- Павел Петрович, дорогой мой! - подхватил его под руку Абасин, отвел в сторону, зашептал на ухо: - Павел Петрович, уезжать никак нельзя! Вас просит, очень просит к себе тот человек, которому вы в Горнозаводске по телефону звонили. Он вас будет ждать, он уже, вероятно, приехал в Новокаменск из Кудельного и ждет вас. - Он выхватил свои никелевые часы: - Тьфу, напасть, опять забыл завести… Но он назначил на час, в доме приезжих…
- Игошин?!
- Да, точно, если знаете. Мой друг с малых лет. Прекрасный, удивительный человек!
Некогда теперь, Максим Максимилианович! Прошу, скажите ему: очень хочу встретиться с ним. Федосеев должен был вчера ему из треста в Горнозаводск звонить. Хорошо, что Игошин сам приехал. Скажите Игошину, что я в Конской Голове буду ждать от него весточки… А пока передайте ему это: может быть, это ему многое скажет. - Он достал из бумажника погашенное завещание отца, письмо Халузева, записку, найденную в кисете. - Прощайте, Максим Максимилианович! Теперь со спокойной душой поеду в Конскую Голову. - Он уже взялся за ручку двери, но задержался, вернулся к старику. - А вы, Георгий Модестович, возьмите звездочку. Надеюсь, придет время, когда вы мне ее вторично подарите. - И, заставив Георгия Модестовича взять рубиновую звезду, бросился за порог.
- Павел, куда ты? - спросила Валентина, когда он уже сел в экипажик. - Скажи, что мне думать, Павел?
- Нельзя терять время, Валя. Может быть, дело идет к концу. Что бы там ни было, как бы тяжело ни было мне, но кончится, кончится все это! - Ей показалось, что его глаза снова готовы наполниться слезами. - Прощай!
- Возьми меня с собой! - умоляюще проговорила Валентина. - Я измучаюсь, думая о тебе.
- Останься с мамой! - приказал он. - Едем, Никита!
Улица опустела.
Еле передвигая ноги, Валентина направилась к дому и столкнулась с дядей. Он пообещал вскоре вернуться, попросил не отлучаться от Марии Александровны и напоить чаем старика, которого он устроил в своей спаленке отдохнуть.
- Что все это значит, дядя? - спросила она. - Что происходит вокруг Павла?
Абасин не ответил и исчез.
…Экипажик мягко катил по тракту. Никита Федорович слушал внимательно, а когда Павел замолчал, не скоро откликнулся.
- Так как же все-таки, по-твоему? Если судить окончательно - он это или не он? - спросил наконец Самотесов.
- Не знаю, на чем остановиться… Он или не он? Как можно решить! Вернее всего он!
- А я тебе вот что скажу: нет!
- Почему ты так думаешь?
- Потому что такого человека земля не стерпит. Такой человек немыслимое дело! - И Самотесов стегнул вожжами по запотевшим бокам конька.
Глава пятая
1
Постоялец дома приезжих, к которому явился Абасин, только что умылся с дороги и, по-видимому, был в отличном настроении. Доктора он встретил дружеской улыбкой, извинился, что потревожил его так поздно ночью звонком из Кудельного, усадил поудобнее, вгляделся в его лицо и посерьезнел.
- А где Павел Петрович? - спросил он. - Не удалось извлечь его из Конской Головы?
- Нет, Мария Александровна по моей просьбе навестила его и привела.
- Так почему же вы его не притащили? Отказался с Игошиным побеседовать? Быть не может!
- Нет, нет! Он говорит, что сам хотел с вами встретиться, что Федосеев должен был вчера вам в Горнозаводск звонить. Обрадовался, когда узнал, что вы в Новокаменске, зажил, что прямо из Конской Головы к вам явится, в дом приезжих. Но его внезапно в Конскую Голову вызвали.
- Опять, значит, встреча не состоялась! Ну не везет нам с Павлом Петровичем! То одно, то другое помешает… А это что за бумаги?
- Просил передать.
- Спасибо! - Игошин заставил себя отложить бумаги, поинтересовался: - Что это глядите вы странно? В чем дело?
