На станцию Соляная защита он добрался с товарным поездом, когда совсем уже стемнело, на что Семен и рассчитывал. Теперь до Соляного городка оставалось всего около пяти верст, дорога вилась по заснеженной равнинной степи, и если днем просматривалась на всем ее протяжении, то ночью тонула во тьме.
Довольный первой своей удачей Семен зашагал в Соляной городок.
В минувшем году ему довелось побывать в этих краях. Вместе со своим напарником по цеху, Николаем, он приезжал сюда на рождественские праздники. Они гостили тогда около недели.
Отправляясь в это опасное путешествие, Семен намеревался прежде всего зайти в знакомый двор.
На Семене была простая казачья одежда: полушубок, перехваченный кушаком, стеганые штаны, заячий малахай, на ногах валенки. Все это было изрядно заношено, но не говорило о бедности, наоборот, каждый, взглянув на этого подобранного молодого казака, мог подумать, что он рачительный и крепкий хозяин.
До Соляного городка Семен добрался благополучно.
Поплутав по переулкам, он с трудом нашел нужную ему присадистую избу-землянку. Огня уже не было, должно быть, хозяева улеглись спать.
"Стучать или не стучать? Если бы знать, что посторонних там нет, можно бы действовать без сомнения... А вдруг на постое белоказаки? Сам в лапы напросишься!"
Постояв в нерешительности, Семен бесшумно приоткрыл калитку и проскользнул во двор. Осмотрелся. Все на старом месте. В глубине двора небольшой сарай, рядом стожок сена.
"Может, забраться в сарай да и пересидеть до утра? Там, где находится скотина, всегда тепло, конечно, не как в избе, но терпимо".
Семен уже совсем было решил направиться к сараю, но в соседнем дворе тявкнула собака, неподалеку откликнулась другая, и вскоре уже разноголосый хор собачьих голосов будоражил ночную тишину.
Семен тихонько постучал в окно. Уголок занавески приподнялся, показалось знакомое бородатое лицо. Затем послышался стук двери, и из сеней мужской голос спросил:
- Кого надобно?
- Вас, Петр Фомич. Я Семен. С Николаем приезжал минувшей зимой. Помните?
Дверь отворилась.
- Давай, входи быстрее, а то мороз сокрушает, - сказал хозяин и ввел Семена в избу.
- Кто там? - спросил женский голос.
- Семен. Гостенек наш. Николашкин дружок.
- Батюшки! - не то удивилась, не то испугалась женщина.
- Давай-ка раздевайся, - сказал хозяин. - Только огня я зажигать не буду, от греха подальше.
- Да как же это без огня? - забеспокоилась женщина. - Ты, старик, хоть коптилку вздуй.
- Чтоб непрошеные нагрянули? - отозвался хозяин.
- Не сидеть же человеку в потемках!
Семен успокоил, сказав, что ему огонь совсем без надобности.
- Мне бы переночевать у вас, и все. Что на это скажете?
Женщина вздохнула.
- Места в избе не перележишь, - ответил хозяин. - Только у нас такая оказия, что и человека в свой дом пустить не моги. Облава за облавой. Вчера дважды охранники заглядывали и наказ такой дали - никого стороннего не принимать, а если кто зайдет, тут же знак подать. Иначе, мол...
Хозяин не закончил фразы, но Семен и без слов его понял, что может грозить тому, кто не выполнит приказа контрразведки. Он понял и то, что хозяева напуганы его приходом, но стараются этого не показать.
"Надо уходить. В летнее время можно бы найти укромное место, летом каждый кустик ночевать пустит, а сейчас где спрячешься?"
Не ожидал Семен, что в Соляном городке введены такие строгости... Старается полковник Рубасов!
Конечно, хозяева не откажут, разрешат переждать хотя бы до утра. И скорее всего все обойдется благополучно... Ну, а если нагрянут белоказаки? Тогда этим добрым людям несдобровать. Надо немедленно уходить.
Он поднялся, еще не решив, куда же ему направиться.
- Извиняйте, пойду я...
- Ты на нас не серчай, - приглушенно сказал хозяин, и в его голосе Семен услышал смущение, просьбу и боль.
- Так ночь же, - вступила в разговор женщина. Она успела одеться и уже стояла посреди комнаты.
- До утра-то уж как-нибудь... А? Отец! - нерешительно сказала она.
- Так я разве что? - ответил хозяин. - Сам понимаю. - И с горечью вздохнул: - Эх, жизнь! Не жизнь, а жестянка, на белый свет смотреть не хочется... У тебя документы-то какие есть?
- Совсем пустой, - усмехнувшись, ответил Семен.
