- Гюнтер, - закрыв бумаги на ключ, Мюллер вышел в приемную, - отставить встречу с арестантом. Пусть посидит, подумает. Я буду через час. Сидите на телефоне, принимайте звонки. Мейзингера не нашли?
- Нет, господин группенфюрер.
- Когда найдете, передайте, чтобы ехал на полиграфическую фабрику. Он знает, где это. И срочно! И не принимайте никаких слов об отдыхе и усталости! Так и передайте, черт побери.
* * *
Абакумов присел на край стула, чтобы удобнее было поворачивать голову вслед расхаживавшему по ковровой дорожке Берии.
Лаврентий Павлович вызвал к себе руководителя НКГБ сразу после совещания у Хозяина. Абакумов догадался, что разговор вновь пойдет о покушении на Гитлера, но не видел в том смысла: вроде бы в кабинете Сталина всё уже обговорили.
- Абакумов, - Берия безостановочно ходил взад-вперед, подобно маятнику, - как ты думаешь, наши доблестные разведчики специально похерили приказ Главнокомандующего?
Абакумов недоуменно воззрился на своего руководителя, но на всякий случай ответил:
- Не думаю, Лаврентий Павлович. Особенно если учесть, что на момент взрыва ни одного нашего человека в Ставке Гитлера не было. Скорее всего информацию действительно передавали обходными путями, чтобы не засветиться.
- Струсили, одним словом, - подытожил Берия. - Ну да бог с ним, с Гитлером. Я тебя по другому поводу позвал. Ты, Абакумов, расширяй-ка давай деятельность своего Смерша. А то твои парни, смотрю, начали успокаиваться.
- Да я бы так не сказал, Лаврентий Павлович, - осторожно возразил контрразведчик. - Сейчас вот вплотную занялись Украиной и Белоруссией. Прибалтика на подступах. Скоро Европа нас ждет. Так что работы много.
- А Москва? - Берия остановился и указал рукой на окно.
- Что - Москва? - не понял Абакумов.
Берия прищурился. В очках его лицо смотрелось комично, но не для собеседника.
- Ты, Абакумов, дурак или прикидываешься? - Берия застыл в ожидании ответа, однако руководитель Смерша молчал: он действительно не знал, что и как ответить на подобный выпад. Берия решил прийти на помощь: - Если в Германии, прямо в Ставке, покушаются на Гитлера? Его же люди! Ты понимаешь, чем это может обернуться у нас? Или забыл уже тридцать седьмой год?
Абакумов не забыл.
…11 июня 1937 года советское телеграфное агентство, чаще именуемое аббревиатурой ТАСС, передало сообщение, моментально ставшее сенсацией. По приказу народного комиссара внутренних дел Ежова НКВД арестовало восемь генералов Красной армии. В их числе оказались Маршал Советского Союза Тухачевский, командарм 2-го ранга Корк, командармы 1-го ранга Якир и Уборевич, комкоры Путна, Эйдеман, Примаков, Фельдман. Был арестован и армейский комиссар 1-го ранга Гамарник Ян Борисович, с которым Абакумов был знаком лично.
Сообщение вышло 11-го, но суд состоялся сутками раньше. 10-го июня. Судебное заседание началось в десять утра, а закончилось в девять вечера, спустя одиннадцать часов. Все обвиняемые сознались в том, что занимались шпионажем в пользу немецкого верховного командования.
Той же ночью их расстреляли.
Абакумов присутствовал на том суде. И до сих пор не мог поверить, что Тухачевский, герой "гражданки", являлся врагом народа. Но Вышинский… Он-то ведь врать не мог! Да и взводом расстрела командовал потом сам Блюхер. Герой Гражданской, соратник Тухачевского. Уж он-то тем более не мог ошибаться. Так что чем черт не шутит. Может, в Москве и впрямь затевается сейчас некое подобие берлинских событий? С наших умников станется…
- Абакумов, о чем задумался? Если о бабах, то сейчас не время. - Берия сдвинул шторы в стороны. Первые лучи утреннего солнца ворвались в комнату. - Мы тут провели кое-какую работу. Усилили посты в Кремле и во всех важных структурах. Милицейские наряды получили инструктаж, как вести себя в случае непредвиденных ситуаций. Но кто у нас работает сегодня в милиции? То-то и оно. Подростки, девчонки и инвалиды, комиссованные по ранению. В одном ты прав: война действительно заканчивается. А потому даю тебе раз-решение на усиление оперативных составов бойцами Красной армии. Так что подключай своих людей, пусть ищут и везут в столицу самых лучших спецов. Тех, кто и до войны хорошо зарекомендовал себя в оперативной работе. Определи на проживание в Подмосковье. Транспортом для них тебя обеспечим. Для начала пусть возьмут на себя патрулирование города. А там поглядим. Чует мое сердце, что в скором времени они нам пригодятся…
* * *
Мюллер сразу прошел к мастеру цеха и, не тратя время на приветствие, громко, стараясь перекричать производственный шум, крикнул:
- Мне нужен Бургдорф! И немедленно!