- Тяжело было, - вздохнул Абасин. - Ведь у меня форменный семейный совет состоялся. Мария Александровна, будучи проездом в Кудельном, пригласила ко мне и Валентину. Все собрались.
- Понимаю! На нервах проехались. Жаль, очень жаль! Не хотелось лишних переживаний молодым людям доставлять… О чем разговор на семейном совете был, если разрешите?
Доктора он выслушал с настороженным вниманием; особенно заинтересовали Игошина слова Павла об "альмариновом узле" и о силе, которая до сих пор скрывалась за дверью.
- Он об этой силе говорил? По имени не называл?
- Не называл… Да я бы заставил его свои предположения высказать, если бы не этот старик - Семухин. Он как снег на голову свалился.
- Гранильщик? Георгий Модестович? - удивился Игошин. - Он-то откуда взялся?
- Из Горнозаводска через Баженовку, Гилевку… Поспел в самый разгар беседы, обвинил Павла Петровича в том, что тот в Горнозаводск ездил ради подпольной продажи альмаринов, что он эту торговлю ведет совместно с каким-то Халузевым…
- С Никомедом? С Никомедом Ивановичем?
- Точно, точно, с Никомедом!
- Как принял это обвинение Расковалов? - нетерпеливо спросил Игошин.
- Был положительно убит… Закрыл лицо руками, несколько раз повторил: "Он не мог этого сделать, это не он…"
- Это Халузева касалось?
- Нет, определенно кого-то другого. Он так и сказал: Халузев, мол, мог это сделать, а "он" нет. Кто "он" - неизвестно.
- Так, так! - Игошин, точно ему изменило спокойствие, быстро прошелся по комнате, отрывисто спросил: - Зачем Расковалов в Конскую Голову поехал?
- Его Самотесов увез. Сказал, что в Конской Голове Роман Боярский пришел в себя. Вы ведь помните Романа - великан, силач. На кулачках зимой всегда победителем был.
- Помню! Ну как же, помню, конечно! Что у него за дела с Расковаловым?
Выслушав рассказ своего гостя, Игошин призадумался. Взгляд его темных, живых, широко расставленных глаз сосредоточился. После краткого раздумья Игошин сел против Максима Максимилиановича так, что их колени почти касались.
- Теперь вот что нужно, - проговорил он вполголоса. - Вот что нужно, и прошу вас по старой дружбе мне помочь. Поедем-ка мы с вами цветочки собирать в долине Конской Головы, а? После утомительной мирской суеты очень полезно ботаникой заняться. Значит, нам лошадёшка понадобится. Именно ваша больничная лошадёшка. Трестовский транспорт, упаси бог, загружать не хочу. Ведь непременно майору Игошину машину управляющего предложат, а машина в тех местах не пройдет, да и шумно это. А мы спокойненько, на лошадёшке. И кучера больничного не нужно. Сами управимся, ведь так?.. Теперь вот еще что. Красавицу Валентину насколько возможно успокойте, скажите ей, что "гадалка" приехала разобраться насчет бубновых валетов. - Он рассмеялся - до того забавно открыл рот Абасин. - Да, да, так и скажите: мол, "гадалка" велит ей не волноваться. Она поймет, поймет, уверяю вас! Матушке другое шепните: пускай будет спокойна, один человек советует ей спокойно ждать решения вопроса о судьбе ее сына. Старичку этому, Семухину, скажите, что Сергей Ефремович Игошин просит его поскорее из Новокаменска домой отбыть и весьма, весьма, впрочем, ему благодарен за вмешательство в судьбу Павла Петровича. Святая душа! Скажите ему, что я по возвращении в Горнозаводск навещу его на дому и, как встарь бывало, о камешках и гранильном мастерстве с ним задушевно побеседую. Кажется, все, дорогой друг!.. Лошадь я буду ждать по дороге в Конскую Голову сразу за Черным Камнем. Поставьте-ка ваши часы по моим - у вас ведь часы либо стоят, либо завтрашний день показывают. Теперь все! Желаю всего доброго!
- Как я вам благодарен! - воскликнул Абасин, прижимая руку к сердцу. - Как меня успокоил и обнадежил разговор с вами… Это просто благодеяние!
