-Прошу прощения, но я как раз по поводу вашей работы. Всего несколько вопросов. Пожалуйста. Я вас не задержу. Это очень важно.
-Ах, по поводу работы, - женщина остановилась, повернулась с неуклюжим поклоном, - сожалею, но вы опоздали, киоск закрыт.
-Да нет же, мне нужны именно вы. Как бы вам объяснить...
-Говорите прямо, что вам от меня нужно?
-Прежде всего хотела бы спросить, когда поступают утренние газеты.
Скорчив недовольную мину, толстуха оглядела несколько смущенную своей настойчивостью девчонку с ног до головы, сказала:
-Так вы сыщик, а не репортер? То-то я смотрю, вы околачиваетесь на площади возле моего предприятия. Ваш блокнот собьет с толку кого угодно, только не меня.
-Да нет... видите ли... откровенно говоря, я действительно репортер, - сказала девушка. - Стажер. Меня зовут Джой Маллигэн, отдел хроники и объявлений "Абреже".
-Ах, оставьте, я же сказала, меня не проведешь. Держу пари, вы тоже насчет убийства неподалеку от моего киоска, верно? Ужасно. Автомобильное происшествие такая редкость, не правда ли?
-Да, но я хотела бы...
-По-моему, у вас никакой системы.
-Простите?
-В полиции нет согласованности, я говорю. Люди от вас приходят разные, а спрашивают одно и то же, просто на части разорвали. Одно и то же, одно и то же, без конца. - Толстуха тараторила взахлеб. - Нет, у вас определенно никакой системы, поэтому, поверьте, столько нераскрытых преступлений. Уж я-то знаю, все газеты проходят через мое предприятие.
-Я не из полиции, меня заинтересовало, когда и как развозят утренние пакеты.
-Я понимаю, - закивала толстуха, - зачем вам бегать по типографиям, когда можно спросить у владелицы предприятия по продаже газет. Зачем бегать по типографиям?
-Вот я, собственно, и хотела бы...
-Ваши люди подходили ко мне десять раз, не меньше, - говорила владелица киоска,.не давая собеседнице закончить фразу, - а что я могу сообщить, если в такое раннее время еще сплю? К тому же в другом конце города. Я живу у вокзала. Нет, новая полиция еще не научилась работать, уверяю вас. У вас нет четкой системы, действуете вразброд. Особенно такие молоденькие.
-Я не из полиции, - напомнила девушка, ощутив легкое головокружение.
-Ах да, вы же белая. Я понимаю, отчего вы так представились. Ваша настоящая служба...
-Повторяю, мемсаб, перед вами Джой Маллигэн из "Абреже".
-Дивное имя! - с поистине детской непосредственностью воскликнула весьма почтенная женщина. - У некоторых иностранцев на редкость благозвучные имена! Мой муж знаком с бразильцем... о! Вы из Бразилии? Нет, вы, вероятно, русская! Конечно, ведь тот несчастный был большим другом русских. Как я сразу не сообразила! Теперь ясно, вы врач из нового госпиталя. Газеты много писали о русской женщине-враче. А я-то, глупая, решила, что вы тоже из полиции.
-Послушайте, мемсаб... уф!.. Я родилась в Англии, если для вас это представляет такой интерес.
-Настоящая англичанка? Изумительно! Но почему... ах, понимаю, вы частный сыщик. Ужасно жаль тех бедняжек. Полицейский, слава богу, не был женат, но у молодого инженера, говорят, осталось шестеро ребятишек, несчастные сиротки...
-Ребенок один. Крошечный мальчик. И я, повторяю, не сыщик.
-Вы знали погибшего?
Да.
-То-то, я смотрю, вы очень страдаете из-за этого несчастья, - с глубоким сочувствием произнесла почтенная женщина. - Он был вашим родственником? Ах, простите, нет, конечно, вы же белая. Так что вас интересует?
-В какое время вам доставляют утренние пакеты из типографии?
