– Хочешь, скажу тебе правду? Ульсон хочет женить своего сына на моей дочери, – добродушно пояснил капитан.
– Но ведь у тебя нет дочери!
– Он-то этого не знает.
– Да ну тебя с твоими шутками! Я тебе серьезно! Стели на сходни ковер! Бьюсь об заклад, он к тебе сегодня придет!
И Ульсон действительно под вечер отыскал на причале "Арвику". Прежде чем ступить на ее борт, долго и шумно обивал обувь от песка. Сванте на этот шум вышел из своей каюты на палубу.
– А я все думаю, к чему бы это мой кот сегодня так усердно умывается? Интересно, есть где-нибудь на свете говорящие коты? Я бы завел себе такого: чтоб заранее предупреждал меня о визите незваных гостей, – ворчливо, но добродушно сказал капитан "Арвики".
– А я – не гость.
– Но пока и не хозяин. Прошел слух, что ты хочешь купить мою "Арвику".
– Ну и что ты на это скажешь?
– Мне об этом даже говорить лень.
– И все же, покажи свою посудину, – попросил Ульсон.
– В Стадене на причале стоит океанский лайнер. Лучше сходи на него.
– У меня деловой интерес, Сванте. Сколько тонн поднимает твое корыто?
– Сто пятьдесят тонн перевозил.
– По Меларену?
– Не только. Ходил до Ханко.
С палубы они спустились в каюту. Ульсон обратил внимание на неубранную постель, на которой, свернувшись калачиком, спал красивый черный кот.
– Ты что же, здесь и живешь? – поинтересовался Ульсон.
– Дома не высыпаюсь: не хватает шума моря, – пояснил Сванте. – И к тому же Корсар не терпит одиночества.
Ульсон вслед за Сванте ходил по пароходику, придирчиво рассматривал его свежевыкрашенные внутренности. В машинном отделении провел пальцами по движку.
– Сколько лошадей? – поинтересовался Ульсон.
– Сколько ни есть, все мои, – начал выходить из себя Сванте. – Слушай, Ленарт! Ты не цыган, моя "Арвика" не лошадь. Что ты заглядываешь ей в зубы? Или хочешь нам с "Арвикой" что-то предложить?
– Я пока не знаю, под силу ли твоей "Арвике" мое предложение? Да и выглядишь ты слишком сытым. Нужна ли тебе работа?
– Покажи мне здесь, в Стремене, хоть одного ненормального, который бы в наше время отказался от работы, – сказал Сванте и тут же добавил: – Конечно, если за нее хорошо заплатят.
И он не мигая смотрел на маклера, ожидая, что за работу он предложит.
– Нужно сбегать в Петроград, – будничным тоном сказал Ульсон.
– Разве ты неграмотный, или не читаешь газет? Там стреляют. Бертиль Франксен и Альберт Якобсон еще весной пошли туда и до сих пор не вернулись. Ставлю сто крон против кроны: они уже давно кормят рыбу.
– А разве ты ничем не рискуешь, когда ходишь по Балтике или по Финскому заливу? И получаешь за это сущие гроши.
– Ты хочешь сказать…
– Твоя работа будет хорошо оплачена. И твой риск тоже.
– И застрахуешь "Арвику"?
– И застрахую "Арвику".
– Так, – Сванте вынул из бокового кармана своей куртки сигару, закурил. И стал молча смотреть на тихие воды залива.
– Что ты раздумываешь? – начал выходить из себя маклер. – Поскорее хватайся за этот канат.
– Я курю.
– Кури. Но не молчи.
– Я пока никуда не спешу. – И после долгого молчания Сванте вновь повторил: – Вряд ли ты найдешь сейчас хоть одного придурка, который бы согласился идти в Петроград.
– Но ты-то, я надеюсь, в своем уме?
– Поэтому я и думаю. Скажи откровенно, кто нанимает меня? Не ты же?
– Какая тебе разница? Деньги плачу я. Скажу больше, я войду с тобой в долю.
– Понятно, – Сванте обернулся к Ульсону и, глядя ему в глаза, с легкой угрозой в голосе предупредил: – Но имей в виду. Если ты загрузишь "Арвику" оружием, она не сдвинется с места. Такой у нее характер.