- Уж и в благодетели попал! Насчет надежды - правильно, а насчет спокойствия - это как придется. Всего хорошего, доктор, до скорого свидания!
Отпустив гостя, Сергей Ефремович просмотрел бумаги, оставленные доктором, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой, снова склонился над бумагами, пробормотал, припоминая рассказ Абасина: "Вот почему наш инженер об "альмариновом узле" упомянул!.. Логично!.." Еще раз перечитал завещание Петра Павловича Расковалова, решил: "А Никомед Иванович - душеприказчик. Следовательно, в этом предприятии прямо заинтересован, может быть даже как совладелец, компаньон".
Потом он занялся сличением завещания с еще одной бумажкой, которую достал из карманного портфельчика. Это был написанный от руки печатными буквами подлинник телеграммы со всеми почтовыми отметками. "Экспертиза понадобится, - бормотал он, глядя то на завещание, то на телеграмму. - Но "ять" определенно не то, а ведь тут именно "ять" под умышленной кляксой скрыто. Именно! Это "ять" не похоже на "ять" в расковаловском завещании. В завещании и в записке этой "ять" обычное школьное, как твердый знак о двух палочках, а в телеграмме "ять" вольное, как мягкий знак с перечеркнутой палочкой. Ишь как верхушка палочки из кляксы выставилась! А в слове "Мария" определенно сначала было "и" старое с точкой написано, потом еще одна палочка добавлена, а первая палочка с точкой соединена. Высокое и неровное "и" получилось, с разными плечами. Это можно объяснить только тем, что составитель телеграммы поймал себя на ошибке, так же как в букве "ять", и тут же исправил ошибку. Интересно, почему телеграмму не переписал, чем вызвана эта небрежность?.. Бумаги не было? Мог на стандартный почтовый бланк все перенести… Ведь бланки-то в почтовом отделении имелись: Расковалов поздравительную телеграмму на обычном бланке написал…"
Вооружившись небольшим увеличительным стеклышком, он стал рассматривать и сличать с телеграммой приписку к завещанию, сделанную рукой Никомеда Халузева, но в дверь постучали.
- Минуточку! - крикнул Сергей Ефремович, быстро переложил бумаги в ящик письменного стола, туда же сунул стеклышко и разрешил: - Войдите!
Он направился к новому посетителю и протянул ему руку.
2
Этот день для работника прокуратуры Кудельного Ивана Григорьевича Параева оказался беспокойным с самого утра, но на его гладком лице было написано, что он в своей стихии, что эти беспокойства по нем. Он пожал руку Сергею Ефремовичу с таинственным и несколько торжественным видом. Разговор начался без предисловий, как между людьми, которые понимают друг друга с полуслова и не намерены терять время.
- Поездка на шахту не совсем удалась, товарищ майор, - доложил молодой человек. - Самотесова я не застал…
- Знаю, вы разминулись. Самотесов приезжал в Новокаменск.
- Но все же я выяснил интересующий вас вопрос.
- Вот это хорошо!
- Превышение плана углубки шахтного ствола объясняется тем, что вслед за верхним завалом только что обнаружен порядочный участок нетронутого ствола, нуждающийся лишь в незначительном ремонте. Это неожиданный выигрыш. Дальше снова идет завал.
- Этому Самотесову и Расковалову бабушка ворожит, не иначе!
- И не одна, а несколько.
- Знаю, знаю, Иван Григорьевич, в чей огород метите! - усмехнулся майор. - Но вы учтите, что для Расковалова это очень кстати. На случай решительного разговора это солидный козырь. А? Несмотря, дескать, на все помехи, шахта все же опережает график восстановительных работ. А интересно, что получилось бы с хваленым графиком пятой шахты, если бы не этот неожиданный выигрыш?
- Если вычесть неожиданно выигранные метры, то шахта точно улеглась бы в график.
- А ведь график жесткий?
- Да, крепкий, как говорят в тресте.
- И принят он был по настоянию Расковалова, когда коллектив шахты присоединился к обязательствам уральцев товарищу Сталину.
