- Ушел - и не сказался! Ладно же! - упрекнул он приятеля. - А только я все равно "Аврору" раньше твоего увидел… с Сигнальной горы…
- Ваня, смотри! - показал Егорушка на корабль. - Паруса-то у него рваные… и грот-мачты нет…
- Они, наверное, морской бой приняли. Вот и понесли потери, - деловито заметил Ваня,
Наконец фрегат бросил якорь. С него спустили шлюпку. В ней разместилась группа моряков, и шлюпка направилась к берегу.
Когда она с сухим треском врезалась в прибрежную гальку, капитан Изыльметьев с неожиданной для его возраста ловкостью выскочил на берег счастливо засмеялся.
Завойко шагнул ему навстречу.
- Сердечно приветствую вас с возвращением на родину! - проговорил он, протягивая вперед обе руки.
- Спасибо, ваше превосходительство! Еще никогда в жизни с такой радостью я не сходил на родную землю!
Завойко и Изыльметьев дружески, будто были давно знакомы, обнялись и поцеловались.
Изыльметьев представил Завойко своих офицеров; тот, в свою очередь, познакомил капитана со своими сослуживцами.
После этого Завойко пригласил всех к себе в дом.
- Одну минуточку, ваше превосходительство! Есть неотложное дело…
Изыльметьев коротко передал, что произошло с "Авророй" в порту Кальяо, как они плыли через океан, как сильно измучен экипаж.
- На фрегате шестьдесят больных: цынга, истощение… Прошу вашей помощи!
- Все к вашим услугам, капитан, - сказал Завойко и, обернувшись к своим офицерам, приказал немедленно поместить всех больных с "Авроры" в госпиталь, не жалеть для питания никаких продуктов, обеспечить всех молоком и овощами.
Из толпы отделилась Настя Чайкина и, подойдя к Завойко, поклонилась ему:
- Рассчитывайте и на нас, ваше благородие! В гошпитале-то всем тесно будет, можно какую толику матросов и по домам взять. Подкормим, поставим на ноги, уж будьте покойны! - Вы как, капитан? - спросил Завойко.
- Спасибо за доброе сердце! - кивнул Изыльметьев. - Матросы охотно воспользуются этим.
Он отдал приказание, и шлюпка с офицером направилась обратно к фрегату.
Вскоре с "Авроры" на берег начали свозить больных матросов.
Настя с нетерпением приглядывалась к каждой шлюпке. По ее встревоженному лицу Ваня догадался, что отца все еще не было. Сердце его сжалось.
- А ты капитана спроси! - тихо посоветовал Ваня. - Он же все знает.
Настя не выдержала и подошла к Изыльметьеву:
- Ваше благородие, муж у меня на "Авроре", матрос Чайкин Василий. Он как - тоже болен? Иль что похуже приключилось?
- Здоров, здоров ваш Чайкин! - поспешил успокоить ее капитан. - Какие свалились, а он все еще на ногах держится. Крепкий матрос, надежный. Да вон он матросов в лодке везет.
Настя с Ваней подбежали к воде. Лодка вскоре врезалась в гальку, и Чайкин первым спрыгнул на берег.
Настя пошатнулась, точно ее кто толкнул, и еле слышно позвала:
- Василий!
Матрос оглянулся:
- Настя!..
Женщина припала к груди Чайкина и заплакала.
- Ну, будет, будет, - с напускной грубоватостью проговорил Чайкин. - Чего реветь! Не покойник ведь, а живой. - И он обернулся к матросам в лодке: - У баб поплакать - первое дело. С горя плачут, с радости плачут…
Ваня дернул мать за руку и покосился на матросов:
- Будет тебе, мамка!
Настя оторвалась от Василия и с гордостью показала на мальчика: - Сын твой…
- Ванюшка?! - Чайкин подался вперед. - Эко вытянулся!
Мальчик недоверчиво, робко топтался на месте.
- Не узнал папаню! - усмехнулся Чайкин.
- Узнал, - ответил Ваня. - Враз узнал.