– Война у них там кончается. И им теперь нужен хлеб. Ты повезешь туда сельскохозяйственный инвентарь. Им он сейчас нужнее оружия.
– Наполовину ты меня уже уговорил. Теперь ответь мне, а чем я смогу загрузиться в этой нищей и разоренной стране? Идти оттуда порожняком тоже стоит недешево.
– Ты забыл, Сванте, что мы всегда возили из России? Льняное семя. За годы войны его у них там никто не покупал. Там его море. Ты забьешь им свое корыто доверху.
– Может, и ты пойдешь со мной? Кто поможет мне там договориться?
– С тобой пойдут в Петроград двое русских. По-моему, они оба – комиссары.
– Я слышал, у них теперь там все комиссары, – и Сванте вдруг с опаской спросил у Ульсона: – Слушай, Ленарт! А не конфискуют они там мою "Арвику"?
– Нет.
– Это не их, это твои слова.
– А страховка! По ней ты получишь вдвое больше стоимости твоей калоши.
– Ну, хорошо. Только добавь чуток денег за двух пассажиров. Их же надо кормить по первому классу.
– Сговоримся.
Глава третья
Легкий дымок, вьющийся из высокой трубы "Арвики", опускался к воде и стелился над тихими водами Балтийского моря. Ровно работал движок. Вокруг было пустынно, лишь горластые чайки время от времени проносились над палубой или затевали за кормой шумную драку из-за всплывшей на поверхность рыбешки.
Сванте Странд попыхивал сигарой, сидя в кресле в капитанской рубке. У руля стоял его помощник Уле Фабиан, высокий и тощий добродушный швед с густыми бакенбардами и крупным носом.
– Так бы и идти до самого Петрограда. А, Уле? – потягиваясь и зевая, расслабленным голосом сказал Сванте. – Пойду покормлю Корсара и что-то сварю нам на вечер. Мы бы и так обошлись, но у нас два пассажира. Заметь: два русских комиссара.
– Бьюсь об заклад, они ничего не захотят есть до самого Питера, – сказал рулевой, не оборачиваясь. – Видишь, северный начинает поднимать волну. К вечеру они будут любоваться исключительно забортной водой.
– Наше дело – предложить им ужин, а их дело – есть или не есть, – проворчал Сванте и стал спускаться вниз. Обернувшись, добавил: – В конце концов, их порции съест Корсар, он ни разу не жаловался мне на плохой аппетит. И не забудь в сумерках включить сигнальные огни.
– Не первый год замужем, капитан!
Прежде чем отправиться в камбуз, капитан заглянул в машинное отделение.
– Что у тебя, Дисилотт?
– В моем аду, кэп, дьявольский порядок! – отрапортовал чумазый кочегар, опираясь на черенок лопаты. – Вернемся, надо все же поменять колосники. Мелочь проваливается и не выгорает.
– И когда ты успел уже так испачкаться! – вместо ответа проворчал Сванте и, тяжело ступая, поднялся по железной лесенке наверх.
К вечеру "Арвику" стало раскачивать. В борта глухо ударяла тяжелая волна, в снастях тоскливо посвистывал ветер.
Капитан отыскал своих пассажиров на палубе. Кольцов и Миронов стояли, придерживаясь за ограждающий палубу леер. Волны, разбиваясь о борт, обдавали их водяной пылью.
Сванте подошел к ним сзади, потрогал Кольцова за плечо. Жестами позвал их на ужин. Кольцов отрицательно покачал головой и вопросительно взглянул на Миронова:
– Не желаете ли отужинать, граф? Селедка с макаронами.
– Откуда вы знаете?
– Стандартное меню на кораблях и в тюрьмах. В Севастопольской крепости, где мне некоторое время довелось провести, за все время меню ни разу не поменяли. Селедка с макаронами.
– Пойду проверю, – сказал Миронов и отправился следом за капитаном.
Минут через двадцать он вернулся.
– Не угадали, Павел Андреевич. Хороший кусок мяса и компот. Причем компот вовсе не из сухофруктов. Вполне приличный ужин.
– Если нам повезет, съедите еще два таких ужина.
– А если нет?
– Тогда… тогда вас съедят на ужин рыбы.
– Ну и шутки у вас, Павел Андреевич!
