Глаза девятнадцатая
Надя прислушалась - за дверью тихо. Кажется, студент заснул. Пусть поспит, сон вреда не приносит. Она хотела уйти, но передумала. Все-таки надо предложить ему поесть. Она осторожно, одним пальцем, стукнула. За дверью послышался негромкий голос. Она вошла.
Обручев лежал, приподнявшись на локте. Увидев Надю, он поспешно сел и принялся торопливо извиняться. На вопрос, как самочувствие, он сказал, что ему лучше, поблагодарил.
- А как голова? Не болит?
- Спасибо. Боли нет. Какая-то противная тяжесть, но ничего, все пройдет. - Он смущенно взглянул на нее. - Извините меня, все так нелепо получилось... Даже неловко перед вами.
- Ну, что вы? Пожалуйста, не беспокойтесь.
Слегка пошатываясь, он подошел к ней, осторожно взял ее руку и поднес к губам.
Надя отдернула ее.
- Зачем вы?
- Извините! - Он неловко поклонился. - И прошу отпустить меня.
- Вы куда-нибудь торопитесь? - спросила Надя.
Он ответил, что торопиться ему некуда. Просто не хочет злоупотреблять добротой и гостеприимством хозяйки. Он сам не любит назойливых и бесцеремонных.
- А у вас что, здесь живут родственники? Знакомые? - поинтересовалась Надя.
Он невесело улыбнулся.
- К сожалению, ни тех, ни других.
- Куда же вы собираетесь? - не скрывая удивления, спросила Надя. - Только не подумайте, что я из простого любопытства - вы ведь нездоровы.
- Нет, нет, пожалуйста, я ничего дурного, наоборот... Видите ли, я сам еще не знаю, куда направлюсь, - он в раздумье пожал плечами. - Вчера зашел в номера господина Коробкова, но охрана меня не пустила. А сегодня, думаю, возможно, и удастся. Белые-то ушли!
Надя только сейчас обратила внимание на одежду студента: и форменная куртка и такие же брюки - все было изрядно заношено и потрепано, а на коленке у правой штанины - небольшая овальная заплата. На ногах разбитые башмаки. Видно, не из богатых. А еще говорит о номерах - интересно, за какие такие коврижки он смог бы снять номер?! Скорее всего, насчет номеров он все выдумал, на свете нет таких людей, которым приятно хвалиться своей бедностью. Говорит, вчера пытался зайти в гостиницу Коробкова, значит, уже вчера был в городе... Где же он ночевал?
- Да вы садитесь, пожалуйста, - пригласила Надя.
Он сел и, взглянув на свои бесформенные башмаки, поспешно убрал ноги под стул.
Надя заметила это движение. Стесняется!
- В номерах, как я слышала, дорого, прямо-таки шкуру дерут. Если вам и вправду некуда, то живите пока у нас. Места хватит.
Обручев еще раз поблагодарил и сказал, что, если можно и он не будет в тягость, то останется на самое короткое время. Вообще-то он не собирается надолго задерживаться в Южноуральске.
Надя спросила, когда он сюда приехал.
- Два дня назад, - ответил Обручев. - Контрразведчики высадили всех пассажиров, а состав забрали для своих нужд. Мне же надо ехать в форт Ак-булак. По-киргизски это, кажется, "белая вода" или же "белая река". Слышали о таком?
- Слышала.
- Это далеко в степи. Там жил мой отец - земский врач. Но вот сообщили о смерти старика. И я поехал. Зачем? И сам хорошо не знаю. Тоска. Я очень любил отца. И даже не могу себе представить, что больше не увижу его... Страшная штука смерть. Вообще о ней человек не думает, пока не коснется беда.
И без того невеселые глаза гостя стали совсем грустными. Хотя он старался говорить сдержанно и спокойно, Надя не могла не заметить в его голосе плохо скрытого волнения.
Обручев спросил о Семене:
- Где тот славный парень, который привел меня сюда? Хотелось бы повидать его, пожать ему руку.
Он сделал вид, что обрадовался, когда узнал, что Семен Маликов скоро вернется вместе с комиссаром. Возможно, в доме разместится штаб красных. На последнее обстоятельство гость не обратил внимания. Он поинтересовался, чей это дом и кто живет в нем.
