Сравнивал её жизнь со своей, её дела со своими. У меня всё другое, всё иначе, в ином роде, - думал с привычным высокомерием, автоматически и безапелляционно зачисляя свои занятия, свою профессию в разряд особых, исключительных, выпадающих на долю немногих избранных людей. Мысль о собственной исключительности, о счастливом избраннике судьбы была для него естественной, первородной; он был сын академика и знаменитой балерины, от природы талантлив - ему открыты все двери, в него верят, от него ждут, и он, в конце концов, выдаст на-гора что-то важное и особенное, - так он думал всегда, к этому привык, и образ этих мыслей не подлежал переоценке. И потому, проникаясь в Наташины предприятия, оценивая их важность, он лишь на минуту позволил себе поставить их в ряд со своими, попробовал сравнить, оценить одной мерой, - но тут же подумал: пчеловодство!.. Тоже мне - наука!
Три-четыре километра, о которых говорила Наташа, казались бесконечными, он торопился, шёл напрямик, продирался в зарослях орешника, тонкоствольных молодых дубков, кудлатых елочек, - подламывая ноги, спускался в низины и овраги, и там по пояс погружался в крапиву; шёл и шёл, заносил в блокнот медоносы, и даже проставлял проценты. Липы - 18 % от всех других деревьев, малинник - 6 %, чебрец - 3 % и т. д. Представлял, как рада будет Наташа, как она довольно улыбнётся и скажет: хорошо выполнил задание. Сразу видно - учёный!
Солнце поднялось над деревьями, на открытых местах припекало. Борис устал, ноги гудели, рубашка была мокрой от пота. Сердце не болит. И нет одышки. Хорошо! С этой приятной окрыляющей мыслью он спустился в овраг и затем резво поднялся по песчаному топкому склону. И наверху почувствовал резкую боль в сердце, в груди спёрло - Борис открыл рот, дышал тяжко, натужно.
Обхватил тонкую березку, чуть не повалил её. И мысль о вернувшейся болезни, своей слабости, никчёмности забилась в сознании, отдавалась новым приступом боли, выжала пот на лбу, шее, сжала грудь незримым горячим обручем. И, словно прося прощения, он встал у березки на колени, повалился, лёг на землю. И так он лежал пять, десять минут; боялся, как бы не прибежал Атос, не поднял бы тревогу, не привёл бы хозяйку. Больше всего на свете боялся Качан позора перед Наташей, явить перед ней свою болезнь и слабость, никчемность, непригодность.
"Я встану, я пойду". Он обхватил ствол березки, с трудом поднялся. Посмотрел вперёд, на восток - и шагнул, но тотчас же схватился за сердце. Острейшие иголки снова вонзились в него со всех сторон, - и, кажется, оно остановилось. Выбросил вперёд руки, хватал воздух губами, казалось, - всё! Жизнь кончилась, ему не хватает воздуха, и он вот-вот задохнётся. Но что это?.. Он слышит голос: "Опуститесь на землю. Вам надо лежать!" Голос шёл изнутри - из него самого; Качан был в этом уверен; и вдруг, в один миг, почувствовал облегчение. Боль отхлынула, дышать стало легче, - и только слабость, и пот заливает глаза - солёный, жгучий, противный.
Качан лежал на спине и видел перед собой небо. Оно было синим - пронзительным и холодным, - бесконечным. И чёрные листья липы нелепо вырезаны на нём, точно резцом. "Да, липа. Это - липа. - Медленно и как бы нехотя возрождались мысли. - Медоносы… Сдались мне её медоносы! Потащился дурак. Она - молодая, здоровая… Носится по лесу, как олень".
О молодости её, о силе и здоровье думал как о чём-то далёком, недостижимом.
И вдруг - снова голос:
- Вот так, лежите. Вам надо лежать.
Голос донёсся явственно, на этот раз реально - будто человек стоял рядом, где-то за деревом. И голос знакомый.
- Ну! Аника-воин!.. Полез в воду, не зная броду.
На поляне точно из земли вырос экстрасенс. Глаза лучатся золотой желтизной.
- Вы?.. Как вы тут очутились?
- Меня зовут - Николай Семёнович.
