Заметив, что в тарелках поубавилось, Надя сказала, что у нее в печке жаркое и она его сейчас принесет, но высокий грохнул по столу кулаком и заявил, что никуда хозяйку не отпускает, а на жаркое им с Юрочкой наплевать. Увидев висевшую на стене гитару, он спросил, чей это предмет. Надя сказала, что это гитара покойной хозяйки, умершей больше десяти лет назад. С тех пор гитара так и висит на этом месте.
- Подай сюда! - приказал высокий и, скрежетнув зубами, добавил: - Люблю культуру!
- А я женский пол люблю. Слыхал, комиссар? - с придыханием хохотнул Юрочка. Потянувшись через стол, он схватил Василия за руку. - Эй, конюх, женский пол, кроме мадамы, в доме проживает?
- Друг! - Василий тоже потянулся к Юрочке. - Нету. И ну их ко псам, мадамов! Мы с тобой!.. Дай я тебя поцалую...
- От тебя несет конюшней, - скривив мину, Юрочка ткнул кулаком в лицо Василия. Тот пьяно взвыл...
Хотя высокий и был изрядно навеселе, однако, взяв из рук Нади гитару, по первому аккорду определил, что она совершенно расстроена, и принялся настраивать.
- Ну, какую? - спросил он, обращаясь главным образом к Наде.
- Слышь, друг, вота ту! - взмолился Василий и, не дождавшись аккомпанемента, высоким дрожащим фальцетом затянул:
Когда б имел зла-атые горы...
- К черту златые горы! - прервал его высокий. - Буржуазийская! А мне надо такую, чтобы трудовой пролетариат, об его горе. - Он рванул струны и, закатив глаза, надрывно, страдальческим голосом запел:
А вечер вечереет, подруженьки идуть,
Маруся отравилась, в больницу повезуть...
- Комиссар, - прервал его Юрочка, - женского полу у нас мало.
Такое неуважительное отношение к его вокальным данным взбесило певца, и он гаркнул во все горло:
- Юрочка, ша!
Юрочка хотел что-то ответить, но высокий не удостоил его вниманием и снова затянул:
В больницу привозили и клали на кровать...
Считая, что наступил удобный момент, Надя решила воспользоваться им и стала чуть заметно продвигаться к двери. Однако это не ускользнуло от Юрочки, и он бросился ей наперерез.
- Вас, барышня, как зовут? - стараясь изобразить улыбку, спросил он.
Надя не совсем представляла да и не думала о том, что может произойти в ближайшую минуту: ей просто-напросто было страшно в этой компании, она видела перед собой не человеческие лица, а звериные морды в хищном оскале... И Василий совсем сдал. Сидит, покачиваясь, языком не ворочает. Только бы выскочить в гостиную... И тут Надя вспомнила: в гостиной стоят прислоненные к креслу винтовки. Только бы добежать, и тогда эти типы узнают... Что они должны были узнать - Надя не смогла бы ответить, но чувствовала: в. обиду она себя не даст!
- Зовут меня Надеждой, - сухо ответила она.
- Симпатичное имя, - не прекращая игры, восторженно сказал высокий и снова запел:
Два доктора, сестрица старались жизнь спасать.
Значит, он наблюдает, все видит и слышит...
- Замужем? - спросил Юрочка.
- Нет... - односложно ответила Надя, тоном своим стараясь дать понять, что она не намерена продолжать разговор, что это ее личное дело и больше никого не касается. Все это Надя хотела сказать резко и прямо, но сдержалась, подумав, что не следует подливать масла в огонь.
- Выдадим замуж! - положив гитару на стол, сказал высокий. - Мы и об девушках заботимся.
- Ты где живешь? - подступая к Наде, спросил Юрочка.
- Где-нибудь живу...
- Пойдем на минутку. Выйдем. Разговор один есть... Об жизни... Об деле! - Юрочка попытался обнять Надю, но она, оттолкнув его, отпрянула в сторону. - Ты! Не шарахаться, - заорал он. - А то мокрое место из тебя исделаю!
Из-за стола поднялся Василий и, пошатнувшись, потянул на себя скатерть. Загремела, зазвенела полетевшая на пол посуда.
