- Живу я здесь, на Колыме, седьмой год и, хотите верьте, хотите нет, ни на что ее не променяю. Халупу мою видали? Маленькая, конечно, я к ней нынче летом пристройку делать буду. Зато своя... Мне ведь давали квартиру в новом доме - я наотрез... На хрена мне эта радость? Тут я себе и царь, и Бог, и господин. А там что? Пьяный пришел, бабу поучил - наутро весь поселок в курсе. А тут у меня и огородишко свой. Финики, конечно, не растут, но какие-никакие лучок, картошечка, капустка - за ради бога! И все свеженькое, с грядочки... Сам-то я с Урала, на Миасском заводе шофером-испытателем работал, у меня и сейчас братан там... Сто семьдесят в месяц получает... А я вот нынче в рейс пошел - полторы сотни взял. Мало будет - телеграмму бабе отобью: "Целую, вышли шестьдесят". Брат меня который год на материк зовет, а я боюсь - отвык я от материковских денег. Мы вот в прошлом году всей семьей на курорт ездили... У нас, учтите, и дорога, и путевка - все бесплатное. Взяли с собой три шестьсот, не хватило. Отбил телеграмму на базу - выслали пятьсот, потом из получки вычли. И всех делов... А братан с женой на курорт поехал, взял с собой сто семьдесят, так еще пятнадцать рублей назад привез... Отдохнул, называется!
И люди у нас не такие, как на материке. Вы не глядите, что тут больше половины бывших уголовников, замков у нас нет, и заработанных денег никто у тебя не отнимет. В Адлере подошел ко мне какой-то мужик и говорит: "Сел я, кореш, на мель. Дай мне взаймы сотен пять, домой приеду - верну, а сам я из Сусумана. Знаешь, такой городишко есть, на главной трассе, рядом с Берелехом?" - "Знаю, - говорю, - Сусуман, как не знать". Дал я ему пять сотен, ни расписки, ни хрена не взял, а видел его, между прочим, первый раз в жизни, он мне свой адрес оставил, только и всего. Прилетаем мы с курорта домой, а там уже перевод лежит - пятьсот рублей, как одна копеечка. А на материке?.. Э-э, да что там говорить!
В позапрошлую зиму мы дотла сгорели. Я еле выскочить из дому успел - ни шубы, ни шапки не вынес... Жена с дочкой в бане были, вот что на них было, то и осталось. Страховку за дом мне, конечно, выплатили. Да что мне эта страховка, пятьсот рублей, я накануне как раз получку принес - четыреста восемьдесят, жена ее в карман макинтоша положила. Вот вместе с макинтошем они и сгорели к такой матери. А сейчас, погляди, все у нас опять есть: и ковры, и приемник дорогой, и все такое прочее. Хотел я сперва и телевизор купить, да не ловит он тут ни хрена. Чего зря вещь в доме держать?
Летом я дома долго не сижу. Чего мне летом дома сидеть? Я чуть что - в рейс иду. У меня ведь по всей трассе и бабы, и кореша - все путем. И побутылить, и помышковать - проблемы нет. Зимой - другое дело. Зимой - или грудь в крестах, или голова в кустах. Бегаем по зимникам через всю Якутию и Колыму - до самой Чукотки. Зимой, если мотор заглох, машина стала - кранты! Слезай - приехали! Если, конечно, никого по дороге не встретишь. А кого на зимнике встретишь?.. Так что сами понимаете, какие шофера тут выживают. А всякая рвань быстренько концы отдает, зиму-другую еще как-то продержится, а там - гроб и свечи! Ну а летом, летом совсем другое дело! Летом тут курорт... Вот у меня и удочки, и спининг, и карабин - все с собой. Даже уже и черви накопаны. Все рыбные места на трассе я наперечет знаю, ну и без мяса из рейса ни разу ни приезжал. Вот в прошлый рейс двух олешков завалил, да все ребятам-ремонтникам раздал по дороге. Домой привез одну заднюю ляжку, мне-то хватит... Музыка тоже с собой: вон "Спидола", магнитофон "Комета-206", между прочим, у вас в Новосибирске делают... Бабы наши знают, конечно, что и мышкуем мы по трассе, и бутылим, да давно уже рукой махнули, лишь бы только болезнь какую, интересную, не привез... Но у нас все мышки проверенные, а если какая и прочервивеет, на другой день об этом вся трасса знает...
