Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич 2 стр.

-Знаю. Боюсь, что не случайно. Но об этом пока не стоит особенно распространяться. Разберутся. А нам - не отступить.

-Как же теперь?

-Как и прежде. Вперед.

-Нет у тебя сердца, старшой, нету. - Сергей вско­чил, отшвырнув ящик, на котором сидел. - Раз они такое вытворяют, надо гадов поубивать на месте! Не-е, я рвану в город, я им шороху наделаю! За друга! За всех этих бедолаг! Это ж нельзя так оставлять! Не-е, я рвану сейчас же, по горячему! Передавлю га­дов собственными руками! Будь что будет! Сам! Под­лые! Контра - она везде контра! Я, знаешь, с разными загранбандамн дипломатию разводить не буду! Они лучших людей в гроб, а я в сторонке? Не-е-е, брат, ша­лишь!

Перед Кориным метался не прежний добродушный увалень, а совсем другой человек, незнакомый, страш­ный, почти обезумевший.

-Возьми себя в руки, - призывал Борис. - Куда ты рванешь? Кого накажешь? Кого? Где? Не будь ре­бенком.

-Я их, бандюг, по роже узнаю! Хоть тут, хоть где!

-Дай ключ, Гринюк.

-Чего?

-Ключ, говорю. Дай сюда ключ от машины.

-Ну нет, старшой, ты меня не знаешь!

-Не валяй дурака, Серега.

-Слушай, бурмастер, дорогой ты наш, тебе коло­дец важней? Какой-то колодец важней? Да? В такой момент... Я сейчас, знаешь, что хошь сокрушу. - Сер­гей в крайнем возбуждении подскочил к Борису вплот­ную. - Если на то пошло, ты во всем виноватый. Да! Ты с ним был. Вы были вместе. Все знают, что вы уехали вместе позапрошлым вечером, так? Вот и объ­ясни, дорогой товарищ, как с ним могло такое случить­ся? Да! Объясни! Всем объясни!

Борис сжал зубы. Гринюк увидел, как вздернулись желваки на побелевшем его лице и еще резче обозна­чилась чернота вокруг воспаленных глаз, и понял, что Корин измотан, что не спал ни минуты все это время, что очень тяжело переживает случившееся.

Из барака с антенной на крыше вышла женщина в клетчатой рубахе и шортах, Габи Амель. Она, спо­тыкаясь, точно слепая, направилась к "газику".

Гринюк снова провел по лицу кулаками и словно со­драл наконец с себя невидимую пленку, пересилил от­чаяние и растерянность, взгляд его приобретал осмыс­ленность, движения, судорожные еще несколько мгно­вений назад, постепенно делались четкими, уверенными.

Он плеснул себе в лицо полную пригоршню воды, жадно напился и снова плеснул, отдышавшись.

-Ну вот, - вздохнул Борис Корин, - а теперь дай мне ключ.

-Тебе-то на кой машина? - тихо спросил вели­кан,

-Отвезу Габи обратно. Лучше уж ей быть со все­ми. И вот еще что, дружище, надо бурить на воду. Надо успеть до нее добраться, пока не перетащили "бэушку". Зря ты оставил ребят, зря.

-Ладно уж, не бухти, и так тошно...

-Давай ключ, не дури. А сам поостынь малость. Присмотришь тут вместо меня. Я постараюсь живо обернуться.

Но Сергей зашагал прочь, огромный, сильный, разъ­яренный, бросив через плечо:

-Сам привез, сам и обратно доставлю. Но ты не прав.

3

Городские часы еще не отстучали девяти в3ечера, а в ночном баре "Кутубия" на улице Капуцинов уже из­вергал джазовые синкопы видавший виды музыкаль­ный ящик папаши Гикуйю.

Владелец заведения скучал за стойкой, равнодушно наблюдая за парой наемных танцоров, в обязанность которых, судя по телодвижениям в ритме полумузыки-полустона, входило этакое щекотание эротического во­ображения посетителей.

Гикуйю не имя бармена, а прозвище, коим с неза­памятных времен тут наделяли многих переселенцев кенийского происхождения. Разумеется, переселенцев небелых.

Голенастая девица и ее расхлябанный долговязый партнер танцевали с подчеркнутым самозабвением, ла­вируя между столиками, за одним из которых какой-то молодой африканец пренебрежительно листал иллюстри­рованный журнал из тех, что в изобилии валяются на подоконниках претендующих на изысканность парик­махерских, аптек, кафе или чисто питейных уголков большого города.

