- И это правда, - кивнул папахой часовой, направляясь к створкам, по обличью он смахивал на лезгина. - Все джигиты, которые возвращаются из походов, в один голос говорят, что таких дождей на земле наших предков еще не было. Вполне возможно, что пещеру успело залить водой.
В этот момент из входного отверстия в башне вышел еще один дозорный, по внешнему виду чеченец, подняв факел над головой, он присмотрелся к Панкрату:
- Я слышал, что командиром отряда назвался Дени, - с недоверием в голосе спросил он. - Из какого ты тейпа, уважаемый?
- Из тейпа Зелимхана, да будет благословен весь его род, который является основателем самого богатого в Большой Чечне аула Гудермес, - на ночхойском языке уверенно ответил хорунжий. - Что тебя насторожило, дорогой брат? Скажи, я развею твои сомнения.
Но вместо продолжения диалога чеченец вдруг обернулся назад и что-то крикнул в сторону башни, из дверей тут-же выбежали около десятка часовых с винтовками в руках. Отскочил от ворот и лезгин, не зная, как поступать дальше, перекинул ружье из руки в руку, дело принимало серьезный оборот. Заметив, как напряглись казаки, находившийся в центре группы Дарган тихо проговорил несколько слов:
- Не подавайте виду, что нас разоблачили, - ровным голосом сказал он. - Берите чеченов в кольцо, стрелять только в крайнем случае.
Не прикасаясь к оружию, стоявшие впереди станичники начали разъезжаться полукругом, они дружно загудели, словно проявляли недовольство их задержкой. Задние незаметно вытаскивали шашки из ножен, натягивали поводья и сдавливали ногами бока лошадям, готовясь бросить их вперед. Между тем, выразивший подозрение абрек направил винтовку на Панкрата.
- Джигита Дени из тейпа Зелимхана два дня назад убили русские, это произошло недалеко от Горячеводска, - жестко объявил он. - Ты подлый самозванец, откуда ты и кто ты есть на самом деле?
- Послушай уважаемый, кто тебе такое сказал и зачем ты переходишь на оскорбления? - развел ладони в стороны хорунжий. - Два дня назад под Горячеводском я действительно вел бой с неверными, но сумел вырваться и собрать новый отряд, чтобы отомстить гяурам за погибших товарищей.
- Какой дорогой ты поведешь своих людей? - оскалил зубы чеченец, видимо, он решил разоблачить самозванца до упора.
- Как и много раз, я проведу джигитов через пещеру, она имеет выход на заливные луга, почти к самому берегу Терека.
На некоторое время на пятачке перед воротами зависла напряженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием смолы на факелах в руках часовых. Небо на восходе светлело все сильнее, за стенами крепости уже можно было различить очертания хребтов, загораживающих вход в узкое ущелье, по которому отряд прорвался сюда. Еще немного и обман будет раскрыт полностью, потому что казачью оснастку нельзя было спутать ни с какой другой на Кавказе - что сбруи, что седла, что шашки отличались индивидуальностью. Медлить было нельзя, Дарган приготовился отдать очередное приказание, когда самый прозорливый из чеченцев сам ускорил себе конец, он расставил ноги и веско произнес:
- Джигита Дени из тейпа Зелимхана я знал лично, он был моим другом.
Как только в воздухе растаяли последние звуки гортанного голоса, сотник приподнялся в седле:
- Разойдись, - как бы посоветовал он загораживавшим дорогу всадникам.
Казачьи скакуны мигом расступились, в проходы ринулись воздевшие шашки над башлыками станичники, стоявшие первыми дозорные не успели направить винтовки в груди нападавшим, как попадали на землю с расколотыми черепами. Часовой, знавший главаря бандитов, выронил оружие, несколько клинков посекли его на части как куст чертополоха. Но задние горцы вскинули сабли вверх и оказали яростное сопротивление. Одни из них наставил ружье и нажал на курок, пуля ударила в лезвие шашки, выбив ее из рук потянувшегося к абреку станичника. Освобожденный из плена ищерец дрался как зверь, он первым бросался на врага и рубил его в куски. И все-таки оплошность была допущена, метавшийся возле ворот лезгин успел тоже выстрелить из ружья, слепой свинец угодил в лицо урядника Егорши. Тот прикрыл глаза ладонями, закачался в седле, стараясь удержаться на лошади. К нему подлетел старый воин Игнашка, схватив его коня под уздцы, потащил к воротам, возле которых возились сразу несколько человек. Под ногами у них катался еще живой часовой, но помешать он уже ничем не мог.
- Николка, распахивай створки, - не повышая голоса командовал Дарган. - Панкрат, ныряй в башню отыскивать лаз, Захарка, занимай со станичниками место на смотровой площадке. Как заметите абреков, дайте нам знак, а сами лупите по ним из всех пистолетов и винтовок.