Выслушав короткую исповедь Обручева, Надя в немногих словах рассказала о Стрюковых, о себе. Обручев понял, что старушка, встреченная им в ночь приезда, доводится ей бабушкой и что она уехала с хозяевами. Он облегченно вздохнул - значит, Никакая опасность ему пока не грозит.
С первых же слов, как только Надя стала рассказывать о хозяевах, Обручев почувствовал к ней глубокую неприязнь. Было ясно, что она недобро, враждебно относится и к самому Стрюкову и к Ирине, и он удивился: как же все-таки могло служиться, что в доме этого миллионера живут и служат ему люди, откровенно ненавидящие его?
А собственно, какое ему Дело до того, кто и как относится к Стрюкову? Конечно, было бы несравненно лучше, если бы в доме нашелся человек, преданный хозяину, с которым при крайней необходимости можно была бы вступить в контакт. Но хорошо и то, что впервые ему, Обручеву, пришлось играть свою роль перед девчонкой, а не перед комиссаром Кобзиным. О Кобзине же у полковника Рубасова хотя и говорили с ненавистью, но не скрывали, что это серьезный и опасный противник. Вот почему и подослали сюда "студента Сергея Шестакова".
А Надя от слова до слова поверила всему, что рассказал студент, поразилась его удивительной скромности, непонятной застенчивости. Ведь он только что показал свою смелость, дерзкую решительность, на которую способен далеко не каждый. И глаза его понравились Наде - голубые-голубые и грустные. Не удивительно, конечно, что он грустный: потерять отца, даже не простившись с ним, - двойное горе. Ведь и у нее было такое же горе: ушел отец на фронт и не вернулся. Это случилось несколько лет назад, но и до сих пор у Нади щемит сердце, когда вспомнит тот горький и тяжкий день. А у студента беда совсем свежа.
Глава двадцатая
Внизу послышался голос Василия:
- Надежда! Ты где?
Надя выбежала из комнаты и помчалась вниз.
Обручев хотел было следовать за ней, но, пораздумав, остановился на площадке лестницы, откуда удобнее было видеть и слышать все, что происходило на первом этаже.
- Красные! Комиссар Кобзин! - потрясая ружьем, во все горло заорал Василий, едва Надя показалась на лестнице. - Впускать? А?
- Ну, конечно. А Семен там? - спросила Надя.
- Не заметил. За воротами они, в калитку бузуют, - на ходу бросил Василий.
Надя побежала встречать гостей.
В прихожую вслед за Василием вошли двое незнакомых. Наде прежде всего бросились в глаза красные банты на груди у каждого и кумачовые ленты на шапках.
Впереди шел высокий, худощавый, с длинным носом и быстрыми глазами навыкате, одетый в кожаную куртку, красные галифе с хромовыми леями, обутый в новые сапоги со скрипом. Почти у самых колен болталась деревянная кобура, из которой выглядывала рукоятка револьвера с привязанным к ней цветным шнурком. На левом плече дулом вниз висел легкий карабин.
На втором незнакомце - невысоком и коренастом, ладно сидел полушубок черной дубки с серым смушковым воротником и такой же оторочкой по верхней поле и внизу. За спиной у коренастого торчала винтовка с примкнутым ножевым штыком, в правой руке он держал наготове револьвер, а левая поигрывала ременной плеткой. Лицо у него было красное, с небольшими усами врастопырку, глаза-щелочки - не разглядеть, куда они смотрят и что видят. - Держался он на шаг позади первого.
- Здравия желаем! - простуженным голосом сказал высокий и хотел было подать Наде руку, но передумал и сунул в карман кожанки.
- Здравствуйте, - сказала Надя и приветливо пригласила: - Проходите, пожалуйста.
- Это точно, само собой, - сказал высокий и, обернувшись к товарищу, тоном приказа добавил: - Продвигайся, Юрочка, и чтоб глаза и уши на взводе.
- Так я... Будьте спокойны, товарищ комиссар. Все как есть, - с подобострастием ответил коренастый.
- Моего адъютанта зовут Юрочкой. Так что не следует забывать. А я - комиссар Кобзин.
- Все как есть, - подтвердил Юрочка. - В полной соответствии!
