Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич 6 стр.

Поздно вечером, когда зажглись уличные светильни­ки, когда подростки разложили на тротуарах веера омерзительных порножурналов и фотографий, обозначив их стоимость каракулями, когда зазывалы притонов за­няли свои посты, когда в пивных Галатасарая усили­лось хмельное разноязыкое песнопение, когда затихли до утра радиофицированные голоса муэдзинов, а свя­тые храмы померкли рядом с неоном небоскребов, в шестьсот девятом номере отеля "Бале" зазвонил нако­нец телефон.

-Нордтон слушает.

-Все о'кэй, жду тебя в машине на площадке пе­ред муниципальным салоном живописи, это в двух шагах.

-Черт возьми, Хаби, где ты пропадал?

-Не сердись, дружище, хлопотал ради тебя. Нам предстоит приятная прогулка морем. Ты был на Бьюик-ада? Сказочный островок. Там нас ждет парень, кото­рому Эл приказал пополнить твой бумажник.

-Какая у тебя машина?

- "Мурат". Я сам окликну. Спускайся, надо обер­нуться в хорошем темпе, мы ведь собирались еще по­спеть в казино на песенки Айжды Пеккан, не забыл?

- Иду, - проворчал Слим Нордтон, - с моей но­гой только бегать...

Допуская, что ему могут вручить крупную сумму и наличными, Слим прихватил наплечную сумку и поспе­шил к упомянутой площадке возле городского выставоч­ного зала, в котором, как он знал, часто бывали плат­ные демонстрации картин и карикатур, но нечасто бы­вали зрители. Жизнерадостный и кудрявый юноша с повадками супермена снова назначил встречу в мало­приметном месте.

"Понимаю и одобряю Броуди, - подумал Норд­тон, -- мальчишка действительно феноменальный, осмотрительный и деловой, не какой-нибудь дебил из мафии, а тонкий, перспективный игрок. Он начинает мне нравиться".

Нордтон пытался прикинуть в уме, на какую сумму может рассчитывать и как держаться на Бьюик-ада пе­ред новым типом из компании Эла Броуди. Настроение Слима заметно приподнялось.

У одного из автомобилей, стоявших на площадке, призывно открылась дверца.

Машины этого образца встречаются в разных стра­нах под разными названиями - "мурат", "фиат" и про­чие. Хорошие, удобные машины, они распространены по свету не меньше, чем вездесущие "тоёта" или "форд".

На Бозоке лоснилась новенькая кожаная куртка, па­русиновая кепочка была надвинута до самых бровей, растянутые в неизменной улыбке тонкие губы удержи­вали сигарету.

Прежде чем включить стартер, он протянул усевше­муся рядом Нордтону распечатанную пачку местных си­гарет "Самсун" и зажигалку.

- Спасибо, у меня свой сорт, привычка, - сказал Слим, доставая из кармана собственную коробку сигарет.

- Американские?

- Нет, "Хелас Папостратос", из старых запасов.

- Трава, - фыркнул юноша, выводя машину на трассу.

- Дело вкуса, - саркастически молвил Нордтон, - но я курю греческие.

Машина покатила вниз по Истикляль джаддеси, ми­мо станции метро, через Золотой Рог по мосту Ататюр-ка, через Аксарай прямо к побережью Мраморного мо­ря, где на одной из многочисленных лодочных стоянок ждал маленький прогулочный катер.

Ночь сгущалась над сияющим Стамбулом, роняя в морскую воду отражения лучистых, как стекло, звезд, когда они мчались вдвоем в резвом катере, держа курс на смутно вырисовывавшиеся вдали контуры островов, усеянных мириадами электрических светлячков.

- Даже здесь мне мерещится запах нефти! - воскликнул Слим Нордтон, подставляя лицо под осве­жающие удары встречного воздуха.

- Неподалеку караванный путь танкеров, - ото­звался Хабахаттин Бозок, - море загрязнено! Днем под солнцем запах еще сильнее! Эй, дружище, хочешь за руль? Прекрасно! Смелей, я рядом!

-Давай попробую, - охотно согласился Нордтон. Бозок выключил двигатель, уступил место приятелю, а сам устроился сзади, заливаясь веселым мальчише­ским смехом.

- Заводи. Только скорость не сразу, дай ему рявк­нуть пару раз на холостых, он у меня с норовом.

