- Черт подери! Еще бы нам не знать, - сказал Бийо и выстрелил в офицера. Тот упал.
Тогда французские гвардейцы произвели второй залп, и немцы, поняв, что на этот раз имеют дело не с горожанами, обращающимися в бегство от первого же удара саблей, но с солдатами, готовыми принять бой, развернулись и возвратились на Вандомскую площадь; вслед им раздался такой оглушительный вопль восторга, что немало лошадей понесли и расшибли себе головы о закрытые ставни.
- Да здравствуют французские гвардейцы! - кричала толпа.
- Да здравствуют солдаты отечества! - кричал Бийо.
- Спасибо, - отвечали гвардейцы. - Мы видели, как стреляют, и получили боевое крещение.
- И я, - сказал Питу, - я тоже видел, как стреляют.
- Ну, и что ты скажешь? - спросил Бийо.
- Скажу, что это не так страшно, как я думал.
- Теперь, - сказал Бийо, осмотрев карабин и убедившись, что он стоит больших денег, - теперь я хотел бы знать, чье это ружье?
- Моего хозяина, - отозвался из-за его спины знакомый голос. - Но вы так ловко пустили его в ход, что мой хозяин раздумал забирать его назад.
Бийо обернулся и увидел конюха в ливрее герцога Орлеанского.
- А где он, твой хозяин? - спросил он.
Конюх показал ему приоткрытые жалюзи, из-за которых герцог мог видеть все, что происходило на улице.
- Значит, он за нас, твой хозяин? - спросил Бийо.
- Он душой и сердцем за народ, - ответил конюх.
- В таком случае скажем еще раз: да здравствует герцог Орлеанский! - закричал Бийо. - Друзья, герцог Орлеанский за нас, да здравствует герцог Орлеанский!
И он указал толпе на жалюзи, за которыми стоял герцог.
Тогда они отворились полностью, и герцог Орлеанский трижды поклонился толпе.
Затем жалюзи вновь затворились.
Каким бы коротким ни был этот эпизод, он привел толпу в исступление.
- Да здравствует герцог Орлеанский! - завопили две или три тысячи голосов.
- Взломаем лавки оружейников! - предложил кто-то в толпе.
- Пойдем в Дом инвалидов! У Сомбрейля двадцать тысяч ружей! - подали голос солдаты.
- В Дом инвалидов! - кричали они.
- В ратушу! - призывали другие. - У купеческого старшины Флесселя есть ключи от склада, где хранится оружие гвардии, он даст их нам.
В результате толпа растеклась по трем указанным направлениям.
Тем временем драгуны собрались вокруг барона де Безанваля и принца де Ламбеска на площади Людовика XV.
Бийо и Питу, не последовавшие ни за одним из трех потоков и оставшиеся на площади Пале-Рояля в почти полном одиночестве, об этом не знали.
- Ну, дорогой господин Бийо, куда мы пойдем теперь? - спросил Питу.
- Вообще-то, - отвечал Бийо, - у меня большая охота последовать за этими храбрыми парнями. Не к оружейникам, потому что у меня теперь есть отличный карабин, но в ратушу или в Дом инвалидов. Но поскольку я прибыл в Париж не затем, чтобы драться, а затем, чтобы разыскать господина Жильбера, мне кажется, что нам следует пойти в коллеж Людовика Великого, где учится его сын; а уж когда я повидаю доктора, то с чистой совестью ввяжусь в эту драку.
И глаза фермера сверкнули.
- Мне кажется, что весьма логично отправиться сначала в коллеж Людовика Великого, раз мы прибыли в Париж именно за этим, - наставительно изрек Питу.
- Тогда забирай ружье, саблю, любое оружие, какое хочешь, у этих бездельников, что валяются здесь, - сказал Бийо, указывая на пятерых или шестерых драгунов, лежащих на земле, - и направимся в коллеж Людовика Великого.
- Но ведь это оружие мне не принадлежит, - усомнился Питу.
- Кому же оно принадлежит? - поинтересовался Бийо.
- Королю.
- Оно принадлежит народу, - сказал Бийо.
И Питу, ободренный поддержкой фермера, которого знал как человека, не способного украсть у соседа зернышка проса, со всевозможными предосторожностями подошел к тому драгуну, что лежал к нему ближе других, и, удостоверившись, что он в самом деле мертв, забрал у него саблю, мушкетон и сумку с патронами.
Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.
Вооружаясь, Питу не переставал внимательно вслушиваться в звуки, доносившиеся со стороны Вандомской площади.
- Эге-ге, - сказал он, - сдается мне, что королевский немецкий полк возвращается.
В самом деле, судя по топоту копыт, к Пале-Роялю приближалась шагом группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе "Режанс" и заметил у рынка Сент-Оноре драгунский патруль с мушкетонами у бедра, приближающийся к площади.