Ткнув в сторону Нади пальцем, высокий спросил Василия:
- Кто такая? Только чтоб правду, иначе - секирь башка!
- У нас живо! - подтвердил Юрочка.
Высокий метнул в него недовольный взгляд.
- Она? Надежда-то? Так она что... - переминаясь с ноги на ногу, заговорил Василий, всеми силами стараясь не выдать, сдержать дрожь, от которой сотрясались все его внутренности. - Она... при... прислуга по дому.
- Ты не трясись! - прикрикнул Юрочка, громко хлопнув плетью по голенищу сапога. - Не люблю, понимаешь.
- Юрочка! - одернул его высокий. И обратился к Наде: - Юрочка насквозь революционер и насмерть не терпит буржуазистов. Его аж трясучка бьет. Так они же, гады, нашего брата и по тюрягам и по этапам! Мы им теперь устроим шухер, падлам! Кишки вымотаем! Извиняюсь, мадам, за такое выражение. Значит, прислуга?
- Да. За горничную была, - сдержанно ответила Надя.
- Значит, своя. Пролетаристка. Хорошо. Ну, а он кто? - теперь уже у Нади спросил высокий и ткнул пальцем в сторону Василия.
- Работник: и конюх, и сторож...
- Тоже приятно. Теперь отвечайте на наши законные вопросы, потому как мы Советская власть и имеем полное право. Ясно сказал? - обратился к обоим высокий.
- Так чего ж тут, как бог свят! - размахивая руками, заспешил Василий.
- Значит, мадам, ваши буржуи тягу дали? - спросил высокий.
- Да. Сбежали, - с готовностью ответила Надя.
- Кашалоты, - зло бросил Юрочка.
- Так понимают же, паразиты, - добавил высокий и продолжил допрос: - Оружие в доме есть?
Надя и Василий переглянулись. Никогда никакого оружия в доме они не видели. Правда, Надя знала, что у Ивана Никитича был револьвер, но она знала также и то, что с револьвером Стрюков никогда не расставался.
- Вот только ружье у Василия, - сказала Надя. - Для караула,
- Тоже - оружие! - недовольно прервал Надю Юрочка. - Нам бонбы надо, пулеметы, а не дерьмо собачье...
- Юрочка, извинись перед дамой, - потребовал высокий,
- Так я что? Я ничего, - недовольно буркнул коренастый и многозначительно добавил: - Время только зазря тратим, я так понимаю.
Высокий кивнул головой.
- Хозяин много добра уволок? - спросил он.
- Почти ничего, - ответила Надя. - В чем были, в том и поехали.
- Приятно, - не без удовольствия отметил высокий. - Все барахло ликвизируем для революционного пролетариата. А теперь еще один вопрос, самый главный. С золотишком как? Прихватили?
- И не темнить! - прикрикнул Юрочка, поигрывая плетью.
- Я не заметила.
- Дико! - возмутился высокий. - Пролетариат, можно сказать, кровь свою проливает, а она не заметила! Разве же такая бывает солидарность?
- А может, вы заодно с ними?! - прошипел Юрочка и, кинувшись к Наде, крепко стиснул ее руку.
- Да вы что говорите?!
В голосе Нади было столько возмущения и обиды, что незнакомцы поняли: она говорит правду. Юрочка отпустил ее руку, а высокий покровительственно сказал, хлопнув ее по плечу.
- Признаем, мадам. Тут такое дело, что революции нужно золото...
- Вот так! - поддержал Юрочка и провел ладонью по горлу.
- Придется обыск. Как ты по этому вопросу кнацаешь? - глубокомысленно обратился высокий к Юрочке.
- Рванем.
- Разрешите, мадам? - Было это сказано скорее в тоне приказа, и Надя именно так и наняла.
- Смотрите, воля ваша, - сдержанно ответила она.
- Спервоначалу пройдемся, обглядимся, что и чего, - предложил высокий.
- А вы от нас никуда! Ни на шаг! - приказал Юрочка и пригрозил плетью приотставшему Василию. - А чуть чего, все пули в рот тебе пошвыряю. - Увидев в столовой накрытый стол, он кинулся к Наде: - А это почему на столе собрано? Для кого жрачка?