- Да… Но кто знает, что было в запасе у гражданина Расковалова помимо коробки спичек и пилочки, что еще он собирался выставить… в дополнение к графику!
- Да, да! - задумчиво и серьезно согласился с ним майор. - Кто его знает, чужая душа - потемки.
- Время от времени освещаемая пожарами. Тут уж Игошин рассмеялся.
- Как вы ловко умеете словцо подцепить! - сказал он. - Но сознайтесь, что козыри у Расковалова все же есть… Коробочка спичек и пилочка - это пока только предположение, требующее подтверждений, а график, а самоотверженная работа, а риск жизнью ради двух рабочих, застигнутых плывунами, - это факт.
- Однако моя поездка дала еще один результат, хотя и не поразительный, но очень интересный: подтверждение факта, что вызов в Горнозаводск организован самим Расковаловым и никем другим.
- Вот это замечательно! - воскликнул майор.
Из своего портфеля молодой человек вынул несколько чистых листков желтоватой глянцевой бумаги, линованной в клеточку, и положил их перед майором.
- Узнаете? - спросил он.
Вместо ответа Сергей Ефремович достал из ящика письменного стола подлинник телеграммы и положил его рядом с чистыми листками.
- На такой же бумаге написано! - удивился он. - Где взяли?
- Из блокнота Расковалова. У меня ведь зрительная память исключительная. Я вчера с одного взгляда запомнил, на какой бумаге написана телеграмма, которую вы мне показали. Как только я зашел в землянку, тотчас же заинтересовался этим блокнотом - он на рабочем столе Расковалова лежал - и взял образец бумаги.
- Умно, умно! - одобрил майор, глядя на своего собеседника чуть ли не с восхищением; затем он справился с таинственным видом: - И никто не видел, как вы в землянке распоряжались?
- Кто же мог увидеть! Я в землянку вошел, как только на шахту приехал, а Корелюк, хозяйственник, только через пять минут явился.
- Самотесов землянку не запирает?! Беспечный какой!
- Вероятно, рассчитывает, что от копра видно, кто идет в землянку. Впрочем, документы он держит в железном ящике.
- Так-так…
- Вообще же должен сказать, что с бдительностью на шахте все еще неблагополучно. Я вам говорил, как Самотесов отнесся к словам вахтеров о появлениях Расковалова, предшествовавших авариям. Он даже поговорку пустил, что все обвинения держатся на "обличье фигуры".
- Так-так! - повторил Сергей Ефремович. - Все ясно, все ясно. Насчет телеграммы, говорю, все ясно.
- Абсолютно, товарищ майор.
- Один только вопрос: никто не заметил, как вы блокнот пощипали?
- Нет, это будет незаметно, - улыбнулся молодой человек. - Блокнот, по-видимому, только что начат. От предыдущего блокнота осталась лишь корочка.
- Очень, очень интересно, спасибо вам! Но работа, действительно, по-наглому грубая! - возмутился Сергей Ефремович. - Бумагу из своего блокнота взял и блокнот на столе оставил. Камешки через третьи руки артистам продавал и зачем-то до их сведения довел, что продавцом является инженер из Новокаменска. За детей нас считает, глупенькие решения подсказывает. Каков гусь!
- Я уже докладывал вам, в чем смысл этой слишком явной кустарщины, - многозначительно напомнил молодой человек.
- Вы насчет алиби через относительно малозначащий проступок?
- В криминалистике такие факты известны.
- Так ведь то в криминалистике! А он своим умом дошел, умышленно себя торговлишкой подпольной замарал, чтобы обвинение в поджоге отвести. Ездил, мол, на камешках подработать, и только! Душонка низкая! А говорят - гордый, говорят - с большим чувством собственного достоинства. Нет, пора, пора с ним беседу напрямки повести! Пора!
- Несомненно… В единоборстве репутации Расковалова с компрометирующими фактами победа склоняется на сторону фактов. Еще один-два штриха, и картина сложится окончательно. И, может быть, заключительные штрихи даст нам прямое следствие, прямой разговор с Расковаловым.
