтобы посмотреть, как он, увидев ее, поведет себя? Но тогда сейчас вся улица должна быть под наблюдением, а ничего подозрительного вокруг Шрагин не видел. Да нет, не такие уж они гении и чудотворцы, чтобы раскрыть его так быстро: скорей всего вот что - оправдались опасения Эммы Густавовны, и на ее жилплощадь уже покушается какое-то немецкое начальство.
Шрагин отпер своим ключом парадное и спокойно, неторопливо вошел в дом. В прихожей висела генеральская шинель, а на столике лежали фуражка и желтые замшевые перчатки. Из гостиной доносился воркующий смех Эммы Густавовны и басовитый голос мужчины. Шрагин тихо прошел в свою комнату и, прикрыв дверь, лег на постель.
Вскоре Шрагин услышал, что гость или квартирант ушел. Подождав немного, он с чайником в руках отправился на кухню. И тотчас туда пожаловала Эмма Густавовна. Она была возбуждена, дряблые ее щеки пылали румянцем.
- Случилось невероятное, Игорь Николаевич! - воскликнула она, прижимая руки к груди. - У меня объявился родственник в Германии. И не кто-нибудь, а земельный аристократ. Невероятно, правда? Сейчас у меня был генерал Штромм. И представьте, тоже родственник: он женат на племяннице моего аристократа. Он привез мне письмо - не хотите прочесть? Бросьте свой чайник, идите к нам, генерал привез волшебный кофе и совершенно изумительный ликер "Бенедиктин". Я сварю вам кофе. Идите, идите.
В гостиной пахло тонкими духами. Вышедшая из своей комнаты Лиля сухо поздоровалась со Шрагиным и села на диван. Эмма Густавовна звякала посудой на кухне.
- Как вам понравился родственник? - спросил Шрагин. Лиля подняла брови и сморщила лоб.
- Прочитайте письмо, оно лежит на столе, - сказала она.
На голубой шершавой бумаге было написано старомодной готической вязью, и Шрагину не так-то легко было прочитать письмо. Он попросил Лилю помочь ему, она подошла и стала рядом с ним.
- Я сама без помощи мамы прочитать не могла. И вообще все это как бред, - сказала она, беря письмо. - Ну, это, очевидно, его фамильный герб и девиз: "Терпение и верность". Давайте я все же попробую.
Вот что услышал Шрагин:
"Здравствуйте, Эмма! Вас должны звать именно так, ибо ваш отец пятьдесят лет назад известил моего отца о рождении у него дочери, которую назвали Эмма Розалия, а наши отцы были двоюродные братья.
Поскольку я не уверен, что вы живы, это письмо будет кратким. Оно не больше, как запрос в неизвестность. Но как только я узнаю, что вы еще есть на этом свете, вам придется испытать на себе утомительное многословие стариковских писем, тем более что мне и писать-то больше некому.
Как только в наших военных сводках появился ваш город, меня осенила мысль. Ведь именно этот город упоминался в письмах вашего отца. Память меня не обманула, хотя свой семейный архив я последний раз ворошил лет десять назад. И так как я совершенно одинок, это открытие стало моим идефиксом. Когда я узнал, что генерал Штромм (он женат на моей племяннице) отправляется именно в ваш город, я написал это письмо. Теперь я с трепетом буду ждать известий. Если вы есть на этом свете и прочтете мое письмо, то примите генерала Штромма по-родственному. Однако не могу удержаться - между родственниками все должно быть начистоту - и предупреждаю вас, что он весьма легкомысленный господин, особенно в отношении женщин. Он знает, что я пишу вам об этом, и смеется. А вообще-то, он отец уже взрослого сына и, говорят, способный администратор в новом духе. В отличие от меня, зарывшегося в землю, как крот, он живет в ногу с веком, и уже сам этот век позаботился, чтобы он был на виду. Теперь он призван его фюрером наводить порядок на завоеванных землях. От меня он имеет приказ позаботиться о вас, как положено добропорядочному немецкому родственнику. Весь в ожидании Вильгельм фон Аммельштейн".
Лиля бросила письмо на стол.
- Ну, что вы скажете? - спросила она. - Я же вам сразу скажу, что в письме меня устраивает только одно выражение - "призван его фюрером", - она подчеркнула местоимение "его".
Шрагин тоже отметил про себя это выражение, и сейчас ему понравилось, что Лиля тоже обратила на него внимание.
В гостиную с кофейником в руках вернулась Эмма Густавовна.
- Вы прочитали письмо?
- Лиля прочитала его вслух, - ответил ей Шрагин.
- Боже, какая идиллия! Мои дети вместе читают письмо моего далекого родственника, - она громко рассмеялась и стала разливать кофе.
- Я должна предупредить вас, - вдруг резко сказала Лиля, обращаясь к Шрагину. - Мама заявила генералу, будто вы… мой муж.
