* * *
Солнце горело и катилось на запад. Тоас, проходя между скамьями гребцов, улавливал густую волну человеческой вони, пота, крови и глухих проклятий. Ненагруженная галера шла быстро, но ее скорость медленно падала по мере того, как люди уставали. В их глазах, устремленных на него, он видел кипящую ненависть.
В середине дня жара уменьшилась из-за порывов ветра. С севера - с севера! Томас вздохнул и выругался.
- Как будто нам не хватало несчастий, - проворчал он, обращаясь к Ахмету-нубийцу. - Сколько продлится этот ветер?
- Я думаю, он будет сильным. Смотри, по реке катятся слабые волны.
- Сдувая нас на адский путь. Готовься к битве.
Тоас пошел в каюту. Пепи и Анхсенамен сидели вместе в слабом полумраке около двери. Не говоря ни слова Тоас вошел, достал шлем и нагрудный панцирь и надел их. Когда он выходил, карлик вопросительно посмотрел на него.
- Ты так скоро ожидаешь войска? - спросил он упавшим голосом.
- Возможен мятеж, - ответил Тоас. - Люди мало знают, кроме того, что их жизни в опасности, хотя в этом нет их собственной вины, и что я использую их как рабов, а теперь еще и сильный ветер их противник. Если начнется драка, идите в каюту.
- А твое появление в доспехах не вызовет еще большего раздражения? - спросила Анхсенамен. Ее голос был так тих, что Тоас с трудом мог его расслышать, и она прятала от него глаза.
- Лучше живой раздражитель, чем мертвый миротворец, - проворчал Тоас. Весь его вид как бы говорил: "Твой отец это знал".
Он поднялся на палубу и стал смотреть вниз на длинный ряд гребцов. Солнце отражалось в бронзе его панциря; Анхсенамен отвела от него изумленные глаза, но его образ как будто застыл перед ней. Некоторое время все было спокойно, был слышен только скрип весел. Затем кто-то громко сказал, грубо и зло:
- Что это ты делаешь в доспехах, Тоас?
- Если я предпочитаю носить панцирь, это мое дело, - холодно ответил капитан. - Может быть, египтяне близко. Возможно, скоро всем придется надеть свои доспехи, пока мы сумеем оторваться от них.
Человек поднялся со скамьи. Это был восставший киприот Мегакль, большой и гневный человек со спутанными волосами, разбросанными по потному лицу. Его весло с грохотом выскочило из уключины, и остальные сбились с ритма. Люди, измученно спавшие между скамеек, тревожно зашевелились, сели и сонно смотрели вокруг.
- Возвращайся к работе, Мегакль, - сказал Тоас.
- Не раньше, чем получу несколько честных ответов, - заявил киприот. - Я хочу знать, почему мы таким образом бежим, кто эта женщина, которую ты похитил, и сколько тебе за это заплатили. Все мы хотим знать.
Они тревожно зашевелились на скамейках, что-то бормоча, доставая ножи, одни свирепо смотрели на Тоаса, другие - на Мегакля. Солнце жарило, ветер усилился, а корабль лениво дрейфовал по реке.
- Вернитесь к работе, вы! - Ахмет вышел к проходу между скамейками с секирой в одной руке и кнутом в другой.
Люди с изможденными бородатыми лицами всем своим видом выражали недовольство, и он опустил плеть.
- Нет! - Мегакль повысил голос. - Мы не твои рабы, Тоас, мы свободные моряки, которые имеют право говорить. Ради Аттиса, люди, будем мы еще терпеть его высокомерие? Если он, наконец, не скажет нам, почему мы бежим, тогда - за борт его!
Поднялся еще один моряк, и в неожиданном страшном испуге Тоас узнал одного из четверых, кто ходил с ним во дворец. Он выбрал их за надежность и обещал им высокую награду за это, но…
- Я был там, - сказал человек. - Я знаю. И мы не сможем избежать смерти, которая следует за нами, если продолжим идти этим сумасшедшим путем.
- Что это? - прорычал Мегакль, и ворчанье в глотках усилилось до нестройного рева. - Что это? Скажи нам, ради Аттиса!
