* * *
Деревенька вынырнула как из ниоткуда. И дворов-то всего с дюжину. Ратибор истово перекрестился, чего обычно не делал. Хорошо, что не стал молиться. Вроде как Бог и сам понял, насколько им худо.
Но тело, давно приученное не доверять счастливым случаям, уже тянуло повод на себя. Витязь предупреждающе поднял руку - стой!
Он жадно вглядывался в лежавшую перед ним деревеньку. Беззащитная, как котёнок в лукошке, деревушка-весь утонула в сугробах. Над крайним домишком тянулась вверх струя дыма. Послышался детский смех, и малые ребята гурьбой вывалились за околицу. Слава Богу. Больше всего витязь опасался увидеть уже столько раз виденную картину - мёртвые разорённые избы…
Сзади вновь тихонько застонал Синица - видать, нестерпимо болела рука. Сердце Ратибора опять защемило - а ну, как нету тут толковой знахарки? Деревушка-то всего ничего…
Он толкнул пятками коня, и Серко, фыркнув, бодро потрусил к человечьему жилью.
* * *
Маленькая сельская хижина тем не менее как-то ухитрялась выглядеть чистенькой и опрятной. В углу возилась с каким-то отваром деревенская знахарка, маленькая и юркая, как мышка.
Кирилл Синица лежал на лавке, накрытый тёплой волчьей шубой. На лбу раненого выступили крупные капли пота.
- Ну что скажешь, бабонька? - первым не выдержал Ратибор.
Знахарка всё возилась со своим отваром, вроде и не слыша вопроса.
- Не слышу ответа! - чуть повысил голос Ратибор.
- Меня Лукерьей Петровной звать, между прочим - сварливо отозвалась знахарка - И неча тут громы метать, витязь. С татаровьями свою круть проявляй, а не с бабами деревенскими!
- Учту, Лукерья Петровна - усмехнулся Ратибор - Однако ответь…
- Выдь-ко на миг, витязь - знахарка сняла котелок с огня, поставила на стол, накрыв крышкой. Ратибор покосился на княгиню, недвижно сидевшую у огня на лавке. Глаза были закрыты, но по чуть заметному трепету длинных ресниц витязь понял - молодая женщина не спит. Он ещё раз обвёл глазами помещение. Вроде как угрозы княгине тут ждать неоткуда.
- Я коней взгляну, матушка - обратился он к княгине, и та чуть кивнула, не раскрывая глаз. И только тут до Ратибора вдруг дошло по-настоящему - да как это она ещё в сознании держится? Чудо…
* * *
- Плохо дело… как тебя по батюшке-то?
- Ратибор Вышатич я.
- Плохо дело у товарища твово, Ратибор Вышатич. Руку надобно резать.
Знахарка смотрела бесстрашно, прямо.
- Иначе никак? - медленно осведомился Ратибор.
- Ежели бы вчера… А сегодня никак. В кость гниль пошла уже. И скажу ещё - руку отымать надобно прямо сейчас. Иначе и это не поможет. Похоже, стрела та была с трупным ядом, витязь.
Ратибор помолчал, скрипя зубами. Понятно…
- Что от меня требуется, Лукерья Петровна?
Знахарка чуть усмехнулась.
- Ты и будешь мне помогать, Ратибор Вышатич. Сейчас маков отвар остынет малость, напоим товарища твово, и начнём.
Она ещё чуть помедлила, явно колеблясь.
- Говори уже, не боись - мрачно подбодрил её Ратибор.
- А я и не боюсь, витязь - сверкнула глазами знахарка - тот ли страх ныне по Руси бродит? Ты мне вот что скажи. Госпожа твоя непраздная…
- Откуда знаешь? - удивился витязь. Вроде незаметно никак…
- Вижу - усмехнулась Лукерья - Не слепая, чать. Так я про что… Не скинет она ненароком? А то у меня другой половины в избе нету… Может, ей покуда у кого ещё побыть малость?
Теперь заколебался Ратибор. Мысль здравая вообще-то. Негоже молодой женщине смотреть на то, что тут сейчас твориться будет. Может, и вправду?..
Но внутри у витязя уже всё вставало на дыбы. Весь его опыт телохранителя восставал против этого. Оставить княгиню в чужом доме без пригляду! Нет!
В памяти всплыло видение - внимательные, без тени страха глаза.
"Которых бить, Вышатич?"
- Нет - тряхнул головой Ратибор - Того, что она уже повидала… отрезанной рукой меньше ли, больше ли. Здесь останется она.
- Тебе видней, Ратибор Вышатич - колдунья потупила глаза - Ну что ж, пойдём.
* * *
- А-ыыы! Ироды! А-иии! Татары проклятыи-иии! Оооо… Душегубы, убивцы!