Ну и законы на трассе, конечно, свои. Если я еду и вижу: поломался кто-то, стоит, пусть даже и незнакомый мне вовсе шофер, я дальше ехать права не имею, будь у меня хоть какой срочный груз, я должен помогать ему чиниться... У нас, бывает, машина с такого прижима навернется - смотреть страшно, ничего, кроме рамы, целого не осталось... Плевать, восстановим как миленькую, начальство и не догадается. У меня вон с собой на полмашины запчастей, даже задний мост есть. У нас это просто делается...
Вот этот участок, от Хандыги до Теплого Ключа, самый паршивый на всей трассе: ни гор, ни поворотов, ни прижимов, и прямой - все семьдесят километров насквозь видно. Больше всего здесь шоферов гробится, особенно когда домой из Магадана бегут. На перевалах да на прижимах не очень-то задремлешь, а тут вон, глядите, сколько деревьев машинами поперебито... - С этими словами Витька Атаманов подъехал к Теплому Ключу, и мы, пожелав ему фарту в дороге, покинули гостеприимную кабину.
В нашем лагере мы застали следы бурной административной деятельности: на суку чахлой лиственницы висел "Приказ № 1 по Колымскому экспедиционному отряду". В приказе объявлялась благодарность Басе - она поймала и задавила в нашей палатке полевую мышь.
21 июня
Далеко за полдень на старом обшарпанном самосвале в Теплый Ключ приехал наконец наш Витя Снисарь. Конечно, мы предполагали, что нам подадут отнюдь не "кадиллак", но это оказалось до такой степени "не кадиллак", что настроение у всех нас сразу упало.
- Ну и что? - пожал плечами Гена. - Нам же не на парад ехать. А такие вот потрепанные машины, как правило, бывают очень выносливы. - И мы, устыдившись минутной слабости, снова взбодрились и начали быстро загружать свое имущество в кузов. Сверху уселись сами, и Гена взял на руки Басю. (В кабину после долгих уговоров отправился Колька.)
- Ну! - дал команду Саня. - С Богом!
Километров через пять, перед самым хребтом Сата-Дабан, от трассы влево ушло ответвление: грязная грунтовая дорога с глубокими колеями.
- На Тополиный дорога пошла, - пояснил всеведущий Саня, - впрочем, какая это дорога?.. Зимник, одно слово... А сейчас лето, через километр завязнешь по самую кабину. Да и ехать туда незачем. Прежде в Тополином лагерь был. Сейчас вдоль трассы уже ни одного лагеря не увидишь: либо все по бревнышку раскатаны, либо в вольные поселки преобразованы. А там, на Тополином, все в целости сохранилось: и вышки, и бараки, и забор. Только проволоку колючую сняли. И на всех вышках - нагажено. Как только заключенных освободили, все они почему-то первым делом на вышки бросились большую нужду справлять.
- Видно, таким образом свое отношение показать хотели, - сказал догадливый Юра.
Машина полезла в горы, вверх, по правому берегу Хандыги. Пошел дождь. Сделалось холодно. Все мы надели телогрейки, а поверх них - плащи, но это не помогло - вскоре все мы до костей промокли и продрогли. Машина, натужно урча, лезет все выше и выше. Мы едем сейчас по таким кручам, ползем вдоль таких прижимов, что даже дух захватывает. Местами трасса становится так узка, что колеса машины почти висят в воздухе.
- Как же они здесь зимой-то ездят?! - ахает Юра. - А если гололед или, не дай бог, встречная машина?
- Как ездят, ладно, ты скажи мне, как эту дорогу строили? - удивляется Гена.
- И заметь, - добавляет Саня, - тут ведь даже гравий корзинами носили. Тачек, и тех не было, не полагалось. И еще добавь к этому зимой мороз то под шестьдесят, то за шестьдесят, а летом гнус. Да какой гнус!.. Бывало, в ладоши хлопнешь - на каждой руке слой битых комаров чуть не в палец толщиной.