- Она - дочь благородного, - крикнул Тоас, - но ей ничего не оставалось…
- Благородного, ха! - крикнул моряк. - Она - царица Египта, люди, вот кто она, и все войска фараона преследуют ее.
Последовало минутное молчание. Они не могли сразу осознать этот факт. Они стояли как застывшие дьяволы.
Тоас говорил громко.
- За перевозку ее в безопасное место - огромное вознаграждение, большее, чем мы могли бы получить за сотню поездок. Кто будет моим другом и останется сейчас со мной, будет богат.
Мегакль подскочил на своей скамейке.
- Против всего Египта? - вскрикнул он. - Убейте этого безумца, говорю я, убейте его и верните женщину обратно фараону за наши жизни и за то, что он нам заплатит!
Тоас вытащил меч, и в его голосе зазвучал металл:
- Останьтесь со мной теперь, товарищи, останьтесь со мной, и помогите нам спастись, или фараон, несомненно, со всех нас сдерет кожу с живых.
Ахмет свирепо оскалился и взмахнул своей секирой. Череп Мегакля раскололся, как гнилая дыня. Нубиец быстро отскочил назад к носу корабля, и тут же дюжина ножей сверкнула, направленная на него.
- Ко мне! - проревел Тоас. - Ко мне и к Ахмету все, кто хочет остаться в живых.
Один из моряков, ворча, поднялся к нему по лестнице. Тоас ударил его в грудь. Два других, попытавшихся последовать за ним, были атакованы сзади парой людей из партии Тоаса, находившихся на корме.
- Пепи! - крикнул Тоас. - Пепи, в каюте оружие!
Карлик был уже здесь, шатаясь под грузом мечей и щитов. Гнутый нож просвистел над его головой и воткнулся в мачту. В средней части корабля люди полезли под скамейки в сундуки за оружием.
- Сюда… Тоас, сюда…
Он обернулся и увидел Анхсенамен, подающую наверх пару луков и полный колчан стрел. Он коротко улыбнулся ей.
- Хорошо!
"Хорошо, дочь Аменхотепа!" - подумал он про себя.
Натягивая тетиву, он тщательно прицелился в неопределенную, колышущуюся группу моряков. Мятежник встал на скамейку, крича: "Смерть Тоасу!" - и упал, пораженный стрелой в горло. Двое людей, пытавшихся штурмовать предпалубу Ахмета, закричали от жужжания выпущенных стрел.
Люди двигались осторожно, спинами вдоль перил, ворча и расчищая себе путь клинками, но с обеих сторон мало кто был готов к битве. Полдюжины преданных капитану стояло на обоих концах корабля.
- Спускайся сюда, Ахмет! - позвал Тоас. - Спускайся и разбей их!
Сам он вскочил на скамейки и атаковал ближайшего мятежника. Бронзовый шлем ярко и жарко сверкал на солнце, удар - и противник с грохотом упал, пронзительно визжа. Тоас и его сплоченная группа дралась за дорогу по кораблю, чтобы соединиться у мачты с Ахметом. Моряки, случайно столкнувшиеся с ними, включая многих, кто громко кричал, и даже тех, кто дрался, сопротивлялись нерешительно и были быстро разоружены. Через несколько минут воцарился мир.
Анхсенамен поднялась на корму и посмотрела вперед. Было меньше смертей, чем она ожидала, но пять трупов перекатывалось по палубе, и много было раненых. Кровь забрызгала доски, и под жарким бормотанием ветра слышались стоны. Неуправляемая галера тяжело дрейфовала на юг.
Тоас подошел к Анхсенамен, улыбаясь и вытирая клинок.
- Ты все сделала хорошо, - сказал он. - Можно было подумать, что ты всю жизнь была царицей пиратов.
- Ты… я… Это было делом жизни и смерти для меня, ты знаешь, - прошептала она и хотела добавить, что его смерть тоже что-то значила бы для нее.
- И ты можешь решительно действовать в нужную минуту, - сказал он. - Анхсенамен, забудь мои слова, сказанные сегодня утром. Хорошо?
Она постаралась скрыть свое смущение:
- Как быстро ты подавил восстание!
Он покачал головой.
- Если им не дать времени на подготовку, то это только глупая толпа, которую несколько решительных людей могут быстро разогнать. Большую часть времени мы работали мечами. Нам скоро будут нужны все наши люди, - мрачно добавил он.
