* * *
Рейхсфюрер оглянулся. Офицеры из службы безопасности следовали за ним по пятам. Он прекрасно осознавал, что сейчас ему нечего опасаться. Но кто знает. Вдруг и для него уже готовится где-то "адская машинка"?
Полчаса назад он беседовал с Керстеном, и их диалог теперь никак не выходил у него из головы. В некоторых моментах доктор был прав, и следовало бы теперь оценить их должным образом.
Час назад Керстен неожиданно отозвал рейхсфюрера в сторону. Гиммлер пребывал в раздраженном состоянии и поначалу не понял, о чем ведет речь доктор.
- …вы поймите, - услышал наконец Гиммлер, - ну что сможет сделать человек, стоящий у руля власти и при этом страдающий прогрессирующим параличом? Тем более в военное время! Эта болезнь влияет на разум, рассудок, затрудняет способность человека к критическому анализу своих действий.
- Вы к чему ведете, доктор?
- Да к тому, что при той государственной системе, которая сложилась в Германии, я имею в виду авторитарную систему, главой государства должен быть абсолютно здоровый человек.
- Таких людей не бывает, - раздраженно ответил рейхсфюрер.
- Но отдавать приказы, касающиеся миллионов людей, в момент просветления или, того хуже, в период обострений, - разве это не есть преступление?
- Доктор, - устало выдохнул Гиммлер, - вы же видите, что мне сейчас не до вас. И все-таки лучше попридержите язык. Мне бы совсем не хотелось, чтобы вы закончили последние дни своей жизни за решеткой.
Керстен замолчал. Но не потому, что испугался. Подобные беседы с рейхсфюрером у них случались неоднократно. Еще в 1942 году они обсуждали физическое состояние фюрера, и уже тогда Керстен высказывал мнение, что Гитлер нуждается в основательном лечении. Но в одном Гиммлер был прав: доктор начал вести себя слишком смело.
- Вы обиделись?
- Ни в коем случае, господин рейхсфюрер. К тому же я не имею права обижаться. Фактически я ваш пленник.
- Бросьте. Вы же знаете: я терпеть не могу, когда вы употребляете это слово в свой адрес. А по поводу ваших только что озвученных соображений могу ответить так. С точки зрения логики, вы, конечно, совершенно правы. Но есть и другая логика: если мы останемся без фюрера, то проиграем войну. Коней на переправе не меняют. Наш народ не вынесет такого удара.
- Я не верю в это, - возразил Керстен. - Все мы смертны. Еще никому не удалось обрести вечную жизнь. Фюрер не идеалист, насколько я понял. Он прагматик. И, несомненно, назначил для такого случая преемника, который при необходимости должен будет занять его место…
Вот он, тот момент, который взволновал Гиммлера. Ай да доктор! Как же он там дальше сказал?..
- …при авторитарной системе не так уж сложно заставить людей смириться со сложившейся ситуацией. У вас есть достаточно ловкий министр пропаганды, он найдет правильный способ подачи новостей.
Гиммлер сказал тогда Керстену, что насчет своей смерти фюрер, конечно, распорядился, а вот преемника себе не назначил. Керстен отреагировал на его фразу молниеносно.
- В таком случае, то есть в случае смерти фюрера, между армией и партией непременно начнется грызня по поводу наследования. И она будет иметь катастрофические последствия для всей Германии.
Гиммлер даже остановился: а доктор-то, оказывается, та еще штучка. И ведь прав, шельма! В Берлине наверняка уже идет та самая грызня. И именно та, которой он сам же добивался. И преемник есть. Геринг. Керстену о завещании фюрера знать не следует. Но как же он все точно подметил и расставил!..
В Берлине творилось что-то непонятное. Во время последнего телефонного разговора с Кальтенбруннером тот заявил, что расправу над заговорщиками возглавил Геббельс. Теперь все в Берлине выполняли его телефонные указания. Гиммлер же рассчитывал, что первым экзекутором станет Геринг. Однако толстый "Боров" решил уйти в тень. Странное для него поведение. Еще оставался Борман. Но с этим пока стоит повременить. Куда ему с его гаулейтерами против СС?..
Теперь все зависело от Гитлера. Для себя Гиммлер уже решил: если фюрер выживет, значит, так распорядилось само Провидение. И в этом случае он, Гиммлер, конечно же, подчинится судьбе. Но в случае смерти Гитлера он готов - и даже будет рад - взять бразды правления рейхом в свои руки.