Качан знал, помнил его имя, но в этот момент ему пришло на ум: экстрасенс. На то он и экстрасенс.
Он сейчас об экстрасенсах думал серьёзно, и будто бы даже с почтением, - во всяком случае, скепсиса как не бывало. Явился. Точно упал с неба. В трудную минуту, - может быть, смертельную.
От сердца отвалила тяжесть, дышал он спокойно и ровно. Вот только пот…
Обтер рукавом лицо, не спеша, едва двигая рукой, стал расстегивать пуговицы куртки.
Курнавин усадил Качана на высокий пень от недавно срезанной толстой сосны, снял с больного куртку, обнажил плечи. Сказал:
- Смотрите поверх деревьев, - в небо, в сторону солнца.
- Зачем?
- Дышите ровно, настраивайтесь на одну со мной волну, - к вам вернутся силы, к вам придёт жизнь.
- Хорошо, я - пожалуйста, но только, извините, не совсем понимаю, как это на одну волну.
- Вы многословны, не туда направляете энергию. Так, вот так… Смотрите туда. Начинаем.
Качан ухмыльнулся; через боль и страх, только что его обуявший, на мгновение вспыхнула улыбка неисправимого скептика. Сенс заметил её, и внутренние силы его дрогнули, он готов был отступиться, но собрался с духом.
Зашёл сзади, сильным взмахом вскинул над Борисом руки, распростер, словно крылья коршуна, стал едва заметными движениями "обминать" пространство над головой. "Обминал" неспешно, сосредоточиваясь сам и сосредоточивая Бориса, то есть фокусируя внимание пациента на процессе своих манипуляций, как бы сжимая в кулак и свою волю и волю больного, заставляя думать об одном, только об одном - об этом странном, ещё никогда невиданном и неслыханном лечении, которое должно вывести больного из состояния шока и охватившего его страха.
- Сидите тихо, дышите ровно. Глубже, ещё глубже. Вот так, так. И смотрите в небо. Устремляйтесь к свету, да, к свету - к солнцу. У вас стеноз, внезапный спазм сосудов, питающих сердце. Вам было очень плохо, и не случись я рядом, что бы тут произошло. Драма, трагедия, коллапс! Летальный исход. Теперь, слава Богу, всё позади, всё позади, я вижу биополе - свое и ваше: вот они соединились на кончиках пальцев, - пальцы искрят, - вы слышите? Вы должны слышать и видеть.
И, действительно, Борис у самой своей шеи услышал шорох, слабое потрескивание. Затем тепло, да, да, он явственно слышит тепло. Оно зарождается в голове, спускается к шее, плечам.
Скепсис, неверие вновь отступают. Может, и в самом деле!.. Мы ведь многого не знаем. Мозг, психика - чудеса природы! Тут для учёных целина, мир полон тайн.
Голос будто падает с неба:
- Вам уже лучше, - боль отступает, уходит, откатывается к ногам, и - в землю. Материя живёт, дышит, она переходит в новое состояние, уносит боль в землю, и там, в земле, электризует корни растений. Материя не исчезает, она всё время меняет форму существования.
"А это - примитив, отсебятина, - мелькает в сознании Качана. - Очевидно, он не знает, что я - физик, шаманство не пройдёт".
Голос экстрасенса крепнет, становится строже.
- Молодой человек! Сударь! Возьмите себя в руки!.. Биополе встревожено, срывается с волны - общей, нашей, той, что необходима. Вы должны мне помогать, верить, а вы думаете Бог знает что. Итак, смотрите в ту же точку, успокойтесь, дышите ровно - так, так, ровно, глубоко, и мыслью, всем строем чувств помогайте, помогайте… Вот, уже лучше. Ваш мозг и весь организм - биоэлектрическая станция, всё дело лишь в том, чтобы улавливать потоки электронов, наладить взаимодействие, управлять. Вы - физик, учёный, у вас молодой, чуткий и глубокий ум. Вы поймёте, вы всё поймёте и поможете. Так, так, уже лучше. Мои ладони - локаторы, пальцы искрят.