- Резон, - поддержал высокий и протянул руку к кобуре. - Ну? Кого ждете?
- И без обмана! А то враз к стенке! - взвизгнул Юрочка.
- Спокойно, Юрочка! Я тебя прошу - прижми нервность, - многозначительно сказал высокий. - Мадам, так для кого вся эта обильная шамовка? По-быстрому!
- Для вас, - ни на кого не глядя, сказала Надя.
- Врешь...
Надю, словно плетью, хлестнула площадная брань. Она даже вздрогнула, как от удара, и оторопело глянула на Юрочку.
- Чего уставилась?! - опять взвизгнул он и поднял руку с плетью, намереваясь ударить девушку, но его остановил высокий.
- Я говорю - ша! - грозно прикрикнул он.
Надя была в смятении: то, что перед ней красные, поначалу не вызывало никакого сомнения, но окрики Юрочки, его угрозы настораживали; удивляло и то, что этот злобный человечишко в присутствии комиссара допускает брань и грубость. О комиссаре Кобзине Семен говорил только хорошее. Правда, комиссар сдерживает Юрочку, но вообще у них какие-то удивительные отношения. И говорят они не совсем обычно. Да, комиссар хорошо одернул Юрочку, но и в нем самом тоже есть нечто такое, что вызывает беспокойство и настораживает.
- Для кого собрано на столе? Ну? - продолжал Юрочка.
- Я правду сказала, - обращаясь к высокому, сдержанно промолвила Надя. - Стол накрыт для вас. Сама собирала.
- Персонально? Такого не может быть! Потому как вы не могли знать об нашем визите. Тут получается каша-малаша, - все больше настораживаясь, сказал длинный. - Так я излагаю, Юрочка?
- А я что? - зло буркнул Юрочка и недовольно отвернулся.
Надя хотела было рассказать о Семене, но почему-то вдруг почувствовала, что впутывать Семена в происходящее не следует. Даже нельзя! Но комиссару надо отвечать.
- Мы не лично вас ждали, - начала Надя. - Вообще красных. В городе красные, хозяева уехали, мы с Василием и подумали, что кто-то обязательно зайдет...
- И опять же - Семен Маликов заходил, - совсем некстати вмешался Василий, - так он сказывал... - Заметив взгляд Нади, Василий умолк.
- Это наш конюх приходил, он на конном дворе, - заметив, как переглянулись высокий и Юрочка, пояснила Надя. - Он сказал, что красные повсюду на постой встают. Мы ничем не хуже. Люди есть попросят...
- Тоже резон. Даже очень! - согласился высокий. - Может, попитаемся, Юрочка?
- Решай, комиссар. - Юрочка многозначительно приложил ладонь к животу. - Так-то вроде подсасывает. Только времени нету. Ты голова, решай.
- Позволим! - решительно сказал высокий. - И чтоб бегом! Мы остаемся у вас. Я так думаю - насовсем. А ты, - он обратился к Василию, - никому не открывать! Никого во двор не пускать, занято! Дошло?
Василий угодливо склонил голову и направился к двери, но его остановил окрик высокого:
- Стой! Пока не будет приказа, из дома не выходить. И прошу за стол. Вы, мадам, тоже, как хозяйка.
- Какая я хозяйка?
- Не скажите! Так что - пожалуйста, - настаивал высокий. - И ты тоже, Василий тебя звать?
- Ага, Василий! Как есть Василий! - Обрадовавшись, что его не обходят, и робко поглядывая на гостей, Василий полез за стол.
- У нас равноправие! Мы не хотим, чтоб кого-нибудь обидеть. Хватит, поизмывались над нашим братом, - разглагольствовал высокий, с трудом справляясь с ножом и вилкой.
Юрочка, следуя примеру своего товарища, тоже взялся было за нож и вилку, но, не совладав с этими орудиями пыток и ругнув их "буржуйским дерьмом", пустил в ход обе свои пятерни, и они старательно заработали: то тащили к его губастому рту изрядный кусок ветчины, то в два коротких приема облупливали вареное яйцо и, макнув прямо в солонку, целиком затискивали в широко распахнутый рот. От Юрочки не отставал Василий. Он так часто подносил ко рту куски, что Наде показалось - проглатывает их целиком, не разжевывая.