-Фургон приезжает под утро, около трех. А что? - И тут же доверительно шепотом: - Никогда не поверю, но ходят толки, будто машина с убийцами выскочила вон из того посольства. Вы понимаете? Раннее утро, город пуст, скорость можно не ограничивать. Вы согласны? Машина с убийцами... ужас. Вы понимаете, какой ужас? Полная машина убийц!
-Заблуждаетесь, никто из советского посольства не выезжал в тот день раньше десяти. Никто из сотрудников. Абсолютно. А вот машина...
-Откуда вам известно? - быстро и с явным подозрением спросила хозяйка киоска. - Вы-то откуда знаете о таких вещах?
-Слышала от коллег. Интересовались. Да и по телевидению передавали.
- Предпочитаю газеты. Но и в них ничего вразумительного. Так что вы хотели сказать про машину русских, леди Маллигэн?
-Ее угнали в ту ночь.
-Боже!.. Кто?
-Это я и хочу узнать. Не одна, разумеется, - полиция, друзья пострадавших, общественность, в конце концов.
-Я все поняла, все поняла, - прошептала толстуха, пугливо озираясь. - В газетах действительно сплошная путаница. Только обещания о возмездии да требование немедленно поймать убийц. Извините, но вы работаете не лучше полиции. Где же хваленая оперативность, где нюх газетчиков?
-Но мы отклонились от главного. Я обещала не задерживать вас, поскольку вам ехать к вокзалу, да и ваш муж...
-Не беспокойтесь, мне очень интересно. И, признаюсь, я еще не замужем. А вы?
-Прошу вас, мемсаб, мне необходимо повидать вашего разносчика.
-Мальчишку? Зачем?
- Видите ли, в тот день, вернее, накануне вечером, один мой друг едва ли не последним покупал здесь газету у вашего помощника. Мальчик уже устраивался на ночлег. В киоске. Сегодня, когда речь снова зашла о происшествии, мой друг вспомнил об этом. Нужно ли объяснять, насколько важно расспросить мальчика...
-Мой служащий не ночует на предприятии, как и я, - уже в который раз прервала девушку толстуха, - лишь изредка я позволяю ему остаться, чтобы не прибегать к первому фургону бог весть откуда, особенно к воскресным выпускам. У меня система четкая, будьте уверены. Так вот. Действительно, в ту ночь он здесь спал. Я подчеркиваю, спал. Запершись и задернув шторку. Он мне поклялся, что спал крепко и слышать не слышал ни о чем до самого звонка типографского фургона. Повторяю вам, ему нечего сказать. А раз так, и полиции и репортерам необязательно совать нос в мое предприятие. И незачем бросать на нас тень, мы не какие-нибудь бездомные, чтобы спать здесь.
-Извините мою настойчивость, - мягко сказала Джой, - и все-таки помогите мне с ним встретиться. Не верится, чтобы он совсем, совсем ничего не слышал или не видел, когда в двух шагах от него разыгралась такая трагедия. Мой друг уверяет, что он явно не из тех мальчишек, которые способны безмятежно спать в киоске на центральной площади.
-Я отпустила его на несколько дней, он нездоров. Ребенок, что поделаешь.
-Где он живет?
-Оставьте ребенка в покое, - уже сердито бросила женщина, даже ногой топнула, всколыхнув свое мощное туловище и не менее мощную пирамиду из жестких волос на макушке. - Он ничего не знает, не слышал, не видел, он крепко спал, пока не приехал фургон. Вот его слова. Все. И нe впутывайте дитя в эти ужасы. До свидания, милочка, мне пора, я опоздаю на автобус.
-Что ж... спокойной ночи.
Женщина удалялась. Рассерженная, она пересекала широкую площадь, словно плыла в отблесках неонового разноцветья, мерцая лоснящимся шелком платья, могучая, как океанский лайнер.
Джой опустилась на скамью в тяжелой задумчивости. Она настолько была погружена в свои мысли, что не заметила, как вернулась хозяйка киоска.
-Старые люди не любят связываться с полицией. Ни с гангстерами, ни с полицией. Ни с кем, кроме бога. Старые люди прожили жизнь, чтобы в конце обрести покой. Они видели в жизни все, что доступно глазам, слышали все, что доступно ушам. Да, да, да, они слишком запуганы прожитым. Что бы ни менялось вокруг, как бы ни менялось - им все нипочем. Вы согласны?