Привязанный к столу Кирила Первеич пытался дрыгаться, так, что сыромятные ремни скрипели, а сбитый из толстых тёсаных плах стол ощутимо потрескивал. Крепчайший маковый отвар сделал своё дело лишь наполовину - лишил пациента ума-рассудка. Нет, вначале всё вроде бы было нормально, но когда деревенская знахарка начала споро пилить косторезной пилкой кость, пациент проснулся и сейчас костерил своих мучителей в хвост и в гриву.
Перед началом операции знахарка строго велела витязю снять всю дорожную одежду, затем отыскала где-то чистую льняную рубаху, длиною аж до колен, и повязать голову чистым платком, причём на сарацинский манер - так, что остались открытыми только глаза. Сама она тоже переоделась в такую же сорочку, да ещё замоталась в свежий платок, оставлявшим открытым только лицо.
- А-ииии!! Людоеды!! О-иии!! Волчцы лютые!!! Мать вашу за ногу так и растак!!!
В тесной хижине было очень жарко, пламя горящих сосновых поленьев металось по добела выскобленным стенам и низкому дощатому потолку. Очаг у колдуньи был примечательный, с глиняным колпаком, вроде громадного кувшина без дна, собиравшим дым в трубу, так что в избу он совсем не попадал. Кроме очага, в углу притулилась ещё и низенькая печь с лежанкой, и тоже с трубой. Не такая уж бедная эта Лукерья Петровна.
Ратибор мельком взглянул на обеих женщин. Лицо знахарки, плотно повязанной до шеи чистым белым платком, покрылось мелкими бисеринками пота, и Лукерья то и дело взмахами рукава утирала этот пот. Лицо княгини вообще блестело от пота, брови страдальчески сведены домиком, но она держалась.
Княгиня Лада не только не испугалась происходящего, но и приняла деятельное участие в самой операции. Правда, ей тоже пришлось снять дорожную одежду и надеть на голое тело такую же рубаху, а на голову кусок чистого холста - ведьма была непреклонна.
- Жир давай!
Ратибор торопливо поднёс черепок с растопленным барсучьим жиром, сдобренным ещё каким-то зельем. Колдунья начала обрабатывать культю.
- О-ох… Пи-ить…
Ратибор вопросительно взглянул на знахарку, та чуть кивнула. Витязь взял ковшик с маковым отваром, поднёс к губам пациента. Кирила Гюрятич жадно заглотал, булькая.
- Хватит, хватит, это тебе не вода! - осадила Ратибора знахарка - Воды теперь дай ему!
Ратибор торопливо поменял ковш. Кирилл Синица подмены, похоже, не заметил.
- Повязку давай!..
* * *
- …Чего, Ратибор Вышатич, не спишь?
Знахарка сидела перед низеньким зевом печи на крохотной скамеечке, как никогда похожая на мышку, настороженно замершую перед норкой. Юркими, неуловимыми движениями она то подкладывала веточки и щепки в огонь, то помешивала в горшке кашу.
- Уснёшь тут… - проворчал витязь, скидывая ноги с лавки, куда устроила его на ночлег гостеприимная хозяйка.
Разумеется, он лукавил. Если бы можно было, он сейчас проспал бы как минимум сутки, не просыпаясь.
Если бы только это было возможно…
Княгиня Лада, окончательно выбившись из сил, буквально свалилась. Сейчас она спала на печке, дышала легко и ровно, и лицо её, утратившее уже въевшееся непрерывное страдание, в полутьме выглядело донельзя юным и прекрасным. И даже не видно отсюда тёмных кругов под глазами…
Кирилл Синица посвистывал носом. Железный малый! Тяжёлый наркотический сон у него плавно сменился здоровым младенческим.
- Слышь, Ратибор Вышатич… Может, передохнёте с госпожой хоть один день? Её ж уже ветром шатает. Отоспится на печи…
Витязь тяжело встал, направился к двери. У самой двери остановился.
- Нельзя. Никак нельзя, Лукерья. Сейчас поедем.
* * *
- …Ха, это ж разве что! Вот раз со мной было - опились мы с братом Савватием греческим вином - вот где было тяжко… Да хуже того, наутро ничего не осталось, поправиться. И денег ни медяка! Так что брат Савватий, он пожиже меня будет, ажно взмолился - добей, грит, меня, Кирилушка, вона кочерга в углу стоит… Нету сил терпеть муки адовы! А лучше сыщи вина, где хошь!
Женщины прыснули. Ратибор тоже ухмыльнулся в бороду, чувствуя немалое облегчение. Несмотря на изрядную слабость, Кирилл Синица уже не лежал на столе, а полулежал на лавке, на мягком ворохе тряпок и овчин, покрытом чистой холстиной. И даже вкушал из горшка свежесваренную ячневую кашу, заправленную топлёным маслом, не совсем ещё твёрдо, но уверенно орудуя уцелевшей правой рукой. Похоже, здоровье книжного человека и впрямь было несокрушимо, ему не могли повредить ни пребывание голым на морозе, ни лошадиная доза крепчайшего макового отвара, ни ампутация, ни даже греческое вино.
