Вызваны были также старая мать и полуслепая сестра подсудимого. Они были настолько убиты горем, что едва могли говорить.
Председатель вынужден был вначале дать им время успокоиться и лишь после этого приступить к опросу. Публика в зале была растрогана и полна сочувствия к несчастным женщинам.
Однако их показания тоже не смогли отвести от Губерта тяжких обвинений, мало того, на присяжных и судей они произвели даже обратное действие - точно так же, как в свое время на Бруно. В словах обеих женщин они нашли лишь неопровержимое доказательство его вины.
Сам Губерт не скрывал правды. Когда ему огласили главный пункт обвинения, а именно: что незадолго до совершения преступления его видели вместе с молодой графиней, а затем между ними произошла ссора, и он пригрозил: "Тогда случится несчастье" - ему пришлось согласиться со всем этим. А тот факт, что первоначально он скрыл от следователя данное обстоятельство, Губерт объяснил тем, что не хотел афишировать свои отношения с молодой графиней.
Признание его не произвело на суд никакого впечатления. С убедительной точностью прокурор выдвинул повод к преступлению и яркими красками обрисовал и самое преступление. Любовь Губерта к Лили, его ревность, его странные, загадочные слова, наконец его покушение на самоубийство - все это обличало в нем преступника.
Таков оказался результат судебных прений ко второму дню заседания. К концу третьего дня предполагалось завершить разбирательство и вынести приговор. Не только заинтересованные лица, но даже местные жители нетерпеливо ожидали окончания суда.
Весь город разделился на две партии: одна за подсудимого, вторая - против.
Вторых было больше. Угрюмого рыжебородого лесничего открыто называли убийцей. И лишь немногие подали голос в его защиту.
Последние полагали, что любящий человек не способен на такое ужасное преступление против предмета своей страсти. Даже если бы он в порыве гнева и толкнул любимую девушку в пропасть, то и сам бросился бы туда же, чтобы умереть вместе с молодой графиней.
Противники Губерта возражали им и спрашивали, кто же в таком случае боролся с ней у края обрыва, кто столкнул ее в пропасть, без всякого сострадания предав молодое, ни в чем
неповинное существо ужаснейшей смерти?
Никакого вразумительного ответа не находилось. Все улики были против Губерта, а то, что он не признавал себя виновным, в расчет не принималось. Да и разве заглянешь в душу человека?
Таково было положение дел после второго дня суда.
Экзекутор отвел Губерта обратно в камеру. Это было мрачное, тесное помещение. Крепкие двери запирались тяжелым засовом. Единственное небольшое оконце, выходившее во двор, забрано было массивной решеткой. Низкий потолок образовывал подобие свода.
В камере не было ничего, кроме железной печки, жесткой постели, скамьи и стола, на котором стояла кружка с водой. Окошко выходило как раз на то место, где обычно совершалась казнь. Теперь эта процедура происходила уже не публично, а во внутреннем дворе тюрьмы.
Губерт выглянул в окно и понял, что столб с перекладиной - это и есть виселица. Но вид ее не ужаснул арестанта, он был спокоен и готов ко всему. Прежние дерзость и упорство исчезли за время пребывания в тюрьме. Теперь, казалось, он ничего больше не боялся и не испытывал никаких желаний. Смерть не пугала его, напротив, он рад был умереть и хотел, чтобы это произошло как можно скорее.
Но вот, когда в камере уже стемнело, за дверью послышались чьи-то шаги и голоса. Губерт подумал, что это сторож несет ему огня. Дверь отворилась, и в камеру вошел доктор Гаген. Губерт видел его у себя дома в тот день, когда его арестовали. В карете они сидели друг напротив друга, но кто таков этот смуглый господин в черном - оставалось для него тайной.
Следом вошел сторож, молча поставил на стол небольшой фонарь и тотчас же вышел.
Губерт все еще стоял у окна.
- Я - доктор Гаген, - обратился к нему вошедший господин.
- Вы, верно, тюремный врач? - спросил Губерт.
- Нет, я врач, но не тюремный, - ответил Гаген. - Я интересуюсь шумными уголовными процессами и изучаю их. Мне доставляет особое удовольствие выслушивать прения сторон и наперед самому предугадывать истину. Знаете, какое мнение я составил о вас?
- Где же мне знать? Скажите, тогда и узнаю.
- Я присутствовал на самых интересных процессах в Париже, Лондоне, Брюсселе, Вене и Берлине, - продолжал доктор Гаген. - Мне случалось знакомиться со многими делами, где улики против обвиняемого были еще неопровержимее, чем в случае с вами, и все же в конце концов обвиняемого оправдывали. Кроме того, я посетил все знаменитые тюрьмы на свете и разговаривал с величайшими преступниками.