- Но, - мастер посмотрел на знаки различия на кителе высокого гостя, - господин генерал, он уже ушел.
- Когда?
- В половине шестого.
- А рабочая смена у вас до которого часа?
- До девятнадцати часов.
Мюллер снял с головы фуражку и принялся протирать ее носовым платком.
- У вас здесь что, свободное посещение? Хочу - прихожу, хочу - ухожу?
- Никак нет, господин генерал, - голос мастера дрожал от страха. - Все рабочие несут трудовую повинность, как и полагается.
- А почему Бургдорф ушел раньше положенного срока?
- Корректор Бургдорф сказал, что очень плохо себя чувствует.
- Плохо себя чувствует, говорите? - Мюллер вернул головной убор на место. - А он у вас что, кисейная барышня?
- Никак нет, господин генерал. Но в последнее время довольно часто жаловался на, простите, кишечный тракт.
- На что?І
- На живот.
- У вас, судя по всему, платят хорошее жалованье, раз ваши сотрудники могут позволить себе жаловаться на живот. - Мюллер мысленно обругал себя: нужно все-таки уметь сдерживаться. - Он уехал один? За ним приезжали?
- Никак нет. Один. Переоделся, собрал свои вещи и ушел.
Мастер солгал. На самом деле к Бургдорфу приезжали. Буквально за полчаса до появления этого любопытного генерала. И если шефа гестапо мастер в лицо не знал, то с начальником крипо Артуром Небе, приехавшим за Бургдорфом, был знаком лично. Впрочем, Небе тоже опоздал: Бургдорф ушел чуть раньше. Просто напоминание Артура кое о каких делах давно минувших дней напрочь изгладило из памяти мастера факт его приезда.
Мюллер меж тем осмотрелся. Да, давненько он не бывал в рабочей обстановке. И все-то ведь знакомо: стучит, двигается, перемещается. И голова ни за что не болит: отработал свою смену и - вольная птица.
- Господин группенфюрер, - штурмбаннфюрер Шульц отозвал Мюллера в сторону, - у нас труп.
- Где?
- В разрушенном доме неподалеку от фабрики. Труп свежий. Всего несколько часов прошло…
- Идемте. - Мюллер, не попрощавшись с мастером, порывисто направился к выходу.
Тело убитого, наполовину засыпанное битым кирпичом и щебнем, лежало внутри разрушенного здания мастерской. К приходу Мюллера возле покойного уже стояли три следователя из крипо.
Мюллер склонился над покойником, внимательно всмотрелся в плохо выбритое лицо. Нет, это был не Бургдорф.
- Удар нанесли сзади, - поделился гипотезой один из следователей. - Тяжелым металлическим предметом. Смерть наступила мгновенно.
Самый молодой из троицы проверил одежду мертвеца:
- Похоже на ограбление. В карманах пусто, даже мелочи нет.
Следователь накинул на лицо покойного полу его пиджака. Сзади к шефу гестапо приблизился Мейзингер. Мюллер узнал его, даже не оглядываясь: столь устойчивый аромат чеснока мог принадлежать только ему.
- Ладно, поработайте с трупом еще. Местность вокруг осмотрите. Опрос произведите. Вдруг кто-то что-то видел. Мне что, учить вас надо? - неожиданно сорвался на повышенный тон Мюллер и, крепко сжав локоть Мейзингера, повел его в сторону Одера.
- Что-то случилось, Генрих?
Мюллер ответил на вопрос, лишь когда они удалились от места преступления на довольно приличное расстояние.
- Да. Ты читал документы, изъятые у Гизевиуса?
- Нет. Только просмотрел на ходу. Довольно прелюбопытная информация, кажется. Чувствую, у нас скоро будет много работы.
- Ничего необычного не приметил? Кроме, естественно, информации.
- Почерк на некоторых страничках показался мне знакомым.
- Молодец. Наблюдательный. Чей почерк, узнал?
- Нет. - Мейзингер сокрушенно покачал головой.
- Тогда лучше вообще забудь о том, что видел. - Мюллер остановился и еще крепче сжал локоть напарника. - Начисто забудь. В том числе и о знакомом почерке.
- Без проблем. - На самом деле Мейзингер узнал почерк рейхскриминальдиректора, полковника полиции Артура Небе. Он не раз получал от начальника V управления письменные указания, поэтому почерк его знал хорошо. - Как скажешь.
Мюллер ослабил хватку, и следователь в очередной раз восхитился физической силой своего патрона.
