- Каков младенец! - отозвался Хьюиш. - Послушать его, так подумаешь, будто у нас все по-честному! Ловко вы меня провели, а? Я должен торчать на палубе и стоять за рулем, пока вы тут оба сидите и жрете; мне привесили кличку, а вас я должен величать "сэр" да "мистер". Ну так слушайте меня, мистер командир: я буду пить шампанское, иначе дело не пойдет. Я вам говорю. Вы прекрасно знаете, что теперь у вас нет под боком военного корабля.
Дэвис был ошеломлен.
- Я бы отдал пятьдесят долларов, чтобы этого не случилось, - сказал он упавшим голосом.
- Но это уже случилось, - возразил Хьюиш. - Попробуйте, чертовски славное.
Рубикон был перейден без дальнейшей борьбы. Капитан наполнил кружку и выпил.
- Лучше бы это было пиво, - проговорил он со вздохом. - Но спору нет - штука настоящая да и дешевка. А теперь, Хьюиш, выметайтесь и становитесь за штурвал.
Дрянной человечек одержал верх и пришел в хорошее настроение.
- Есть, сэр, - ответил он и вышел, предоставив остальным обедать.
- Гороховый суп! - воскликнул капитан. - Будь я проклят, если рассчитывал когда-нибудь опять есть гороховый суп!
Геррик сидел неподвижно, молча. Просто немыслимо было после всех этих месяцев безнадежной нужды вдыхать запах грубой корабельной пищи и не испытывать вожделения. Рот его наполнился слюной от желания попробовать шампанского. Однако равно немыслимо было присутствовать при сцене, разыгравшейся между Хьюишем и капитаном, и не осознать с внезапной остротой, в какую пропасть он упал. "Вор среди воров", - повторял он себе. Он не мог притронуться к супу. Если бы он пошевелился, то лишь затем, чтобы выбежать из-за стола, броситься за борт и утонуть честным человеком.
- Что с вами? - сказал капитан. - У вас неважный вид, дружище, выпейте капельку.
Шампанское пенилось и пузырилось в кружке; его яркость, его веселое кипение приковало взгляд Геррика.
"Слишком поздно колебаться", - подумал он, рука его сама взялась за кружку; он пригубил, испытывая наслаждение и неутолимое желание пить еще, осушил кружку до дна, и, когда поставил ее на стол, глаза его заблестели.
- Все-таки жизнь хороша! - воскликнул он. - Я и забыл, что такое жить. Да, даже ради такой жизни стоит жить. Вино, пища, сухая одежда - что ж, стоит и умереть, стоит отправиться на виселицу! Капитан, скажите-ка: почему все бедняки не становятся ворами?
- Перестаньте, - остановил его капитан.
- Должно быть, они невероятно порядочные люди, - продолжал Геррик. - Тут что-то выше моего понимания. Вспомните тюрьму! А что, если бы нас вдруг отослали сейчас обратно! - Он содрогнулся, словно в конвульсиях, и опустил лицо на сцепленные руки.
- Да что с вами? - закричал капитан.
Ответа не последовало, только плечи Геррика заходили ходуном, так что стол закачался. - Выпейте еще. Нате пейте. Я вам приказываю. Не вздумайте плакать, когда худшее позади.
- Я не плачу, - ответил Геррик, подымая лицо с сухими глазами. - Но это хуже слез. Это ужас перед могилой, из которой мы спаслись.
- Ну вот, теперь беритесь за суп, он вас подкрепит, - добродушно уговаривал Дэвис. - Я же говорил, что вы совсем сломлены. Вы бы не выдержали больше недели.
- И это самое страшное! - вскричал Геррик. - Еще неделя - и я убил бы кого-нибудь за доллар! Господи, и я это понимаю? И я еще живу? Это какой-то кошмар.
- Спокойней, спокойней! Успокойся, сынок. Ешь гороховый суп. Пища - вот что тебе нужно, - сказал Дэвис.
Суп действительно укрепил и успокоил нервы Геррика; еще один стакан вина, кусок солонины и жареные бананы довершили дело, и он снова мог взглянуть в лицо капитану.