- Потому-то вы и явились сюда ко мне? - спросил Губерт. - Неужели я в самом деле принадлежу к числу величайших преступников?
- Вы принадлежите к особому роду их и, по правде сказать, к роду, далеко не лишенному интереса. Вы - убийца из любви. Это своеобразная психологическая загадка. Любовь всегда жаждет обладания, а вы существо, которым желали обладать, отправили на тот свет.
- И вы пришли взглянуть на меня, как на зверя какого? - усмехнулся Губерт.
- Полноте, мы вместе ехали сюда в город, и этого времени мне вполне хватило, чтобы вглядеться в вас и изучить вашу физиономию, - отвечал Гаген.
- Что же в таком случае привело вас ко мне? - спросил лесничий.
- Ваше дело интересует меня. Должен сознаться, что я и сам то верю в вашу невиновность, то сомневаюсь в ней. Неужели вы не можете сообщить что-нибудь такое, что пролило бы, наконец, свет на это темное дело?
- Если вы присутствовали на суде, то должны знать, что я все сказал по этому делу. Больше мне добавить нечего.
- В таком случае, боюсь, что решение судей будет иметь для вас самый плачевный результат, - с мрачной задумчивостью произнес Гаген. - Сам не знаю почему, но мне жаль вашей молодой жизни.
- Если меня признают виновным, то знайте, господин доктор, что я осужден напрасно, - твердым, спокойным голосом возразил Губерт. - Смерть не страшна мне, я и без того желал ее еще в ту ночь, когда погибла молодая графиня. Мне только жаль стало мою старую мать.
- Неужели вы так и не нашли никакого объяснения происшедшему? Неужели никого не подозреваете?
- Я знаю только, что я тут ни при чем. Если бы мне вздумалось толкнуть в пропасть молодую графиню только из-за того, что она не могла быть моей, я бросился бы и сам вслед за ней. Можете мне поверить, я говорю совершенно искренне.
- Сказать по правде, я не очень-то верю вашей любви. По моему мнению, все это не что иное, как комедия.
- Комедия? - удивленно переспросил Губерт.
- Да, комедия. Или вы виновны и в таком случае никогда не любили молодую графиню, или же невиновны…
- И в таком случае я также не любил ее, выходит по-вашему.
- Вы настаиваете на своей невинности, но в доказательство придумали никуда не годную историю о любви к молодой графине - тот, кто поверит в вашу любовь, поверит также и в вашу виновность. Никудышное оправдание.
- Я всего лишь сказал правду.
- Хорошо, пусть так. Допускаю, что вы ни в чем не повинны. Но в таком случае, должны же у вас быть какие-то предположения о личности подлинного преступника? Кого вы подозреваете?
- Если господа судьи не имели подозрений ни на кого, кроме меня, как же я, простой, невежественный человек, могу знать больше их?
- Оставьте ваши колкости, сейчас они совершенно излишни.
- Клянусь Богом, я невиновен, - громко и торжественно провозгласил Губерт, подняв вверх правую руку. - Видит Бог, что если бы я был преступником, то не стал бы запираться, мне моя жизнь нисколько не дорога. Не знаю я и того, кто мог совершить это злодеяние, я никого больше не встретил в лесу.
Гаген задумался. Воцарилось молчание.
- Дело ваше, однако же, становится все интереснее, - сказал доктор после некоторого раздумья, - и я с нетерпением ожидаю, чем все кончится. Очень жаль, что вы ничего не можете сказать о личности преступника. Часто бывает так, что невиновные гибнут из-за того, что неблагоприятное стечение обстоятельств выдвигает против них неопровержимые улики, а они не могут дать никаких показаний, которые пролили бы свет истины на преступление. Пока очевидно одно: настоящий убийца действовал ловко и крайне осторожно, и спрятал, что называется, концы в воду. А то, что это убийство, не подлежит никакому сомнению. К счастью для этого негодяя, - продолжал Гаген, - всю ответственность за преступление судьба возложила на вас. И вам нелегко будет убедить присяжных в своей невиновности. Однако не падайте духом и уповайте на Господа нашего, защитника невиновных. Мужайтесь!
Доктор Гаген простился с заключенным и вышел. Губерт остался один в камере. Снова углубился он в свои мрачные мысли, и лицо стало угрюмым и замкнутым.
"Он и вправду неповинен, - подумал Гаген, выходя из тюрьмы. - Не похоже, чтобы он совершил убийство".
На следующий день должна была решиться участь подсудимого. С каким нетерпением ожидал Губерт приговора. Неизвестность томила его. Он не боялся смерти, но бесконечные допросы и неопределенность были для него невыносимы.