Перед самым носом у нашей машины дорогу один за другим перебегают два зайца.
- Стой! - кричит Юра и хватается за ружье. - Саня, остановимся на пять минут всего... Зайцы - звери любопытные, далеко от дороги не побегут. Сейчас с зайчатиной будем. Поверь моему опыту, возле самой дороги сидят и смотрят на нас. Ужин будет что надо. Да и примета плохая, если заяц дорогу перебежал!..
- Какая зайчатина?! Какие приметы?! - сердится Саня. - Ты посмотри: небо как прорвало, дождина словно из ведра хлещет... Тут дай бог успеть перевалы до ночи пройти... Зайчатина!..
И вот он перед нами - знаменитый и грозный перевал Прижим. Узенькая дорога, да какая там дорога, почти что тропа, прилепилась к высоченной скале. Далеко внизу, под стометровым обрывом, вся в ледяных заберегах река Хандыга, сверху нависают камнепадные склоны. Перед последним поворотом к страшному Прижиму висит объявление: "Водитель! Будь осторожен. Перевал Прижим - особенно опасное место! Высади пассажиров!" Мы, однако, из машины высаживаться не стали, несмотря на все уговоры и увещевания нашего осторожного шофера: в таком холоде и такой сырости нет сил даже шевелиться, а не только вылезать из кузова и затем забираться в него обратно.
Едва проехав этот ужасный перевал, стали на ночь лагерем (здесь это слово приобретает совсем особенный смысл). Кругом скалы, грязь, сырость, и палатку ставить негде. К нашему счастью, возле нового, капитального моста через какой-то бешеный мутный ручей стоит старый, готовый вот-вот развалиться мост. Въезд на него, естественно, запрещен (да если бы он и был разрешен, въехать на мост все равно бы было невозможно: подъезды к нему полностью разрушены). Вот на этом мосту мы и поставили свою палатку, и даже костер развели из его обломков.
Пока Саня с Геной ставили палатку, Виктор копался в моторе своего самосвала, а я готовил ужин, Юра с Колькой спустились к реке, чтобы побросать спиннинг. Но на Хандыге вовсю идет половодье, плывут большие грязные льдины, ворочая здоровенные камни, ревет вода, вся в иле и песке. Ни о какой рыбе конечно же не может быть и речи.
22 июня
Противный моросящий дождь, начавшийся вчера вечером, идет по-прежнему. На мотоцикле приехали из близлежащего поселка два мужика. У них, оказывается, в устье нашего ручья стоит сетешка (спасибо, мы не знали об этом и не полезли ее проверять). В сетешку, правда, кроме десятка небольших хариусов, ничего не попало. Вообще, реку Хандыгу рыбной назвать никак нельзя. Но, рассказывали нам мужики, километрах в двадцати отсюда, в горах, лежат, одно возле другого, три озера. В одном водится хариус, в другом - таймень, в третьем - каталка . И рыбы там столько, что, бывает, она топит сети. Но добраться к этим озерам можно только пешеходной тропой (там нельзя даже и вертолет посадить: кругом скалы). На плечах же, как известно, много рыбы не унесешь, вот, может, потому-то там она и кишит?
Решили дождь не пережидать, а отправиться дальше. Сегодня ехать в кабине Колька наотрез отказался ("Что я, ребенок, что ли?"), и мы решили бросить на пальцах, кому там находиться. Повезло, разумеется, мне. Ребята уселись в кузове, надели все еще сырые телогрейки, сверху - плащи, а поверх полиэтилен. Словом, устроились как следует.
Но едва только мы спустились с перевала в долину, как дождь тотчас кончился и выглянуло солнце.
- Вот здесь, - рассказывает мне Виктор, - я в прошлый раз сохатого встретил. Ехал ночью, а ночи сейчас стоят белые... Ну, я фар-то и не зажигаю... Вдруг вижу: впереди, посередь дороги стоит что-то огромное, черное и как будто слегка колышется. Я испугался, врубил фары на полную катушку, а оно как прыгнет в сторону, только сучья затрещали...