- Да, да, я позволила себе это, - нисколько не смутилась Эмма Густавовна. - И я уверена, Игорь Николаевич меня поймет. Представьте, этот генерал вдруг спрашивает: "Вы тут живете вдвоем?" Я поняла, что он напрашивается в жильцы. Потом он так смотрел на Лили. И я вспомнила характеристику, которую дал ему Вильгельм. Решив сразу пресечь все это, я сказала ему: у Лили есть муж, он живет вместе с нами. И ничего страшного не случилось, а он по крайней мере не заговаривал больше о жилье. Игорь Николаевич, не смотрите на меня так иронически. Мы же с вами говорили об этом.
- Конечно, лучше без новых квартирантов, - сказал Шрагин.
- Ну, видишь, Лили? Игорь Николаевич относится к этому трезво и спокойно. И тебе тоже надо учиться приспосабливаться к обстановке.
Лиля смотрела на мать холодно и презрительно.
- Я сойду с ума, честное слово, - тихо сказала она. Шрагин как только мог естественно рассмеялся.
- Остается только предположить, что вы втайне рассчитываете выскочить замуж за какого-нибудь немецкого генерала и поэтому хотите оставаться свободной даже от фиктивных обязательств.
- Вам не идет говорить глупости, - спокойно парировала Лиля.
- Тогда, Лиля, скажите прямо, что вы предлагаете или как собираетесь поступить? - уже серьезно спросил Шрагин.
- С момента, когда я проявила позорное малодушие, согласилась с мамой и осталась здесь, я уже не имею права рассчитывать на что-нибудь хорошее, - отчеканивая каждое слово, ответила Лиля.
- В городе остались не одна вы. Если вы думаете, что все остались, проявив малодушие или с подлыми замыслами, вы опасно заблуждаетесь, - сказал Шрагин, смотря в яростные и холодные глаза девушки.
- Вот, вот! - обрадовалась Эмма Густавовна. - Я говорю ей то же самое!
Лиля молчала, но Шрагин читал в ее взгляде безмолвный вопрос: "А почему вы остались?" И он подумал, что однажды на этот ее вопрос он ответит правду. Однажды, но не сейчас. И не всю правду. А теперь ее надо успокоить, дать ей хотя бы маленькую надежду.
- Я, как вы знаете, хожу на завод, - сказал Шрагин. - Но завод парализован, и это надолго. Зная это, я спокоен. И если вы внутренне будете уверены, что ни в какую подлую сделку с совестью не вступите, вы тоже будете спокойны. Это качество в наших условиях - оружие. А истерика - не что иное, как начало поражения. Подумайте над этим, Лиля, и вы увидите, что я не так уж неправ.
Шрагин вежливо пожелал женщинам спокойной ночи и ушел в свою комнату.
Глава 10
Первая встреча Шрагина с Григоренко состоялась в воскресенье на бульварчике возле пристани.
Согласно вступившей в действие схеме связи, их встречу охранял Федорчук. Он занимал наблюдательный пост со стороны города, и Шрагин все время видел его.
Шрагин и Григоренко сидели на скамейке, положив между собой на газетном листе хлеб и помидоры, - просто устроились два приятеля перекусить и отдохнуть в тени.
- Крепче всех чувствует себя Федорчук, - говорил Григоренко тихим, глухим голосом. - По-моему, очень у него удачно с бабой получилось.
- Избегайте давать свои оценки. Только факты, и как можно короче, - прервал его Шрагин.
Григоренко обиделся, замолчал. Потом продолжал говорить отрывистыми фразами. Из его рассказа Шрагин выяснил, что все товарищи - один похуже, другой получше - закрепились. Однако оставалось тревожным положение с работой. Товарищи спрашивали, следует ли просить работу через биржу труда. У Дымко откуда-то были сведения, будто всех, кто помоложе, биржа заносит в особый список для отправки в Германию.
- Откуда он это знает? - спросил Шрагин.
Григоренко улыбнулся:
- Опять же деваха одна есть, на бирже работает. Дымко с ней познакомился у Федорчука.
- Федорчук эту девушку тоже знает? - спросил Шрагин.
- Лучше ее знает Федорчукова… ну, как ее… ну, невеста, что ли, не знаю.
- Какое у Федорчука впечатление о ней?
- Я не спросил.
- Напрасно.
- Мне же о ней не Федорчук сказал, а Дымко.
- Что он сказал?
- Да он, вроде, пошутил, спросил: не стоит ли ему, как Федорчуку, боевую подругу завести?.. И сказал про эту самую… ну, девушку.
- Что он говорил о ней?
- Сказал, что лицом она хорошая, - чуть улыбаясь, ответил Григоренко. - Сказал, веселая, на все чихает.
- Вы ему никаких вопросов не задавали?
- Нет.
- Передайте Дымко мой приказ: он должен сблизиться с ней, все о ней выяснить - из какой семьи, почему осталась, что думает. В среду вечером мы опять встретимся по расписанию. Кстати, как у вас с работой? - спросил Шрагин.
- Думаю пока обойтись. Семья, в которой я живу, обеспеченная - кустари, одним словом. Хозяин ходил в городской магистрат, зарегистрировал там свою семью и меня тоже, сказал, что я его работник, и никаких вопросов по этому поводу не было.