За другим столиком, в глубине небольшого зала, стилизованного под африканскую суперэкзотику, чинно восседали европейцы: благообразного вида господин лет сорока пяти и чопорная дама весьма почтенного воз­раста.

Возле раскрытого, занавешенного лишь прозрачным тюлем окна, внимательно наблюдая за улицей, сма­ковал питье еще один субъект, белый верзила лет три­дцати.

-Вуд! - внезапно прорезался сквозь грохот музы­ки хриплый голос сидящего у окна.

Тот, кого окликнули, не меняя ни позы, ни выраже­ния лица, продолжал почтительно беседовать с преста­релой леди.

Но Хриплый не повторил оклика, он не сомневался, что его услышали, он только поспешно перевел глаза с окна на потолок, взгляд его стал отрешенным.

С вкрадчивым треском откинулся бамбуковый полог, с улицы вошел плечистый, невзрачно одетый, небритый человек.

Его каштановых волос давно не касались ножницы и расческа, густыми волнами они стекали от широкого лба на засаленный ворот заношенной замшевой куртки, обрамляя смуглое, красивое лицо.

Взглядом ослепительно-синих глаз он медленно, словно кинокамерой, провел по залу и остановился на бармене, который, подобно прочим, казалось, вовсе не заметил его.

Так не бывает, чтобы в сравнительно маленьком по­мещении не обратили внимания на входящего.

Вероятно, явное невнимание к нему не понравилось мужчине в замшевой куртке, однако он не подал вида. Ухмыляясь, двинулся к стойке походкой обнищавшего принца.

Бармен безучастно принялся изучать свои ногти. Пришелец нахмурился и так хлопнул ладонью по стой­ке, что тот мигом поднял на него глаза.

-Ты что, Гикуйю, уже воротишь нос от бродяги Матье?

- Тебя не узнать, Ники, - нехотя отозвался панаша Гикуйю.

-Еще бы... - Человек по имени Ник Матье вновь оглядел заведение. - Целую вечность не встречались с малюткой "Кутубией". Потускнела твоя красавица. Даже курочки не порхают, как прежде.

Гикуйю развел руками:

-Да, не те времена.

-А на улицах сплошной карнавал, - сказал Ма­тье. - Будто с цепи сорвались. Я и не подозревал, что в этом городишке столько напичкано. В этом паршивом городишке...

-Миллион без трех сотен, - сказал бармен, и в го­лосе его проскользнуло нечто схожее с гордостью, - трех сотен тысяч, правда.

-Плодитесь, плодитесь, я не против.

-А что с цепи сорвались - это верно, - заметил Гикуйю. - Именно с цепи, братишка, верно сказано. .Греби поближе к стойке, ополосни глотку по такому поводу.

Ник Матье приблизился к нему и небрежно пома­хал какой-то бумажкой, вопрошая:

-Уж не ради ли паршивого глотка ты гонял по­сыльного в Шарбатли?

-Нет, - ответил бармен, глянув на записку, - я тебя не звал.

-Серьезно? - произнес Ник Матье. - Что ж, значит, мальчишка что-то напутал. Сделаем вид, что так оно и есть. Ты не против?

-Ники, - сказал бармен тихо, - повторяю, я тебя не звал, хоть и рад тебя видеть. Я ничего не имею про­тив тебя, ты же знаешь. Но я тут ни при чем.

-Значит, рад мне, говоришь? Ай, славно! Папаша Гикуйю безумно рад видеть Матье. Это уже удача. Нежданная удача, совсем нежданная.

-Вот привязался...

-Жаль, Гикуйю, что у тебя нет дочери, я непре­менно женился бы на ней в отместку за твою радость по поводу нашей встречи.

-Говорю тебе, не я тебя звал, - глухо отозвался бармен. - Век бы тебя не знать, безбожного.

-Ладно, ладно, эк набычился, того и гляди хватит удар. Лучше уж и впрямь поднеси стаканчик, что ли. До лучших времен, а? Не зря же я потратил полдня, чтобы дотащиться до твоей берлоги не по своей воле.

-Пфе!.. - Весь вид Гикуйю изображал разочаро­вание. - Сам понимаешь, лавочка на волоске, где уж мне подносить задаром.