- Живей, живей! - крикнул Питу. - Они возвращаются.
Бийо оглянулся, дабы определить, возможно ли оказать врагам сопротивление. Но площадь была почти пуста.
- Ну что ж, - сказал фермер, - вперед, в коллеж Людовика Великого.
И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал за ним; не зная, как прикрепляется оружие к поясу, он нес свою огромную саблю в руках.
- Тысяча чертей! - сказал Бийо. - Ты похож на продавца железного лома. Сейчас же прицепи свой палаш.
- Куда? - спросил Питу.
- Куда, черт подери! Да вот сюда, - отвечал Бийо, прицепив саблю к поясу Питу, что позволило тому идти гораздо быстрее, чем прежде.
Без приключений добравшись до площади Людовика XV, наши герои наткнулись здесь на колонну, направляющуюся в Дом инвалидов и застрявшую посреди площади.
- В чем дело? - спросил Бийо.
- Да в том, что по мосту Людовика Пятнадцатого прохода нет.
- А по набережным?
- По набережным тоже.
- А через Елисейские поля?
- Тем более.
- В таком случае вернемся назад и пройдем по мосту Тюильри.
Предложение звучало вполне разумно, и толпа, последовав за Бийо, показала, что доверяет ему; однако на полдороге, у сада Тюильри, сверкнули сабли. Там расположился эскадрон драгун.
- Черт возьми, - пробормотал фермер, - куда ни ступишь, всюду эти проклятые драгуны!
- Сдается мне, дорогой господин Бийо, что мы попали в ловушку, - сказал Питу.
- Ерунда, - отвечал Бийо, - невозможно поймать в ловушку пять или шесть тысяч человек, а нас здесь никак не меньше.
Драгуны медленно, но верно приближались.
- У нас еще осталась в запасе Королевская улица, - сказал Бийо. - Ну-ка, Питу, пошли.
Питу следовал за фермером как тень.
Но у заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.
- Ну и ну! - воскликнул Бийо. - Пожалуй, ты прав, друг Питу.
- Хм! - только и сказал в ответ Питу.
Но горечь, звучавшая в его голосе, показывала, что он дорого бы дал за то, чтобы оказаться неправым.
В самом деле, принц де Ламбеск ловким маневром окружил зевак и мятежников - число их доходило до шести тысяч - и, перекрыв проходы по мосту Людовика XV, по набережным, по Енисейским полям, по Королевской улице и мимо монастыря фейянов, создал некое подобие огромного стального лука; его тетивой были стена сада Тюильри, которую было трудно одолеть, и решетка Разводного моста, одолеть которую было почти невозможно.
Бийо оценил положение: оно было скверно. Однако, будучи человеком спокойным, хладнокровным и в минуты опасности весьма изобретательным, он огляделся и, заметив на берегу реки кучу бревен, сказал:
- Есть у меня одна мысль, Питу. А ну-ка, пошли.
Питу, не спрашивая у фермера, какая именно мысль осенила его, последовал за ним.
Бийо направился к бревнам и ухватился за одно из них, бросив Питу:
- Помоги мне.
Питу поспешил на помощь, опять-таки не спрашивая, для какого именно дела эта помощь требуется; он настолько доверял фермеру, что спустился бы вслед за ним в ад, не обратив внимания ни на длину лестницы, ни на глубину пропасти.
Папаша Бийо взялся за бревно с одного конца, Питу - с другого.
Они возвратились на набережную с грузом, который с трудом смогли бы поднять пять или шесть обычных людей.
Сила всегда вызывает у народа восхищение, поэтому, как ни тесна была толпа на площади, она раздвинулась, чтобы пропустить Бийо и Питу.
Затем многие сообразили, что эти двое действуют в общих интересах, и несколько человек стали прокладывать дорогу нашим героям, идя перед ними с криком: "Расступитесь! Расступитесь!".
- А все-таки, папаша Бийо, - спросил Питу, когда они одолели шагов тридцать, - долго мы будем так идти?
- До решетки Тюильри.
- О! - выдохнула сразу все понявшая толпа и раздвинулась еще шире.
Питу поглядел вперед и увидел, что его и Бийо отделяют от решетки еще шагов тридцать.
- Дойду, - изрек он с пифагорейской немногословностью.
Ему было тем легче выполнить обещанное, что пять-шесть самых могучих мужчин из толпы подставили свои плечи под бревно.
Дело пошло живее.
В пять минут они очутились перед решеткой.
- Ну-ка, - скомандовал Бийо, - навались!
- Теперь я понял, - сказал Питу, - мы сделали военную машину. Римляне называли это тараном.
Придя в движение, бревно страшным ударом потрясло ворота Тюильри.