- Осторожней, Григоренко, заметите малейшее осложнение - срочно устраивайтесь.
- Я все время начеку, Игорь Николаевич.
- Надеюсь на это. Ну, пора прощаться. До свидания.
Шрагин смотрел ему вслед, и на душе было неспокойно. Он думал о том, что его боевые товарищи уменье и опыт будут приобретать только теперь, когда борьба уже началась. А наука эта не простая: самая малая ошибка может стоить жизни. Вот тот же Григоренко. Сейчас он, вроде, не трусит, но он и не понимает, что в их положении осторожность - это совсем не трусость. Его придется учить еще и деловитости и даже умению говорить кратко и точно выражать свои мысли - для связного это очень важно. "Ну что ж, будем учиться все вместе", - подумал Шрагин, встал со скамейки и кружным путем направился домой. Некоторое время Федорчук в отдалении сопровождал его, проверяя, нет ли слежки.
Шрагин шел по пустынным улицам, уже затопленным сумеречной синевой, и думал, как удивительно устроен человек. И трех лет нет, как он по приказу партии оставил работу инженера-судостроителя и стал чекистом. Разве мог он подумать, что однажды окажется в этом занятом врагом городе и будет возглавлять здесь целую группу и вести тайное сражение? Но это случилось, и он уже работает. И работа, какой бы опасной она ни была, как всякая работа - к ней, оказывается, можно привыкнуть, и в ней есть свои рабочие будни.
Подходя к дому, Шрагин опять увидел генеральскую машину. Шофер спал, нахлобучив на нос пилотку.
Шрагин нарочно хлопнул дверью, когда входил, и тотчас из гостиной вышла Эмма Густавовна.
- А вот и наш Игорь Николаевич! - громко воскликнула она. - Заходите к нам хоть на минутку. У нас генерал Штромм.
Шрагин вошел в гостиную и увидел сидевшего в кресле генерала, сегодня он был в штатском. Ему было лет сорок пять, может быть, чуть больше. Крупное прямоугольное лицо, массивная фигура. Очевидно, близорук. Он разглядывал Шрагина, сощурив глаза.
- Добрый вечер, господин генерал, - с умеренной почтительностью сказал по-немецки Шрагин, остановившись посреди комнаты.
- Добрый вечер, добрый вечер, счастливый избранник, - с притворным недовольством басовито отозвался генерал, тяжело поднялся с кресла, подошел к Шрагину и протянул ему руку. - Штромм, Август, - четко выговорил он.
- Шрагин, Игорь.
- Шрагин? О! Мы оба на "с"? Простите, а как вы сказали имя?
- Игорь.
- Игор?
- Да.
- Таинственные русские имена, - покачал головой генерал. - Посидите с нами. Мне ведь придется докладывать моему родственнику и о вас. И вы тоже наш родственник, И-гор. - Генерал басовито рассмеялся.
Эмма Густавовна поставила перед Шрагиным кофе.
- Что же вы не спрашиваете, где ваша Лили? - с противной интонацией спросила она.
- Я ошеломлен знакомством с живым немецким генералом, - улыбнулся Шрагин.
- Вы предпочли бы знакомиться со мной - мертвым? - громыхнул генерал своим басовитым смехом.
- Лили валяется в постели, - сказала Эмма Густавовна. - У нее страшная мигрень. Позовите ее, может быть, все-таки она выпьет кофе?
Шрагин встал и, извинившись перед генералом, прошел в комнату Лили. Она ничком лежала на диване.
- Лиля, что с вами? - тихо спросил Шрагин.
Она вскочила, села и удивленно уставилась на Шрагина.
- Ах, это вы, - с облегчением сказала она. - Страшный сон видела, б-р-р! Он все еще там?
- Мама хочет, чтобы вы показались, - сказал Шрагин.
- Он вызывает у меня тошноту. Я не пойду. Скажите, мигрень, и она не хочет портить всем настроение.
- Мигрень так мигрень, - сказал Шрагин и ушел в гостиную.
- Какая прелесть, какая прелесть! - гудел генерал. - Послушайте, И-гор, я только сейчас узнал, что ваша жена пианистка. Это же прелесть! Она просто обязана угостить нас Бетховеном.
- У нее, господин генерал, страшная головная боль, и с этим нельзя не считаться, - мягко сказал Шрагин.
- Немецкий генерал не должен ни с чем считаться, - заявил Штромм почти серьезно.
- Но вы же еще и человек и к тому же родственник, - улыбнулся Шрагин.
- Поймал, черт побери! Капитулирую перед мигренью. Хо-хо-хо! Садитесь, И-гор, и примите сердечный привет от Вильгельма фон Аммельштейна, вашего… гм… кто же он вам приходится? - не соображу, хо-хо-хо, но в общем это достойнейший и… - генерал поднял палец, - богатейший человек. Я ему звонил по телефону, рассказал о моем визите в ваш дом. Он так разволновался, что стал заикаться. Говорит, что сегодня у него первая за многие годы настоящая радость - он узнал, что не один на Земле. Надеюсь, вы понимаете, чем это пахнет?
- Не совсем, - ответил Шрагин.