-Подавись.

-Ты уж прости, братишка, еле свожу концы с кон­цами.

- Подавись и забудь, - презрительно процедил Матье и, отвалившись от стойки, шагнул в зал. - Хо­тел бы я знать, ребята, кто меня вспомнил. Кому я по­надобился в этой дыре? Не тебе ли, великий хозяин великой страны? - Он хлопнул по журналу молодого африканца.

-Эй, парень, полегче! - вскрикнул бармен. - Или убирайся! У меня должно быть красиво!

-Пардон, - сказал Матье африканцу, - миль пар­дон, бвана.

-В самом деле, приятель, не стоит шуметь. -

Хриплый поднялся, выключил музыкальный автомат, отстранил танцующих и подошел к Нику. - Раз у тебя свидание - сядь и жди.

-А ты откуда знаешь про свидание? - спро­сил Ник.

-Догадался.

-Значит, это твой почерк?

-Тебе сказано, закрой пасть, сядь и жди. Матье улыбнулся, кивнул. И вдруг резким ударом в челюсть свалил верзилу на пол с такой силой, что тот отлетел, разметав стулья.

Хриплый лежал несколько мгновений, хлопая глаза­ми, затем вскочил и угрожающе двинулся на Ника Матье, запустив правую руку в карман своего пиджака.

-Прикончу! - рявкнул он.

Но прежде чем он успел выхватить оружие, Ник стремительно подскочил к нему и с чудовищной силой вновь обрушил свой кулак на его челюсть. Теперь уже, грохнувшись на пол, Хриплый глаз не открывал. Вооб­ще, казалось, не подавал признаков жизни.

Еще не стих перезвон битой посуды, а юных танцо­ров уж и след простыл. Возмущенно удалился и моло­дой африканец, не забыв прихватить журнал.

Господин по имени Вуд властным жестом остановил бармена, выхватившего из-под стойки деревянный мо­лоток с намерением проучить дебошира.

Пока раздосадованный папаша Гикуйю, чертыхаясь и охая, приводил поверженного в чувство, Вуд успел извиниться перед чопорной старухой, покинуть ее и обратиться к Матье с такими словами:

-Успокойся, малыш, это я пригласил тебя, чтобы обсудить одно дельце. Прости, но хотелось сперва при­глядеться, осторожность никогда не вредит. - Кивнул на Хриплого. - Дурачок не учел этой истины и напо­ролся на твою знаменитую клешню.

-Чем обязан? - спросил Ник. - Месье или ми­стер, как вас?

-Киф-киф, как говорят арабы, - Вуд вытянул впе­ред оба указательных пальца и приложил их один к дру­гому, - называй меня просто щедрым другом.

-Не вижу повода.

-Ты прав. - Вуд увлек Ника за ближний столик, окликнул бармена, и тот принес выпивку.

-Что это вы намекали насчет арабов? - сказал Матье, пристально глядя в глаза незнакомцу.

-Разве?

-У меня был приятель, - сказал Ник Матье, - у него тоже случались внезапные провалы в памяти. Помогало только одно средство, хороший удар по че­репу. Мозги у парня встряхивались, и память тут же возвращалась.

Вуд натянуто рассмеялся:

-Уж не про беднягу ли Янсена ты мне толкуешь, сынок?

-Точно, - кивнул Ник, - про него. Ну и осве­домленность у вас! А про арабов... что вы имели в виду?

-Просто так, просто так, - поспешил заверить Вуд. - Считай, что я воображаю, будто знаком с тво­ей жизнью. С прошлой, я имею в виду.

-Ну ты!

-Стоп! Давай-ка помягче. - Вуд изобразил осле­пительную улыбку. - С людьми надо ласково, а ты, погляжу, набит ненавистью до отказа. Хоп - и оби­дел моего кроткого, застенчивого слугу. Нехорошо. Бы­вает, любителям чесать кулаки о чужие зубы достается свинцовая пломба в кишки. Интересно бы узнать, как тебе удавалось избегать ее до сих пор.

-Угроза?

-Ни в коей мере. Обычная беседа двух умных людей.

-Что-то много тумана вокруг одного из нас. К че­му бы это, а?

-Ты слишком мнительный, сынок. Несладко жи­вется?

-А, все дерьмо. Выкладывайте дело.

-Тебе нравятся, скажем, тыщенок пять зеленень­ких и билет до Марселя?