Солдаты, несшие караул внутри сада, бросились к решетке, чтобы противостоять нападению, но с третьего удара ворота подались, распахнулись и толпа ринулась в их зияющую мрачную пасть.
По движению толпы принц де Ламбеск понял, что те, кого он полагал своими пленниками, нашли выход из ловушки, и пришел в ярость. Он пришпорил коня и поскакал вперед, чтобы лучше оценить положение. Драгуны, располагавшиеся за его спиной, решили, что он подает им сигнал к наступлению, и двинулись следом. Разгоряченных коней было трудно удержать, да и всадники, желавшие взять реванш за поражение на площади Пале-Рояля, должно быть, их и не удерживали.
Принц понял, что драгунов уже не остановить: они ринулись на толпу, и душераздирающие вопли женщин и детей понеслись к небесам, взывая к Господнему возмездию.
Страшная трагедия свершилась под покровом ночи. Жертвы обезумели от боли, солдаты - от ярости.
Народ, находившийся на террасах, попытался защищаться; в драгунов полетели стулья. Принц де Ламбеск, получив удар по голове, взмахнул саблей, ничуть не тревожась о том, что обрушивает ее на невинного, и семидесятилетний старец свалился к его ногам.
Бийо увидел это и испустил вопль.
Не медля ни секунды, фермер вскинул карабин к плечу - огненная нить прошила тьму, и, если бы по воле случая лошадь принца в этот самый миг не встала на дыбы, всадник расстался бы с жизнью.
Пуля вонзилась в шею лошади, и та рухнула на землю.
Все кругом решили, что принц убит. Тогда драгуны ринулись в сад, стреляя в спину убегающим.
Но те рассеялись по просторному саду и укрылись за деревьями.
Бийо хладнокровно перезарядил карабин.
- Клянусь честью, Питу! Ты был прав, - сказал он. - Я думаю, мы подоспели вовремя.
- Кажется, я держусь молодцом, - сказал Питу, разряжая свой мушкетон в самого толстого из драгунов. - Похоже, это не так трудно, как я думал.
- Да, - сказал Бийо, - но бесполезное молодечество - еще не храбрость. Ступай за мной, Питу, и постарайся, чтобы сабля не путалась у тебя в ногах.
- Подождите немножко, дорогой господин Бийо. Если я вас потеряю, мне некуда будет податься. Я ведь не знаю Париж так, как вы: я здесь в первый раз.
- Пошли, пошли, - сказал Бийо и двинулся вперед по той террасе, что ближе к воде. Когда они с Питу миновали пехотинцев, спешивших по набережной на выручку к драгунам принца де Ламбеска, и достигли края террасы, фермер сел на парапет и спрыгнул на набережную.
Питу последовал его примеру.
XII
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В НОЧЬ С 12 НА 13 ИЮЛЯ 1789 ГОДА
Очутившись на набережной, оба провинциала увидели, как сверкают на мосту Тюильри ружья нового отряда, судя по всему, отряда противника; тогда наши герои спустились к самой воде и пошли дальше берегом Сены.
Часы на дворце Тюильри пробили одиннадцать.
Как только фермер и Питу оказались под растущими над рекой прекрасными осинами и высокими тополями, уходящими корнями под воду, как только густая листва укрыла обоих, они улеглись на траву и стали держать совет.
Вопрос был в том, оставаться им на месте, то есть в относительной безопасности, или же вернуться на улицу и принять участие в той борьбе, которая наверняка продлится еще добрую половину ночи?
Вопрос этот задал Бийо; ответа он ждал от Питу.
Питу за последние два дня сильно вырос в глазах фермера. Причиной тому была, во-первых, ученость, выказанная им накануне, а затем отвага, проявленная сейчас. Питу инстинктивно ощущал эту перемену, однако не только не возгордился, но, напротив, преисполнился еще большей благодарности к фермеру: юноша был от природы скромен.
- Господин Бийо, - сказал он, - вы, безусловно, более отважны, а я менее труслив, чем я думал. Гораций, который, между прочим, не нам чета, во всяком случае в том, что касается поэзии, в первой же схватке бросил оружие и бежал, а я сберег свой мушкетон, сумку с патронами и саблю, - это доказывает, что я храбрее Горация.
- Ну, и что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать, дорогой мой господин Бийо, что даже самый храбрый человек может погибнуть от пули.
- Дальше?
- Дальше, дорогой господин Бийо, следует вот что: вы говорили, что вас влечет в Париж важная цель…
- Тысяча чертей! Меня влечет ларец.
- Значит, вы приехали сюда из-за ларца? Да или нет?
- Я приехал из-за ларца, черт подери, и не из-за чего другого!
- Но если вы погибнете от пули, дело, из-за которого вы приехали, не будет сделано.
- Честно говоря, Питу, ты тысячу раз прав!