- Ме-меня... мутит... - нутряным голосом протрубил Василий и пополз и двери.
- Животная некультурная! - озлился высокий и с силой пнул его носком сапога. Затем, широко расставив ноги и засунув руки в карманы галифе, он остановился перед Юрочкой.
- Я сам поговорю с дамой!
- Чего?! - набычившись, спросил Юрочка.
- Иди, говорю! - потребовал высокий.
- А это не видел? - крикнул Юрочка и соорудил комбинацию из трех пальцев, лизнул языком выпятившийся большой и сунул ее к самому носу компаньона.
Этот воинственный и вместе с тем оскорбительный жест не возымел должного воздействия. Высокий откинул голову назад, отстраняясь от не совсем приятного сооружения, осторожно отвел руку Юрочки в сторону.
- Юрочка, - с нежностью сказал он. - Я тебя прошу: будь добренький - уйди! Ты можешь понимать русский язык?
- Сам уходи! Сматывайся! - свирепея, заорал Юрочка.
- Давай не будем, - примиряюще сказал высокий и, выхватив из кармана колоду карт, ловко перетасовал ее. - Тяни...
- Так, да? - недовольно, но уже более спокойным голосом спросил Юрочка.
- Закон! - ответил высокий.
Юрочка потер в нерешительности ладонь о ладонь и выхватил из колоды карту.
- Валет! - захлебываясь от радости, крикнул он.
Высокий бросил на карту косой взгляд, кивнул головой, мол, вижу, снова перетасовал карты, отдал их Юрочке; он тоже потасовал, затем снял добрую половину колоды, еще раз потасовал и протянул высокому. Высокий осторожно запустил пальцы в колоду и не спеша протянул карту.
- Туз, - безразличным голосом, не отрывая от компаньона глаз, сказал длинный. - Моя дама. Смойся! Валяй с обыском...
Надя поняла, что больше нельзя терять ни мгновенья, и со всех ног бросилась в гостиную. За ней с криком ринулись бандиты. Она кинулась к тому креслу, где находились оставленные винтовки, но их уже не было...
- Помогите! - в отчаянии закричала Надя.
Глава двадцать первая
С лестницы прогремел выстрел, и она увидела там студента. В руках у него была винтовка, вторая висела за плечом.
- Беги! - крикнул он. - Сюда беги!
Надя кинулась вверх по лестнице.
Тем временем опешившие вначале от неожиданного выстрела Юрочка и его компаньон открыли беспорядочную револьверную стрельбу по беглянке и невесть откуда появившемуся человеку, захватившему их винтовки.
Обручев и Надя притаились за выступом на втором этаже у самой лестницы. Сквозь просветы невысокой балюстрады они хорошо видели всю гостиную и имели возможность следить за каждым шагом Юрочки и высокого, тогда как громилы могли лишь догадываться об их местонахождении. Скрываясь за мебелью, грозя и ругаясь, Юрочка и высокий изредка постреливали - должно быть, заряды у них подходили к концу. У Обручева патронов тоже было немного - в карабине ни одного, а в магазинной коробке винтовки после сделанного выстрела осталось четыре. Обручев знал твердость своей руки и меткость глаза: среди офицеров полка он считался превосходным стрелком. Ему было вполне достаточно двух патронов, чтобы уложить находящихся внизу бандитов, он и первым выстрелом мог ухлопать одного из них, а это скорее всего был бы высокий, первым бежавший за Надей. Но Обручев этого не сделал, намеренно послал пулю так, чтобы она никого не задела. И жалел, что не мог влепить каждому из них. Понимал - нельзя.
Стоило ему взглянуть на вошедших, как он разгадал их, хотя они и понацепили на себя изрядно кумача. Юрочку он раньше не встречал, а высокого видел у полковника Рубасова и знал, что это уголовник, вор и убийца Сашка Бондарь, только что освобожденный из тюрьмы по приказу все того же полковника Рубасова. Обручев хорошо его запомнил.