Борис при этих словах почувствовал волну тепла ясно ощутимой внутренней силы. Она возникла вдруг, прихлынула к голове, сердцу. Вот она разливается по всему телу. Он глубоко, почти конвульсивно вдохнул. Краем глаза следит за движением рук целителя, слышит его неровное, напряжённое дыхание. Кажется, он с большим усилием, частыми, мелкими движениями "сжимает", "уминает" над головой Бориса незримый круг, какой-то нимб, спускается вниз к шее, и тут, не прикасаясь к телу, что-то давит, мнет. И при этом дышит всё тяжелее.
Борис каждой клеткой своего организма слышит трудную работу Курнавина, и, желая ему помочь, старается быть послушным, дышит ровно и глубоко, неотрывно смотрит в избранную точку на небе. На мгновение ему кажется, он видит эту точку, мог бы в любое другое время отыскать её на небе.
- Вам уже лучше, спазм проходит, боли отступают.
Эти последние слова Николай Семёнович говорит тихо, в голосе слышится крайняя усталость. Он в последний раз ровно взмахнул рукой и затих.
Молча отошёл на полянку, медленно на неё опустился. И не смотрел на Бориса, - видно было, врачеватель устал, ему нужен отдых.
А Борис, забыв о своей болезни, с тревогой смотрел на него, не зная, как ему помочь и какие слова благодарности сказать. Он ещё не совсем понимал, помог ли ему экстрасенс и как велика эта помощь, но ясно видел, что человек этот, почти ему незнакомый, затратил уйму энергии, отвращая от него беду.
Курнавин был бледен, он платком вытирал пот с лица.
Поднял глаза на Бориса:
- Трудно даются мне сеансы. Возраст.
И он грустно, и как-то тепло, по-родственному улыбнулся.
- Вам, я надеюсь, полегчало.
- Да, да, - заторопился Борис. - Мне совсем хорошо. Болей как не бывало.
Сказал, а сам прислушался к биению собственного сердца. И не понял: были там боли или они вовсе отступили. Тяжесть под сердцем сохранялась, но он теперь не испытывал страха, его сердце билось реже и спокойнее.
Николай Семёнович подошёл к Борису, показал ему ладони. Они были чуть припухшими, цвет малиновый.
- Вы знаете, какая у них температура?
Борис покачал головой: он этого не знает.
И так же не торопясь, как он всё делал, Курнавин поднёс ладони к щекам Бориса: ладони были горячими, даже будто бы слегка обожгли щёки больного, - он отвернул голову.
- Ого-о! Странно!
- Нет ничего странного. Будируя ваше биополе, я пропустил через свои ладони большое количество собственного электричества. Иногда я так увлекаюсь, что они потом долго и после сеанса болят, как от ожогов.
И с минуту помолчав, добавил:
- Электричество есть в каждом человеке, только не каждый умеет вызывать и направлять его потоки. И сила электричества, или как мы говорим, биополя, у каждого разная. А теперь вам надо поспать - здесь же на траве.
Прислонил ладонь к земле, сказал:
- Здесь теплый песок, лежать на нём не опасно.
Он затем достал из кармана три таблетки, подал Борису:
- Две таблетки помогут вашему сердцу, одна - снотворное.
Борис проглотил их и блаженно растянулся на траве. Засыпая, он подумал о Наташе: "Хорошо бы, ничего не узнала", но сказать Курнавину не было сил. Он тут же заснул и проспал до глубокого вечера - почти до темна.
Проснулся от лая Атоса. Пёс бегал вокруг и, не смея коснуться, громко лаял.
Тут же стояли Николай Семёнович и Наталья с мотоциклом.
- Соня-засоня, поднимайтесь! Поедем.
Голос Наташин - звонкий и добрый. Она придерживает мотоцикл за руль, улыбается.
- Эх, вы! Путешественник!
Борис поднялся, смущённо оправил одежду, отряхнулся.
- Однако же, вздремнул я, - пытался шутить.
- Вы можете сидеть на мотоцикле? - спрашивал Курнавин.
- Могу, конечно.
Подошёл к мотоциклу, тяжело взгромоздился на заднее сиденье. Наташа тихонько тронула и так же тихо поехала. Через несколько минут подкатила к калитке морозовского дома. Не поворачивая головы, сказала:
- Ни есть, ни пить вам нельзя. Николай Семёнович велел спать.