Чайкин обнял сына за плечи и притянул к себе:
- Немудрено и отвыкнуть: совсем ты махонький был, когда уезжал я.
Матросы с улыбкой наблюдали за встречей своего товарища с женой и сыном.
Настя вытерла слезы и, кивнув на лодку, сказала Василию:
- Чего дружков томишь! Давай к нам приглашай.
- Я и то думал! - просветлел Чайкин. - А уместимся в хибарке-то?
- В тесноте - не в обиде. - Настя поклонилась матросам: - Милости прошу, передохните у нас!
- Так ты веди их, - сказал Чайкин, - а мне еще на фрегат нужно. Ванюшка, хочешь со мной на "Аврору"?
Ваня с радостью вскочил в лодку и схватился за весла.
До вечера Чайкин с сыном свозили больных матросов на берег. Одних, наиболее истощенных, офицеры направляли в госпиталь, других уводили к себе городские жители.
Позже всех с фрегата съехали Гордеев и Сергей.
Еще когда "Аврора" только подходила к порту, Силыч решил, что Сергею не следует сейчас возвращаться обратно в лесную избушку - весьма возможно, что за ней следят, и Сергею лучше пожить в другом месте. Но где?
На фрегате Сергей близко сошелся с Чайкиным. То, что матрос хорошо знал брата, вместе с ним пережил опасность, притягивало к нему Сергея, и он решил поселиться временно у него. Выслушав его просьбу, Чайкин радушно сказал:
- Милости прошу! Хозяйка у меня добрая.
Оболенский объяснил Чайкину, что он рыбак из Большерецка, приехал сюда, в Петропавловск, на заработки. Неизвестно, поверил ли ему Чайкин или нет. Вероятно, поверил, потому что в Петропавловск в те времена прибывало много разных людей из других мест Камчатки.
Сергей, Силыч и Чайкин добрались до берега. Старик начал прощаться.
- Зайдем, чайку выпьем! - пригласил матрос.
Но старик торопился к Маше, и к тому же он считал, что ему сейчас вместе с Сергеем лучше не показываться - меньше будет подозрений.
- Охотно бы, - ответил Гордеев, - да по дому душа истосковалась. Уж, верно, по мне панихиду справляют.
Сергей пошел вслед за Чайкиным. Стало совсем темно, и в домах зажглись каганцы. Светилось оконце и в хибарке Чайкина.
Матрос с Сергеем переступили порог.
- Еще матроса привел? - спросила Настя.
- Рыбак. В море подобрали, - сказал Чайкин. - Привечай гостя.
- Милости просим! - поклонилась Настя. - Места хватит.
Она ловко вздула в печи огонь, принялась накрывать на стол.
В этот вечер матросы долго не ложились спать. Они рассказывали о фрегате "Аврора", о своих плаваниях, о чужих землях, где им пришлось побывать за годы скитаний по миру, о пережитых опасностях. Не только Ваня и Настя, но и Сергей слушал их с большим вниманием.
- Где бы ни был, а домой вот тянет, сил нет! - проговорил Чайкин. - На чужбине, видно, и солнце не греет…
- Бывает, что, и дома не сладко, - заметил Сергей.
- И то правда, - согласился Чайкин. - Не каждый день сыт бываешь дома-то. Об этом и говорить нечего. Да все же дом, родное гнездо…
- Папаня, а ты индейцев видал? - спросил Ваня, жадно ловивший каждое слово отца.
- Видал, сынок, - усмехнулся Чайкин. - Черных-пречерных…
- Ах ты господи! - воскликнула Настя.
- Прибыл наш фрегат на остров - позабыл ему название, - начал Чайкин. - Остановились мы неподалеку от берега. Остров населенный, на карте обозначенный. Видим, идет к нам лодка. На ней восемь гребцов, все черные, как сажа. Один белым лоскутом машет, а другой в дудку дудит - знак нам дают: не воевать, дескать, едем, а дружбу водить. Капитан наш - лобастый - приказывает матросам тоже белыми тряпками махать. Ну, подъехали они, подняли мы их на фрегат. Как взошли на палубу, стали все петь, плясать - прямо как на свадьбе. Веселый народ, но безобидный. Его не тронь, и он тебя вовек не тронет…
И долго еще бывалый матрос рассказывал о заморских странах и людях, но Сергей, измученный переживаниями последних дней, уже крепко спал и ничего не слышал.