- Ты думаешь, они схватят нас, да?
- Очень может быть. С уставшими людьми, да пятью мертвыми, и еще ранеными, и этот проклятый ветер навстречу, и… Ну, офицер фараона может погрузить две сотни солдат в смены по пятьдесят человек - это вдвое или втрое больше, чем нас, - да еще и использовать их в работе наполовину меньше, чем вынуждены мы. Все, что позволило нам уйти так далеко, - это задержка, после которой они начали преследование и которая не может быть слишком продолжительной.
- И что случится, когда они догонят нас?
- Они возьмут нас на абордаж, конечно, если только мы не будем настолько сумасшедшими, чтобы раньше взять на абордаж их, а потом мы будем драться с ними врукопашную. Что еще случается, когда бывает битва кораблей, пока один не сожжет другой?
- И мы не сможем ничего сделать?
- Я не знаю, Анхсенамен, я не могу сказать. Возможно, мы сумеем проскользнуть мимо них в темноте, если боги дадут нам жизни до ночи. Возможно, мы покинем все вместе корабль и попытаемся переодетыми добраться до Мемфиса и заплатить за проезд до Кипра. Возможно, мы остановимся, будем драться и победим. - Рот Тоаса скривился в усмешке. - Все это звучит не очень правдоподобно, да?
- И если нас схватят…
- Ты должна сделать свой выбор. Что до меня, то я не собираюсь сдаваться живым.
Она медленно кивнула, и он увидел, как ее тонкие плечи выпрямились. Она спокойно сказала:
- Это неправильно. Найди мне лодку и позволь мне дожидаться их на реке.
- Что? - крикнул он. - Ты оставишь нас и вернешься к… К тому, что ожидает меня, если я останусь с тобой.
Она улыбнулась, но он увидел, как дрожат ее губы.
- Мне нет никакого смысла оставаться здесь, а твоей жизни - всем вашим жизням - пропадать. Позволь мне вернуться, так, чтобы ты мог уйти с драгоценностями, и помни меня, Тоас.
Он удивленно покачал головой в шлеме.
- Я никогда не пойму тебя, девочка, - сказал он. - Ты поставила два царства за их головы и плыла к открытому морю с шайкой головорезов вне закона, утащила богатства Египта из-под носа у фараона, чтобы оплатить свою дорогу, - а теперь ты отказываешься от маленького шанса, что у тебя есть, уходя с дружественного корабля к людям, которые хотят тебя убить.
Затем он решительно продолжил:
- Но это неправильно, моя дорогая. Это небольшое дело: несколько мертвых дворцовых стражников и кража тебя, и все хлопоты, которые мы доставили царю, и вся добыча, которую мы от него получили, - он будет гнаться за нами и будет прав! - Он положил руку на ее плечо и улыбнулся. - Нет-нет, оставайся со мной, девочка.
Она вздрогнула всем телом от твердости его панциря. Он нежно погладил ее волосы и поцеловал в лоб.
Она тихо засмеялась и прошептала:
- Так любят Люди Моря?
Он ближе придвинулся к ней, но вспомнил, что за ними наблюдает целый корабль красноруких грубиянов, и отпустил ее.
- Позже, - сказал он мягко и радостно. - Но ненамного позже, моя дорогая.
Глава III
Пепи, ухмыляясь, поднялся по лестнице.
- Это призвание - быть капитаном, мой господин Тоас! - сказал он. - Это умение руководить людьми, - если они не идут за тобой сами, - побить некоторых из них по их толстым черепам. Хи-хи! Слушай раба, наставляющего капитана. - Он сидел на корточках перед ними - черный паук на солнечном свету. - Но что теперь, а? Как мы избавимся от наших друзей?
- Мы не сможем этого сделать, я думаю, пока ты не придумаешь какой-нибудь план, - сказал Тоас.
Пепи почесал в затылке.
- Нет. Нет никакого плана, мой господин, ни одного. Мой бедный ум совершенно притупился из-за этой тошнотворной качки. Я могу только предложить, чтобы мы снова начали грести, вместо того чтобы говорить об этом.