Борис поблагодарил Наташу, смущённо и виновато улыбнулся. Поднявшись к себе, он разделся, улёгся в постель. И очень скоро уснул. И спал почти до обеда следующего дня.
Глава седьмая
Пробудился Качан от громких весёлых голосов, раздававшихся в его комнате. За письменным столом сидел Николай Семёнович, а в кресле у окна, у изголовья Бориса, возбуждённая смеющаяся Наталья.
"Надо мной смеются!" - была первая мысль Качана, и сон точно ветром сдуло; инстинктивно пригладил волосы, подтянулся в угол дивана, поправил на ногах одеяло.
- Который час? - спросил Борис.
- Счастливые часов не наблюдают, - сказала Наташа, продолжая улыбаться, оглядывая его заспанное, сгорающее от смущения и сознания собственной беспомощности лицо.
- Как вы себя чувствуете? - обратилась с вопросом Наташа, но за него ответил Курнавин:
- Ему хорошо, дайте человеку прийти в себя.
Качан в одно мгновение вспомнил всё происшедшее с ним в лесу, застыдился ещё более, - боялся взглянуть на Наташу.
- Я, кажется, подвёл вас: простите.
Повернулся к Курнавину.
- А вам - большое спасибо. Вы, право, чудодей. Я теперь верю, что экстрасенсы…
- Не зовите меня экстрасенсом! - строго сказал Курнавин. - Не люблю этого слова, не признаю. И вообще: экстрасенс! Что это такое? Сверхчеловек! А вот иные говорят: современный колдун, фокусник, шаман. - И - к Наталье: - Скажите, Наташа: похож я на шамана?
- Ну, что вы, Николай Семёнович, человек как человек, вполне земной, но только очень умный, очень красивый и вообще необыкновенный!.. Я очень рада, что вы к нам приехали.
- Ах, какие слова вы мне говорите! Жаль, что я прожил так много лет и мне уж нечего бросить к вашим ногам. Лучшего объекта для обожания я бы не искал.
"Как они изъясняются! И Наташа-то, Наташа! - бежали в голове Бориса ранящие душу мысли. - Скромная, провинциальная девица. Деревенская. Почти деревенская".
Наталья сидела в сером, самодельно вязаном костюме, недлинная юбка, украшенная замысловатым кружевным узором, едва скрывала колени; причёска была небрежной, щёки пылали, тёмные, смеющиеся глаза излучали буйную силу молодой здоровой жизни. Никогда не видел он Наташу такой взрослой и весёлой, - такой яркой, интересной. Она, казалось, всё может, ей всё подвластно, для неё в жизни нет ни преград, ни препятствий.
- Борис Петрович, вам было плохо: я сама это видела, как вам было нехорошо. Николай Семёнович услышал беду на расстоянии, шёл вам на помощь. Право, это всё фантастично. Не знай я сама, не будь свидетелем, никогда бы никому не поверила. Вот вам экстрасенсы!
- Милая Наталья Сергеевна! Я вас очень люблю и не хотел бы видеть вас в положении человека, утверждающего сомнительные вещи. Никакой я не экстрасенс, - и, признаться, не верю, что они в природе существуют. Однако тайнами полнится мир. И сам человек представляет собой величайшую тайну природы. И конечно же, есть люди, которые глубже других проникли в самый сложный из миров, мир человеческой психики. Для познания чувственного строя человека, для воздействия на этот строй есть одно радикальное оружие - слово. Вот этим-то оружием я и пользуюсь. Иногда у меня бывают удачи, в другой раз - нет. И тогда я думаю: значит, не нашел верного, нужного слова или применил его в неподходящий момент. И поверьте: говорю вам, не рисуясь, - говорю правду. Я вас всех уважаю и повторяю: не хотел бы морочить ваши молодые доверчивые умы.
Курнавин, закончив свой монолог, некоторое время оглядывал всех по очереди, затем поднялся, подошёл к камину, стал нажимать клавиши, включая его. Наташа наклонилась к Борису:
- Как вы себя чувствуете? Болит ли ваше сердце?