– Что? Фельдфебельские? – улыбнулся Кольцов.
– Нет. Боцманские.
На море медленно опускались сумерки. Вода постепенно стала невидимой. Море угадывалось только по белым барашкам на гребнях волн. Волны словно гнались за "Арвикой и, догоняя, тяжелой кувалкой ударяли по ней и затем с сухим шелестом стекали по ее борту.
Рулевой включил навигационные фонари. Особенно ярко светил фонарь на самой верхушке мачты. Если смотреть на него снизу, казалось, что это небольшая комета неторопливо плывет над ними по звездному небу.
Следующие сутки прошли почти спокойно. За световой день всего несколько грузовых пароходов прошли навстречу, поприветствовав их басовитыми гудками.
Рулевой, поднявшись в рубку, чтобы сменить капитана, спросил:
– Сванте, почему ты не отзываешься на приветствия?
– Кастрачий гудок, тонкий и хриплый, – неохотно пробурчал капитан. – Не хочу позориться. Вернемся, выкину эту свиристелку к чертям.
– Не выбросишь. Я восемь лет с тобой плаваю. В рейсе ты такой щедрый, все обещаешь. А возвращаемся, и из тебя не выдавишь лишнюю крону.
– Понимаешь, они маленькие и слишком круглые, эти самые кроны, – с добротой в голосе пояснил Сванте. – Не успеешь взять их в руки, глядь, а они все уже куда-то закатились.
– Это твоя постоянная сказка.
– Надеюсь, уж ты-то на меня не обижаешься?
– Не обижаюсь. Потому что остальные еще большие живоглоты, чем ты. Мне маклер Ульсон сказал, что ты с него содрал за все, за что только смог. За груз, за пассажиров, за страховку, за риск.
– Почему содрал? Получил. Разве мы сейчас не рискуем?
– Надеюсь, и нам с кочегаром из этого что-то перепадет, – с надеждой сказал рулевой и, приняв от Сванте штурвал, оттеснил его в сторону.
– Хельсинки остались за кормой, – напомнил Сванте. – Теперь смотри в оба. Это – о риске.
Рулевой бросил взгляд на расстеленную перед ним лоцманскую карту.
– Вроде мелей здесь нет.
– Здесь кое-что страшнее мелей: корабли Антанты.
Капитан спустился вниз, прошелся по помещениям, задраил иллюминаторы, чтобы наружу не проникал свет. За бортом свистел ветер. Тяжелые удары волн раз за разом сотрясали пароходик. Его корпус скрипел и трещал, будто вот-вот рассыплется.
Пассажиры молча сидели в общей каюте. На коленях у Кольцова примостился Корсар. Он мирно дремал, уже давно привыкнув к штормам. Пассажиры были напряжены, скрип и потрескиванье корпуса пароходика не вселял в них оптимизм.
Сванте ласково потрепал сонного кота за ушко, и тот коротко отозвался, недовольный, что его разбудили. Улыбнувшись пассажирам, капитан поднял большой палец вверх:
– Вери гуд… Ка-ра-шо!
В ответ пассажиры тоже ему заулыбались.
Под утро, в предрассветных сумерках, рулевой еще издали увидел скользящий по морю луч прожектора. Он нажал на кнопку звонка, и уже через минуту в рубке появился заспанный капитан.
– Что случилось?
– Пока еще ничего, – и рулевой указал вдаль. – Прожектор.
– Погаси навигационные.
– Думаешь, я сам не догадался? – сердито спросил Уле.
Сванте ничего ему не ответил. Он напряженно вглядывался в серые сумерки. И затем тихо, скорее сам себе, сказал:
– Даст Бог, пронесет.
Они тихо крались по бушующему морю. Еще несколько раз видели далекие лучи шарящих по морю прожекторов и каждый раз замирали в страхе, нащупают или нет в огромном бушующем море их маленькую щепку "Арвику". Но то ли Сванте еще недостаточно прогневил Бога, то ли до него дошли молитвы рулевого, но лучи прожекторов их не заметили.
К утру ветер стал стихать. Еще не выглянувшее из-за горизонта солнце высветило туман, медленно наползающий с далекого правого берега.
