Тут нам снова могут помочь доктора Фрейд и Юнг, очень внимательные в работе с пациентами, страдающими от неврозов. Классики психоанализа не сразу, но заметили, что свободные ассоциации, извлекаемые из "коллективного бессознательного" из-за нарушений или разрушений в психике, очень похожи на мифологические образы самых древних народов и культур. Большинство из пациентов были людьми обыкновенными, не сведущими в античной мифологии и никогда не слышавшими о некоторых деталях, которые вовсе не преподают в школах. Очевидно, что все эти мифологические образы хорошо сохранились именно в "коллективном бессознательном".
Что это дает для нашего расследования? Это значит, что коллективная мифология древних народов, как и личная мифология пациентов, отражает еще более древние слои доисторической памяти. Пусть даже не сам момент Странного Происшествия, но какие-то моменты психологического развития, отстоящие от первичного Артефакта совсем недалеко по меркам медленно текущего доисторического времени. То есть можно говорить о множестве свидетелей, видевших пусть не сам момент Происшествия, но его отражение в "зеркале", хранящемся очень глубоко, а потому защищенном от искажений. В определенном смысле, это гораздо более надежный источник, чем любое устное предание и даже исторические летописи, подверженные неточностям перевода и интерпретации слов.
Опять же, по тем самым искаженным историческим свидетельствам, в древности люди непосредственно общались с богами или Богом. Не будем спешить верить в эти слова буквально, но не будем и отвергать их, поскольку таких свидетельств много. Лучше попытаемся понять это детское состояние психики раннеисторического человека. У такого человека сложное "коллективное бессознательное" уже есть, а вот отвлеченных от внешней конкретики слов и выражений, то есть сознательного отношения ко всем феноменам жизни, включая психические, не хватает. Поэтому образы "коллективного бессознательного" проецируются на внешние предметы – животные тотемы, каменных идолов, на явления природы и небесные светила. То есть, на самом деле, человек беседовал с образами своего "коллективного бессознательного", но обращался при этом к божественной Кошке, или к не менее обожествляемой Луне. Факт общения Авеля и Каина с Богом затем передавался из поколения в поколение, но при этом как-то потерялась такая мелкая подробность, что воплощением божества при этом была обычная кошка, жившая и ловившая мышей у земледельца Каина, но вдруг призревшая мясное угощение скотовода Авеля.
На более высокой стадии развития, а именно после библейского "потопа", начиная с праотца Ноя, Бог почему-то перестал общаться с человеком напрямую. Возможно потому, что коллективный опыт преодоления кризисов, накопленный человечеством, стал слишком сложен и уже не мог уместиться в диалоги с кошками, идолами и даже со звездами. Теперь для проникновения в "коллективное бессознательное" понадобились особые люди – пророки, которым дается Откровение. Такое божественное Откровение становится достоянием рода, племени, превращающим его в народ, пусть и малый, но возвышаемый своим божественным знанием над соседями. Способность к прочтению образов "коллективного бессознательного" зависит от степени тренировки соответствующей интуитивной функции, от навыков отвлечения духовной энергии от экстравертных связей. Потому-то пророки уходят в пустыню или на гору, удаляясь надолго от суетной повседневной жизни народа, которому они принесут новое Откровение.
Из таких библейских пророков нас, разумеется, должен особо заинтересовать Моисей, принесший своему народу Откровение Ветхого Завета, в том числе и описание, реконструкцию Начала Времен и Сотворения Человека. Опять же будем утверждать это с большой осторожностью, как косвенное свидетельство, которое может нам пригодиться. Но только, если помнить, что Моисей не мог узреть в "коллективном бессознательном" никаких внешних, тем более космогонических процессов. А мог увидеть лишь первичные архетипы, связанные с рождением сложной структуры "коллективного бессознательного" человечества. То есть, можно предположить, что первые слова Библии "В начале сотворения земного и небесного…" относятся именно к началу сотворения параллельного, виртуального пространства "божественного мира", то есть к моменту того самого Странного Происшествия.
Причем первым событием было как раз "неполное разделение" мира на светлую и темную стороны, а непосредственной причиной этого стало первое Слово, означавшее "свет". Затем уже, на следующих этапах творения, произошло разделение вод и неба, земли и воды. Потом виртуальный, божественный мир "коллективного бессознательного" стал заселяться растениями и животными. И лишь на шестой день среди божественных сущностей появился человек в виде мужчины и женщины. Но опять же, пока никаких гарантий, что это косвенное свидетельство нам пригодится, хотя в ряду других косвенных доказательств может оказаться неплохим подспорьем.