-Ого!

-Итак, господину Энди Сигбьерну... о, виноват, Нику Матье это нравится. Ты ведь Ник Матье, я не ошибся?

-Не ошиблись. - Ник изо всех сил старался не выдать охватившего его беспокойства.

-Допустим, - произнес Вуд.

-Вы полицейский? Интерпол?

-Фи-и-и, - возмущенно протянул Вуд, - давай без оскорблений.

-Тогда в чем дело?

-У тебя есть шанс на пяток тысяч и прогулку до Марселя, только и всего. Но если Марсель не входит в твои планы, - Вуд многозначительно подмигнул, - можешь податься, например, на мыс Кейп-Код, штат Массачусетс. Там, я слышал, есть чудненькие ветряные мельницы.

Побледнев, Ник молниеносно обхватил незнакомца, сковав его руки своими, но так, что со стороны их поза могла сойти за пьяное объятие, и прошипел, покосив­шись на зал:

-Выкладывай, что задумал. Тихо, я способен ми­гом раскроить твой череп об этот стол.

-Отпусти, - просил Вуд, сдавленный, точно тис­ками, - пусти же. У тебя все в порядке. Я действитель­но друг. Все объясню.

-Хорошо. Но никаких экскурсов в прошлое, только о деле. И руки на стол. Иначе не поручусь за твой череп.

-Да, да.

Матье отпустил полузадохнувшегося господина, сле­дя за малейшим его движением, и, когда тот полностью пришел в себя, требовательно бросил:

-Ну?

Вуд долго с нескрываемой злобой рассматривал Ни­ка, точно увидел впервые. Сказал:

-Рискованная шутка. Не делай этого больше. У те­бя широкая спина, а мой человек сидит в нескольких шагах с тяжелым карманом. И то, что ты слегка помял ему физиономию, еще ничего не значит.

-Вы мне надоели. Я жду две секунды, - ска­зал Ник.

-Ладно. Тебе приходилось работать с русскими буровыми механизмами?

-Да. И с ними тоже. В Алжире. Давно. Хм, меня там не поняли. - Ник легонько шлепнул себя по за­тылку. - Барра *.

* Прочь (арабск.).

-А вот мы ценим крепкий характер.

-Кто "мы"? Вы и ваша девочка? - с откровенной издевкой спросил Ник, кивнув на пожилую даму, что не сводила глаз с их столика.

-Это неважно. Важно, что ты опытный бурильщик.

-Опытный бродяга, - поправил Ник, - скитаюсь по континенту вроде какого-нибудь кретина из шайки миссионеров.

-Наши беды оттого, что черномазые распояса­лись, - доверительно произнес Вуд.

Ник несколько секунд молча вертел стакан. Осушил его залпом, поставил вверх дном. Улыбнулся и кивнул точно так же, как и перед недавними ударами по фи­зиономии Хриплого.

Вуд невольно отпрянул от него.

Однако ничего особенного не произошло. Разве что голос Ника чуть понизился, когда он наконец пред­упредил:

-Учтите на всякий случай, я кольт под мышкой не грею и в мокрые дела не лезу.

-Упаси .боже! - Вуд замахал руками. - Я хотел сказать, что наши ребята вроде тебя остались ни с чем, а черным начхать. Зато с красными они в об­нимку.

-Черные краснеют на глазах. - Ник коротко рас­смеялся. - Только мне терять нечего. Растерял за мо­рями. Это вы в проигрыше с тех пор, как все тут пере­вернулось. Знакомы мне ваши сказочки... Но выпивка хороша, мерси.

-Может, и ты покраснел, а?

-Бросьте, - зло оборвал его Матье, - плевать мне на политику, мне в жизни выпадало достаточно уроков на этот счет. Да и мой покойный родитель в свое время свернул на этом шею. Если "разобраться, я влип в историю с мельником на Кейп-Коде по его идиотской милости, будто виноват, что кто-то когда-то поставил не на ту карту. - Он с сожалением посмотрел на пус­той перевернутый стакан. - Послушайте, вы, щедрый друг, если у вас серьезное предложение - выкладывай­те поскорей, не топчитесь как пай-мальчик перед бор­делем.

-Всякая грубость сбивает меня с толку.

-Поймите, кое-кому завтра даже вонючая конура в Шарбатли окажется не по карману, а вы развлекае­тесь баснями про белый пароход и зеленые бумажки.