- Ну и как? Нашёл вино-то? - подала голос Лукерья.
- А то! Вишь, какое дело - они все хитрые, греки-то. Блюда у них в харчевнях оловянные, да все на цепях прикованы - это чтобы всякая голь перекатная не стащила ненароком. Ну да от русского человека разве убережёшься? Уж я хозяина и так, и этак - отмолю, мол, Бога за тебя, добрый человек, не дай помереть со товарищем. Или хоть отработаю, чего скажешь! А он знай башкой качает, смеётся - работников, грит, у меня хватает и без вас, дармоеды, а молиться я и сам умею. Ну ладно… Приглядел я в кухне котёл медный - здоровенный, зараза, что колокол! Улучил момент, и наверх с ним, в горницу, где мы с братом Савватием обретались. Слышу маленько погодя внизу - шум, крик, хозяин повара и слуг лупит почём зря. Тут я и возник - не бей христианские души, говорю, помогу я выручить котёл твой… Он на меня, но тут я уж ему твёрдо - не имеешь права руку подымать на слуг Господа нашего, а ежели хочешь знать правду - наказал тебя Господь малой карой за то, что глух остался к гласу страждущих и мающихся… Но всё ещё поправимо, слава Богу. Тут хозяин засмеялся, рукой махнул и выдал нам с братом Савватием изрядный кувшин вина, для поправки и просветления…
Женщины снова прыснули, засмеялись. А Кирилл Синица внезапно посерьёзнел, откинулся на своём ложе.
- Ладно всё-таки, что щуйцей я тогда стрелу-то словил. Переучиваться писать-то другой рукой в мои года уже тяжко.
Теперь Ратибор смотрел на книжного человека с изумлением. Вон о чём думает, в его-то положении.
- Так мыслишь, ещё понадобится тебе умение сиё, Кирила Гюрятич? - медленно спросила княгиня. Ратибор мельком взглянул - ни тени улыбки на её лице.
Кирилл Синица тоже помедлил.
- Пойми, госпожа моя… Конечно, в наши дни человек и с верой может пропасть запросто, чего уж… Но ежели кто без веры - тот пропадёт точно. Надеяться надо всегда.
* * *
- … Нет, госпожа моя. Никак невозможно. И Лукерья вон то же бает - не сдюжит он дороги. Никак не сдюжит.
Княгиня молчала, долго, кусая губы. А что тут скажешь. Действительно, как ни крепок Кирилл Синица, а надо ему отлежаться хотя бы несколько дней.
- Сколь ему лежать?
- Неважно. У нас и единого дня нету в запасе. Поверь мне, госпожа моя.
- Это что же, Вышатич… Выходит, мы их бросаем тут на поругание… На смерть лютую оставляем.
Ратибор смотрел на молодую женщину угрюмо, но глаз не отводил. Откуда ей знать…
- Послушай меня, госпожа моя. Ведомо ли тебе, что я служил у мужа твоего сотником ранее?
- Ведомо, Вышатич.
- Так вот. Было одно ратное дело, когда князь велел мне отход прикрывать. И остались мы с неполною полусотней против орды половецкой. И покуда половцы рубали нас в капусту, князь Рязанский с ратью успел через реку переправиться. Прав ли он был, как мыслишь?
Княгиня смотрела снизу вверх, огромными сухими глазами.
- Не знаю, Вышатич.
- Прав. Потому как целое всегда больше.
- Это меня ты имеешь в виду? - невесело усмехнулась Лада - Половинка я, Вышатич. Остаточек.
Ратибор ещё чуть помолчал. Эх, не учён красно говорить…
- Сбираться надобно, госпожа.
* * *
- Ну что, давай прощаться, Кирила Гюрятич. Бог даст, когда и свидимся.
- Храни вас Бог, родные мои.
Стоявшая сзади княгиня вдруг порывисто шагнула вперёд, наклонилась над раненым и поцеловала.
* * *
Ратибор начал осторожно высвобождать руку, но пальцы молодой женщины неожиданно сильно сжали её.
- Погоди чуток, Вышатич.
- Трогаться надобно, госпожа моя…
- Погоди, говорю тебе. Слушалась я тебя всю дорогу, послушай разок и меня.
Витязь послушно прекратил попытки высвободить руки. Ладно…
- Слушай меня, Ратибор Вышатич. Ты убьёшь Бату-хана.
Возможно, она ждала возражений. Или хотя бы возгласа - "Я?!!". Он молчал.
Её глаза пылали отсветами огня, но витязю казалось, что они светятся сами по себе.