- Нет, не болит. Не знаю, как мне благодарить Николая Семёновича. Всё это сейчас он говорит по скромности, на самом же деле, он - маг, волшебник. И если раньше я смеялся над всякого рода шаманами и колдунами, то теперь готов поверить в народных целителей. И вообще: в природе много загадок, а мы, учёные, так самонадеянны.
- В самом деле! - повернулся от камина Курнавин. - Что, если бы вас назвали волшебником, магом, сверхчеловеком - ну, разве бы вы тут не услышали насмешку, иронию людей недобрых? Экстрасенс! - да и кто может объяснить значение этого мудреного, нерусского, но ставшего в последнее время модным слова? В нём выразилась тоска по чуду, по необыкновенному, неземному. Человеку во все времена была свойственна тяга к мистическим тайнам - сверхреальному, запредельному. Фантазия бежит впереди ощущений, иногда забегает далеко, слишком далеко, и тогда разгорячённые умы нашёптывают нам сказки о летающих тарелках, о живущем в глубинах озера чудовище Нэсси, о людях, способных взглядом передвигать тарелки, гнуть гвозди, вызывать тень Суворова - наконец, о женщине, обладающей даром видеть прошлое и предсказывать события далекого будущего. Так вот, мои милые юные друзья! Позвольте плеснуть вам на голову холодной водицы, спустить вас на землю. Повторяю ещё раз: никакой я не экстрасенс, и чудесная сила мне не ведома. Есть у каждого из нас биополе - это да, верно; это я вам говорю как электронщик. И я, ваш слуга покорный, многолетними беспрерывными тренировками научился нащупывать очаги собственной энергии, оживлять, усиливать свои и чужие потоки биоэлектрических волн, концентрировать их в нужном направлении. В случае с вами, Борис, я использовал эти свои способности. Вы - физик, и знаете, что биополе человека, и вообще - всякого живого существа, не блажь, не досужая фантазия, а доказанная наукой реальность. Существует отрасль науки - бионика, биоэлектроника; в лучших больницах и клиниках вам могут показать прибор - электроэнцефалограф, он может измерить биоэлектрическую активность мозга, а на специальной установке вас расположат в спокойной и удобной позе, как на диване, и снимут балистокардиограмму, то есть запишут механические движения тела, вызванные сердечными сокращениями, и ток крови по крупным сосудам. Как видите, нет чудес, а есть наука, есть точный инженерный расчёт - всё это есть в нашей жизни, и всё можно поставить на службу человеку.
Страстно и горячо прочитав свою лекцию, Курнавин вновь водворился в кресле хозяина. И пытливо смотрел на собеседников, но взглядами они не встречались. Молодые люди склонили головы, думали каждый о своём. В восторге от Курнавина была Наташа, и она всё больше укреплялась во мнении о необыкновенности этого человека. Вот и сейчас он хотя и пытается развеять в них веру в чудесное, но достигает обратного. "Это он умышленно отводит от себя поклонение", - думала Наталья.
Несколько в ином русле текли размышления Качана: он хотя и зауважал Курнавина, но не всё в чистом виде принимал на веру. Странный он человек, забавный! Его всё время заносит, шибает в сторону.
Борис с тайным сочувствием, с сознанием своего превосходства сожалел о детской доверчивости Натальи. Впрочем, сознание это доставляло ему более радости, чем огорчений.
Наташа недолго побыла с мужчинами; извинилась, сказав, что у неё дела, и ушла. Наступила неловкая пауза, - по крайней мере, для Бориса. Он сучил взором по углам комнаты, боясь встретиться взглядом с Курнавиным, а тот смотрел на своего пациента в упор и неотрывно. И молчал, - видимо, умышленно, нагоняя ещё больше смущения на Бориса. Наконец, молчание становилось тягостным, и Качан решил его нарушить.
- Странно, я ничего не ел со вчерашнего утра и будто бы не испытываю голода.
- Естественно. Ваш организм борется, он хочет преодолеть основное препятствие.
- Не понимаю вас. Какое препятствие?
- Ваш вес, ваша комплекция - вот основное препятствие.
- И что же вы мне прикажете? Не есть, что ли?
- Да, не есть. И не пить, то есть не употреблять спиртное. И не курить.
- Может, и не дышать? - Борис иронически улыбнулся.