- Есть, кэп! - раззадорясь, козырнул Слим Нордтон.

Мотор вновь заревел, но на холостых оборотах, как было велено. Катер окутался облаком едкого дыма. Бо­зок сунул руку себе за спину под куртку, выхва­тил из-за пояса пистолет и выстрелил Нордтону в за­тылок.

10

Сержант Киматаре Ойбор нес под мышкой перевя­занные бечевкой до крайности изношенные башмаки.

Было раннее утро, но солнце отчаянно припекало Ойбор изнывал от жары в непривычном платье из гру­бой шерсти и раскаивался, что предпринял такую боль­шую прогулку пешком.

Рядом с молодым сотрудником, щеголявшим в лег­ких полотняных брюках и ярко-желтой вязаной майке, Ойбор казался нелепым на фоне большого города, сер­дитым крестьянином, неохотно приехавшим из благодат­ных гилей * глубокой провинции в каменный ад на по­бывку к сыну-оболтусу.

* Африканские сельскохозяйственные районы.

Они шагали в толпе торопившихся на работу людей, стараясь не слишком выделяться в общей массе. Время от времени из-за одышки Киматаре Ойбора приходи­лось останавливаться на тротуаре или присаживаться на скамью с таким видом, будто их внимание привлека­ли то и дело попадавшиеся на пути витрины больших магазинов или рекламные щиты кинотеатров.

Молодой спутник Ойбора посматривал на преобра­зившегося сержанта с откровенным восхищением, не со­мневаясь, что при желании в свое время старик мог бы сделать блестящую карьеру в качестве актера.

Когда они достигли площади, Самбонанга - так звали молодого спутника Ойбора - легонько толкнул сержанта локтем и указал глазами на газетный киоск.

- Что поделаешь, - сказал Ойбор, - она может и ослушаться моих советов. Ее нетрудно понять.

- В конце концов это ее право, - рассудил Сам­бонанга. - Мы должны ей благодарно поклониться.

- Еще рановато.

- Я уверен, клянусь честью.

- А я не уверен, что тебе положено болтать без умолку при исполнении служебных обязанностей.

- Это вы завели о ней разговор, я помалкивал.

- Стоп... кажется, она нас заметила.

И верно, Джой распрощалась с собеседницей, воссе­давшей в амбразуре киоска торжественно и скорбно, как богоматерь на иконе, и быстрым шагом пересекла площадь.

- Ой, - забеспокоился Самбонанга, настороженно озираясь по сторонам, - сейчас устроит митинг. Так недолго испортить все дело. Стоило ли нам рядиться в тряпье? Пустой маскарад.

-Погуляй-ка в сторонке, - сказал Ойбор.

-Ясно, - изрек Самбонанга и отпрянул от старшего.

Джой стремительно приближалась.

Ойбор демонстративно извлек из-за пазухи огромный платок и основательно, с непосредственностью истин­ного крестьянина промакнул лицо, вытер шею и грудь под шерстяной хламидой, шумно облегчил нос, соображая, как быть: отступить ли в укромный угол, избегая столь открытой встречи с неосмотрительно бросившейся к нему девушкой, или остаться на месте.

Остался. Встретил ее иронической улыбкой и ворчли­вым замечанием:

- Как вы и догадались, я специально изменил свою внешность, чтобы вам легче было узнать меня, чтобы вы, конечно же, бросились ко мне со всех ног, привле­кая всеобщее внимание.

- Извините, если с моей стороны что-либо не так, но я уже стала волноваться, что вы не придете. А у ме­ня еще масса невыполненных заданий.

- Я понимаю ваше беспокойство, - сказал Ой­бор, - а вот вы моего, к сожалению, не понимаете. Мне голову оторвут, если с вами что-нибудь случится.

- Идемте, - нетерпеливо сказала Джой, - покажу его мансарду.

- Хорошо, идемте вместе, - подумав, согласился сержант, - но учтите, мне голова еще понадобится.

Ойбор велел помощнику оставаться на площади пе­ред домом номер сорок два. Очень старательно испол­нял Самбонанга распоряжения Киматаре Ойбора. Сам Ойбор не мог. сдержать улыбки при виде необычайного служебного рвения своего помощника, хотя настроение было отнюдь не радужным.