- Ох, ребятушки, ребятушки, буйные головушки, - сказал хозяин. - И как же ты думаешь, не дай бог чего?..
- А что мне? Я форштадтский казак, и вся недолга.
- Давай раздевайся, - предложил хозяин. - Бог даст, все обойдется. Как там Николай? Живой, здоровый?
- Живой! Вот вытурим беляков, в гости явится.
- Плохо у вас там в городе? Голодно? - спросила хозяйка.
- Хорошего пока мало, - сдержанно ответил Семен. - Ну, а все ж, можно сказать, дело пошло на улучшение. Казачни белой много накопилось в Соляном?
- Как саранчи, - ответила женщина. - В каждой избе полно. У нас тоже были на постое. Ушли. Изба больно холодная.
- А я с морозу и не заметил, - сказал Семен. - Ну, хозяева, спасибо вам за приют да ласку. Пойду я.
- До утречка посиди.
- Не могу. Нельзя.
- Все равно, тебе деваться некуда, - поддержал жену хозяин.
- Хочу на вокзал удариться.
- Никуда мы тебя не отпустим, и разговорам конец.
- Если так, спасибочко. Но в избе я не останусь. В сарае посижу.
Хозяин ничего не успел ответить. На улице снова послышался разноголосый лай, прогремел выстрел. Хозяин припал к окошку.
- Опять облава, - прошептал он. - Айда скорее в сарай!
- Случай чего - вы знать не знаете, - сказал Семен. - Сам забрел. Стучал - не пустили.
- Господи, пресвятая владычица, защити и помилуй! - зашептала хозяйка.
Семен прошмыгнул в сарай.
В дверную щель он видел, как во двор ввалились казаки. Одни пошли в дом, другие направились к сараю.
Семен отступил в угол.
Едва вахмистр успел чиркнуть спичкой, как один из казаков увидел Семена.
- Ваше благородие, глядите! - закричал он.
На Семена набросились несколько человек, скрутили ему руки и потащили в избу.
- Кто таков? - стал допрашивать вахмистр.
- Форштадтский казак, - ответил Семен, - Елизар Чумаков, - назвал он заранее придуманную фамилию.
- Что делал в сарае?
- Так ничего я там не делал, - самым невинным тоном ответил Семен. - Деваться-то мне некуда. На улице ночь, куда ни постучу - не пускают. Совсем промерз. Вот и к ним стучал, говорят - проходи с богом. Я и завернул в сарай. Все ж теплей.
- В Соляной зачем приехал?
- За солью. В городе-то ведь у нас всего в натяжку, а соли и совсем нету.
- Кто тебя послал? - приступал вахмистр.
- Сам поехал, ваше благородие. Тут же она под ногами лежит, и берег у озера весь из соли. Я прошлый раз приезжал, пешней отковырнул вот этакий кус, так у меня на базаре прямо на разрыв.
- Значит, спекулянт?
- Ну, какой я спекулянт, - скромно ответил Семен. - Можно сказать, своими руками соль добываю. Для людей, можно сказать, стараюсь.
- Хорошо, если так. Завтра разберутся, кто ты есть. Шагай вперед! - прикрикнул вахмистр.
Утром его привели к полковнику Рубасову.
Семен повторил все, что ночью рассказал вахмистру.
Рубасов спокойно слушал и, когда Семен замолчал, приказал дежурному:
- Позовите сотника.
В комнату вошел Иван Рухлин.
- Он? - спросил Рубасов, кивнув на Семена.
- Он, господин полковник, Семен Маликов.
- Ну-с, голубчик, Чумаков-Маликов, с благополучным прибытием!
Глава восьмая
Кобзин возвращался с паровозоремонтного завода, где пробыл несколько дней. Завод стоял, но рабочие-паровозники взялись отремонтировать бронепоезд, брошенный белогвардейцами за негодностью.
Поначалу, когда осматривали бронепоезд, всем казалось, что оживить его невозможно. Кобзину, единственному инженеру в отряде, пришлось самому взяться за дело и немало поломать голову над тем, как из покореженного железного лома сделать боеспособный бронепоезд. Труд его не пропал даром, и уже можно было рассчитывать, что через несколько дней красногвардейцы атакуют станции, занятые белоказаками.
Представляя себе, какую сумятицу внесет у белых внезапное появление красногвардейского бронепоезда, Кобзин благодушно улыбался и не торопил трусившую мелкой рысцой лошадь. Он даже не заметил, как к нему подскакал Джангильдек Алибаев.
Отсалютовав плетью, Джангильдек спросил:
- Петр Алексеевич, ты что так долго пропадал на заводе? Все, можно сказать, соскучились...
- Друг ты мой Джангильдек, бронепоезд у нас будет, как новенький! Если хочешь, поедем завтра, посмотришь,
- С удовольствием! С большим удовольствием.