Несколько раз у рейхсфюрера вспыхивало желание включить телефонную связь с Берлином и поговорить не с Кальтенбруннером, а с кем-нибудь другим, хоть с тем же Мюллером, чтобы узнать, что происходит в городе. Но он останавливал себя. Сейчас нужно быть рядом с фюрером. На данный момент это самое главное место в рейхе. "Тот, кто держит руку на пульсе фюрера, - убеждал сам себя Гиммлер, - тот владеет ситуацией".
Керстен прошел в больничный блок.’ Доктор Клюге, один из врачей Гитлера, поднялся к нему навстречу.
- Рейхсфюрер желает знать, каково самочувствие фюрера.
- Пока стабильно, но…
Керстен достал из кармана брюк небольшой блокнот, извлек из его переплета маленький карандаш и написал: "Я все знаю. И я - с вами. Сколько он еще протянет?"
Клюге, прочитав записку, после недолгого раздумья показал один палец: час. И пожал плечами: а может, и меньше.
- Дело в том, что рейхсфюрер хотел бы немного отдохнуть. - Керстен вырвал первый лист из блокнота. На втором написал: "Гиммлер торопится в Берлин. Он нервничает. Будьте осторожны". - Но как только что-то прояснится, немедленно сообщите. В любое время суток.
- Конечно, господин Керстен. - После того как Клюге прочитал вторую записку, Керстен бросил оба листка в огонь небольшого камина, обогревающего помещение приемного покоя. - Пусть господин рейхсфюрер не переживает.
Керстен покинул импровизированный приемный покой. Клюге вытер пот со лба и вернулся в операционную.
Рейхсфюреру следовало переживать.
Доктор наклонился над телом Гитлера, проверил дыхание, зрачки. Пока Клюге общался с Керстеном, фюрер скончался.
- Что будем делать? - доктор Гепнер снял с лица маску.
- Искусственное дыхание.
- Людвиг, он труп!
- Нам нужно тридцать минут.
- Если мы сейчас не сообщим о его смерти, нас расстреляют!
- Что изменится от того, если они узнают об этом спустя полчаса? - шепот доктора напоминал шипение змеи. - А нам нужно протянуть еще хотя бы тридцать минут. До девяти часов.
- Зачем? Что они нам дадут, эти ваши тридцать минут?
- Жизнь.
* * *
- Господин министр, - Скорцени буквально ворвался в кабинет Геббельса, - я навел порядок перед входом в министерство и теперь в полном вашем распоряжении.
- Наконец-то. Я уж думал, что вы не сможете прорваться ко мне. Это не вам. - Геббельс глазами указал штурмбаннфюреру на стул, а сам продолжил отдавать кому-то приказы в телефонную трубку: - Ни в коем случае не оставляйте без надзора радиостанции! Не дай бог, заговорщики завладеют средствами связи и начнут заполнять эфир ложными сведениями. Я понимаю, что не хватает людей, но почту и телеграф тоже нужно блокировать! Мы не можем допустить в рейхе панических настроений. И мосты. Перекрыть все мосты! Не пропускать никого. Это приказ!
Скорцени посмотрел на часы. Они показывали ровно половину девятого вечера.
- Отто, сколько с вами людей?
- Две роты. Около двух сотен.
- Замечательно. К сожалению, заговорщики успели пустить в эфир сигнал "Валькирия". На данный момент в Берлин уже начали стягиваться войска предателей. Начались захваты административных зданий. - Геббельс подвел Скорцени к карте Берлина. - Часть людей отправьте в узел связи на Кенигс-Вустерхаузен. Кто-то из заговорщиков пытается отправить телеграммы в группировки наших войск. Немедленно задержите этих негодяев и доставьте сюда, в министерство. Еще часть солдат отправьте в Цейхгаузе - эти подонки заняли там наши опорные пункты. Нужно их выбить оттуда. Остальные бойцы пусть займутся охраной помещения.
- Вы думаете, на министерство могут совершить нападение?
- Оно уже началось. Мне позвонили десять минут назад. В нашу сторону направляются патрульные службы сухопутных войск. Плюс те солдаты, которых привезли днем.
- Что ж, мои орлы сейчас осваивают первый этаж. У вас есть сотрудники, которые хотя бы раз в жизни держали оружие?
- Думаю, найдутся.
- Мне остаться с вами?
Геббельс нервно дернул плечом:
- Действуйте по обстановке. На меня не обращайте внимания. Я такой же солдат, как и вы.
- В таком случае я сначала проедусь с ребятами до радиостанции и заглушу ее. А вы продержитесь до моего возвращения. Хайль, мой министр!
Геббельс неожиданно улыбнулся. Ему нравился Скорцени. Впрочем, сейчас не до сантиментов. Он снова поднял телефонную трубку и набрал номер Геринга.
- Герман, у нас складывается тяжелое положение.