- Для чего стаканы? - полюбопытствовал Юрочка.
- Будет чай, - пояснила Надя.
- Буржуазийское пойло, помои! - недовольно хмыкнув, проронил Юрочка. - Не употребляю, конской мочой отдает. - И, лукаво подмигнув высокому, изрек: - Закусон под рюмочку бы?! Как ты, комиссар?
- Резон, - согласился тот.
- И я так кнацаю. А водочки не видать. Может, найдется где хозяйская?
- Пойду поищу, - ответила Надя.
Высокий с любезной готовностью сказал, что они не хотят беспокоить хозяйку, да и нет времени.
- Поискать можно потом, а сейчас обойдемся своим запасом. В аптеке нам подарили чуток спиртяги для безопасности насчет тифа. От тифа только один спирт излечивает.
Высокий кивнул Юрочке, и тот, впервые улыбнувшись, вытащил из-под полы полушубка изрядных размеров плоскую флягу под белой эмалью. Надя с первого взгляда узнала ее - она видела эту флягу совсем недавно в аптеке Цейтлина, куда бегала за порошками от кашля для бабушки Анны. За то короткое время, пока что-то развешивал на крохотных весах, разговорчивый аптекарь успел рассказать Наде о бедственном положении своего заведения. Все труднее становится добывать нужные препараты, а люди, как сговорились, болеют все чаще. И приходят за лекарствами. А что им дашь? Во всех отделах пустота. Особенно плохо со спиртом, его нельзя достать ни за какие деньги. А без спирта аптека не аптека. Больше половины капель, которые он изготовляет, - на спирте. В порыве откровенности, может быть, потому, что Надя жила в доме Стрюкова, а может, и потому, что внимательно слушала старика, он отпер дверцу шкафчика и, показав на белую плоскую флягу, сказал, что в ней вся жизнь аптеки, его семьи, а также жизнь многих людей, которым нужна его помощь. Неотложная помощь! Он расходует спирт, когда иначе уже поступить нельзя... И вот эта фляга на столе. Нет, старик Цейтлин не мог сделать такого подарка. Да и не каждый бы принял его... Что же происходит?
Высокий попросил рюмки, но, когда Надя поднялась и вышла из-за стола, ее остановил Юрочка, сказал, что не нужны никакие рюмки.
- Комиссар, признаю стаканы!
- Могу! - презрительно скривив губы, сказал высокий.
Юрочка налил всем четверым, но, подавая Наде, сказал:
- Вы, барышня, как женщина, можете и не пить, чего доброго, с непривычки еще кишки не выдюжат, а ты, конюх, как пролетарист, пей.
Глупо улыбаясь, Василий взял в руки стакан.
- Закусываю после третьего, - пояснил Юрочка и налил себе еще и еще раз. Заметив, что Василий не допил, он прикрикнул на него: - Чего скисуешь? Жми, айда!
- Да я ничего, - расплываясь в улыбке, боясь обидеть своих благодетелей, виновато сказал Василий и снова взялся за стакан.
Юрочка налил мужчинам еще и еще... Василий сразу опьянел и, вцепившись обеими руками в спинку стула, еле сидел за столом: его покачивало то в одну, то в другую сторону.
Надя забыла, что, кроме них, сидящих за столом, в доме есть еще один живой человек. Как только началась попойка, она окончательно уверилась: эти двое совсем не те, за кого выдают себя. Если они действительно из красногвардейского отряда комиссара Кобзина, то самого Кобзина среди них нет. По всему видно, что это пьянчуги и ворье, с такими Семен Маликов ни за что не будет водить компанию, а он хвалил своих товарищей. Ну, как она сразу не догадалась? А что она могла бы сделать, разгадай их даже в первый момент встречи? Ничего! Но надо что-то предпринимать, оружие в руках пьяного человека во много раз страшнее, чем в руках трезвого.
Надю уже не интересовало, кто же все-таки эти подозрительные типы; она напряженно думала, как выбраться во двор, и уж если не позвать кого-нибудь, то хотя бы отпереть калитку. Обещал же Семен прийти, и, возможно, придет не один... Придет, а калитка заперта. Надо вырваться отсюда!