Вдруг Алибаев тронул Кобзина концом плети и, осторожно показывая вперед, спросил:
- Женщину впереди видишь? Вон та, вся в черном.
- Ну вижу.
- Знаешь, кто такая?
Кобзин внимательно посмотрел на медленно шагавшую стройную, молодую женщину.
- Нет. Не знаю!
- Так это же Ирина Стрюкова! Дочка твоего любезного хозяина. А знаешь, куда идет? К тебе идет. Да, да, к тебе...
- Делать ей у меня нечего.
- Не говори так, Петр Алексеевич, не говори, - лукаво улыбнулся Джангильдек. - Дело у нее большое. И сам увидишь, придет.
- А ты откуда знаешь, какое у нее дело?
- А я много всего знаю. Ты только послушай: мои джигиты на днях перехватили письмо от полковника Рубасова. Ей, Стрюковой, письмо, этой самой. Что ты скажешь? Ждут ее в Соляном городке...
- Ждут? - удивился Кобзин.
- Она должна организовать у них женский батальон смерти, - таинственно сообщил Алибаев. - Понимаешь?
- А где письмо?
- Осторожно заклеили и отдали по назначению. А копию сняли. Вот она к тебе, должно быть, идет.
- Идет, значит, никуда не денется, - сказал Кобзин. - Ты вот что мне скажи, Маликов вернулся?
- И сам не вернулся и вестей никаких! Разведчик он, конечно, опытный, но уж больно долго нет... Почему так?
- Не знаю. Хочу думать, что все благополучно.
Они въехали во двор, остановились у коновязи, спешились и пошли в дом.
На крыльце им встретился Обручев. Он приветливо поздоровался с Кобзиным и в немногих словах доложил, что за последние дни никаких особых событий не произошло, что охрана штаба ведется круглосуточно. Нарушений со стороны часовых не замечено.
В это время у ворот появилась Ирина. Она хотела войти во двор, но ее задержал караульный и потребовал пропуск.
Кобзин и Алибаев молча переглянулись.
- Товарищ Шестаков, если это ко мне, пропустите, - сказал Кобзин Обручеву.
- Пропустите, - издали крикнул часовому мнимый студент и пошел навстречу Ирине. - Вам кого? - безразлично глядя на нее, словно увидел впервые в жизни, спросил он.
- Мне нужно повидать комиссара Кобзина, - сказала Ирина и одними только губами прошептала: - Здравствуй, Гриша.
Обручев ответил ей чуть заметным кивком.
- Вас провести? - спросил он.
- Пожалуйста.
- Прошу за мной.
Ирина следовала за Обручевым и слегка покусывала губу. Она шла по двору, где в детстве бегала, играла; поднималась на крыльцо, с которого когда-то прыгала...
Голова ее кружилась, на глаза навертывались слезы. Ирина вошла в дом, где протекла большая часть ее жизни, но вошла, как чужой человек входит в незнакомое помещение, где никто его не ждет. Она шла по комнатам и не узнавала их. Да, это была скорее всего казарма, а не жилой дом.
Перед кабинетом Кобзина Обручев остановился.
- Пожалуйста, входите, товарищ комиссар здесь. - Он распахнул перед Ириной дверь. - К вам, Петр Алексеевич.
- Прошу! - пригласил Кобзин.
Ирина увидела за столом, на том месте, где она привыкла видеть отца, человека в кожанке, с небольшой бородой клинышком. В стороне, удобно устроившись на диване, сидел молодой киргиз. Ирина на какое-то мгновение позабыла, зачем она пришла и о чем должна говорить.
- Я вас слушаю, - сказал Кобзин.
"Так это, видимо, и есть комиссар Кобзин", - догадалась Ирина.
- Я вот по какому делу... - начала она и замолчала, озлившись на себя за то; что говорит с этим ненавистным ей красным комиссаром, словно просительница.
- Я так полагаю, вы, наконец, решили вернуться домой? - решил подсказать ей Кобзин. - Правильный поступок. Давно пора. Монастырь не дом.
- Дом перестает быть домом, если в нем хозяйничают чужие, - сухо ответила Ирина.
Алибаев чуть подался вперед. Его задели слова этой надменной богачки.
- Извините, но мы здесь не чужие, - как можно мягче сказал он.
- Значит, я чужая, - не взглянув на него, обронила Ирина. И решительно добавила: - Мне необходимо уехать из города. Я пришла за пропуском.
- Куда уехать? И зачем? - спросил Кобзин.
- Это так важно?
- Представьте себе - да, важно, - сказал Кобзин.
- Куда - не знаю. Лишь бы подальше отсюда.