Глава 5
Утром всех на ноги подняли призывные удары медного колокола. Первым вскочил с лежанки Сергей Оболенский. С тревогой он прислушивался к глухим, тяжелым ударам. "Как вечевой колокол", подумал Сергей.
- Пожар? - спросил Чайкин, подбегая к оконцу.
- Народ кличут на площадь, - пояснила Настя.
- Надо, стало быть, на фрегат являться - кончился мой отпуск, - сказал Чайкин. Он начал одеваться и с удивлением покосился на сына: - А ты, братец, куда собираешься? Посидел бы дома.
- Они же первые вояки! - усмехнулась мать. - Без них ни одно дело не обходится.
Вся семья Чайкиных ушла из дому. Сергей Оболенский нарочно замешкался и остался: итти на площадь было рискованно, его могли узнать, несмотря на то что внешность его изменилась.
Несколько раз Сергей прошелся из угла в угол маленькой избы. Он видел, как петропавловцы всё шли и шли по улице, направляясь к площади.
"Сам себя в клетку запер! - с досадой подумал Сергей. - Добровольное заточение! И в такое время…" Мысль о том, что в эти решающие дни, когда все горожане от мала до велика принимают участие в подготовке порта к обороне, а он вынужден томиться в бездействии, больно уязвила его.
От натопленной печки шел жар, было тяжело дышать. Сергей вышел на улицу. Она была пустынна. Только в конце ее показался дряхлый старик в разношенных унтах. Сергей хотел было уйти обратно в избу, но почему-то задержался и стал дожидаться старика.
- Чего, сынок, дома сидишь? - спросил тот, поровнявшись с Оболенским.
- Заболел я, дедушка! - вспыхнув, солгал Сергей. - Лихорадка мучает.
- Э-э, родимый, это пройдет! Завари малины да пей вволю - полегчает. Я, сынок, почитай, годов десять лихоманкой мучаюсь, все на печи отлеживаюсь. Да, вишь, теперь выбрался. Больно охота мне послушать, что люди говорят… Ну, будь здоров, пойду-ка я.
С минуту Оболенский глядел вслед согбенной удаляющейся фигуре старика, потом вернулся в избу, надел свой армяк, нахлобучил на глаза войлочную шляпу.
В это время в избушку заглянул Гордеев. Он рассказал Сергею, что произошло с Максутовым и Лохвицким.
- Где он теперь, Максутов? Как бы увидеть его? - заволновался Сергей.
- В госпитале лежит… А вы куда это, сударь, собрались?
- Не могу иначе, Силыч. Коль не судьба уехать, так вместе с народом быть надо.
- Это пожалуй, - подумав, согласился старик. - Лохвицкого теперь нету, охотиться за вами не будет, да и Завойко занят другими делами. Но все же, сударь, поосторожней будьте.
Гордеев ушел, а через некоторое время направился к площади и Сергей. Со всех сторон туда тянулись рыбаки, охотники, чиновники. Обгоняя взрослых, мчались мальчишки.
На площади возле небольшого помоста были выстроены в полной парадной форме солдаты и матросы.
Люди всё прибывали и прибывали и, собираясь небольшими группами, переговаривались о своих делах, о разных происшествиях. Их можно было отличить не только по одежде, но и по разговору, высказываемым мыслям. Вот поближе к помосту собрался небольшой кружок купцов. Грузный купец в суконном кафтане с недоумением спрашивал:
- Неужто англичане на наши земли позарились?
- Земля-то не пустая - богатая, - ответил ему другой купец. - А у них глаза завидущие - весь свет хотят под свое владычество захватить.
- Подавятся! - пробасил высокий купец с окладистой бородой. - Кус-то больно большой. Матушка Россия велика, ее за один раз не проглотишь. Наполеон тоже на наши богатства зарился, да подавился.