Захарка кошкой слетел с седла и пропал в узких дверях, туда же бросились несколько молодых воинов, через мгновение под крышей башни раздался сдавленный вскрик, мускулистое тело в черкеске смачно шмякнулось под фундамент. Второй из сторожей предпочел спрыгнуть сам с высоты саженей в десять, он упал на крону дерева, перекувыркнувшись на ветвях, заковылял к зарослям кустарника. И пропал. За ним никто не погнался, каждый занимался своим делом. Казаки возились у ворот, Панкрат старался выдернуть из рук убитого абрека горящий факел, но тот уцепился за него намертво. Тогда хорунжий полоснул клинком по пальцам, подхватив дымящуюся деревяшку за черенок, сунулся в темноту каменного строения. Как и в первой башне, в полу было прорублено круглое отверстие, прикрытое дубовой крышкой, казаки отшвырнули настил к стене, сунули в яму пылающие головешки. И снова из колодца в носы им ударил плотный дурной запах, в глазах защипало.
- Петрашка!.. - стараясь задавить кашель в груди, крикнул в черноту Панкрат. - Братка, отзовись, это мы, Панкрат с Захаркой. И батяка с нами…
Снова жуткая тишина попыталась обложить факелы слоем вонючего воздуха и загасить их, языки пламени не освещали ни стен колодца, ни его дна.
- Где лестница? - хорунжий завертелся на месте, пытаясь всмотреться в углы.
- В той башне ее заменял ствол дерева с сучками, - подсказал кто-то.
- Волоки жердину сюда.
- Нету, Панкратка, ничего нету.
- Давайте веревку с узляками, я сам спущусь.
Несколько рук вцепились за один конец каната, а закрученную в круг бухту бросили в яму, но никто не услышал звука от падения ее на дно. Панкрат обхватил веревку ноговицами и заскользил вниз, изредка тормозя на узлах. Колодец оказался глубоким, каната едва достало, чтобы вторым концом коснуться мягкой почвы. Казак почувствовал, что начинает задыхаться, чтобы не потерять равновесия, он раскинул руки по сторонам. Наткнулся на покрытый слизью камень, под ногами чавкала земля, она прогиналась как живая. Казалось, на дне затаились полчища ядовитых змей, они ворочали скользкими телами, стараясь отползти в сторону и сделать бросок. Пространство вокруг по прежнему тонуло в непроглядной тьме.
- Братцы, спускай сюда факелы, - крикнул Панкрат.
Но то ли было очень глубоко и голос не долетал до верха, успевая осесть на сырых стенах, то ли воздух был настолько плотным, что не пропускал звуки, но толку от крика не получилось. Несколько раз хорунжий предпринимал попытки докричаться до станичников, ответом было лишь глухое молчание, да сыпавшиеся со смоляных чурок, гаснувшие еще наверху, тучи искр. Наконец Панкрат вспомнил, что у него есть серники, чиркнув одним по картонке, посмотрел вокруг и сразу прижался к камням. Со всех сторон на него уставились черепа со сползшей на плечи кожей, под ногами хлюпали внутренностями тоже человеческие останки. Казак схватился за канат, собираясь убираться из страшного места, когда внимание привлекло едва слышное восклицание. Он повернулся на звук и увидел прислонившегося к стене человека, на него тоже было страшно смотреть, но что-то заставило хорунжего придвинуться поближе. Заложник сидел в обществе еще двух доходях, видимо, брошенных в колодец вместе с ним, судя по раззявленным ртам, они были уже мертвы. А живой труп старался проглотить густой воздух, что-то знакомое было в его сползающем вниз облике. И вдруг Панкрат признал в нем младшего брата, издав рев смертельно раненного зверя, он сунулся в угол, серник потух, выпал из пальцев. Но казак успел подхватить Петрашку под плечи, в кромешной темноте подтащил его к канату. Наощупь обвязав веревку вокруг тела, сильно дернул за конец, брат сложился пополам, медленно поплыл к отверстию. Сколько прошло времени, Панкрат не помнил, но когда канат вернулся обратно и он очутился наверху сам, то упал на траву возле башни и долго не мог прийти в себя. Его всего колотило и выкручивало, до тех пор, пока не прозвучал голос батяки, призывавший станичников занять боевые порядки. Тогда Панкрат вытащил из-за спины пистолет, готовый вогнать пулю во лбы всем абрекам сразу, он взобрался на коня, чувствуя, как наливается первобытным бешенством все его существо.