Дом под номером сорок два был довольно высокий и очень старый. Шестиэтажная серая коробка, увенчан­ная конусообразной кровлей, построенная когда-то явно не для жилья, а для учреждения. Стрельчатые, узкие, как бойницы, окна темнели рядами на запыленной и шершавой стене фасада. Лишь окошко мансарды было круглым.

Мрачноватый дом этот не слишком выделялся сре­ди прочих зданий, обрамлявших площадь, на которой ярко сиял белизной и зримым комфортом лишь краса­вец отель, зато имел весьма существенное преимуще­ство перед многими обиталищами простых горожан. У него был лифт, и он работал, что придавало ему осо­бую ценность, ибо в высокоэтажных городских сооруже­ниях, пожалуй, сломанные лифты попадались чаще, не­жели действующие.

Когда Ойбор и Джой вышли из охающего и стону­щего от натуги лифта на последней площадке, освещен­ной настолько плохо, что невозможно было бы прочесть густо испещрившие стены надписи (если бы, конечно, у них вдруг возникло желание к такому чтению), и под­нялись по винтовой лестнице на самый верх, там стоя­ло привидение. Оно, привидение, дышало тяжко, с хри­потцой, будто только что сошло с дистанции непосиль­ного марафонского бега. Белки его глаз молочно свети­лись в полумраке. Направленный на пришельцев ствол допотопного бельгийского ружья-однозарядки мелко дрожал.

- Это было настолько неожиданно, что сержант и де­вушка оцепенели.

- Вот... починить обувь... - наконец промолвил Киматаре Ойбор и протянул привидению принесенные с собой рваные башмаки.

- Руки! - взвизгнул старческий голос.

- Послушайте, - сказала Джой, - это же не­разумно.

- Назад! Уложу на месте!

- Что за охоту ты надумал, отец? - уже твердо сказал сержант. - Разве мы похожи на дичь?

Старик был настолько дряхлый, что даже Ойбор ря­дом с ним выглядел мальчишкой. Сержант показал башмачнику свой служебный жетон.

- Что нужно?

- Сначала войдем в комнату, - сказал Ойбор. - Нужно поговорить спокойно.

- Назад!

- Уф!.. Да перестань кричать наконец! И ружье убери! По какому праву держишь оружие в доме?

- По законному!

- Слушай, отец, я из полиции. Из по-ли-ции,

- Еще шаг, и вам не поздоровится! В джунглях я укладывал с первого выстрела даже рысь в прыжке, а уж с вами и подавно управлюсь! Я вам покажу, как пугать мирных людей! Тот ночью покоя не давал, а те­перь эти заявились среди белого дня! Убирайтесь! За­будьте сюда дорогу!

- Ночью? - насторожился Киматаре Ойбор. - Описать его можешь?

- Ничего я не могу! Оставьте в покое! Иначе за се­бя не поручусь! Считаю до трех! Раз!

- Успокойся, - Ойбор заставил себя улыбнуться, - я не злопамятный, хоть ты и обозвал меня ослом по телефону. Ай, ай, грешно с твоей сединой размахивать такой грозной пушкой перед блюстителем порядка. Да­же если он и в маскарадном костюме.

Прошло не меньше минуты, прежде чем старец спро­сил уже тише, не опуская, однако, ружья:

- Почему с тобой белый?

- Это друг. Присмотрись, старина, хорошенько, ведь это...

- Белый твой друг?

- Да. И твой тоже. Присмотрись, говорю, это жен­щина. - Ойбор даже отважился засмеяться. - Ты же знаешь, отец, теперь женщины стригутся как маль­чишки, а парни - наоборот.

- Все равно, - сказал башмачник, - я не хочу иметь с вами дела. Лучше уходите.

- Нет. Нам нужно поговорить, - сказал Ойбор, - ты должен рассказать все, что видел. Чего ты боишься? Мы поймаем их, и ты нам поможешь.

- Как бы не так. Я развяжу язык, а они меня при­кончат. Узнают, что вы тут были, и прикончат. Ничего я не видел! Уходите!

- Тебе нечего опасаться, - сказал Ойбор. - Даже если за нами следили, они не станут с тобой связы­ваться. Ну посуди сам, какой смысл им возиться с то­бой после того, как ты уже все выложил властям? Лиш­ний, ненужный риск. Им нужно заботиться о собствен­ной шкуре, не до тебя сейчас. Другое дело до встречи с полицией.