Увидев, что бандиты ушли в столовую и не взяли с собой винтовок, он в первое мгновение даже глазам не поверил - такой невероятной показалась ему удача! Им овладела мысль - захватить винтовки. Обручев стал ждать подходящего момента, и такой момент наступил. Когда Бондарь, настроив гитару, рванул струны, поручик бесшумно спустился вниз, схватил оружие и через несколько мгновений был уже снова наверху. Торопливо проверил патроны - в карабине ни одного, в винтовке полная обойма. Теперь, в случае чего, просто так его не возьмешь!
Увидев, как из столовой выполз Василий и, пошатываясь и заплетаясь ногами, побежал к выходу, Обручев подумал, что это неспроста.
Но вот Надя бросилась прочь от бандитов, стала звать на помощь, Обручев решил, что больше медлить нельзя.
Бондарь потребовал, чтобы им вернули винтовки, и за это обещал никого в доме не трогать. В ответ Обручев предложил бандитам сдаться, иначе он перестреляет их. Если они согласны, то пусть сложат возле лестницы все имеющееся у них оружие и отойдут в дальний угол. Вместо ответа Бондарь и Юрочка разразились новым потоком брани и, подбадривая друг друга, ринулись к лестнице. Первым, с револьвером в вытянутой руке, на лестницу ступил Юрочка, но сверху грянул выстрел, пуля ударила в револьвер Юрочки и рикошетом угодила в середину трюмо. Зеркало звякнуло, и осколки стекла брызнули во все стороны. Юрочка взвизгнул, выронил револьвер и кинулся наутек.
В это время дверь широко распахнулась, и в нее ворвалось несколько вооруженных красногвардейцев. Среди них был и Семен Маликов. Из-за косяка соседней комнаты выглядывал Василий.
- Что за стрельба? Прекратить! - властно приказал невысокий человек с бородкой клинышком, в простой солдатской одежде. На его шапке алела кумачовая полоска. Такие же ленты были и у остальных.
- А ты что за тип? Чего надо?! - держа маузер наготове, нагло спросил Бондарь.
- Нужна квартира!
- Квартира занята. Так что айдате, мотайте, - все более распаляясь, заорал Бондарь.
- Кем занята? - не выдержал Семен Маликов.
- Самим комиссаром красного отряда, - подскочив к Бондарю, отрапортовал Юрочка.
Человек с бородкой понимающе глянул на своих спутников.
- Каким же это комиссаром? - спросил он.
- А самим Кобзиным! Это тебе не кто-нибудь!
- Интересно получается, - улыбнувшись в усы, сказал человек с бородкой. - И где же этот твой комиссар?
- Раскрой гляделки! - прорычал Юрочка. - Не видишь, что ли?
- Ты? - спросил Бондаря человек с бородкой.
- Вроде, - не совсем определенно ответил Бондарь.
- А я тоже комиссар Кобзин, - сказал человек с бородкой.
Кто-то из его спутников рассмеялся. Бондарь все это понял по-своему и весело заулыбался.
- Тоже подставной? - легонько хохотнув, спросил он. - Эта шпана, полковник Рубасов, три штуки комиссаров Кобзиных, шкура, исделал. - Бондарь протянул человеку с бородкой руку. - Здорово, тезка!
Но тот ему руки не подал.
- Нет, я не подставной, я настоящий. Два подставных уже арестованы, ты третий. Руки вверх! - приказал он. На Бондаря и Юрочку в упор глянули винтовки красногвардейцев. - Ни о места! Маликов, забери у них оружие.
Поняв, что сопротивление бесполезно, Бондарь охотно отдал Семену свой маузер.
- Хорошая машина, - непринужденно сказал он.
- Пожары - ваше дело? Жгли? - спросил Кобзин.
Бондарь покашлял в кулак.
- Боже упаси! Мы работаем по золоту!
- Красные банты нацепили, - не скрывая ненависти, сказал Кобзин. - Посдирайте с них! Завтра вас ревтройка судить будет. Расстреливать таких надо без жалости.
- За что, товарищ комиссар? - вдруг поняв, насколько опасно его положение, взмолился Бондарь. - Мы же ничего, поверьте совести! Нас выпустили за это самое...
- А вы рады стараться? - И, отыскав глазами Василия, Кобзин спросил: - Они? О них ты говорил?