После обеда я пересел в кузов, а в кабину перебрался Саня. Перевалили из бассейна Лены в бассейн Индигирки. Дорога пошла вниз, под гору, но теплее не стало, напротив, началась самая настоящая пурга. Минут сорок летели нам в лицо огромные хлопья мокрого снега. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: мы въезжали в знаменитую Оймяконскую долину - полюс холода. Однако постепенно по мере продвижения, становилось все теплее и теплее, и вскоре нам пришлось снять не только плащи, но даже и телогрейки. Юра не расстается с ружьем - повсюду бегают зайцы, и наш великий охотник умудрился подстрелить трех прямо по ходу машины.
В поселке Кюбюма расположен шоферской пункт. Здесь шофер может принять душ, пообедать (столовая работает круглые сутки) и даже поспать. Мало того, если он провел за рулем более двенадцати часов (а на каждом таком пункте водитель должен отмечать свой путевой лист), спать его уложат силой (это правило соблюдают тут очень строго). В Кюбюме возле шоферского дома стоит шесть тяжело груженных "татр" и "Колхида" с маркой Хандыгской автобазы. Шофер ее, естественно, знаком с нашим Виктором.
- Привет.
- Привет.
- Куда бежишь-то?
- В Ягодную. Экспедицию вот везу.
- Это дело хорошее. Геологи, поди, золото ищут?
- Да хрен их знает, чего они ищут...
- Ну да, ну конечно... А что это у вас за добыча, зайцы, что ли? - посчитав разговор с коллегой оконченным, водитель "Колхиды" обратился к нам. - На кой ляд вы их били-то? Сейчас на них ни жиру, ни мяса, так, кошка драная, а не заяц. Они же ведь только опоросились... А поезжайте-ка вы лучше, ребята, до Окунева озера, там рыбы возьмете. У вас снасти-то есть какие-нибудь?
- Есть у нас пара драненьких сетешек да спиннинг, - ответил я.
- Сети - это хорошо... Сетями возьмете... Километрах в сорока отсюда, на левой стороне... Оно так и называется - Окунево озеро...
Однако поесть рыбы было нам, видно, в тот день не суждено: никакого озера мы так и не нашли. Проехали километров шестьдесят, добрались уже в глубоких сумерках до аэропорта Оймякон, а ничего похожего на озеро с левой стороны так и не повстречали. Возле этого знаменитого поселка на берегу какого-то бойкого ручейка стали лагерем. До самого отхода ко сну Юра переживал эту нашу неудачу с Окуневым озером. Поразмыслив, решили, что шофер, скорее всего, неверно указал нам сторону, где лежал вожделенный водоем: он-то ехал навстречу нам и, видимо, озеро было с левой руки у него...
23 июня
Утро встретило нас тишиной, ярким солнцем и несметными полчищами комаров. Из зайцев, которых я вчера вечером ободрал и залил водой с небольшим добавлением уксуса, Гена (он сегодня дежурный) приготовил суп, Зря стращал нас шофер с "Колхиды" - суп получился довольно вкусный.
Проехали великую реку Индигирку. По дороге встречаем знаменитые колымские чифирные, своеобразные шоферские клубы. Оборудование их бесхитростно: рогульки с палками для костра, большая чистая металлическая банка, в которой и варят чифирь - черный тягучий напиток. Кое-где устроены даже стол и скамеечки. В железных банках укрыты от дождя кое-какие припасы, оставленные для неимущего путника: пара пачек чаю, галеты, сахар, иногда даже банка тушенки.
Вообще, чифирь - это особый колымский напиток, и о нем, пожалуй, есть смысл поговорить отдельно. Дилетанты считают, что чифирь - это просто очень крепкий чай. Заблуждение, чифирь - это совершенно особенный напиток, и приготовить его дело весьма непростое, это своего рода искусство. Настоящий чифирь, как я уже говорил, не льется, а, скорее, тянется. Он имеет довольно приятный горько-терпкий вкус и особенный, ни с чем не сравнимый аромат. Пьют его маленькими глоточками (без сахара, разумеется), слегка остуженным, размазывая языком по нёбу (как ликер). Искусство приготовления чифиря состоит из умения заварить чай и осадить нифеля . Чифирь очень сильный тонизирующий напиток (иногда сильнее водки!), рождающий эйфорию, очень, правда, специфическую, настоянную на галлюцинациях (трудно сказать, к чему он ближе - к наркотикам или галлюциногенам), и, главное, полностью изгоняющий сон. Мне рассказывали случаи, когда на чифире люди работали без сна по восемь-десять суток (к сожалению, это работа даже не на износ - на полное уничтожение нервной системы). Чифирь - один из непременных атрибутов Колымы, и везде: в зоне, в лагере, на свободе, на трассе - чай, годный для чифиря (а для него годятся отнюдь не все сорта), котировался всегда так же высоко, как спирт, кодеин (средство от кашля и вместе с тем легкий наркотик), карабинные патроны.