- Я и не знал, что до такой степени выдохся, - сказал он.
- Ну, - сказал Дэвис, - вы были весь день тверды как скала, теперь вы немножко поели и опять будете как скала.
- Да, - ответил Геррик, - теперь я тверд, но странный из меня старший офицер.
- Ерунда! - воскликнул капитан. - Вам нужно только следить за курсом корабля и соблюдать его в пределах полурумба. С этим бы и младенец справился, не то что человек с университетским дипломом. Водить корабли не так уж трудно, когда столкнешься с этим вплотную. А теперь пошли, повернем на другой галс. Несите вашу грифельную доску, и сразу начнем счисление.
С лага при свете нактоуза сняли показания и занесли пройденное расстояние на доску.
- Готовимся к повороту, - объявил капитан. - Дайте штурвал мне, Белокожий, а сами станьте у грота. Гика-тали, прошу вас, мистер Хэй, а потом ступайте вперед - следите за передними парусами.
- Есть, сэр, - отозвался Геррик.
- Путь впереди свободен? - спросил Дэвис.
- Свободен, сэр.
- Руль под ветер! - закричал капитан. - Выберите слабину, как только шхуна сделает поворот! - крикнул он Хьюишу. - Больше силы, не запутайтесь ногами в кольцах.
Неожиданно он ударом свалил Хьюиша на палубу и занял его место.
- Вставайте и держите штурвал крепче! - заорал он. - Болван несчастный, вы что - хотели, чтобы вас убило? Потяни кливер-шкоты! - закричал он через минуту и добавил, обращаясь к Хьюишу: - Давайте сюда штурвал, попробуйте свернуть тот шкот.
Но Хьюиш, не двигаясь с места, злобно глядел на Дэвиса.
- А вы знаете, что вы меня ударили? - проговорил он.
- А вы знаете, что я спас вам жизнь? - отозвался капитан, не удостаивая того даже взглядом и переводя глаза с компаса на паруса. - Где бы вы были, если бы гик перекинуло и вы бы запутались в слабине? Нет, сэр, больше вам у грота-шкот не стоять. Портовые города полны матросов, стоявших у грота-шкот: они скачут на одной ноге, сынок, а остальных и просто нет в живых. Ставьте гика-тали, мистер Хэй. Ударил вас, говорите? Счастье для вас, что ударил.
- Ладно, - медленно произнес Хьюиш, - пожалуй, в этом есть правда. Будем думать, что есть.
Он подчеркнуто повернулся спиной к капитану, ушел в надстройку, и раздавшийся там немедленно выстрел пробки возвестил, что он нашел средство утешиться.
Геррик перешел на корму к капитану.
- Как она сейчас? - спросил он.
- Ост тень норд пол к норду, - ответил Дэвис. - Почти как я ожидал.
- А что подумают матросы?
- Э, они не думают. Им за это не платят, - ответил капитан.
- Кажется, у вас что-то произошло с… - Геррик не договорил.
- Скверная тварь, так и норовит укусить. - Капитан покачал головой. - Но пока вы и я держимся вместе, это не имеет значения.
Геррик лег в проходе с наветренной стороны. Вечер бил ясный, безоблачный. Покачивание корабля убаюкивало Геррика, к тому же он ощущал тяжесть первой сытной еды после долгой голодовки. От глубокого сна его разбудил голос Дэвиса:
- Восемь склянок!
Геррик осоловело поднялся и побрел на корму, где капитан передал ему штурвал.
- Бейдевинд, - сказал он. - Ветер немного порывистый. Как. рванет посильнее, так забирайте насколько можно к наветренной стороне, но держите полный.
Он шагнул к надстройке, помедлил и окликнул полубак:
- Нет ли там у кого концертины? Молодчина, Дядюшка Нед. Тащи ее на корму, ладно?
Шхуна очень легко слушалась руля, и Герриком, который не спускал глаз с парусов, белевших в лунном свете, овладела дремота. Резкий звук, донесшийся из каюты, вывел его из забытья - там откупорили третью бутылку, и Геррик вспомнил про "Морского скитальца" и про Группу Четырнадцати островов. Вслед за этим послышались звуки аккордеона и голос капитана:
Что нам ураганы? Мы набьем карманы
И пойдем, пойдем плясать по берегу реки -
Я в обнимку с Молли, а Том в обнимку с Полли,
Как вернемся мы из Южной Аме-ри-ки!