- Я вот одного только понять не могу, - не удержался Мейзингер. - Зачем Гизевиусу понадобилось таскать эти бумаги с собой? Сжег бы их прямо там, на месте, и концы в воду.
- Карл, - Мюллер развернул следователя лицом к себе, хотя от запаха чеснока с души воротило, - ты один из немногих людей, кому я доверяю. Не верю, а именно доверяю. Ты заслужил мое доверие. Так вот если хочешь и дальше оставаться моим доверенным лицом, не задавай мне больше никаких вопросов. Выполняй то, что буду говорить я, и тогда, поверь, твоя жизнь ничем не омрачится. В котором часу выступал Геббельс по радио?
- Если не ошибаюсь, в семнадцать ноль-ноль.
Мюллер несколько секунд о чем-то думал, затем произнес:
- Мне нужно, чтобы ты нашел этого чертова Бургдорфа.
Следователь кивнул в сторону разрушенного здания:
- А разве тот убитый не он?
- Ты опять задаешь вопросы?
- Шеф, если труп имеет к нам самое прямое отношение, я нем как рыба.
- В том-то и дело, что имеет. Убитый - наш сотрудник. Из ведомства Баума. Приставлен был следить за корректором. А вот убийца, вполне вероятно, сам Бургдорф.
- Наш тихоня Бургдорф?! Не может быть!..
- Вот тебе и тихоня. Скорей всего он чего-то испугался. Причем очень сильно испугался. Поэтому сделай все, чтобы его найти. Переверни весь город с ног на голову. Проверь всех: дом, соседей, коллег. Друзей, любовниц. Вплоть до баб, у которых он ночевал десять лет назад. Ему теперь сам Бог велел прятаться. Единственное, что меня радует, это что в подобного рода мероприятиях он не профессионал. Хотя-я, - протянул Мюллер, - в нашем деле всякое случается.
* * *
Бургдорф действительно не был профессионалом конспирации. Но он был умным человеком.
Запасное "лежбище" двойник Гитлера заготовил еще весной. Когда до него дошли первые слухи о возможном перевороте. С подобного рода событиями Бургдорф был незнаком, но в свое время ему довелось пережить "ночь длинных ножей" и ее последствия. А потому он прекрасно отдавал себе отчет в том, что в случае убийства Гитлера ему придется некоторое время исполнять роль марионетки. И закончить жизнь в застенках гестапо. Дело шло именно к этому.
В 1942 году, зимой, когда газеты и радио сообщили о "Сталинградском котле", его в закрытой машине в первый раз привезли к фюреру. Для знакомства. Изначально Гитлер не был в восторге от идеи с двойником, но после беседы с Гиммлером и личной встречи с Бургдорфом пришел к выводу, что идея эта весьма действенна и не лишена смысла. Но только с точки зрения безопасности. Например, двойник мог сгодиться для проезда по улицам Берлина в открытой машине во время празднований.
Позже они встречались еще дважды. И всякий раз в Кайзерхофе, напротив рейхсканцелярии. Встречи проводились с целью обучения двойника манерам поведения фюрера.
Бургдорф был несказанно удивлен, увидев, что в жизни Гитлер намного проще и приземленнее, чем он себе раньше представлял.
Фюрер имел плохие передние зубы и, когда смеялся, прикрывал рот рукой. Этот жест Бургдорф оттачивал недели две. Когда Гитлер сидел и с кем-то беседовал, то имел привычку похлопывать ладонью себя по колену. Жест тоже пришлось отрабатывать. Сложнее тренировалась речь, но и с этим заданием он справился. Стоя перед зеркалом и следя за собственной мимикой, Бургдорф старательно повторял раз за разом любимый оборот фюрера: "Тут две возможности: или это случится, или нет". Основная сложность состояла в интонации, в модуляции голоса. Фюрер мог мгновенно перейти со спокойного тона на повышенный и затем столь же резко вернуться к исходной тональности, и эту его способность было очень сложно повторить. Но в итоге двойнику удалось справиться со всеми трудностями.
На последней встрече, когда Бургдорф продемонстрировал Гитлеру результат своих трудов, фюрер хлопнул в ладоши и сказал:
- Это все равно что смотреться в зеркало.
Большей похвалы Бургдорф для себя и не помышлял. После он дорабатывал детали в домашней обстановке, продолжая работать на полиграфической фабрике. Он знал, что за ним постоянно наблюдают. Но не роптал: таковой стала его новая жизнь.
А весной поползли слухи, будто бы в Берлине готовится переворот. И Бургдорф решил подстраховаться.