- Видать, не впрок урок!
Первый купец вскользь заметил:
- Большой убыток от войны купечеству: куда товары сбывать будем?
- На англичанах свет клином не сошелся! Торговать есть с кем.
- А в такое время можно об торговле и не помышлять! - сердито сказал купец с окладистой бородой. - Не всё о прибылях заботиться, надо нашему купечеству и об пользе государства подумать!
Первый купец насмешливо бросил:
- Пафнутьев в Минины метит…
В группе охотников и отставных солдат разговор шел о превосходстве русского солдата перед иностранным.
- Против нашего солдата у англицких кишка тонка, - усмехаясь, говорил пожилой охотник, дымя самокруткой. - Наш солдат хлебушка поел, водицей запил - и в бой, все ему нипочем…
- Англицкие штуцера дальше бьют, - заметил охотник помоложе.
- Штуцера сами не стреляют.
- Оно конечно, да ведь к нему не подберешься! Издалека бить будет.
- Подберемся! Эка невидаль штуцер!
Особый круг составляли мальчишки. Их собралось здесь много, со всего порта. Подражая взрослым, они тоже солидно говорили о приближающейся войне и высказывали свои планы будущей кампании.
Ваня был в центре внимания. Затаив дыхание, мальчишки слушали его рассказ о том, как фрегат "Аврора" в самый шторм ушел из-под самого носа англичан и французов.
- Батя мой вернулся с "Авророй"! - радостно сообщил приятелям Ваня.
- Правда? - с некоторым сомнением переспросил кто-то из ребят.
- Чтоб мне провалиться! И что он мне рассказывал! Вокруг всего света объехал, всего насмотрелся…
- А что он тебе привез? - спросил Егорушка.
Как ни хотелось Ване похвастать перед мальчишками, что отец привез ему из далеких, неведомых стран какой-нибудь таинственный, необычный подарок, но похвастать было нечем.
- Что я, маленький!
- Не только маленьким подарки привозят, - усмехнулся Егорушка.
- Ладно, - нахмурился Ваня, - не твоя печаль.
Разобиженный, он хотел было отойти от Егорушки, но тот схватил его за руку и отвел в сторону:
- Новость слышал? Лохвицкий сбежал куда-то!
- Это который мне пятак дал?
- Вот, вот! Батя говорит, он хуже царского разбойника. Только его найти никак не могут…
Между тем Сергей Оболенский медленно переходил от одной группы к другой, с живым интересом прислушиваясь к разговорам горожан. Его удивляли и радовали точные, меткие слова, осведомленность в происходящих событиях и глубокая заинтересованность в судьбе родины. По всему чувствовалось, что рыбаки, охотники, мещане - все эти простые русские люди твердо знали одно: Россию нельзя отдать иноземному завоевателю.
- Смирно! - раздалась зычная команда. Солдаты и матросы взяли под ружье, на караул.
Дробно забил барабан. Все взоры обратились в ту сторону, откуда к площади приближались Завойко и Изыльметьев. Оба были в мундирах и при всех орденах.
Офицер подбежал к Завойко и отдал рапорт. Завойко поздоровался с солдатами и матросами. Затем он и Изыльметьев поднялись на небольшой помост.
Наступила тишина. С океана дул свежий ветер, донося сюда запах водорослей и рыбы.
Завойко оперся руками о край перил, оглядел толпу и чуть сипловатым, но ясным голосом произнес:
- Жители Петропавловска! Уже вам всем ведомо - на нашу землю идет враг. Англия и Франция объявили нашему государству войну. Вражеская эскадра может с часу на час появиться у наших берегов. Как верные слуги отечества, приняли мы решение всеми средствами оборонять далекий аванпост нашей империи на Тихом океане. Солдаты и матросы преисполнены решимости биться за родную землю, не щадя своих сил. Одних солдат мало, чтобы защитить порт в случае нападения неприятеля. Надеемся мы на вашу помощь, жители Петропавловска! Земли нашей мы врагу не уступим, будем биться с врагом не на живот, а на смерть. Всех недругов России сбросим в океан!