- Хм, да. Дай людям минуту-другую отдохнуть. Я думал, однако, об этом. Ты достаточно хорошо знаешь Египет, Пепи. Каковы наши шансы проскользнуть на берег под видом простых крестьян?
- О, как и шансы выбросить тысячу шестерок подряд, играя в кости. Ты не думаешь, что весь Египет выйдет на улицы ради нашей крови и награды, назначенной фараоном? Как ты обманешь даже глупейшего из феллахов, обрядив кого-то из нас в его наряд? Нет, я умру на борту корабля, спасибо, и потом кто-нибудь еще съест рыбу, которая съест меня. Хи-хи!
Тоас устало кивнул. Ветер шевелил перо на его шлеме - ветер, жаркий, сухой ветер Египта, проклятый ветер, дувший с севера.
- Мы можем снова отправиться дальше, - уныло сказал он.
- Мы можем убежать от них даже сейчас, ты знаешь, - сказал Пепи. - Или, если мы должны принять бой, - ну, если ты можешь сделать так, как сделал только что, мой господин капитан, я не возражаю. Кого вы, критяне, называете Аписом - быка Миноса? Да, ты стоял, смотрел на них и пронзал их клинком, как сам бык Миноса.
Тоас снова обратился мыслью к Кипру, к крупному рогатому черному скоту, который пасся на диких высокогорных пастбищах его отца, и к священным боям быков, еще устраиваемым некоторыми из изгнанных критян каждый год. "Если он был единственным быком, если остальные были людьми, которые бежали, кричали и падали под копыта и рога, доставь Анхсенамен домой на Кипр…"
Вдруг он встал совершенно неподвижно, и они смотрели на него, ничего не понимая. И девушка думала, что ей знакомо такое выражение лица, выражение лица человека, который видит божественное откровение. Ее отец бывал таким очень часто, возвращаясь из храма Атона, - но у Тоаса был более сильный Бог, и она, дрожа, перебирала пальцами амулет на шее.
- Бык, - тихо сказал он. - Эй, эй, ради всех богов, черный бог со старого Крита!
- Что? - сказал Пепи.
Тоас повернулся и крикнул своим людям. Бросили якорь, блеснул металл. "Но это плотнические инструменты", - изумленно подумала Анхсенамен. Они распиливали каюту и палубы, они толпились в смятении тел и голосов, а Тоас носился среди них подобно разбушевавшемуся урагану.
- Что это? - закричала она. - Почему мы не плывем? Что ты делаешь?
Он бросил на нее неожиданно яркий, веселый взгляд.
- Мы вместо этого будем сражаться, - провозгласил он, - и я строю маленький храм в честь Миноса!
* * *
Длинный египетский день подходил к концу. Стоя на остатке кормы Тоас смотрел на солнечный диск, красный и огромный на западе, отбрасывающий по воде к его кораблю мост света. Река текла широко, спокойно меж заросших тростником берегов. Лишь слабая волна от северного ветра, против которого с трудом шла по течению галера, рябила поверхность воды. Кругом лежала египетская равнина, плоская зеленая земля до горизонта и пустыни вдали.
У него было ощущение замкнутости этого царства, ограниченного пустынями из камней и песков под величественным небосводом. Ему казалось, что душа людей должна походить на пейзаж, который породил эти кости, плоть и мысли. Крит, где горы спускались к морю, был полудикий, веселый и дерзкий, светлый, как полет чаек. А душа Египта была прижата пустынями к могучей реке, и душа эта стала сильной и узкой, как спускающаяся вниз бесконечная дорога к вечности без поворотов и рукавов. Это был древний и могучий дух хмурых с юности царств, занесенных теперь пылью, и он будет таким, когда империи сегодняшнего дня будут лежать разрушенными и сожженными. Но это не был дух Людей Моря и жителей северных морей. Это был не его дух.
Анхсенамен вышла, чтобы встать рядом с ним там, где он держал рулевое весло. Он взглянул на ее небесную красоту и вспомнил, что в ее жилах течет кровь Азии и что сама она была полуиностранкой на этой земле.
Она какое-то время помолчала, подставив лицо ветру, и наконец сказала:
- Ты страшный человек, Тоас. Люди умрут, я знаю, из-за того, что ты сделал сегодня.