Приметив подходящее разрушенное здание, он сумел незаметно для группы наблюдения совершить туда несколько вылазок. Облюбовав подвальное помещение, менее всего пострадавшее от бомбежек, Бургдорф за три месяца привел его в порядок и даже снабдил самодельными тайниками, в которые спрятал продукты питания, керосин, свечи, теплое белье. Все это он делал постепенно и по ночам, когда группа слежения, она же и охрана, была убеждена в его безопасности и позволяла себе несколько расслабиться.
Сегодня ему, можно считать, повезло. Он вышел из цеха буквально сразу после выступления министра пропаганды, пока все еще находились в шоковом состоянии от услышанного. Мозг работал четко. Как на фронте, где он в Первую мировую служил артиллеристом. Геббельс еще не успел закончить свой монолог, а Бургдорф уже симулировал очередной приступ желудочных колик. Мастер, давно знавший о "мучительной болезни" корректора, естественно, его отпустил.
Следующим препятствием на пути к свободе стал наблюдатель. Его пришлось устранить с помощью куска металлической трубы. Бургдорф не хотел его убивать. О том, что совершил убийство, он догадался, лишь когда затащил тело внутрь разрушенного здания, стоявшего по соседству с фабрикой. Поначалу корректора охватила паника, но желание выжить оказалось сильнее.
Оттащив труп в глубь второй комнаты и опустошив карманы, чтобы полиция решила, будто убийство произошло ради ограбления, он принялся засыпать тело щебнем, которого, слава Господу, после бомбежки здесь было предостаточно. Две легковые машины, остановившиеся у фабричной проходной, заставили его бросить дело на полпути.
Из автомобилей вышли трое мужчин, одетых в военно-полевую офицерскую форму. Издалека их звания рассмотреть было невозможно. "За мной", - догадался Бургдорф. Забыв о покойнике, он проворно подхватил саквояж, быстрым шагом пересек здание, выпрыгнул в окно и заспешил к ближайшей станции метро.
"Сколько же мне придется скрываться? - думал корректор, оглядываясь по сторонам и надеясь, что тотальный розыск на него пока не объявлен. - День? Два? А если фюрер не выживет? Ну и угораздило же меня…"
Спустя сорок минут Бургдорф покинул станцию метро "Ноллендорфплац" и направился в сторону разрушенного жилого района, к месту своего будущего укрытия.
* * *
По странному стечению обстоятельств, именно 20 июля, вечером, Ален Даллес получил от Джона, старшего брата, долгожданное письмо. Прочитав которое, крепко задумался.
Джон Фостер Даллес сообщал, что присутствовал недавно на традиционной встрече Национальной ассоциации промышленников, состоявшейся в нью-йоркском отеле "Пенсильвания" ( надеюсь, ты не забыл его?), где и получил ответы на некоторые вопросы, волновавшие обоих братьев.
Ситуация заключалась в том, что промышленников совершенно, по крайней мере на данном этапе, не волновали переговоры с представителями немецкого генералитета. Запрос Алена Даллеса, в котором он спрашивал, стбит ли уже начинать устанавливать контакт с будущим правительством Германии, остался без ответа и комментариев. А вот другой отрывок из письма брата его буквально потряс:
"…Наши "тяжелые кошельки" озабочены в первую очередь ракетным полигоном Пенемюнде (со всеми вытекающими). Их интересуют "Фау", атомный проект, работа Мессершмидта над реактивным двигателем и тому подобные изыскания. Они хотят владеть информацией, проектами и людьми, причем не когда-нибудь, а сейчас. И не в Германии, а здесь, в Штатах. В Германии, по их мнению, в ближайшем будущем не должно вообще ничего создаваться и проектироваться. Только то, что требуется для прокорма. Все высокие технологии - прерогатива Америки. Исходя из этого, Ален, тебе и следует действовать".
- Вся работа коту под хвост, - буркнул в сердцах представитель УСС в Швейцарии и бросил письмо на столик. Достал трубку, раскурил ее. По радио снова, уже раз в десятый, передавали сообщение о покушении на Гитлера. Цитировали слова Геббельса. Пытались проанализировать сложившуюся ситуацию.
Даллес усмехнулся: анализировать можно сколько угодно, вот только попасть "в десятку" суждено не каждому. Даже он, сделавший ставку на Фромма и Роммеля, промахнулся.
Конечно, своего веского слова еще не сказал сам президент. А он иногда выкидывает коленца. Но вряд ли Рузвельт решится поплыть против течения.
Итак, переговоры с новым правительством, если оно, конечно, появится, никто вести не будет. По крайней мере в той форме, на которую рассчитывают немцы. Если же Гитлер останется жив, то о перемирии тем более придется забыть. Выходит, при любом раскладе, исходя из послания брата, Даллесу следует вести переговоры только с ведомством РСХА. Главным управлением имперской безопасности. То есть с Гиммлером.