А вокруг назревала свара, грозящая перейти в беспощадную бойню. Как только прозвучал первый выстрел, в крепости наступила тишина, второй гром заставил абреков заметаться по сторонам. Затем от воинов аллаха на площади прилетели нестройные вопли, вскоре они слились в единый гул. С каждым мгновением он нарастал, и наконец стронулся с места. Послышались стук копыт и громкие крики, предрассветный полумрак разорвали ружейные залпы, эти звуки катились к башне, грозя снести ее вместе с казаками. Захарка дождался, когда на улице показались передовые всадники, в следующее мгновение шум перекрыл пронзительный свист, подхваченный станичниками снизу. Со смотровой площадки ударили несколько винтовок сразу, им вторили ружья стоящих внизу. В порядках противника началась паника, задние ряды напирали на передние, а те заворачивали морды лошадей назад. Затолкнув полы черкески за ремень, Захарка птицей слетел с наблюдательной площадки, вскочил в седло. Панкрат перекинул Петрашку на холку его дончака, приказал одному из станичников сопровождать среднего брата с раненным в лицо Егоршей, сам вместе с остальными казаками занял оборону. Нужно было продержаться до тех пор, пока конники не покинут опасную зону. Ворота распахнулись, из крепости вылетели трое верховых вместе с Петрашкой, наметом поскакали к горным хребтам, закрывавшим вход в ущелье. Новый вихрь свиста взбудоражил вражеский аул, скрываться и притворяться казакам было уже ни к чему. Из свалки живых тел посередине улицы вырывались отдельные всадники, они умудрялись доскакать до пятачка перед башней и как подкошенные падали на землю, сраженные меткими казачьими пулями.
Но постепенно абреки приходили в себя, в их рядах начал проступать порядок, видимо, кто-то значительный взял бразды правления в свои руки. Станичники тоже не теряли времени даром, они успели перезарядить винтовки с пистолетами и теперь готовились отразить настоящую атаку противника. Вскоре впереди зачернел живой вал из доведенных до бешенства конников, абреки ждали сигнала, чтобы обрушиться на кучку смельчаков, посмевших проникнуть в самое сердце мусульманского общества. И как только земля дрогнула от топота копыт, а в глотках горцев начал зарождаться похожий на волчьи угрозы дикий гортанный клич, так с противоположной стороны крепости донесся дружный залп из нескольких винтовок. Это подключились оставленные в первой башне пятеро станичников. Казалось, никто не смог бы остановить конную лаву, она почти взяла разбег, но очередной удар железного грома и крики раненных задних конников будто землетрясение сломал теперь уже переднюю линию наступающих. Дарган взмахнул шашкой, разведчики снова разрядили свое оружие почти в упор, они даже не старались выбирать цели, потому что вся лава представляла из себя единую мишень. Новый залп заставил противника искать спасения в проходах между домами, но узкие, они не могли вместить всех. Началась очередная давка, позволившая части казаков спокойно покинуть пределы крепости, у многих в руках были доски и колья от заборов. Собираясь выезжать вслед за ними, Дарган приказал:
- Ермилка, спешивайся и запри ворота изнутри так, чтобы басурманы не открыли их сразу. Смогешь, чи не?
- Раз плюнуть, ненька Дарган, - отозвался ловкий как куренной хорек Ермилка.
Двое станичников потянули на себя тяжелые створки снаружи, изнутри тут-же раздался железный звяк. Еще через несколько моментов худощавый Ермилка показался из нижней бойницы сторожевой башни, которая чернела на высоте сажени в три от фундамента, он коршуном слетел в седло своей лошади.
- Подпирай, - раздался новый приказ сотника.
С десяток толстых досок с кольями воткнулись в ворота крепости теперь с внешней стороны. Лишь после этого, пристально оглядев свое воинство, Дарган ткнул кнутовищем нагайки по направлению ко все тем же хребтам перед ущельем.
- Наметом пош-шел, - скомандовал он.
Он не стал испытывать судьбу, не завернул отряд к той самой пещере, через которую путь домой был удобнее и короче. Дарган здраво рассудил, что в случае затопления тоннеля осенним половодьем выбраться из него с доходягами - заложниками и с раненными станичниками будет тяжелее. В вырывавшихся из-за гор лучах солнца было видно, как по противоположному склону горы будто большая птица парила вниз первая группа казаков, державшая оборону с другой стороны аула. Полы черкесок развевались на ветру, посверкивали железные части оружия, отшлифованные постоянными к ним прикосновениями. Похоже, что среди прикрывавших тыл воинов потерь тоже не было.
Между тем, в крепости не смолкали выстрелы, наверное, абреки не могли решить, на какую из башен бросать главные силы. К ружейному грому прибавились крики женщин и детей, население аула проснулось, подкинув бандитам неразберихи. Но казаков это уже не волновало, достигнув укутанной туманом седловины, на которой обе группы соединились, они не сбавляя хода поскакали по направлению ко входу в ущелье. В назначенном месте их ожидали всего трое станичников из пятерых, оставленных в засаде, за валунами прятались Захарка с Петрашкой, раненный Ерошка и сопровождавший их казак. Закованных в кандалы пленных нигде не было видно.