Заметим также, что разные цивилизации и народы по-разному создавали себе богов. Например, европейская цивилизация с ее доминирующей мыслительной функцией является прямой наследницей античной, а та, в свою очередь, происходит от минойской (крито-микенской) культуры. Логично предположить, что в этой древнейшей мифологии и культуре мы найдем какой-нибудь обожествляемый инструмент. И в самом деле, согласно археологическим источникам, на древнем Крите и в Микенах слово "зевс" относилось сразу к нескольким божественным предметам или сущностям. Задолго до того, как стало именем антропоморфного бога.
Во-первых, минойский "зевс" – это животворящая, оплодотворяющая сила, то есть "божественный фаллос", порождающий все живое. Во-вторых, "зевс" также еще и инструмент – обоюдоострый топорик "лабрис". В-третьих, божественным словом "зевс" именуется также психический феномен – сардонический смех. Кроме этой "абстрактной" триады, тем же словом именуются три териоморфных божества – бык, змея и птица. При этом сравнение с библейскими Днями, этапами творения божественных сущностей позволяет предположить, что териоморфные божества появляются позже "абстрактных", как их дополнительное воплощение. Во всяком случае, трудно представить себе быка как участника внезапного кризиса и раскола в стае высших приматов. Но как позднейшее воплощение, проекцию архетипа "оплодотворяющей силы" в главный тотем минойской культуры – очень даже можно себе представить.
Еще одно любопытное свидетельство античных историков о древнейших временах – это легенда об амазонках. Из семи чудес света, как минимум, два – Мавзолей в Галикарнассе и храм Артемиды в Эфесе имеют отношение к так называемому "царству амазонок", по античной легенде обитавших на островах и восточном побережье Эгейского моря. В гомеровской "Одиссее" тоже описано посещение главным героем островов, где царствуют женщины, несущие опасность мореплавателям. Сирены, русалки, нереиды, нимфы – все это женские персонажи, живущие на островах, а то и просто в глубине вод или на болоте, как наша Царевна-лягушка. Водоплавающие девицы слишком часто встречаются в древних мифах, легендах и сказках, чтобы не обратить внимания на эту подробность в контексте нашего расследования.
Среди дикарей Новой Гвинеи, сохранившихся на первобытном уровне развития, также были обнаружены племена амазонок. То есть, похоже, это разделение на обычные и "чисто женские" племена имеет общие глубокие доисторические корни. И также немаловажная деталь, обнаруженная антропологами и этнографами, – даже в самом примитивном и диком племени всегда есть сексуальные "табу", то есть строгие ограничения реализации сексуальных влечений, которые собственно и формируют социальную структуру первобытной общины. Хотя казалось бы, вот уж где свобода промискуитета, как не у дикарей? Ан, нет, оказывается, – строгая мораль и нравственность группового брака, под угрозой смерти.
Ну и, наконец, еще один круг потенциальных свидетельств – это вообще вся история искусств, по крайней мере – в части курируемой музами драмы, комедии, поэзии. К слову, сообщество муз – тоже чисто женское. Отметим одну общую, но весьма важную деталь – поэт или художник нуждается в музе, чтобы достичь творческого вдохновения. Но для этого между ним и музой обязательно должно быть какое-то препятствие, пропасть, через которую нужно навести виртуальные конструкции. Поэт или художник стремится к обладанию музой, но делает это в своих воплощенных фантазиях.
Да и взять любой сюжет любого романа, где обязательно должно быть про любовь. А что значит "романтическая любовь", и чем она отличается от обычного сексуального влечения. Очень просто: сексуальное влечение, не имеющее препятствий к осуществлению, не требует полета творческой фантазии. Молодые люди, которые в естественном порыве сексуального влечения выбирают самый легкий путь – суть человекообразные особи, и не более того. Нормальное развитие личности в юношеский период должно найти некий "запретный плод". Сексуальное влечение обязательно должно встретить социальный барьер, препятствие на своем пути, чтобы высвободить творческую фантазию. Если такой барьер вдруг убрать, то все романтические чувства улетучатся в одно мгновение. Так что очевидно, в самой человеческой психике зашита потребность в таком социально-сексуальном барьере для полноценного развития личности.
Итак, круг возможных доказательств – улик и свидетельств, в целом очерчен. Что искать, то есть рабочую гипотезу или "основную версию следствия", мы также в целом сформулировали. Ищем сугубо биологическую причину кризиса, нарушившую строгий порядок сексуально-социальной иерархии первобытной стаи приматов, следствием чего стало первое социальное разделение сообщества.