Губерт провел бессонную ночь. Сторожа в коридоре слышали, как он все время ходил по камере, и думали, что ему не дают покоя угрызения совести.
О, что это была за бесконечно долгая ночь! Нетерпеливо прислушивался Губерт к глухому бою больших тюремных часов, отбивающих четверти, и каждая минута казалась ему вечностью. Образ Лили непрестанно витал перед ним.
- И они еще смеют говорить, что я убил тебя, - обращался он к дорогому образу, - что осмелился поднять на тебя руку, ангельское создание. Один Бог знает, как я любил тебя и теперь еще люблю. Ты не хотела и не могла быть моею, потому-то я и решил лишить себя жизни, одного себя, ибо жизнь без тебя не представляла смысла. И вдруг я узнаю, что умереть суждено было тебе.
Потом он вспомнил о старой матери и беспомощной сестре - что-то будет с ними, если его казнят?..
В таких вот тягостных, безотрадных мыслях застал его рассвет того рокового дня, когда должна была решиться его участь. Жизнь Губерту теперь уже как бы и не принадлежала, она зависела от произвола других, которые собирались распорядиться ею по своему усмотрению.
Наконец подошло время начала судебного заседания. Губерта отвели в зал суда, где уже присутствовали свидетели. Среди них были мать и сестра лесничего. Бедная старушка при виде сына залилась слезами. Он отвернулся, не в состоянии вынести ее взгляда.
Прокурор Шмидт в пространной речи обрисовал вину подсудимого в таких ярких красках, что никто уже более не сомневался: настоящий убийца и есть Губерт.
Тщетно назначенный подсудимому защитник пытался обратить внимание судей на те немногочисленные моменты, которые говорили в пользу его подзащитного. Когда председательствующий поставил вопрос о виновности подсудимого, присяжные единогласно вынесли вердикт "виновен". Теперь участь его была решена.
Председатель суда огласил приговор: смертная казнь через повешение.
Страшный, душераздирающий вопль вырвался из груди несчастной старой матери осужденного, и она без чувств опустилась на скамью.
Губерт выслушал приговор спокойно.
Когда же раздался истошный крик и он взглянул на скамью свидетелей, то вздрогнул и едва устоял на ногах.
Но замешательство его длилось не более секунды. Он поборол волнение и вновь овладел собой.
Среди прочей публики в зале суда присутствовал доктор Гаген. Когда оглашен был приговор и заседание на этом закончилось, он быстро встал и вышел из зала.
"Если случайно не произойдет нечто особенное, - подумал он, - Губерта уже нельзя будет спасти. Эдак, пожалуй, еще раз повторится та же история, что случилась с бедным бродягой…"
XII. НАСЛЕДНИЦА МИЛЛИОНА
В то время как в суде зачитывался суровый приговор над несчастным Губертом, графиня Камилла в лихорадочном ожидании стояла у окна своей комнаты. С минуты на минуту из города должны были вернуться управляющий и Мария Рихтер. Кроме того, графиня послала верхового нарочного узнать, какой приговор вынес суд лесничему. По ее словам, она опасалась, что решение суда будет суровым, и хотела сейчас же сделать что-нибудь для матери и сестры приговоренного. Ведь они-то ни в чем не виноваты.
Наконец подъехала карета с управляющим и Марией Рихтер.
Графиня была одна в своих покоях: служанок она удалила. Она так горела нетерпением узнать как можно скорее результат судебного заседания, что вышла из комнаты, спустилась вниз и ждала управляющего уже в передней.
Вошел фон Митнахт.
Одет он был, что называется, с иголочки и выглядел как богатый и знатный дворянин-помещик. Щегольской черный сюртук, сшитый по последней моде, безукоризненно белый жилет с массивной золотой цепью, рейтузы из тончайшей английской шерсти, ботфорты, широкополая шляпа, которую он держал в руке.
Холодное, невозмутимо-спокойное лицо с энергичными чертами, обрамленное черной бородкой, совершенно непроницаемо: невозможно было угадать, какие вести он привез - хорошие или дурные.
И все же таилось в облике его что-то грубое, простонародное, что плохо вязалось с тем джентльменским видом, который он старался придать себе элегантным костюмом и манерами с претензией на изысканность.
- Ну что, узнал решение суда? Какие новости? - спрашивала графиня, и лихорадочный блеск глаз выдавал ее нетерпение.
- С убийцей все в порядке, а с миллионом придется обождать, - сообщил фон Митнахт. - К сожалению, пока еще и думать нечего о выдаче денег. Это долгая песня, так как возникнет много проволочек.
- Пойдем ко мне, - сказала графиня. Только в своем кабинете она могла быть уверена, что их никто не подслушивает.