– Мы где-то на траверзе Котки, – подсветив на минуту лоцманскую карту, сказал рулевой, уступая Сванте место у штурвала.
– Буду забирать правее, к большевистскому берегу, – сказал Сванте.
– Что, там вода слаще?
– Туда корабли Антанты уже не суются. Нам бы дотянуть под прикрытие большевистских пушек.
– Мы для большевиков тоже чужие. Могут свободно, не особо разбираясь, смальнуть и по нашей "Арвике".
– Ульсон обещал сообщить большевикам о нас по телеграфу.
– Ты мне тоже много чего обещал.
– Иди, поспи немного. Ты к старости становишься все болтливее. И без тебя кошки на душе скребут: зачем ввязался в эту авантюру?
– По жадности, – тихо буркнул рулевой.
Но Сванте услышал.
– Да уж не от большого ума, это точно, – вопреки ожиданию рулевого он не разгневался, а добродушно согласился.
День выдался на редкость спокойный. Они неторопливо двигались среди укутавшего их тумана. Казалось, все беды их уже миновали. Еще бы часа три-четыре такого умеренного хода, и перед носом "Арвики" уже должны возникнуть обрывистые кронштадтские берега.
Пассажиры тоже вышли на палубу и пытались что-то рассмотреть в растушеванных туманом далях. Даже Корсар покинул теплую каюту.
Но вскоре с берега задул ветер, стал в клочья рвать туман, сметать его с водной поверхности. Море очистилось.
Вдруг далеко позади прозвучал орудийный выстрел. Через минуту-другую – еще один. Потом корабельные пушки зачастили. Отвечая им, слева по борту заработали мощные калибры далекой береговой артиллерии.
– Где это? – вращал головой капитан.
– Шут его знает, – отозвался рулевой. – По-моему, так со всех сторон.
– Может, заберем круче под берег? – спросил капитан. – Слышишь? Там вроде работает береговая артиллерия?
– Давай идти, как шли, – рулевой указал на лоцманскую карту, которую до этого внимательно изучал. – Тут куда ни поверни, везде можно нарваться на неприятности. Вот форт Ино. Чей он? А чьи Териоки? А с этой стороны, смотри, Сескар…
Орудийная перестрелка время от времени то прекращалась, а то вновь возникала с удвоенной силой.
– Чертов маклер, – мрачно сказал Сванте. – Он меня почти убедил, что война у них уже кончилась. А, по-моему, она только начинается. И мы лезем в самый кипяток.
– А ты помолись, капитан. Оно и полегчает.
– Я ему не верю, – обозлился на рулевого Сванте. – Я однажды молился, когда умирал с голоду. Не день и не два молился. Больше года. Отец и мать умерли. Я лазал по свалкам, жрал вонючие объедки. Что ж он не помог мне тогда? А, святой Уле?
– Но ты же выжил.
– Выжил! И всю жизнь живу в страхе, что под старость опять придется искать ту свалку!
– Ты ропщешь, гневаешься, а это – большой грех. Смирись и покай…
Оборвав фразу на полуслове, уже сменившийся рулевой вдруг схватился за штурвал и, оттолкнув капитана, стал торопливо его вращать.
– Какая блоха тебя укусила? – гневно закричал Сванте.
– Смотри! – рулевой показывал вперед по ходу "Арвики". – Вон туда смотри! Видишь?
И Сванте увидел: совсем недалеко под лучами вечернего солнца покачивалось на волнах что-то черное и блестящее. Приглядевшись, он понял: это – глубинная рогатая мина. Вероятно, во время артиллерийской перестрелки она оторвалась от удерживающего ее под водой троса и отправилась по Финскому заливу в свое смертельное плавание.
"Арвика" двигалась прямо на мину. Сванте загипнотизированно смотрел на нее. Он пытался что-то сказать рулевому, губы его были в движении, но вместо голоса раздавалось какое-то неразборчивое хрипение.
Постепенно нос "Арвики" стал сдвигаться вправо, и теперь уже мина целилась в середину борта. Пенистые волны расшатывали ее. Казалось, еще минута-другая, и крутая волна швырнет ее прямо в борт "Арвики".
– Правее! Еще правее! – прорезался, наконец, голос у Сванте, и он потянулся руками к штурвалу.