- Если это сработает, - он пожал плечами.
- Если нет, мы вернемся к отцу Нилу, - пробормотала она. Ее голос стал твердым: - Еще, Тоас, я рада, что мне не пришлось выходить замуж за принца хеттов. И я не очень жалею, что покидаю свою страну с тобой.
Он взял ее руки в свои.
- Спасибо тебе, моя маленькая. Ты будешь матерью царей.
Она вспыхнула.
- Ты уверен? - прошептала она. - Все знахари Египта не могли сделать так, чтобы у меня был ребенок от Тутанхамона.
- Зная, что у него не было детей ни от кого в его огромном гареме, я думаю, ясно, где искать этому причину, - сухо ответил он.
Она вздохнула.
- Я надеюсь. Бедный маленький царь! Пусть он спит спокойно.
- Ты не заботилась о нем?
- О, он был вполне царем, но больным, слабым и напуганным. Кроме жестокого старого Хоремхеба, моего врага, ты - единственный настоящий мужчина, которого я знала, Тоас.
Он усмехнулся так, что она вспыхнула вновь.
- Корабль сзади нас, капитан, сзади!
Тоас обернулся и посмотрел на юг, вниз по долгой, пламенеющей на солнце дороге Нила. Судно было трудно различимо за выступом берега. Нет - два, одно за другим. Было трудно разглядеть многое на таком расстоянии, но это были явно большие для Нила лодки, и они быстро двигались.
Он закричал, и в воздухе прозвенел клич:
- К оружию, люди, готовьтесь к битве!
- Ох… - Анхсенамен вздрогнула, и он обнял ее за талию. - Ох, Тоас, это солдаты?
- Я не знаю. - Его лицо покрылось сетью морщин. - Я не знаю, но, кажется, так. Иди вниз под палубу, любимая, иди вниз и укройся щитом.
- Если они схватят нас…
- Пусть рядом с тобой будет Пепи с его ножом. Он, наконец, окажет тебе эту услугу. - Он поцеловал ее долго и страстно. - Иди!
Моряки шумели, надевая доспехи, но это был шум предстоящей драки, и Тоас с удовольствием ему внимал. Он прошел сквозь толпу людей, поместил нескольких с защитными щитами на весла, оставив других стоять с оружием в руках. И он поднял парус. Тот хлопнул на мачте, корабль заскрипел и развернулся кругом, снова на юг.
Преследующие их судна приближались. Теперь до них было меньше мили. Возвращаясь к рулевому веслу, Тоас посмотрел на преследователей. Это был враг. Солдаты толпились на палубах, свет заката сверкал на их оружии, и они двигались как пауки. На верхушке мачты был поднят царский флаг.
- Минос, - прошептал он. - Минос, будь с нами.
- Грести! - орал Ахмет, и его кнут свистел. - Грести, братья по крови!
Корабль устремился вперед, пена разбивалась у носа, парус был натянут, и мелькали весла. Из оскаленного рта Тоаса вырвался рык.
Ближайшее из египетских судов замаячило перед ним. Голос доносился с его палубы, слабый из-за встречного ветра:
- Кто вы? Остановитесь, прежде чем вы будете уничтожены!
- Что вы хотите от нас? - крикнул Тоас. - Какое вам дело до нас?
- Остановитесь, именем фараона! Мы хотим обыскать ваш корабль в поисках беглецов.
Тоас крепче схватил весло. Это был последний шанс пройти на чистом обмане. Теперь пусть бык Миноса встретится лицом к лицу с Аменом Египта.
- Остановитесь, остановитесь, идиоты, остановитесь!
Со стороны египтян полетели стрелы, украшенные перьями, копья свистели в сумеречном небе, реи и щиты дрожали. Один из пиратов вскрикнул, выругался и выронил оружие. Те, у кого были луки, выстрелили в ответ.
- Грести! - ревел Ахмет. - Дай им! Грести! Грести! Грести!
Ближайшее к ним судно неподвижно стояло впереди, а Тоасу, помнящему другие столкновения, нужно было, чтобы каждый нерв в его теле был крепок. "Напряженные гребцы не могли всего видеть", - быстро подумал он. Он повернул корабль по ветру, приближаясь к борту противника.