- Вот они и скреблись ко мне этой ночью. Вер­нее, он.

-Кто?

-Почем я знаю, пытался сломать задвижку, но у меня еще один замок на двери. Зверь, старуху мою на­пугал чуть не до смерти. Сидим взаперти. Я видел сверху, как он уходил. Это был он, тот, не иначе. - Ста­рик мучительно раздумывал некоторое время, затем ска­зал сержанту: - Хорошо. Войди. Но белая пусть уходит.

11

Из укромного уголка открытого кафе Вуд видел, как седовласый, с крашеными усиками африканец в бриджах и длинном клетчатом пиджаке и преобразив­шийся, одетый а-ля ковбой-франт Ник Матье не спеша вышли из административного здания и проследовали к полуспортивному двухместному автомобилю с номер­ным знаком правительственного курьера.

-Пет... - негромко позвал Вуд официанта, чтобы рассчитаться.

Седовласый предупредительно открыл правую двер­цу, но Ник не торопился садиться в машину, он с любо­пытством обошел ее, как мальчишка, провел пальцем по радиатору, постучал острым носком полусапожка по скату и что-то сказал. Седовласый рассмеялся и без ко­лебания уступил ему место за рулем.

Едва они скрылись из виду, Вуд покинул/кафе и свернул за угол, где его поджидал сверкающий лаком черный лимузин.

-Похоже, все в порядке, мадам, - сказал Вуд, удовлетворенно откидываясь на мягкую спинку заднего сиденья, - белоголовый клюнул, увез нашего протеже с королевскими почестями.

-Долго, - наигранно вздохнула пожилая дама.

-Тяжелый, сволочь. Пришлось выложить кое-что лишнее.

-Фи, что за выражения в разговоре с женщиной!

-Не понял, - Вуд удивленно вскинул брови, - а что я сказал?

-Вы сказали "сволочь", ужасно.

-Не может быть, мадам! Клянусь честью!

-Этим неприличным словом вы обозвали того мальчика. С синими глазами. С таким полезным для нас мальчиком надо быть чрезвычайно ласковым, обхо­дительным. Даже в его отсутствие. Запомните, Вуди. Если он услышит от кого-либо из нас подобные выра­жения в свой адрес, то непременно обидится и не ста­нет нам помогать.

-Ох, мадам, вы отчитали меня, как ребенка, - рассмеялся Вуд.

- Вы все для меня как дети, - драматически мол­вила она.

-Так вот, этот, как вы изволили заметить, сине­глазый ребеночек, вдоволь пошаливший автоматом в свое время на многих горячих точках континента, не сомневаюсь, сам докажет вам, что он, пардон, сволочь, когда вдруг запросит в самый острый момент еще во­семь тысяч долларов.

-И будет прав, - сказала она и тут же всплесну­ла сухими, тонкими руками, на которых свободно болта­лось с полдюжины драгоценных браслетов. - Так он участвовал в сражениях! Ай молодец! Что же вы мне сразу не сказали, противный, я бы обязательно ему улыбнулась.

- Не огорчайтесь, - молвил Вуд, отвернувшись и закатив глаза, - при случае я вам напомню, и вы улыбнетесь этому Матье.

-Значит, мальчик страдает чрезмерной алчнос­тью? - спросила пожилая дама. - Как вы думаете, он способен предать нас, если ему предложат больше?

-Не предложат. Вряд ли такое придет в голову коммунистам.

-Опять? Выбирайте выражения! - вскрикну­ла она.

- В чем дело? - изумился он.

-Что у вас за манера! Так и швыряетесь ужасны­ми словами!

-Будь я проклят, если понимаю, что вас так на­пугало.

-Не смейте при мне произносить это слово! Меня чуть удар не хватил.

-Ах, вот о чем... но, мадам, от них, увы, не отмахнешься, они реальность. Даже больше того. Вы знаете это не хуже меня.

Вуд разозлился на нее. Ему захотелось сказать ей действительно гадость. Еле сдержал себя.

Мало-помалу аристократка успокоилась. Спросила:

-Почему вы считаете, что они не станут занимать­ся куплей-продажей специалистов?