- Ты сможешь. Кто, если не ты? Я видала, как ты крадёшься во мраке. Как бьёшь из лука своего. И надо-то всего одну стрелу… Кто, кроме тебя?
Ратибор молчал. Можно было возразить, но он молчал.
Разумеется, Батыя стерегут, как зеницу ока. Само собой, кругом него сотни нукеров. Естественно, хан и близко не подходит к сече. Всё так.
Да только трудно найти на лесной Руси поляну шириной более тысячи шагов. И Ратибор умеет стрелять с дерева, как с ровной земли.
- А ежели не выйдет у тебя, попробует кто-нибудь ещё. Может, кто-то испробует яд. Может, кто-то проберётся с кинжалом. Но это надо сделать, Ратибор Вышатич, покуда не погибла вся Русь, а там и весь свет.
Нет, нечего на это возразить.
- Я попытаюсь - и снова не выходит у него улыбка, снова стянуло скулы - вот только выполню, что князю обещался. Доставлю тебя в Новгород.
- Зачем? Чтобы меня гуртом снасильничали на новагородской мостовой поганые, как княгиню Агафью Владимирскую? Да и не добраться нам теперь, об одном-то коне.
* * *
- Стой! Что за люди?
Ратибор остановил коня, с огромным облегчением вглядываясь в настороженные лица городских стражников. Торжокская сторожа, стало быть. Русские люди. Надо же.
И тут сзади тихонько засмеялась молодая княгиня.
* * *
- … А это ты видал, воевода? - витязь потряс маленькой золотой пластинкой - Не пугаю я тебя, пойми. Баб да ребятишек надобно из города уводить не мешкая. Не удержаться вам против орды поганой.
Воевода был хмур и зол, как непроспавшийся бык - вот-вот заревёт глухо, забодает огромной кудлатой башкой.
- А куды они пойдут, о том ты подумал? По глубоким снегам, пешими - далеко ли уйдут?
- Да пошто пешими? Снаряди всех лошадёнок, что ни на есть, да запряги в розвальни - оно и хватит. За три-четыре дня до Волока доберутся, а там и Новагород уж недалече. А ратникам за стенами городскими кони и вовсе ни к чему.
Воевода почесал спину, неожиданно ловко вывернув мощную волосатую руку.
- Ништо, Бог не выдаст - свинья не съест. Продержимся до подмоги. Стены у Торжка крепкие.
- Не упрямствуй, воевода. Ратным людям гибнуть - это одно, мы для того и ставлены. А баб и ребятишек зазря погубишь.
Воевода вдруг нехорошо прищурился.
- А ежели их по дороге татары посекут? И боле того скажу - не для того ли выманиваешь?
- Тьфу! - Ратибор в сердцах сплюнул. - Ну и дурень ты, воевода!
- А вот за дурня - в поруб тебя!.
- Чего? - Ратибор осёкся - Меня в поруб?
- Тебя, лазутник татарский!
- Я… татарский лазутник?! Ай спасибо тебе, воевода! Знамо люди говорят - бей своих, чтоб чужие боялись! И княгиня Ижеславская при мне подручная, стало быть?
Но воевода уже сообразил, что ляпнул не то. Действительно, княгиня-то тут при чём… И предупредил заранее…
Витязь понял - надо идти на мировую, пока бык остыл малость. А то не ровен час, и впрямь засадит в поруб. Пока отойдёт, разберётся… А времени лишнего нет ни единого часу.
- Ладно, воевода, не гневайся зазря. За худое слово прости, сгоряча я. Ты тут хозяином от Новагорода ставлен, тебе и решать. Только учти - татары, как на Русь пришли, одной ухватки держатся. Сгоняют они народ к городам, ровно рыбу в кошель. Поняли, что русские люди крепко на стены надеются.
- Дак как же? Стены от степняков самая защита и есть. Поторкаются в стены да и назад. А кто не успел укрыться - того и имают. Спокон веку так.
- То не про татар, воевода. От татар стены не уберегут.
Воевода сопел, думал. Или делал вид, что думает.
- Ладно, витязь. Соберу людей своих кого-нито, подумаем вместе.
Ратибор хмуро молчал. Имеющий уши да слышит. Только что толку от ушей при такой твердейшей башке? А впрочем, кто его знает? Вдруг и впрямь не успеет обоз дойти до Новгорода?
Перед витязем вновь встало, как наяву - скрюченные пальцы торчат из снега…
- Ладно, воля твоя. Только нас с княгиней отпусти до свету.
- Езжайте, я вам не указчик.
- Спасибо, воевода - витязь чуть замялся - Вот ещё одно. Баньку бы нам. Я-то ладно, человек привычный, перетерплю. А молодой княгине…
Воевода чуть подобрел.
- Чего не понять, не поганые мы, чать. Баньку на моём дворе аккурат сейчас истопят. Ежели не побрезгуете…