-Нет, - не сразу ответила Джой, удивленная и обрадованная неожиданным возвращением собеседницы. - Нет, не согласна.
От недавней дородной балаболки с глуповатым выражением лица и следа не осталось. Перед Джой стояла уставшая женщина с мудрыми, слегка прищуренными глазами, поникшая под бременем грузного, утратившего вдруг вызывающие очертания, обесформленного годами тела. Она смотрела на девушку со смешанным чувством сострадания и укора, говорила спокойно, медленно и внятно:
-Ваше право не соглашаться. У каждого свои принципы. Мне кажется, вы хорошая, умная и скромная, я вам доверяю. И я хочу вам помочь. Если это действительно поможет... поинтересуйтесь старым башмачником. Вон его окошко. Видите мансарду? Вот и отлично. Его старуха то и дело заглядывает ко мне перекинуться парой слов после обеда. Ну и пыталась намекнуть на что-то, не иначе связанное с тем, что вас интересует. Только мне это ни к чему, так ей и отрезала. А вы... хотя вряд ли удастся что-нибудь выудить из старика. Тут уже повсюду рыскали сычи, выпытывали у него, конечно. Впустую. Полиция неделикатна, вот что ей вредит. Думаю, и вам не повезет. Вам тем более - белой, хоть вы и друг.
-Очень прошу, мемсаб, если вам что-либо известно...
-Мне ничего не известно, - решительно прервала ее пожилая женщина, - и я ничего не говорила, совсем ничего. Просто тут живет старый, очень старый башмачник, кстати, самый образованный из всех на этой улице. Так вот, дети вроде моего помощника действительно могут себе позволить роскошь сновидений, старцы - нет, они цепляются за видения реальной жизни. Забудьте наш разговор. Простите мне и маленькую комедию. Прощайте.
-Спасибо, - запоздало промолвила Джой, провожая ее взглядом.
Переходя через площадь, толстуха настороженно озиралась, боясь не только помахать Джой на прощание рукой, но и просто оглянуться.
5
Бесшумно ступая по толстой, ворсистой ковровой дорожке, задерживаясь на каждой лестничной площадке перед зеркалом словно для того, чтобы проверить, на месте ли челюсть, потревоженная в баре кулаком вспыльчивого бродяги, Хриплый спустился в вестибюль. На ходу бросил усатому портье через плечо: "Порядок", - пнул ногой дверь-вертушку и оказался на тротуаре перед площадью.
Оставленная поливальной машиной лужица быстро испарялась, как капля воды на еще не остывшей сковородке, и вместе с ней исчезало, таяло пронзительно голубое отражение жужжащей вывески "Masaiihoteb. И вот уже асфальт стал таким же сухим, как пятнадцать минут назад.
Хриплый ослабил галстук, сдвинул шляпу на затылок, заложил большие пальцы рук за пояс так, чтобы получше выглядывала из-за распахнутого пиджака шикарная рубаха, которую он только что получил в подарок от расщедрившейся пожилой дамы, приятельницы Вуда. Новую рубаху тотчас же надел, выбросив старую в мусорную корзину.
Даму он проводил, почтительно следуя чуть сзади, от "Кутубии" до самой двери ее номера в отеле. Теперь же мучительно размышлял, напрягая свой умишко, пытаясь понять, что свело его хозяина с этой надменной залетной аристократкой.
Размышлял он об этом, когда брел по тротуару, словно совершал беззаботный вечерний променад, улавливая мимолетные запахи духов, табачного дыма, мускатных орехов и винного перегара. Уличные попрошайки отскакивали от него, как мячики, получая чувствительные пинки. Визгливые призывы торговцев сластями тонули в шорохе и рокоте людского потока.
Встречный мужчина в очках и светлом костюме нечаянно задел его плечом. Хриплый раскрыл рот, но ругательства застряли в горле. Лицо мужчины показалось ему знакомым. Обладатель светлого костюма между тем извинился, прикоснувшись к своей шляпе, и, не сбавляя шаг, продолжил путь.