Звучала затейливая мелодия; вахтенный внизу остановился у передней двери и заслушался. При свете луны видно было, как Дядюшка Нед кивает в такт головой; Геррик улыбался, стоя у штурвала, забыв на время о своих тревогах. Песня следовала за песней, взлетела еще одна пробка, голоса стали громче, точно двое в каюте ссорились, но согласие, видимо, было тут же восстановлено, и теперь послышался голос Хьюиша, который под аккомпанемент капитана затянул:
На воздушном шарике
На небо полетим,
Звезды посчитаем,
На месяц поглядим!
Геррика захлестнула волна омерзения. Он сам удивлялся, до какой степени мелодия и слова (написанные не без лихости), голос и манера певца действовали ему на нервы: как скрип ножа по тарелке. Его тошнило при мысли, что оба его компаньона упиваются до потери сознания краденым вином, ссорятся и икают и опять приходят в себя, в то время как перед ними уже зияют двери тюрьмы.
"Неужели я продал свою душу зря?" - думал он, и в нем закипала ярость и решимость - ярость против своих товарищей и решимость довести дело до конца, если только это возможно; извлечь выгоду из позора, раз уж позор неминуем, и вернуться домой, домой из Южной Америки, - как там поется в песне?
Что нам ураганы? Мы набьем карманы
И пойдем, пойдем плясать по берегу реки… -
звучали слова в его мозгу, и перед ним вдруг возникла освещенная фонарями лондонская набережная; он узнал ее и увидел огни моста Бэттерси, перекинутого через угрюмую реку. И пока длился этот мираж, Геррик стоял как зачарованный, глядя и прошлое. Он был неизменно верен своей любимой, по недостаточно прилежно вспоминал о ней. Среди собственных возрастающих невзгод она как-то отодвинулась вдаль, словно луна в тумане. Его прощальное письмо, внезапная надежда, толкнувшая его в разгар отчаяния принять постыдное решение, перемена обстановки, океан, музыка - все всколыхнуло в нем мужественность.
"Я все-таки завоюю ее, - подумал он, сжав зубы. - Правдой или неправдой - не все ли равно?"
- Четыре склянка, помощник. Уже, наверно, четыре склянка, - вдруг вывел его из задумчивости голос Дядюшки Неда.
- Посмотри на часы, Дядюшка, - сказал он. Сам он не желал заглядывать в каюту из-за пьянчуг.
- Уже больше, помощник, - повторил гаваец.
- Тем лучше для тебя, Дядюшка, - отозвался Геррик и вручил ему штурвал, повторив указания, полученные раньше им самим.
Он сделал два шага, как вдруг вспомнил про счисление.
"По какому она идет курсу?" - подумал он и залился краской стыда. То ли он не посмотрел на цифры, то ли забыл их - опять привычная небрежность: доску придется заполнять наугад.
"Больше никогда этого не случится! - поклялся он себе в безмолвной ярости. - Никогда! Если план провалится, моей вины тут быть не должно!"
И всю остальную вахту он провел рядом с Дядюшкой Недом и изучал циферблат компаса так, как, вероятно, никогда не изучал письма от любимой.
Все это время, подстрекая его к вящей бдительности, из кают-компании до него доносились пение, громкий разговор, издевательский хохот и то и дело хлопанье пробки.
Когда в полночь вахта по левому борту кончилась, на шканцах показались Хьюиш и капитан с пылающими физиономиями. Оба нетвердо держались на ногах. Первый был нагружен бутылками, второй нес две жестяные кружки. Геррик молча прошел мимо них. Они окликнули его хриплыми голосами - он не ответил; они обругали его невежей - он не обратил внимания, хотя в животе у него крутило от бешенства и отвращения. Он прикрыл за собой дверь и бросился на рундук, не для того чтобы спать, решил он, а чтобы размышлять и предаваться отчаянию. Однако он и двух раз не повернулся на своей неудобной постели, как пьяный голос заорал ему в ухо, и ему опять пришлось идти на палубу и стоять утреннюю вахту.