- Слышите грохот и крики? - продолжал Питу. - Там дерево рвется, как бумага, железо скручивается, как пенька.
- Потому что народ разъярен, Питу.
- Но, - осмелел Питу, - мне кажется, что и король разъярен не меньше.
- При чем тут король?
- При том, что австрийцы, немцы, вся эта кайзерня, как вы их называете, - солдаты короля. И если они стреляют в народ, значит, им приказал король. А коли он отдает такие приказы, значит, он тоже в ярости, разве не так?
- И так, Питу, и не так.
- Этого не может быть, дорогой господин Бийо, и я осмелюсь заметить, что, если бы вы изучали логику, то не отважились бы высказать такую парадоксальную мысль.
- Это так и не совсем так, Питу; ты сейчас поймешь отчего.
- Буду очень рад, но сильно сомневаюсь, что вам удастся мне это доказать.
- Видишь ли, Питу, при дворе есть две партии: партия короля, который любит народ, и партия королевы, которая любит австрийцев.
- Это оттого, что король француз, а королева - австриячка, - философически заметил Питу.
- Постой! На стороне короля господин Тюрго и господин Неккер; на стороне королевы - господин де Бретейль и Полиньяки. Король не хозяин в королевстве, раз ему пришлось отставить Тюрго и Неккера. Значит, хозяйка - королева, иначе говоря, Бретейли и Полиньяки. Вот отчего все идет так скверно. Видишь ли, Питу, все зло от госпожи Дефицит. Госпожа Дефицит гневается, и войска стреляют ей на радость; австрийцы защищают Австриячку - это же проще простого.
- Простите, господин Бийо, - осведомился Питу, - "дефицит" - слово латинское и означает, что чего-то не хватает. Чего же не хватает здесь?
- Денег, тысяча чертей! И именно оттого, что денег не хватает, а не хватает их оттого, что их прикарманивают любимцы королевы, ее зовут госпожа Дефицит. Значит, гневается не король, а королева. А король просто сердится - сердится, что все идет так скверно.
- Я понял, - сказал Питу. - Но как быть с ларцом?
- Твоя правда, Питу, твоя правда; эта чертова политика всегда увлекает меня в такие дебри, в какие я и не думал залезать. Да, ларец прежде всего. Ты прав, Питу, сначала надо повидать доктора Жильбера - это мой священный долг - а там уж, так и быть, вернусь к политике.
- Нет ничего более священного, чем священный долг, - промолвил Питу.
- Тогда вперед в коллеж Людовика Великого, где учится Себастьен Жильбер, - сказал Бийо.
- Вперед, - согласился Питу со вздохом, ибо ему не хотелось подниматься с мягкой травы.
За прошедший день на долю Питу выпало столько приключений, что он с трудом мог успокоиться; однако в конце концов сон, усердный гость людей с чистой совестью и усталым телом, уже спускался с охапкой маков на добродетельного и обессилевшего бойца.
Бийо уже поднялся, а Питу собирался последовать его примеру, когда пробило полдвенадцатого.
- Однако, - сказал Бийо, - сдается мне, что в полдвенадцатого ночи коллеж Людовика Великого закрыт.
- О, разумеется, - сказал Питу.
- К тому же ночью можно налететь на какой-нибудь вражеский патруль; думается мне, что солдаты разожгли костры возле Дворца правосудия; меня могут схватить или убить, а мой долг в том, чтобы меня не схватили и не убили, - тут ты, Питу, совершенно прав.
В третий раз за день Питу слышал эти столь лестные для человеческой гордыни слова: "Ты прав".
Он счел, что ему ничего не остается, кроме как повторить сказанное Бийо.
- И вы правы, - произнес он, укладываясь на траву. - Ваш долг в том, чтобы вас не убили, дорогой господин Бийо.
Конец этой фразы застрял в горле Питу. Vox faucibus haesit, - сказал бы он, если бы бодрствовал, но он уже спал.
Бийо этого не заметил.
- Вот о чем я подумал, - обратился он к своему спутнику.
Питу в ответ тихонько похрапывал.
- Вот о чем я подумал: как бы я ни был осторожен, меня могут убить, меня могут зарезать или застрелить; если это случится, ты должен знать, что передать от меня доктору Жильберу, но держи язык за зубами, Питу.
Поскольку Питу ничего не слышал, он, естественно промолчал.
- Если меня смертельно ранят и я не смогу исполнить свой долг, ты пойдешь к доктору Жильберу вместо меня и скажешь ему… Ты меня слышишь, Питу? - спросил фермер, наклоняясь к юноше. - Ты скажешь ему… Да он дрыхнет, несчастный.
При виде крепко спящего Питу все возбуждение Бийо сразу улеглось.
- Раз так, посплю и я, - сказал он и не без удовольствия растянулся рядом со своим спутником.