- Изложи детальнее.
"Как в старые добрые времена", - снова вспомнилась вдруг фраза Гитлера. Да, давненько они не общались с рейхсмаршалом на "ты".
* * *
Прежде чем окончательно нырнуть в логово, Бургдорф осмотрелся еще раз. Стемнело. На близлежащих руинах никого видно не было. Двойник фюрера, осторожно ступая по обломкам кирпича и бетона, пробрался к скрытому лазу, ведущему в подвальное помещение. Вход в него он прикрыл пыльным деревянным и с виду очень массивным щитом, который притащил с соседних руин несколько ночей назад. Бургдорф знал, как можно справиться с этим щитом в одиночку: достаточно цросто взяться за дальний угол, и благодаря тотчас вступающему в действие закону о силе тяжести громоздкая конструкция начинала приподниматься сама. Что он и сделал.
Все стояло на своих местах. Так же, как во время его последнего посещения. В углу - железная кровать с двумя матрацами и подушкой. Рядом - небольшой столик на трех ножках. Для большей устойчивости новый жилец придвинул его вплотную к стене. В противоположном от кровати углу возвышался металлический короб, наполненный пресной водой. Возле него разместились три ящика с консервами и сухарями.
Единственный недостаток обиталища состоял в отсутствии клозета. Но с этим Бургдорф попробует смириться. Будет по ночам совершать вылазки на волю.
Однако имелось еще и второе неудобство. Сырость. Впрочем, летом на этот недостаток можно не обращать внимания. А оставаться в подвале на более долгий срок корректор не собирался. Как только все успокоится, он уедет в Мюнхен. Благо в пивной столице рейха его никто не знал.
Беглец бросил сумку на пол и упал на кровать.
Всё. Он свой выбор сделал. Теперь или смерть, или, как минимум, концлагерь. Что, впрочем, одно и то же.
Бургдорф посмотрел на часы: без пятнадцати девять. Нужно попытаться заснуть. Обязательно нужно поспать. Вряд ли сегодня кто-то приступит к тщательным поискам пропавшего корректора. Весь Берлин в войсках. Кругом танки. Паника. Стрельба. А вот завтра им уж точно займутся вплотную. Поэтому к утру следует чувствовать себя свежим, бодрым и готовым к действию.
* * *
Дверь распахнулась от резкого толчка. Доктор Клюге обернулся. В помещение вошли Гиммлер и шесть охранников.
- Мой рейхсфюрер, - врач спиной прикрыл тело Гитлера, - к сожалению, я вынужден напомнить: здесь нельзя находиться без медицинских халатов и масок.
- Он жив? - проигнорировал Гиммлер тираду доктора.
- Мы делаем все, что в наших силах. Однако у фюрера несколько минут назад остановилось сердце. Но шанс еще есть…
- Отойдите в сторону. - Гиммлер оттолкнул доктора, и того тут же приняла охрана. Рейхсфюрер поднял безжизненную руку Гитлера, подержал ее на весу и уронил на место. - Керстен, взгляните.
Личный врач рейхсфюрера склонился над мертвым Гитлером.
- Итак, доктор, - Гиммлер достал платок и тщательно протер им руки. - Когда скончался наш фюрер?
- Несколько минут назад, - без колебаний ответил врач.
- Несколько минут назад, - механически повторил Гиммлер. И повернулся к охране: - Этих, - он указал на доктора Клюге и доктора Гепнера, - расстрелять. Немедленно. К телу фюрера приставить охрану. Если произойдет нечто из ряда вон выходящее, ищите меня в узле связи.
- Господин рейхсфюрер, - Керстен загородил собой дверной проем, - прошу вас, отмените приказ о расстреле врачей! В кончине фюрера нет их вины!
- Я с вами согласен, доктор. Они не виноваты в смерти фюрера. - Гиммлер посмотрел на доктора Гепнера, тот опустил глаза. - Но я человек военный и прекрасно знаю, как выглядит тело покойного через минуту, и как - через полчаса. Не правда ли, господин доктор?
Керстен сник. Да, он совсем не учел, что Гиммлер действительно был хорошим знатоком в подобных делах.
Гепнер упал рейхсфюреру в ноги, умоляя сохранить ему жизнь. Однако министр безопасности остался неумолим.
- С врагами рейха следует расправляться беспощадно. - Гиммлер ткнул пальцем Керстена в грудь: - Даже если они чьи-то любимчики.
Гепнер вцепился в сапог рейхсфюрера.
- Не убивайте меня! У меня семья! Моя старая мать не перенесет моей смерти!..