Первый вечер установил образец для последующих. Два ящика шампанского едва продержались сутки, и почти все было выпито Хьюишем и капитаном. Хьюиш не бывал трезв, но и мертвецки пьян тоже не бывал; излишества явно пошли ему на пользу, пища и морской воздух скоро вылечили его, и он начал полнеть. Но с Дэвисом дела обстояли хуже. В обмякшей личности, целыми днями валявшейся на рундуке в расстегнутом кителе, потягивавшей вино и читавшей романы, в шуте, который из вечерней вахты устраивал публичные попойки, трудно было признать энергичного моряка, бодро шагавшего по улицам Папеэте. Он держался вполне прилично до тех пор, пока не кончал измерять высоту солнца; тут он зевал, откладывал в сторону свои вычисления, скручивал карту и с этой минуты уже проводил время в рабском потворстве своим желаниям либо в пьяном, скотском сне. Он забросил все свои обязанности за исключением одной: поддерживал суровую дисциплину во всем, что касалось стола. Снова и снова Геррик слышал, как вызывают кока на корму, как тот бежит с новыми блюдами в кают-компанию или уносит оттуда пищу, начисто забракованную. И чем больше капитан предавался пьянству, тем изощреннее становился его вкус.
Однажды утром он приказал вывесить за борт боцманский стул, разделся до пояса и перелез через поручни с банкой краски.
- Не нравится мне, как покрашена шхуна, - заявил он, - да и название пора убрать долой.
Но это занятие наскучило ему через полчаса, и шхуна продолжала путь с безобразным пятном на корме, - часть слова "Фараллона" оказалась замазанной, а часть проглядывала сквозь слой краски. Он отказался стоять ночную и утреннюю вахты. Погода ведь для плавания отличная, объявил он и спросил со смехом:
- Где это слыхано, чтобы капитан сам нес вахту?
На счисление, которое Геррик все еще старался соблюдать, он не обращал ни малейшего внимания и не оказывал Геррику никакой помощи.
- На что нам сдалось это счисление? - спросил он. - Солнце на месте, и ладно.
- Солнце будет светить не всегда, - запротестовал Геррик. - Вы же сами говорили, что не доверяете хронометру.
- Ну, хронометр нам упрекнуть не в чем! - воскликнул Дэвис.
- Сделайте мне одолжение, капитан, - холодно произнес Геррик. - Я желаю соблюдать счисление, поскольку это входит в мои обязанности. Я не знаю, какую надо делать скидку на течение, не знаю, как это делается. Я слишком неопытен, и я прошу вас мне помочь.
- Никогда не следует расхолаживать усердного офицера, - проговорил капитан, снова разворачивая карту (Геррик застал его как раз в рабочие часы, когда он был еще относительно трезв). - Вот оно, глядите сами: чисто в любом направлении между вест и вест-норд-вест и в окружности от пяти до двадцати пяти миль. Так говорит адмиралтейская карта - надеюсь, вы не считаете себя умнее ваших же англичан?
- Я стараюсь выполнять мой долг, капитан Браун, - сказал Геррик, густо покраснев, - и имею честь уведомить вас, что не люблю, когда надо мной издеваются.
- Да какого черта вам нужно? - заорал Дэвис. - Идите и следите за проклятым кильватером. Коли стараетесь выполнять долг, так чего не выполняете? Я считаю, что не мое дело торчать на хвосте у судна, а ваше. И вот еще что я скажу, любезный. Я вас не просил задирать тут передо мной нос. Вы обнаглели, вот что. Лучше не приставайте ко мне, мистер Геррик, эсквайр.
Геррик разорвал бумаги, которые держал в руках, бросил на пол и вышел из каюты.
- Зубрила, и только, а? - насмешливо сказал Хьюиш.