Хриплый приподнялся на носках, стараясь не упустить из виду эту шляпу, уплывавшую в лавине подрагивающих макушек толпы.
В чем ином - возможно, но уж в зрительной памяти Хриплому не откажешь. Он вспомнил фото этого человека в журнале, на который работал Вуд. И он вспомнил его имя - Виктор.
Однажды случился пожар на стройке. Прихватив с собой лакея, Вуд примчался туда, чтобы сделать фоторепортаж. Он фотографировал людей, расчищавших площадку от обуглившихся остатков рухнувших строительных лесов. С особенной старательностью охотился его объектив за исцарапанным, измазанным с ног до головы человеком, не щадившим себя, устраняя аварию. Хозяин Хриплого большой мастак с помощью специальной оптики, хитрого ракурса и прочих съемочных комбинаций превратить даже полную скорби похоронную процессию на своих снимках в сюжетик, вызывающий смех несведущего созерцателя журнала.
Тогда, на стройке, щелкая затвором своего "никоноса", Вуд то и дело подмигивал Хриплому и приговаривал: "Пусть наши получат свою долю удовольствия от того, как этот русский советник надрывает брюхо ради черномазых".
Огонь погасили и леса восстановили быстро, но, как говорится, "дыму" было много.
Хриплого несколько удивило тогда, что никто не удосужился заинтересоваться слишком своевременным прибытием иностранного журналиста на "клубничку".
Итак, Хриплый узнал в прохожем того самого советского специалиста, которого с полгода назад видел на стройке и о котором сейчас толковали кое-где как о причастном к делу об убийстве на площади.
Последнее обстоятельство и привлекло столь пристальное внимание Хриплого к ничем, в сущности, не примечательной шляпе, уплывавшей в пестрых волнах людского потока.
Поначалу он даже намерился последовать за этой шляпой из чистого любопытства, но передумал, не зная, как отнесся бы к подобному самоволию хозяин. Вуд не раз уже в прошлом жестоко наказывал Хриплого за поступки, казавшиеся тому правильными и полезными для господина.
Хриплый почесал нывшую нижнюю челюсть, болезненное напоминание о "Кутубии", и решительно направился к бару на улице Капуцинов.
А Виктор Иванович в то время уже стоял у внешней лестницы аккуратного, неброского здания, в глубине обрамленного развесистыми деревьями двора.
Единственным украшением двора была большая, разделенная на четыре части двумя скрещивающимися песочными дорожками клумба. По обе стороны дома, подобно крыльям, расходились невысокие кирпичные пристройки, левое крыло завершал гараж.
Было еще одно место для стоянки машин, у ворот. Квадратная асфальтированная площадка под легким пластиковым навесом.
Там и стояла обычно "Волга" торгпредства, которое занимало первый этаж в здании советского посольства.
Однако в ту ночь, когда машину угнали, Виктор Иванович Луковский оставил ее за оградой на улице. Он предполагал, что она понадобится молодому местному нефтянику Банго Амелю, который прибыл издалека на оперативное производственное совещание с ним, советником Виктором Луковским.
Прежде чем переступить порог, Луковский взглянул на окна. За некоторыми противомоскитными шторами угадывался приглушенный свет настольных ламп. Лишь в библиотеке ярко сияла люстра.
"Банго и Габи всегда вместе приходили за книгами, если выдавалась возможность почитать, а значит, попрактиковаться в русском, который они знали неплохо", - невольно подумалось ему.
Луковскому очень хотелось сразу же пойти в библиотеку. Там, он знал, была Светлана.
Наверное, она ждала его, по привычке сидя на нижней ступеньке большой стремянки у стеллажа, и темнел в стаканах чай со льдом на двоих, и витала неизменная песенка "Тее for two" * с ужасным произношением Светланы и чудовищным перевиранием мелодии.
* "Чай для двоих" (англ.).
Впрочем, сейчас песенки быть не могло...