Тело как Улика
Итак, мы выяснили, что одной из главных, хотя и косвенных улик, сохранивших для нашего расследования информацию о Происшествии, является Тело Человека. Особенности анатомии биологического вида homo sapiens в сравнении с остальными человекообразными приматами, а также палеонтологические данные о промежуточных видах гоминидов несут какую-то информацию о начальной и последующих стадиях антропогенеза. Для начала нужно вычленить и описать все факторы образования человеческого рода, чтобы отыскать таинственный Фактор Икс, ту самую "песчинку", лежащую в основе "жемчужины" – Культуры и творческого духа Человека.
Из курса средней школы мы знаем о самых общих факторах видообразования, открытых Дарвином: это – изменчивость и естественный отбор. Позднее механизм действия этих факторов был уточнен: изменчивость определяется и закрепляется мутациями, а естественный отбор – необратимыми изменениями в экологической нише вида. При этом критическое число мутаций накапливается в популяциях постепенно, в фоновом режиме, но лишь при экологическом кризисе часть из накопленных мутаций становится фактором выживания. Это, на сегодняшний день, классическое понимание механизма биологической эволюции, предполагающее единственный механизм передачи генетической памяти через набор хромосом.
Однако после "расшифровки генома" в 2000 году выяснилось, что генетическая изменчивость не объясняет видового разнообразия. Так что мы с вами уже условились опираться на более широкую рабочую гипотезу, что существует иной механизм передачи генетической информации, в том числе о стереотипах поведения, который для краткости мы условно назовем Матрицей. Однако это уточнение механизма изменчивости не влияет на общность наших рассуждений. Просто фактор изменчивости включает взаимосвязанные клеточные мутации, закрепленные в геноме, и системные мутации, закрепленные в Матрице. При этом клеточные мутации могут влиять на видообразование только через системные мутации. В свою очередь, только системные мутации, ломающие стереотипы поведения, могли произвести необходимое прерывание, размыкание цепи в закольцованном механизме "социальных" инстинктов стаи приматов.
Итак, в соответствии с общим подходом к видообразованию, наше Странное Происшествие должно сочетать одновременное действие двух обобщенных факторов – экологического кризиса, оказавшего давление на социальные стереотипы стаи, и системной мутации человекообразного организма.
Рассмотрим теперь конкретные научные гипотезы о факторах антропогенеза (видообразования homo sapiens и промежуточных видов рода homo). Одна из самых популярных гипотез в России и бывших советских республиках, благодаря школьным курсам истории и анатомии – марксистская теория о ключевой роли труда в формировании организма человека.
Действительно, сравнительная морфология верхних конечностей современного человека и его ископаемых предков явно указывает на системную эволюцию этого органа, постепенное приспособление именно для постоянной работы с все более сложными инструментами. Палеонтологические находки антропологов, как правило, сопровождаются первичными археологическими источниками – все более искусно обработанными орудиями. Так что существование взаимосвязи между процессами первобытного "труда" (обработки орудий) и системной эволюции организма первобытного человека можно считать доказанным. Но является ли в данном случае сам "труд" фактором развития, или все же следствием действия иного, более сильного фактора?
Во-первых, основоположники марксизма явно были идеологически ангажированы, утверждая труд в качестве первичного фактора антропогенеза. Ведь им очень нужно было обосновать приоритет труда в экономической и политической системе капитализма. Во-вторых, никто из марксистов так и не объяснил, с какого перепуга человекообразная обезьяна вдруг начала трудиться, чтобы добровольно превратиться в человека. То есть происхождение человека обосновывается действием фактора, признака, который присущ только самому человеку. Очень похоже на историю с бароном Мюнхгаузеном, который сам себя вытащил из болота за волосы, да еще с конем. Нет, все же недаром знаменитый барон и основоположники марксизма были земляками!
Конечно, адвокаты догматического марксизма могут указать на тот факт, что все прочие приматы уже умеют использовать готовые орудия. То есть, как бы уже умеют немного "трудиться". Но такой контраргумент и вовсе перечеркивает идею фактора "труда", поскольку биологами, очень внимательно изучающими приматов, так и не было отмечено случаев добровольного и даже вынужденного перехода приматов от простого использования примитивных инструментов к их целенаправленному изготовлению или совершенствованию. Таким образом, первобытный "труд" никак не может рассматриваться в качестве первичного фактора, но только в качестве благоприобретенного стереотипа поведения, как вторичный фактор, действительно повлиявший на системную эволюцию человеческого организма.