Они поднялись в покои графини и тщательно закрыли за собой дверь.
- Итак, каков приговор?
- Смертная казнь через повешение, - торжественно объявил управляющий.
Графиня с облегчением вздохнула, тень улыбки пробежала по ее бледному лицу.
- Значит, осужден… - тихо сказала она. - Быстро же, однако…
- Такое решение суда можно было предвидеть. Относительно денег я тоже навел справки - осторожно, окольными путями, в буфете, где встретил одного чиновника из банка. О выдаче денег пока и думать нечего.
- Это почему же? - сердито спросила графиня.
- Потому что пока неизвестен род смерти настоящей наследницы, не найдено тело. Если ее так и не найдут, придется дожидаться определенного срока.
- Я хотела бы услышать более обстоятельный отчет, - повысила голос графиня.
- Каким тоном ты с некоторых пор позволяешь себе разговаривать со мной? - оскорбленно произнес фон Митнахт, и в голосе его даже послышалась угроза. - Что это означает? Или ты забыла, что без меня ты - ничто?
- Если бы я не привыкла к твоим странным речам, которые время от времени мне приходится выслушивать, я бы в свою очередь спросила тебя, кому обязан ты своим положением и всем тем, что имеешь? - с натянутой улыбкой сказала графиня.
- Изволь, я отвечу тебе на этот вопрос. Что касается положения - я тоже почти ничто. Что касается имущества - до сих пор почти ничем не владею, - вызывающим тоном сказал Митнахт. - Однако же, с твоей помощью, рассчитываю получить кое-что в будущем…
- К чему все эти счеты? - прошептала графиня.
- Ты права, мы нужны друг другу. Дела наши только тогда успешно продвинутся вперед, когда мы будем действовать сообща. Смотри, не забывай об этом.
- Хорошо, но я хочу все-таки узнать подробности насчет денег.
- Миллион большей частью отдан в рост в надежные руки - частично под закладные, частично в государственный банк, рассказал мне чиновник, когда я между прочим завел разговор о деньгах. Как управляющему мне было легко сделать это, не возбудив в моем собеседнике ни малейшего подозрения. "Здесь мы встречаемся с затруднительным случаем, и выдача денег будет зависеть от решения дворянской опеки", - сказал мне старый, опытный чиновник. "Но ведь преступление доказано, и убийца осужден", - возразил я. "Все это так, - сказал он, - но хотя убийство доказано, сама убитая наследница до сих пор не найдена, поэтому дело тут вовсе не так ясно, как при обыкновенных убийствах". На этом разговор о деньгах был окончен.
- И долго ли придется ждать? Будут ли приняты во внимание и права наследников покойной? Об этом ты спрашивал, Курт?
- Ты слишком недальновидна и не понимаешь, что в подобном деле нельзя задавать много вопросов, чтобы не выказать свое нетерпение.
- Но ты вполне мог бы его выказать.
- Глупости! - вспылил фон Митнахт. - Или твое нетерпение объясняется тем, что ты хочешь, наконец, выплатить мне давно обещанную сумму? В этом случае ты права.
Графиня, как ужаленная, вскочила с места и бросила уничтожающий взгляд на своего управляющего.
- Что я слышу, Курт? Зачем эти безумные речи? А как же наша любовь?
- Ах, оставь, - поморщился фон Митнахт. - Мы оба хорошо знаем, что нашли друг в друге, знаем также цену нашей любви. Да, впрочем, мы никогда не могли позволить себе этой роскоши. Мы встретились, поняли друг друга и сошлись, но опять-таки не любовь связала нас. Нам неведомо это чувство, и отлично. Наш союз держится на известных условиях. Выполнив их, мы свободны. Мои условия тебе известны: я жду давно обещанную награду за долголетнюю службу, после чего мы расстаемся. Возможно, я тебе в тягость, но чем скорее ты рассчитаешься со мной, тем раньше от меня избавишься. А пока что я твой союзник, и у меня, кстати, есть одно дело в городе.
- Навести справки о докторе Гагене?
- Да. И это тоже придется делать окольными путями. Он недавно лишь приехал и живет совершенным бобылем, с одной только старой экономкой. В городе все удивляются, как это он, поселившись совсем недавно, уже весь в делах и заботах. Но это объясняется просто: доктор Гаген бесплатно лечит бедняков и даже ночью готов идти к больному и оказать ему помощь.
- Я полагаю, что он просто похож на того человека.
- Разумеется, это не что иное как всего лишь случайное сходство с принцем.
- Тсс! К чему называть имена, - торопливо перебила графиня своего друга и сообщника, понизив голос. - Он это или не он - покажет время.