В ту ночь, когда, отчаянно дымя, они с Банго колдовали над геологическим планом, сомкнувшись лбами, подобно регбистам, Светлана варила чай для троих. Молча слушала мудреные их разговоры, забравшись в кресло с ногами, точно была не гостьей, а хозяйкой. Она куталась в белый халат, пахнущий лекарствами, наброшенный поверх пижамы. От ее присутствия делалось уютно, хорошо. Всегда.
Тогда ему хотелось, чтобы ночь не кончалась, чтобы длилось и длилось присутствие любимой, привносящее ощущение чего-то прекрасного и родного, как семья, которой он так и не успел обзавестись.
Неудача экспедиции пригнала Банго в город. На одну ночь. Но ее не хватило, чтобы сполна оценить и обсудить создавшееся положение в кабинете Луковского.
Банго ушел до рассвета, чтобы к полудню быть уже в лагере, где ждали его Корин, все ребята. И Габи.
Банго Амель категорически запретил Луковскому провожать его, отказался и от машины. Ушел, сказав, что хочет взглянуть на своего малыша, раз уж наведался в город. Ушел в последнюю ночь своей жизни...
Виктор Иванович поднялся на второй этаж. Постучался и вошел в кабинет посла. Через десять минут вышел, спустился вниз, к себе, включил свет, снял трубку телефона и набрал номер.
- Добрый вечер. Мне передали, что вы просили связаться с вами, как только вернусь.
- С кем имею честь? - спросил голос из трубки.
- Ах да, извините. Представитель советского комитета по экономическим связям Виктор Луковский.
- О, Виктор, добрый вечер! Я вам звонил два часа назад. Хотел переговорить относительно новой комплектации группы бурения. К нам уже поступили кое-какие предложения. Еще, правда, не вполне определенные, но достаточно обнадеживающие. Не могли бы вы приехать в корпорацию к девяти утра?
- Буду в девять.
- Отлично. Спокойной ночи.
6
Девушка стремительно вошла в прокуренный коридор. Несмотря на поздний час, в редакции, как обычно, толклась уйма народу. Она с трудом отыскала свободную комнату, дважды повернула ключ, торчавший с внутренней стороны двери. Затем извлекла из-под вороха бумаг нужный справочник, полистала его, сняла трубку телефона и, волнуясь, набрала номер.
- Прошу прощения за беспокойство в такое время, но у меня неотложное дело.
- Слушаю вас, - отозвался из трубки деловитый бас.
- Дело касается недавнего убийства.
- Какого именно?
Вопрос невидимого собеседника показался девушке в высшей степени нелепым, и она растерялась, умолкла недоуменно.
- Говорите же, - потребовал бас. - Какого убийства? Говорите!
- Убийства инженера и полицейского на центральной площади.
- Кто говорит?
- Я... сотрудница "Абреже".
- Кто, я спрашиваю? Смелей.
- Если настаиваете, Джой Маллигэн, отдел хроники и объявлений.
- Откуда звоните? - спросил бас после короткой паузы.
-Из редакции. Мм... комната семь.
-Повесьте трубку и не отходите от аппарата, Джой Маллигэн.
-Но... почему? Мне необходимо сообщить инспектору...
-Сделайте, как я прошу.
Девушка обескураженно пожала плечами и послушно повесила трубку. Спустя две-три минуты ее телефон зазвонил.
- Да, - сказала она, схватив трубку.
- Все в порядке. Прошу извинить. - Бас звучал мягче. - Так что у вас, Джой Маллигэн?
- Случайно, почти случайно я узнала об одном обстоятельстве, которое, на мой взгляд, может пригодиться следствию. Могу я узнать, с кем сейчас говорю?
Пауза.
-Вас понял, - сказал бас негромко. - Позвоните-ка лучше в управление четвертой зоны, не теряйте времени. Это дело в их ведении. Не пишите, запомните. - И он дважды назвал номер. - У меня же к вам настоятельная просьба, Джой Маллигэн. Вас, вероятно, захочет увидеть окружной комиссар. Я доложу и оставлю пропуск, а вы потрудитесь зайти к нам завтра во второй половине дня. Сможете?
- Да.
- Вы одна в комнате, из которой звоните?
- Да.