Что же из этого следует, если "труд" не является первичным фактором? Может быть, мы на ложном пути? Нет, вовсе наоборот. Ведь если действительно существует вторичный фактор антропогенеза, резко отличающий все промежуточные и современный виды homo от всех человекообразных приматов, значит должен быть и некий первичный фактор. Что-то, что заставило самого первого прачеловека не просто взять в руки первый магический инструмент – Артефакт, но и начать его постоянную обработку. Постоянную – в нашем случае означает передаваемую из поколения в поколение, а с учетом жестокого давления природной среды на пралюдей – возобновляемую во всякое время, свободное от сна, поиска пищи и защиты от врагов. То есть речь идет о новом стереотипе поведения, имеющем силу инстинкта. Значит, и первичный фактор, вызванный Странным Происшествием, должен иметь "магическую" силу, прерывающую обычный замкнутый круг биологических инстинктов. Таким образом, критический разбор первой гипотезы о факторе "труда" только убеждает нас в необходимости вести поиски дальше вглубь доисторического времени.
Вторая, тоже весьма популярная в последние годы и довольно остроумная гипотеза антропогенеза связана, как раз, с экологическими обстоятельствами. Американский зоолог Десмонд Моррис опубликовал в 1967 году книгу "Голая обезьяна", где привел большое число доводов в пользу предположения о том, что эволюция предков современного человека на каком-то этапе должна была происходить в водной среде. Например, даже редкие волоски на спине человека имеют направление, соответствующее обтекающему потоку воды при плавании.
Во всяком случае, другие виды животных в ходе эволюции лишались растительности на теле при переходе в водную среду обитания. В то время как подавляющее большинство сухопутных видов животных в естественных условиях сохранили шерстяной покров. Кроме того, именно эволюция прачеловека в водной среде могла существенно облегчить и объяснить переход к прямоходящей осанке (точнее – к прямоплавающей). И еще прачеловек вырабатывает альтернативную меху тепловую защиту – в виде солидной жировой прослойки, как и у водных животных – тюленей и китов.
Однако, судя по сохранению густых волос на голове и способности возвращаться на сушу, прачеловек был животным прибрежным, то есть земноводным как "царевна-лягушка". При возвращении к сухопутному образу жизни, потеря шерсти обернулась благоприятной возможностью использовать всю поверхность голого тела для охлаждения через потоотделение. Что в свою очередь, позволило более интенсивно передвигаться на суше, а значит охотиться на быстрых животных и успешнее конкурировать с мохнатыми родственниками. Тем более что повседневные тренировки в водной среде должны были повысить выносливость и мышечную силу.
В своей книге Д.Моррис также подробно останавливается на отличиях в сексуальном поведении между человеком и другими приматами, что также будет нам интересно на следующих этапах расследования. Мы, со своей стороны, можем дополнить и подкрепить зоологическую, точнее зооморфологическую аргументацию Д.Морриса следующими рассуждениями экологического порядка:
Как мы вывели из общих принципов видообразования, одним из главных факторов начала антропогенеза должен был быть экологический кризис для популяции приматов. Одним из стандартных следствий экологического кризиса является вытеснение всей или части популяции в соседние экологические ниши. Хорошо известно, что для обитающих в тропическом лесу приматов главной пищей являются плоды и побеги разнообразных растений, а также насекомые. В случае вытеснения части популяции из тропического леса, наиболее близкой по структуре пищевых цепочек экологической нишей являются, как раз, мелководные участки водоемов с мангровыми зарослями. Здесь также есть в достатке разнообразные растения, а насекомых заменяют моллюски. При этом баланс диеты водоплавающего прачеловека смещается в сторону белковой, но при этом достаточно легкой пищи. То есть обеспечивается необходимое для быстрого плавания наращивание мышечной ткани и жировой прослойки, а водный этап эволюции становится необходимым этапом для последующего перехода к смешанной растительно-рыбной, а затем и к растительно-мясной диете.
То есть гипотеза о водном этапе эволюции прачеловека выглядит достаточно привлекательной. Но эта гипотеза является лишь дополняющей, объясняющей отдельные морфологические и физиологические изменения в биологической стороне антропогенеза. И никак, на первый взгляд, не помогает в вопросе социальной эволюции. Наоборот, переход к изготовлению каменных орудий, и тем более – к освоению огня, в водной среде намного более затруднен, если возможен в принципе.