- Да, пора, пора! - проговорил Игошин со вздохом. - Все совершенно ясно. Потом я вам объясню, в чем настоящая ясность заключается. Нового вклада в криминалистику не обещаю, но интересное сообщу… Я вам телеграмму эту злосчастную показывал… Ничего не заметили? Вы старую русскую орфографию знаете?.. Нет! Ну, ясно, в школе ведь по новой учились. Но это между прочим… Кстати, анонимочки насчет отца Расковалова при вас? Вы мне эти писания "осведомленного" и прочих оставьте. Люблю интересное чтение!
Получив пачку писем, он ласково выпроводил гостя, закрыл за ним дверь, повернул ключ в замке, с облегчением вздохнул и приступил к изучению анонимок и сличению их с другими бумажками, полученными сегодня.
Проходя по главной улице Новокаменска, молодой человек неожиданно столкнулся с Валентиной Семеновной, которая как раз в эту минуту вышла из больничного здания в сопровождении пожилого коренастого человека. Оба они были озабочены и спешили. Молодой человек почтительно поклонился Валентине Семеновне и в ответ получил едва заметный кивок.
- Ты, оказывается, с Параевым знакома, - сказал Максим Максимилианович. - Я его в лицо знаю и слышал о нем. Говорят, сильный работник.
- Тем печальнее… - начала Валентина и замолчала.
- Что?
- Мы однажды беседовали с ним. И мне показалось, что он очень, очень предубежден против Павла.
- Ты на себя страхи напускаешь.
Абасин взял ее под руку и ласково назвал дурочкой.
- Я верю, дядя, тому, что вы говорили о человеке, с которым я встретилась в поезде. Но увидела Параева, и на душе снова стало так тяжело…
3
Впервые в жизни уступило, ослабело сердце Марии Александровны. После того как Валентина, напуганная ее припадком, вызвала Абасина и доктор оказал Марии Александровне помощь, в доме установилась тишина.
Мария Александровна не хотела никого видеть, не хотела ни о чем думать и все же думала, думала… Добрый, душевный Максим Максимилианович - ну зачем, зачем он ее утешал, зачем намекал на влиятельного человека, который не даст Павлушу в обиду! Кто может обидеть Павлушу? Чем он заслужил обиду? Разве можно поверить, разве можно хоть на минуту поверить, что Павел Расковалов способен покривить душой! Камни? Но зачем же, для чего он стал бы торговать камнями, он, так мало ценивший все материальные блага, деньги? О ком думал Павел, когда воскликнул: "Он не мог этого сделать!" Кто "он"? Неужели "альмариновый узел" существует и находится именно на Клятой шахте, неужели Петр был владельцем шахты? Как это ужасно сошлось! О ком думал Павел, когда они шли из Конской Головы? Почему таким странным было его лицо, когда он расспрашивал о Петре Павловиче?
Ей хотелось крикнуть: "Что все это значит, что грозит Павлу?"
Когда Валентина, проводив доктора, вернулась в комнату, ей показалось, что Мария Александровна снова близка к припадку.
- Как вы себя чувствуете?
- Что это они говорят о Павле? Как они могут!
- Ничего, ничего, - шепнула Валентина, обняв Марию Александровну.
- К чему все это идет, что грозит Павлуше?
- Не знаю… Дядя говорит, что один человек велел передать вам, чтобы вы не волновались.
- Да, доктор говорил это мне… Он утешает, он от своего доброго сердца ищет утешения.
- Нет, это не его слова. Я случайно познакомилась с одним человеком в поезде, и он мне пообещал, что все будет хорошо, а теперь повторил это… Хороший, удивительный человек!
- А Георгий Модестович! - воскликнула Мария Александровна. - Как он мог такое сказать про Павла! Постыдился бы! Ты можешь поверить, что Павел способен торговать камнями, да еще из-под полы! Боже мой!
Валентина стала возле нее на колени, взяла ее руки в свои.
- Мама, позвольте мне уйти…
- Куда, голубчик?
- К нему… Я хочу быть рядом с ним…
- Иди, иди к нему и не покидай! - горячо подхватила Мария Александровна. - Не оставляй его! Кто написал телеграмму? Кто стоит против Павлуши?.. Нет, быть не может! Иди, иди, девочка моя, доченька моя!..