- Значит, не хотите сказать? Но, видите ли, мы и так знаем, куда вы держите путь...
Ирина вздрогнула.
- Документы с собой? - спросил Кобзин.
- Вот мои документы. - Она положила перед Кобзиным на стол бумаги.
Кобзин внимательно просмотрел их.
- Это все?
- Все.
- Теперь прошу сесть к столу и написать обязательство о невыезде из города.
- Как? Я, наоборот, прошу пропуск.
Алибаев любезно пододвинул ей стул.
- Пропуска вы не получите. Временно. Вот бумага, пожалуйста.
Ирина взяла ручку.
- А если я откажусь? - спросила она.
- Арестуем! - ответил Кобзин. - Арестуем сейчас же. А если удерете и вас поймают за городом без пропуска, расстреляем. Без суда, на месте! - добавил Алибаев.
Ирина набросала несколько слов.
- Вот подписка.
Кобзин прочитал.
- Вы свободны.
- А документы?
- Останутся у нас. Они вам пока не нужны. В свое время получите.
Взбешенная Ирина ушла, не простившись. Едва за ней закрылась дверь, Алибаев бросился к Кобзину.
- Надо арестовать! Она ядовита, как гюрза, незаметно укусить может.
- Арестовать никогда не поздно.
Глава девятая
Обручев проснулся задолго до рассвета; закрыл глаза и, пытаясь заснуть, стал считать до ста, потом до тысячи, но сон не приходил. Кто-то ему говорил, сейчас уже Обручев не помнил, кто именно, кажется, отец, что, если хочешь отогнать бессонницу, думай о чем-нибудь красивом, ну, хотя бы о деревьях в цвету, о милых сердцу друзьях детства, вообще о том, что оставило в памяти легкие и приятные воспоминания.
Ни один из этих советов сейчас не помогал Обручеву. Веки не могли долго оставаться закрытыми, начинали мелко вздрагивать и совсем раскрывались.
Нет, сегодня ему больше не уснуть. Разыгрались проклятые нервы. А нервничать нельзя, он должен быть, как никогда, спокоен, выдержан... Да, сегодня у него такой день, какие редко выпадают на долю, и то не всякому. Именно из-за этого дня он, поручик Обручев, превратился в Сергея Шестакова, из-за этого дня он опростился и опустился до того, что его стали панибратски похлопывать, по плечу такие, как Семен Маликов. Слава богу, с Семеном Маликовым все кончено. Хорошую службу сослужила Корнеева.
Жанна д'Арк! Он презрительно улыбнулся. Нет, он все-таки везучий, и счастье, видимо, пока еще не покинуло его. И разве это не удача, что Кобзин именно теперь, когда ему, Обручеву, нужно быть одному в этой комнате, чтобы подготовить все к взрыву, именно теперь отправил в разведку Маликова, можно сказать, развязал тем самым руки? Осталось недолго ждать, а время тянется медленно. Скорее бы, скорее!..
Обручев закрыл глаза и увидел отдушник в фундаменте дома Стрюкова, заложенную в нем взрывчатку. Все готово, осталось только поджечь фитиль. Сейчас бы пойти и... Но нельзя, нельзя!.. Надо дождаться утра. Утром соберется к Кобзину все большевистское начальство города - штаб! Вот тогда... Голову отряда отсечь, боеприпасы уничтожить... Да, это будет взрыв, какого не знали еще в этих краях. Возможно, он повернет и ход истории? Это, отец, будет первая по тебе поминальная свеча!
Когда рассвело, Обручев сменил посты, поговорил с часовыми, как обычно, доложил Кобзину, что по штабу - никаких происшествий, и, уточнив, пропускать ли посторонних во время заседания, поднялся к себе.
Его комната была хорошим наблюдательным пунктом, отсюда были видны ворота, и он мог следить за всеми, кто входил во двор. Но окна сплошь покрыл морозный узор. Обручев недовольно поморщился - вот тебе и наблюдательный пункт. Как когда-то в детстве, он продышал небольшое пятнышко, глянул в него - ворота как на ладони. Даже, пожалуй, лучше, что мороз так изрядно потрудился за ночь, снаружи теперь никто не увидит Обручева, а он может спокойно вести наблюдение.
Первым прискакал Джангильдек Алибаев, затем пришел Аистов, комиссар Самуил Цвильский...
Не прошло и четверти часа, как все двенадцать членов штаба были у Кобзина.
Все. Ждать больше некого. Надо действовать...
Обручев хлопнул по карману, торопливо достал коробок со спичками и, хотя знал, что отсыреть они не могли, вынул одну и уверенным движением чиркнул по коробку. Спичка вспыхнула. Хорошо!