По толпе прошел одобрительный гул.
Завойко сказал еще о том, что силы защитников Петропавловска умножились - к ним пришел многопушечный фрегат "Аврора", и моряки вместе с ними будут оборонять порт.
Затем он и Изыльметьев стали запросто беседовать с горожанами и охотниками, отвечать на их вопросы.
- Что же они, чужеземцы, только с судов стрелять будут, а на землю не сойдут? - спросил у Завойко Гордеев.
- Попервоначалу попытаются разгромить наши береговые батареи, а там, возможно, и десант высадят.
- Вот ладно было бы! На земле нам их сподручней бить будет, - раздались голоса.
- Сразу в штыки ударить!
- Пуля - дура, штык - молодец!
- И пулей врага достанем! - сказал Гордеев. - Главное дело - нам, стрелкам, не скопом итти, а в одиночку.
Завойко с удивлением оглядел Гордеева, который так спокойно предлагал новые формы борьбы с неприятелем.
- Так ты, старина, говоришь: рассыпаться стрелкам по всему полю и врага в одиночку бить?
- Верно, ваше превосходительство. Оно лучше будет. Враг идет на виду, шеренга за шеренгой. Тут их и бить, как зверей бешеных. Охотники - стрелки меткие. Каждый выстрел - цель. Сначала офицеров посшибать, а потом и солдат.
- Это надо будет обдумать, - сказал Завойко.
- Вашему превосходительству виднее, - с достоинством ответил Гордеев.
Какой-то охотник спросил, будет ли казна выдавать казенный порох или придется расходовать свой. Соседи сердито зацыкали на охотника, и тот скрылся в толпе.
Завойко попросил жителей приступить к работе: надо помочь свезти с "Авроры" часть пушек на берег и срочно закончить строительство береговых батарей. Люди стали расходиться по батареям.
Сергей примкнул к той группе, которая направилась к первой батарее, на Сигнальном мысу.
До полудня он долбил камень и помогал солдатам устанавливать пушки.
В перерыв, когда Сергей присел отдохнуть, он неожиданно услышал ребячий шопот. Он оглянулся и заметил за выступом камня Ваню и Егорушку Завойко.
Егорушка испуганно смотрел на Сергея и дергал приятеля за руку:
- Смотри, это он… он!
- Кто "он"?
- Царский разбойник…
- Придумаешь тоже! Это рыбак из Большерецка. Он у нас живет. И он вместе со всеми воевать будет.
Сергей вздрогнул и, поднявшись, шагнул к мальчикам. Егорушка невольно подался назад. Сомнений не было: перед ним стоял "царский разбойник". И хотя Сергей оброс бородой, был одет в заношенный зипун, а шляпа низко надвинута на глаза, Егорушка сразу узнал в нем того самого человека, который жил в их доме под именем путешественника Пимма, а потом оказался беглым каторжником. У мальчика болезненно забилось сердце. Ему хотелось бежать назад, но он не в силах был сдвинуться с места.
- Вы, мальчики, зачем сюда прибежали? - спросил Сергей.
- А мы тоже воевать будем! - задорно ответил Ваня. - Как и все!
- Да, - тихо проговорил Сергей, отвечая каким-то своим затаенным думам, - как все… Это хорошо!
Неожиданно он положил руку на плечо Егорушке:
- Ты, верно, узнал меня, Егорушка. Да, я тот самый человек, которого ищут царские слуги. Но этот человек ничего плохого не сделал. Он хочет быть полезным своему народу, хочет сделать его счастливым…
Светлым, задумчивым и чистым был взгляд Сергея, и Егорушка почувствовал, что ничего страшного в этом человеке нет.
Сергей наклонился к мальчику и еще тише добавил:
- А о нашей встрече дома никому не говори.
- Даю слово - никто не узнает! - взволнованно ответил Егорушка.
- А теперь, дружки мои, бегите домой! - сказал Сергей.
Мальчики переглянулись и побежали к городу.