Адъютант Гиммлера с трудом оторвал врача от шефа, однако Гепнер попытался снова вцепиться в обувь рейхсфюрера. Офицеру это, видимо, надоело. Выхватив из кобуры пистолет, он точным, отработанным движением приставил его к затылку доктора и нажал на спусковой крючок. Звук выстрела на мгновение оглушил Керстена.
Гиммлер брезгливо отдернул ногу: лакированная поверхность сапога оросилась кровью.
- Идиот. - Рейхсфюрер еле сдержал тошноту. - Я вам приказал расстрелять его здесь?
Бесчувственное тело второго врача поволокли к выходу из бункера.
Гиммлер расстегнул верхнюю пуговицу кителя.
- Керстен, если не хотите повторить судьбу ваших коллег, ждите меня возле самолета. Впрочем, нет. Оставайтесь со мной.
В узле связи рейхсфюрера быстро соединили с Берлином, однако ни с кем из тех, кого он хотел слышать, связаться не смогли. Ни Мюллера, ни Кальтенбруннера в их кабинетах не оказалось.
- Что у вас там, черт побери, происходит? - накричал Гиммлер на помощника Кальтенбруннера, но тот твердил в ответ одно и то же: в столице военный переворот, на улице стрельба, обергруппенфюрер находится в эпицентре происходящего…
Гиммлер в сердцах швырнул трубку обратно на аппарат.
- Доктор!
Керстен почувствовал ручеек холода, пробежавший вдоль позвоночника. Таким он шефа никогда еще не видел. Обычно спокойный и уравновешенный, сейчас рейхсфюрер извергал волны ненависти, злости и раздражения.
- Мне крайне не понравилось ваше поведение, когда вы встали на защиту тех двух изменников. - Гиммлер тяжело задышал прямо в лицо врачу. - Это не ваша война, Керстен, и не вам играть в наши игры. В следующий раз хорошенько подумайте, прежде чем принимать какие-либо решения. Во-вторых. Вы живы до тех пор, пока нужны мне. Бойтесь стать ненужным, доктор. А теперь вернитесь к самолету и передайте мой приказ о подготовке к вылету.
Как только Керстен покинул узел связи, Гиммлер набрал еще один телефонный номер. На сей раз ответили сразу:
- Шелленберг у аппарата.
- Вальтер, - Гиммлер говорил приглушенно взволнованно, - фюрер скончался. Настал наш час. Поднимайте части. План "168" вступает в силу. Берлин должен оказаться в руках СС в ближайшие четыре часа. Не забудьте нашего корректора.
Шелленберг сжал трубку так, что кожа на косточках пальцев напряглась и побелела. "Господи, - взмолился он мысленно, - лишь бы только нас сейчас никто не прослушивал! Какой план? Какие части? Берлин полностью во власти Геббельса и Бормана. Корректор исчез. Мюллер начал массовые аресты. Скорцени творит в городе беспредел. Сообщить правду? А вдруг меня слушают? Нет, ни в коем случае. Сейчас нужно сделать вид, что все в порядке. Хотя бы относительном".
- Вальтер, доложите, что происходит в Берлине?!
- По моим данным, но они пока не точны, батальоном "Великая Германия" захвачен штаб резервной армии.
Гиммлер почувствовал слабость в ногах. Голос моментально охрип:
- Кто? Кто отдавал приказ Скорцени?
- Не могу знать. Руководство городом взял на себя Геббельс. Заговорщиками захвачена комендатура на Унтер-ден-Линден. Там имеется радиостанция. Есть бронетехника и в правительственном квартале.
- Министерство пропаганды должно оказаться в наших руках, Вальтер) Геббельса на время необходимо изолировать. Вы меня поняли, Вальтер?) Где Борман и Геринг?
- Геринг в своем поместье. Насколько мне известно, ему лишь недавно сообщили о покушении.
- Борман?
- Его в Берлине нет.
- Хитрая лиса) Хочет если не выиграть, так хотя бы не проиграть свою партию. В самый критический час "тень фюрера" не сопровождала своего хозяина. Это ему зачтется. Тщательно следите за всеми передвижениями этой парочки)
- Да, мой рейхсфюрер.
Гиммлер облегченно выдохнул:
- Что ж, Вальтер, в целом обстановка складывается в нашу пользу. Как мы и предполагали. Итак, начинайте действовать. И свяжитесь со Скорцени. Достаточно уже самодеятельности, пусть отныне выполняет мои приказы. Мои, а не Геббельса) И еще, Вальтер. Меня беспокоит Канарис. Этот шельмец может нам сильно подпортить игру. Подумайте, как его можно нейтрализовать. Но помните, что в случае со стариком Канарисом нужна деликатность: он еще много чего может нам рассказать.
Гиммлер положил трубку.