- Куда подевались остальные? - Дарган сходу сунулся к своему родному брату Савелию.
- Я решил, что пока вы разберетесь с Шамилем, половину дороги заложники успеют одолеть, все будет легче от погони уходить, - похмыкал в усы подъесаул. - Казаки сбили с них цепи, дали вина с хлебом и двое из группы повели их через перевал.
- А если бы чеченские фортеля приключились? - выскочил вперед Игнашка. - Два казака - это большая сила.
- Почти два десятка заложников - еще больший груз, - осадил его есаул Гонтарь.
- Нам здесь делать тоже нечего, - подобрался Дарган. Он нащупал пальцами оберег, покрутил его и привычно отдал распоряжение. - Дозорные выходи вперед, раненных и больных в середину отряда, замыкающими назначаю Панкрата с Ермилкой.
Хвост небольшой группы станичников вильнул задами лошадей между валунов и пропал за складками горной породы. Вступив вслед за отрядом на ведущую на снежный перевал дорогу, Панкрат развернулся лицом к крепости, скрипнул крепкими зубами:
- Скоро свидимся, - пообещал он.
Наверное, хорунжий имел ввиду главаря бандитов Мусу, изворотливого кровника, решившего мстить всеми неправедными способами, а заодно поохотиться за несуществующими в их семье сокровищами, в которые поверил, видно, и сам. А скорее всего, он грозил всем абрекам вместе, объявивших его братьям казакам и всему русскому народу священный газават. Он так и не увидел, что вскорости из ворот вылетела стая взбешенных горцев и помчалась ко входу в пещеру. То ли их неправильно информировали недобитые дозорные, то ли сами они решили, что тайна прохода под перевалом перестала существовать. В пылу погони они не приняли во внимание то обстоятельство, что сезон дождей для тоннеля еще никогда не проходил без последствий…
Глава шестая
Наступил последний месяц осени, дороги подморозило, с крыш граблями повисли прозрачные сосульки. В доме у сотника Даргана стояла суета, в дальний путь собирали обоих братьев сразу - Захарку и Петрашку, на их отъезде настаивала мать, которой надоели приключения всех троих сыновей во главе с их отцом. Но братья выражали протест, им не терпелось побывать снова в затерянном между суровыми горными вершинами ауле и поставить точку в споре с чеченской семьей с одинаковой с ними фамилией Даграновы. Петрашка за это время отъелся, превратился опять в рослого казака с темными глазами и белобрысым чубом над высоким лбом, белокурый Захарка, вроде, тоже начал забывать про учения, он налился той силой, которая отличает парня двадцати с небольшим лет от восемнадцатилетнего юноши. За обоими табуном бегали станичные скурехи и оба выражали к ним абсолютное равнодушие. Поговаривали, что братья довольствовались ласками вдовых любушек, но кто был к ним поближе, тот знал, что каждый их шаг на учете у прозорливой Софьюшки, тайные мечты которой о судьбе сыновей прятались за семью печатями.
А пока Захарка с Петрашкой наотрез отказывались перекидывать набитые продуктами саквы через холки коней и отправляться в станицу Пятигорскую, откуда выходили до самой Москвы с Санкт - Петербургом под казачьей охраной длинные поезда из праздного люда. Дело было в том, что недавно из похода в турецкие владения вернулись русские полки и Дарган уговаривал господ офицеров снарядить экспедицию в логово Шамиля.
- Зачем нам лишние хлопоты, - отмахивался от казачьего сотника армейский начальник в чине полковника. - Вообще, кто такой Шамиль, что вы, казаки, так его опасаетесь?
- Ваше высокоблагородие, мы не боялись никого и никогда, казаки здесь жили с тех пор, когда тут еще русского духа не было, - выходил из себя Дарган. - Но если Шамиля обуздать, то на всем Кавказе наступит мир и спокойствие.
- Да кто вам такое сказал! - восклицал полковник. - Азиаты - это гидра о многих головах, если срубить одну, на ее месте тут-же вырастет новая.
- Вырастет, не спорю, - соглашался сотник. - А вы, если старая успела переесть, прикормите новую, они до пешкеша жадные.
- Пешкеш… чихирь… когда вы научитесь выражаться правильно, - морщился начальник, потирая убеленные сединой виски. - Поймите, если мы у турецкого султана отхватим территории и заселим их русскими, то шамилями-бабилями, этими мамлюками, здесь перестанет пахнуть. Они растворятся вместе со своими ордами, как ассимилировались черемисы с пермяками и карелами.
- А до той поры мы будем терпеть набеги абреков? - сверкал глазами Дарган. - Платить им за азиатскую дикость своими добром и жизнями?