- Как перед богом! - Василий перекрестился.
- Гад! Га-ад! - неожиданно завопил настороженно озиравшийся Юрочка и кинулся на Василия. Юрочку схватили несколько крепких рук. Тогда он упал на пол, стал биться всем телом и орать во весь голос: - Я псих! Я припадошный!
К нему метнулся Бондарь и, изловчившись, обеими руками вцепился в волосы.
- Падло! - скрипнув зубами, крикнул он. - Вставай!
Юрочка всхлипнул и покорно поднялся.
- Не дрожи, падла, будь человеком, - снова прикрикнул на него Бондарь. - Советская власть никого не обижает.
Приказав увести бандитов, Кобзин спросил у Семена, где хозяйка, и тут же увидел Надю. Она стояла на верху лестницы, обеими руками опершись на перила, вся подавшись вперед, и, казалось, готова была разрыдаться. Позади нее, все еще с винтовкой, стоял Обручев.
Семен Маликов кинулся к ним и, взяв обоих за руки, повел вниз к Кобзину.
- Вот она, Петр Алексеевич, Надя Корнеева. А это - тот самый студент Сергей Шестаков.
- Здравствуйте, - сказал Кобзин и пошел навстречу. Он протянул Наде руку, она хотела было подать свою, но вместо этого прижала ладони к лицу, чтобы скрыть вдруг покатившиеся слезы.
- Надя, Надь, ты что? - забеспокоился Семен. - Теперь все! Это же наши. Понимаешь?
Надя вытерла по-детски, кулаками, слезы и обратилась к Кобзину:
- Возьмите меня к себе.
- В отряд?
- Да.
- Такую кислую? - пошутил он и, посерьезнев, продолжал: - Успокойся, успокойся, дружок... Не плачь. Слезой дорожить надо, она много стоит. А насчет отряда - подумаем. Ты твердо решила? У нас жизнь тревожная и опасная.
- Я не из нежных.
- Знаю, мне Маликов о тебе рассказывал. Не обижайся на мои слова: нам действительно сейчас трудно, очень трудно. Не каждый сможет выдержать. Вот и хочется, чтоб человек знал, на что идет, чем рискует.
- Я, что хотите, буду делать - стирать, стряпать. Я же все умею, - настойчиво просила Надя.
- В отряде, помимо стирки и стряпни, дел всяких дополна, - заметил Семен Маликов. - Только успевай поворачиваться.
Кобзин, соглашаясь с Семеном, утвердительно кивнул и сказал:
- А в общем-то ты молодец, правильно решила!
- Значит, Петр Алексеевич, дела у нас пойдут в гору, ежели и женский пол за оружие возьмется, - проговорил басом пожилой красногвардеец и, положив руку Наде на плечо, добавил: - Ты, девка, гордись - первая в отряде красногвардейка! Вот какой у тебя чин. Медицина из женского полу есть, а вот чтоб, как говорится, рядовой - нету!
- Ну что ж, откладывать не станем, давай-ка, Надя, приступай к работе! Хозяева уехали, да? Будь за хозяйку, веди, покажи дом. - Взглянув на стоявшего в стороне Обручева, Кобзин подошел к нему. - Спасибо. За помощь Семену Маликову спасибо... Между прочим, откуда у тебя эта пушка?
Обручева резануло обращение к нему Кобзина на "ты", но он не подал виду и только было собрался ответить, как его опередила Надя:
- У этих бандитов взял! - сказала она. - И наверху еще одна лежит. Если бы не он, товарищ Кобзин, я даже не знаю, что бы тут было!
- Вот видите, Петр Алексеевич, я же вам говорил, какой это парень! - воскликнул с жаром Семен Маликов.
- Что собираешься делать? - спросил комиссар Обручева.
- Не знаю, - нерешительно ответил Обручев. - Хочу уехать. - Он слово в слово повторил историю о смерти отца, которую уже рассказывал Наде.
Кобзин одобрил решение студента, но предупредил, что при сложившейся обстановке трудновато пробраться в Ак-булак, все дороги перехвачены белоказаками.
- Я сам уже об этом думал, - ответил Обручев, - но все же решил попытаться.