- Он считает нас неподходящей компанией - вот чего он бесится, Геррик, эсквайр, - продолжал бушевать капитан. - Он думает, будто я не замечаю, когда он разыгрывает важную персону. Не желает, видишь ли, посидеть с нами, слова учтивого не скажет. Я его проучу, сукина сына! Чтоб мне треснуть, Хьюиш, я ему покажу, кто из нас важнее - он или Джон Дэвис!
- Полегче с фамилиями, кэп, - остановил его Хьюиш, всегда более трезвый. - Поосторожней на поворотах, старина!
- Правильно, молчу. Ты хороший парень, Хьюиш. Ты мне сперва не очень понравился, но теперь я вижу, ты парень подходящий. Давай раскупорим еще одну бутылочку.
В этот день, вероятно разгоряченный ссорой, он пил еще безрассуднее и к четырем часам дня уже лежал на рундуке в бесчувственном состоянии.
Геррик и Хьюиш поужинали порознь, один за другим, сидя против багроволицей храпящей туши. Если зрелище это отбило у Геррика аппетит, то на клерка одиночество подействовало так удручающе, что, едва встав из-за стола, он пошел заискивать перед бывшим товарищем.
Геррик стоял у штурвала, когда Хьюиш приблизился и доверительно облокотился о нактоуз.
- Послушайте, приятель, - сказал он, - мы с вами что-то не такие дружки, как раньше.
Геррик раза два молча перекрутил штурвал. Взгляд его, перебегая со стрелки компаса на шкаторипу фока, скользнул по Хьюишу, не задержавшись на нем. Но тот изобразил полнейшую тупость, что далось ему нелегко, так как эта черта характера не была ему свойственна. Возможность поговорить с Герриком с глазу на глаз именно на этой стадии их отношений представляла для такого типа, как он, особую привлекательность. Кроме того, вино, делающее некоторых люден чересчур обидчивыми, сделало Хьюиша нечувствительным к обиде. Потребовалось бы буквально ударить его, чтобы он отказался сейчас от своего намерения.
- Хорошенькое дельце, а? - продолжал он. - Дэвис-то до чего допился? Должен вам сказать, вы сегодня прописали ему по первое число. Ему это отчаянно не понравилось. Он прямо взбесился, когда вы ушли. "Слушай, - грю я, - хватит, поменьше налегай на выпивку, грю. Геррик прав, сам знаешь. Прости уж ему на этот раз". А он грит: "Юиш, брось читать мне мораль, а то я съезжу по твоей поганой роже". Чего ж я мог поделать, Геррик? Но я вам скажу: мне это здорово не нравится. Похоже на другой "Морской скиталец".
Геррик по-прежнему хранил молчание.
- Вы что, оглохли? - резко спросил Хьюиш. - Вы не очень-то вежливы, а?
- Отойдите от нактоуза, - сказал Геррик.
Клерк посмотрел прямо ему в лицо долгим, злобным взглядом; тело его все словно изогнулось, как у змеи, которая вот-вот ужалит, затем он повернулся на каблуках, скрылся в надстройке и откупорил там шампанское.
Когда прокричали восемь склянок, он спал на полу рядом с рундуком, где валялся капитан, и из всей правобортовой вахты на зов явился один Сэлли Дэй. Геррик предложил отстоять с ним вахту и дать отдохнуть Дядюшке Неду. Он провел бы таким образом на палубе двенадцать часов, а может быть, даже шестнадцать, но при такой благополучной погоде он мог спокойно спать от смены до смены, наказав разбудить себя при малейшем признаке шквала, - настолько он полагался на людей, с которыми у него возникла тесная связь. С Дядюшкой Недом он вел долгие ночные беседы, и старик рассказал ему нехитрую историю своей тяжкой жизни - жизни на чужбине среди жестоких белых, историю страданий и несправедливости.
Кок, обнаружив, что Геррик ест всегда в одиночестве, стал готовить для него лакомства, весьма неожиданные и подчас малосъедобные, которые Геррик заставлял себя съедать. А однажды, когда он стоял на носу, он вдруг почувствовал, как его погладили по плечу, и услышал голос Сэлли Дэйя, тихонько сказавшего ему на ухо: "Твоя хороший люди!" Он обернулся и, подавив слезы, пожал Сэлли руку.