- Однажды, - рассказывает Саня, - ехал я с одним отчаянным шофером из Усть-Неры в Сусуман на списанной машине. Погода была самая жуткая, какую только можно представить на Колыме, - гололед. Едем мы, а шофер мой все приговаривает: "Ничего, не журись, браток, скоро чифирня!" Подъезжаем мы к чифирной, смотрим: стоит два десятка машин, шоферы сгрудились, толпятся; слышим: сплошной густой и гневный мат. Подошли, смотрим: оказывается, какой-то кретин пробил гвоздем чифирную банку. "Мы этого гада все равно найдем! - кричат мужики. - Всю Колыму на ноги поставим, а найдем"...
- Ну и как, нашли? - спросил Колька.
- Не знаю, - пожал плечами Саня, - нашли, должно быть. Не того, так другого.
Километрах в двадцати от Оймякома встретили машину с прицепом с Хандыгской автобазы, груженную углем. На Колыме шоферов, водящих машины с прицепом, зовут почему-то алиментщиками, а про тех, кто везет два прицепа, говорят: двоим платит. Шофер, которого мы встретили, вот уже почти месяц в рейсе, а потому он сразу набросился на нашего Виктора с расспросами:
- Давно с Хандыги? Куда бежишь-то? А-а, экспедицию везешь, ну-ну... А я вот с двадцать восьмого в рейсе, да ни заработал, считай, ни хрена. В Магадане на пятачке машин собралось до нехорошей матери, а везти нечего... Стоял я, стоял, достал вот по блату грузу, да и то только до Кюбюмы... Ты не знаешь, там трактором разгружают или людей дают? Людей... это хорошо. А он смотрит, сколько грузу, или так, на слово, верит? А то мне пару ковшов сыпанули, пылища, не видать ни хрена, ну и показалось мне вроде, что полно, я и кричу ему: "Хорош!" А как пыль осела, гляжу: в самой-то машине еще ничего, а в прицепе и половины не будет... А мне в бумагах десять тонн написали. Как бы не повесили их на шею. А погода в Магадане, доложу я тебе, собачья: холод, ветер, с моря какую-то мокрую пыль тащит, а я, как назло, ни пальто, ни куртки, ни хрена с собой в рейс не взял. Не в телогрейке же мне по городу ходить, это же ведь Магадан, а не деревня какая-нибудь... Спасибо, мышки сами сейчас в шоферскую приходят... И молоденькие такие мышки, шустренькие, лет пятнадцати - шестнадцати, не больше... Женщин-то с вами нету, а то я лаюсь, как сапожник, неудобно может получиться, неприлично. Ну а в Хандыге какие новости?
- Да никаких особенных новостей нету, - пожав плечами, вяло ответил Виктор. - Вот только на днях дом сгорел. Тридцатидвухквартирный. А так, ничего нового.
- Если тридцатидвухквартирный, значит, не мой, - обрадовался шофер, - у меня двадцативосьмиквартирка. А какой дом-то, где?
- А знаешь, где написано на стене: "Жителям Хандыги от студентов-строителей Одессы"?
- Да я живу в нем, - оторопел шофер.
- Вот, а напротив и чуть наискосок...
- Погоди, давай по порядку. - Шофер вылез из кабины и, подобрав прутик, стал чертить им на обочине. - Вот трасса, вот дом с надписью... И какой сгорел? Этот? А-а-а, так это же общежитие СМУ... Да оно за зиму три раза гореть принималось. Это-то, хрен с ним, горит...
- Да нет, - встрял в разговор я, - похоже, не общежитие, говорили, семьями там живут.