– Заткнись! – не спуская глаз с приближающейся мины, коротко, сквозь зубы, приказал рулевой. – И не хватайся за штурвал!
Сванте тяжело опустился в кресло и, схватившись за голову, напряженно ждал самого страшного.
Угадав момент, рулевой стал снова быстро вращать штурвал, теперь уже в обратную сторону, влево.
Мина неумолимо приближалась. Но благодаря маневру рулевого "Арвика" полукругом обогнула мину. Мина проплыла всего в каких-то десяти метрах от ее борта.
– Принимай штурвал, Сванте! – устало сказал рулевой, рукавом рубахи вытирая мокрое лицо.
Капитан поднялся с кресла.
– Где она, Уле?
– Поплыла искать новую добычу.
За кормой еще долго можно было видеть вздымающиеся над волнами черные рога этой плавающей смерти. Потом она и вовсе исчезла из вида.
Только после этого Сванте окончательно пришел в себя. Он наклонился к переговорнику:
– Стоп, машина!
В глубине "Арвики" что-то звякнуло, она перестала дрожать. Воцарилась тишина, которую нарушали только удары волн о борта "Арвики", унылый свист ветра в снастях и сварливые крики чаек.
"Арвика" неторопливо замедляла движение.
На палубе появился кочегар, весь с головы до ног в угольной пыли.
– Что случилось? – спросил он.
– Зачерпни пару ведер воды и хоть перед смертью хорошенько отмойся, – вместо ответа велел ему Сванте.
– Успеется. Так что тут у вас? – отмахнулся от шутки капитана кочегар и вновь повторил свой вопрос. Он и не предполагал, что всего несколько минут назад шутка капитана едва не сбылась.
Сванте промолчал, и Дисилотт перевел взгляд на рулевого.
– Я пока ничего не понял, – ответил Уле. – Откуда-то взялась красивенькая черненькая мина…
– Зато я все понял! – сердито отозвался Сванте. – Она не откуда-то и не случайно оказалась на нашем пути. Я уверен, мы забрались на минное поле.
– Ну и что дальше? – спросил рулевой у Сванте. – Сколько ты намерен здесь стоять?
– До скончания века! – сердито ответил Сванте. – Я еще никогда не ходил по минным полям. И не собираюсь.
– Ты думаешь, кто-то привезет нам сюда карту минных полей? – спросил чумазый кочегар.
– Когда я был еще совсем мальчишкой, мой отец как-то сказал мне: "Никогда и ничего не делай в суете. Остановись и подумай".
– Мудрый совет, – согласился рулевой. – Только мы сейчас здесь, как комар на голой заднице.
– Во всяком случае, у нас есть целая ночь для размышлений, – сказал Сванте и обернулся к кочегару. – Отдай якорь, Дисилотт!
Вскоре прогремела якорная цепь. "Арвика" остановилась. Она покорно и беспомощно кланялась волнам и позвякивала якорной цепью.
Сванте и рулевой сидели в рубке. Над штурманским столом тускло светил крохотный фонарик, он был маломощный и с трудом высвечивал их лица.
После всех вечерних неприятностей капитан чувствовал в душе какой-то дискомфорт. Он запаниковал и не смог этого скрыть от рулевого. И сейчас ему хотелось каким-то способом загладить свой конфуз. Он извлек из бокового кармана куртки сигару и закурил.
– И все же? – спросил рулевой, уверенный, что Сванте понимает, о чем он хочет спросить.
Но вместо ответа спросил Сванте:
– Ты определился, где мы находимся?
– Милях в шести от берега. Миновали Усть-Лугу.
– Сколько до Кронштадта?
– Миль десять, может, чуть больше.
– Ну, и будем здесь стоять. Где-то здесь проходит фарватер. Кто-то пойдет в Петроград, увяжемся следом.
– У этой хитрости два конца. Что, если нас обнаружат корабли Антанты?
– Заблудились в тумане. Шли в Котку.
– А как объяснишь пребывание на борту двух комиссаров?
– Пусть они сами все объясняют! – и, обозлившись на въедливый допрос рулевого, Сванте сердито спросил: – Может, у тебя есть лучшее предложение?
– Меня вполне устраивает твое, – согласился Уле Фабиан. – Пусть будет как будет.