Кобзин не стал отговаривать, лишь сказал, что, если студент надумает остаться здесь, пусть зайдет к нему. Отряду нужны такие люди. Ведь он, несомненно, понимает, что происходит вокруг?
- Да, конечно, - ответил Обручев.
Пошли осматривать дом. Вместе со всеми отправился и Обручев.
Надя повела сначала наверх, поясняя, для чего или для кого предназначалась каждая комната. Когда осмотрели нижний этаж, она предложила спуститься в подвал. Немного робея, Надя взялась за необыкновенный замок "с секретом", и он послушно открылся. Если в жилых комнатах Кобзин не задерживался, то подземелье осматривал с особой тщательностью. Ему особенно понравилось, что второй ход из подвала ведет во двор, и он объявил, что ввиду бегства хозяев с врагами Советской власти - белоказачьими бандами атамана дом купца Стрюкова и все в нем находящееся национализируется именем революции. В первом этаже разместится штаб отряда. Все жильцы дома могут оставаться в занимаемых ими комнатах. При желании комнаты можно заменить. Он рассказал Наде, что можно оставить из мебели, а что убрать, но сложить так бережно, чтобы ни одна вещь не испортилась, потому что все это стало достоянием народа.
Глава двадцать вторая
Надя принялась за работу с большой охотой. Нашлись помощники. Часа через два в доме произошли такие изменения, что, появись сам Иван Никитич, он не узнал бы своих комнат: кажется, здесь никогда не было ни портьер, ни картин, ни хрусталя. Вместо мягкой мебели и прочей дорогой обстановки появились простые столы, стулья, скамейки, табуретки. Наверху, на втором этаже, были наскоро устроены нары, там разместились связные и дежурные по штабу. В комнату к Обручеву поместили Семена Маликова. Центром штаба стал кабинет Стрюкова. Когда оттуда хотели вынести кожаный диван, Кобзин попросил оставить, сказав, что временно здесь будет и его жилье.
Вскоре в штаб людей понахлынуло, будто плотину прорвало. Хотя у ворот стояли два красногвардейца и для порядка спрашивали приходящих, зачем и к кому нужно, пропускать приходилось всех, у каждого находилось неотложное дело, каждый хотел лично видеть комиссара Кобзина. Шли и шли...
Увидев в полуоткрытую дверь Надю, Кобзин поманил ее рукой.
- Тут у нас вот какое дело, - нахмурив брови, сказал он. - Вот уже темнеть начинает, а в отряде есть бойцы, у которых со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было. Надо хоть чем-нибудь накормить голодных. Вот я и хотел узнать - остались ли какие-нибудь припасы Стрюкова?
- А как же, есть! - с готовностью ответила Надя. - У нас на весь год запас овощей: картошка, капуста, всякое соление. Мы с бабушкой этим занимались. Я могу сейчас чугуна два картошки отварить, У нас есть чугуны трехведерные.
В комнате наступило оживление, красногвардейцы радостно загомонили, видать, пришлись по душе Надины слова.
- А я против картошки! - решительно заявил, поднимаясь с корточек, куривший у порога самокрутку пожилой красногвардеец. Одет он был в старое драповое пальто, поношенные ботинки; худое лицо, иссеченное морщинами, суровый из-под клочковатых бровей взгляд и строгий голос делали этого человека неприветливым и угрюмым на вид.
Гомон в комнате призатих.
- Иван Игнатьевич, нельзя ли поточнее? - попросил Кобзин.
Тогда, опершись на винтовку, старик заговорил о том, что в нынешний момент, когда в городе нет продовольствия и он, например, знает, что в деповском поселке детишки сидят голодные, они, здоровые мужики, не имеют права жрать картошку. Совесть не позволяет.
- Как всегда, вы правы, Иван Игнатьевич, - согласился Кобзин. - Да и не хватит двух таких чугунов на добрую сотню крепких ребят. Похлебку бы сварить! Хоть всю ночь варить да кормить, лишь бы всем хватило.
- Подождите, подождите, Петр Алексеевич! - спохватилась Надя. - У Стрюкова на конном дворе есть большие котлы. Одного, пожалуй, на сто человек хватит.