-Это не их стиль. Я на вашей стороне, потому что буржуа по духу и положению, - раздраженно изрек Вуд, - но у меня хватает ума и политического зрения, чтобы понять и видеть, насколько их теория и практика привлекательны для миллионов тех, на чьей шкуре и мозолях держится ваше состояние. Вот почему я про­тив того, чтобы при упоминании о коммунистах охать и заламывать ручки, а за то, чтобы драться с ними все­ми открытыми и закрытыми приемами, что, впрочем, мы и делаем каждый по-своему. А с куплей-продажей... там просто не понимают цену деньгам.

-Оставьте этот тон, - жестко сказала она, - я понимаю и вижу не меньше вашего. Женщина может се­бе позволить маленькое кокетство в любом разговоре и в любой форме, чурбан вы этакий. Но я всегда счита­ла, что вы чрезвычайно полезны в деле.

-Я тоже о вас такого же мнения, мадам.

-Вот и прелестно. Вы что-то хотите добавить, Вуд?

-Прошу напомнить и господину консулу, что я чрезвычайно полезен в деле. Работаю без промаха. И небескорыстно.

-Вуд Коллер, вы типичный образчик своей сре­ды, - вдруг ядовито заметила она, - нетерпеливость, соломенное чванство, мелочность.

-Чванство? Посетите на досуге кофейню клуба прессы, мадам, и вы услышите мнение аккредитованных мудрецов по поводу чванства. Например, по поводу одного заокеанского чрезвычайного и полномочного по­сланника на две здешних страны. Хм, посол где-то, а тут пара консульств. Несолидно, мадам. Или что-то иное?

-Как, сколько, где и когда - это в компетенции моего правительства, а не чужих и циничных писак. Вы бываете просто невыносимы!

-Постараюсь больше не касаться вопроса о гло­бальном чванстве, мадам, обещаю.

С помощью изящной вертушки старушка леди опус­тила внутреннее стекло, отгораживаясь от шофера, с любопытством навострившего уши.

-Консул еще не вернулся. Потерпите с комиссион­ными, - сказала она с театральным вздохом.

-Очень интересно, когда же он вернется?

-Потерпите.

-Блаженны плачущие, ибо они утешатся, - вздох­нул Вуд в отличие от нее без всякой наигранкости, - увы, я не плакал и не ждал утешения.

-Оставьте, библия развращает сильных.

-Хм, бог отвернулся от меня еще в Гонконге. Если уж там господь не позаботился о моем кошельке, то чего можно ждать мне, грешному, от него здесь? Нет, я сам себе бог отныне. И знаете, я стал очень не­терпимым, когда речь заходит о заработанных де­нежках.

-Что деньги, дорогой, - сказала она, - немного денег потерять не страшно. Вам бы о другом думать. Ангола, Эфиопия, Бенин, Гана, Мозамбик... не берусь и перечислить единым духом. Ужас! А завтра что будет? Что будет завтра, если сегодня только и слышишь, только и слышишь со всех сторон с переворотах и на­ционализации. Мираж, вокруг один мираж...

-Задохнутся, передерутся, рассыплются с нашей помощью, - сказал Вуд, -- у меня есть кой-какие жиз­ненные наблюдения. Вырвать власть нелегко, но еще трудней к ней привыкнуть. Черным не привыкнуть. Им не привыкнуть к жизни без подачек и власти фунта, доллара или франка. Не позволим.

-Утопия.

-То есть?

-Довольно об этом, - отмахнулась она, - у ме­ня в отличие от вас хватает ума думать всерьез лишь о своих пусть маленьких, но реальностях. И вам сове­тую почаще обращаться к здравому смыслу. Распыляе­те талант и хватку на статейки и случайные услуги ту­зам. Ваши газетные гонорары не могут сложить истин­ного состояния.

Вуд Коллер подозрительно посмотрел на собеседни­цу, словно психиатр. "Классический маразм", - мыс­ленно отметил он.

-Я не права?

-Совсем запутали меня, - признался он, - с од­ной стороны, вы обеспокоены глобальными потрясения­ми, с другой - советуете позаботиться лишь о чековой книжке. Вот я и размечтался о заслуженной награде.

-Возможно, наш скромный успех здесь ободрит господина генерального консула. Щедрость соразмерна с бодростью.

-Мой успех, мадам, - мягко поправил Вуд. Она оживилась.

-Вы удивительный. Как вам удалось откопать это­го Матье? Ведь почти никого не осталось, одни слюнтяи.