-Это легко уладить, - сказал Вуд, - если дого­воримся, в пансионе "Массауа" кое-кого ждет прилич­ная комната с видом на будущее.

-Браво. Знаете, у меня от радости пересохло горло.

-Это тоже легко уладить. Эй, папаша Гикуйю, по­втори!

Пожилая дама, поймав брошенный на нее украдкой полный оптимизма взгляд Вуда, покинула бар. Прямая и тонкая, как спица для вязания, она мелко семенила ножками, точно карфагенская девственница, скованная у лодыжек цепочкой.

Вуд глянул на Хриплого, и тот, выждав минуту, тоже поплелся к выходу, потирая ушибленную челюсть. Бровн Ника Матье недоуменно и вопрошающе подня­лись, но Вуд лишь сверкнул зубами и покровительствен­но похлопал крепыша по спине.

-Я нарочно не гоню к делу, прежде чем мы не закрепим дружбу как следует, сынок, - сказал Вуд.

-Дружба - это хорошо, но неплохо бы и поесть за счет друга.

-Можно и подкрепиться, прежде чем отправлю те­бя в пансион.

-Валяйте, - усмехнулся Ник, - лишь бы комната в "Массауа" не оказалась с видом на решетку.

Повинуясь выразительному жесту господина, бармен принес целую бутылку "Белой лошади", содовую и гору снеди.

Ник понял, что странное свидание затянется. Он вдруг удивился собственному ощущению неловкости. Не то чтобы почувствовал себя не в своей тарелке, а просто не очень уверенно, чего давненько с ним не слу­чалось.

Его угнетало прилизанное, самодовольное, лениво жующее рыльце сидящего рядом плутократа. Не терпе­лось поскорее узнать суть загадочной сделки и бежать в обещанный комфорт лучшего в городе пансиона, по­грузиться в голубую прохладу ванны, послать всех к черту.

-Не мешает жить? - вкрадчиво спросил Вуд. - Весьма рискованная картинка. Я бы не слишком вы­ставлял ее напоказ. В этой стране, по крайней мере.

-Что? А... - Ник опустил глаза на свою правую руку с давней татуировкой. Две пальмы, верблюд меж­ду ними и подпись: "Souvenir d'Afrigve" *.

* "Память об Африке" (франц.).

-А утверждал, будто чураешься мокрых дел, - рассмеялся Вуд.

-То была военная служба.

-Неужели?

-Почти служба. Слишком давно.

-Похоже, тебе неприятно вспоминать эту службу.

-Вы угадали, - сказал Матье.

-В таком случае непонятно, зачем ты сохранил на руке эту замечательную картинку. При сегодняшней хи­мии от нее избавиться совсем несложно. Могу по­мочь.

-Благодарю, не стоит беспокоиться, проживу и с ней.

-Мне приходилось встречать ребят с такими кар­тинками. Отчаянные ребята. Надеюсь, ты из таких. - Вуд торжественно откупорил бутылку. - Какой легион? Мне как-то рассказывали о бравом капрале второго бе­лого батальона в Эль-Маццоне...

Ник Матье оборвал его, с силой шлепнув ладонью по столу.

4

На оживленной, залитой отсветами вечерних реклам площади тучная африканка с неимоверно затейливой, многоэтажной прической и в не менее затейливо раз­украшенном платье, плотно облегавшем ее фигуру, усердно запирала газетный киоск на два вызывающе новеньких висячих замка с таким благоговейным видом, будто это была не заурядная лавчонка, а златохра-нилище века. Покончив с замками, она подергала их, убеждаясь в надежности, по-хозяйски еще и еще раз осмотрела киоск, снова подергала замки и лишь после этого решилась уйти.

Поравнявшись со скамьей, где сидела миловидная девушка с репортерской сумкой на "молнии", демон­стративно отвернулась, поскольку приметила еще рань­ше, что девушка давно здесь сидит, с явным ожиданием поглядывая на нее.

Добрый вечер, мемсаб, - вежливо произнесла юная незнакомка, поднимаясь и направляясь к ней.

-Ах, оставьте, - ворчливо отозвалась толстуха, не оборачиваясь. - Я тороплюсь. Догадываюсь, кто вы и что вам от меня нужно. Язык опух от разговоров, не стало покоя на работе. Я не даю интервью, не же­лаю. Все.