- А у нас тут все начальники... Все, окромя только троих: сторожихи в райисполкоме, санитарки в больнице да истопника в пекарне. Я вот и то начальник сапожной мастерской. - Дед засмеялся и плюнул.
Вечером на городском стадионе состоялся футбольный матч между сборной города (поселка) и местными пограничниками. За сборную города играли девять школьников, зубной врач и председатель райспортсоюза. Начальники чинно сидели на лавках вокруг футбольного поля, портфели на коленях, руки на портфелях и командовали:
- Литвин, ты куда со своего края убежал?
- Мотин, сейчас же отдай мяч Свиридову!
- Ну куда же ты с мячом, куда, там же у тебя его отберут!
И затем, как некое резюме:
- Вот видишь, какой ты дурак.
Как и следовало ожидать, несмотря на активное руководство, сборная Курильска с треском проиграла пограничникам со счетом 7:1. Единственный гол в ворота пограничников забил зубной врач.
1 августа
На маленьком научно-исследовательском суденышке "Геолог" идем на юг острова Итуруп. Нам нужно попасть в Одесский залив. Корабль принадлежит Камчатскому институту вулканологии ДВНЦ, и ребята, которые бороздят на нем воды Охотского моря и Тихого океана, занимаются исследованием теплового баланса моря в связи с вулканической деятельностью подводных и надводных вулканов Курильской гряды. На судне множество всяких мудреных приборов, включая какую-то могучую научно-исследовательскую трубу, которую время от времени спускают лебедками на самое морское дно, на глубину до полутора километров. Кроме разных приборов и устройств весь корабль почему-то обвешан оружием, огнестрельным и холодным. Зачем оно вулканологам? Охотиться - на кого? Отбиваться от пиратов - откуда бы им взяться в наших водах? С самого раннего утра и до глубокой ночи, на мачте не переставая орет динамик. И очень сильно качает. Не обращая внимания на окружающие красоты, все трое лежим пластом.
К вечеру я, единственный из всего нашего отряда, нашел в себе силы подняться с ложа и выйти на палубу. В сгущающихся сумерках при распахнутом настежь небе, где уже начинали загораться огромные звезды, берег острова, вдоль которого мы идем, выглядел величественно и грозно: черные, с каким-то синим отливом скалы; крутые обрывы, о которые бьются волны Охотского моря; темные кружева просвечивающих насквозь зарослей бамбука; одинокие сосны все с той же летящей кроной, и вокруг - ни огонька, никаких следов присутствия человека. И тут вдруг откуда-то издалека, из-за берегового хребта, опоясывающего побережье, кто-то начал пускать ракеты: белую, потом зеленую; через минуту - опять белую, потом опять зеленую. И не одну, не две ракеты, а пар, должно быть, тридцать выпустил в воздух из-за хребта кто-то неведомый нам. Весь экипаж нашего судна высыпал на палубу. Все гадают, что это: сигнал бедствия, тайный знак кому-то или просто пьяное молодечество геологов, рыбаков или пограничников? Однако, стоя на палубе судна, болтающегося в морских волнах, мы могли только строить догадки - высадиться на берег у этих скал совершенно невозможно. Впрочем, без внимания такой факт капитан решил не оставлять и приказал дать радиограмму на погранзаставу в Курильск, а кроме того, сделал запись в судовом журнале.
2 августа
Вахтенный разбудил нас очень рано, в пятом часу утра: судно подходило к Одесскому заливу, где нас обещали высадить. Капитан, хоть и был свободен от вахты, не спал и вышел проводить нас. Он сухо, но вежливо попросил нас уплатить за суточное питание по три с полтиной за каждого едока. (Видимо, поэтому-то он и бодрствовал.) Пожав плечами, уплатили. (Это был единственный случай, когда с нас на Курилах взяли деньги за питание, причем, что самое смешное, именно тут мы как раз ничего и не ели, страдая от морской болезни.)
Только высадились мы из шлюпки на берег залива, как нас тотчас же сцапал пограничный патруль. Все наши документы были конечно же в полном порядке, но оказалось, что в этом заливе высаживаться вообще запрещено с какими бы то ни было документами.
Полчаса прямо на берегу продержал нас под охраной пограничный патруль, пока не приехал на таратайке начальник заставы, как выяснилось впоследствии, заочник Всесоюзного юридического института. Он долго и придирчиво рассматривал наши документы, чесал в затылке, не зная, что с нами делать, и вслух ругал верхоглядов с Курильской погранзаставы, которые выписали нам такие документы (в наших бумагах черным по белому было написано и подтверждено гербовыми печатями: пункт высадки - Одесский залив). Придя к заключению, что нашей вины в нарушении пограничного режима нет, начальник дал команду расконвоировать нас и после этого уже попросил (а не приказал) последовать с ним на погранзаставу, в поселок Лесозаводск, чтобы составить там все-таки акт о нарушении пограничного режима (подчеркнув - не по нашей вине) с тем, чтобы потом с укоризненным письмом переправить его на Курильскую погранзаставу.
В поселке Лесозаводском прежде был леспромхоз. Сейчас там, конечно, никакого леспромхоза не было, все дома, вся техника, все производственные помещения брошены и разорены, повсюду валяются сгнившие и полусгнившие бревна, но, в отличие от остальных, в этом поселке остались жители: в крайнем домике доживают свой век дед с бабкой. Прошлым летом к ним на побывку приезжал сын, что было для здешних мест ярким событием.
Лесозаводская застава потрясла нас своим убожеством: более разоренного военного строения мы не видели никогда. В полу и стенах огромные щели, все гнилое, косое, дырявое, ни на один косяк нельзя было опереться - весь дом тут же начинал ходить ходуном. Даже единственный колодец был ветхим, полуобвалившимся, со сломанным воротом. Воду из него доставали веревкой, связанной во многих местах. Как же это они, интересно, зимуют-то на такой заставе?! Главной достопримечательностью заставы является кот Дембель, огромный, как боров, рыжий и желтоглазый. Вальяжно раскинувшись на мягкой травке, он принимал солнечные ванны. По приказу командира кота совершенно не кормят, и питается он исключительно крысами, которых прежде на заставе, говорят, было великое множество. Застава почти пуста - все солдаты заготавливают сено для пограничных лошадей и коров. Обедали мы в холостяцкой квартирке начальника, такой же убогой, как и все прочие здешние строения. Обед был скромным, из солдатского котла, но с бутылкой армянского коньяка.
После обеда, даже не устроившись на жительство, ушли в маршрут на пляж Одесского залива, в то самое место, куда нас высадили вулканологи и где мы так и не сумели пока ничего рассмотреть. Этот залив имеет подковообразную форму, и на концах его стоят вулканы, справа - Стокап, слева - Атсанапури. Все это японские названия (которые, впрочем, и поныне указываются на всех солидных картах), пограничники же правый вулкан называют Богатырем, а левый - Чекистом. (Вот этого самого Чекиста мы и видели с северной оконечности Кунашира, с Урвитовской заставы.) При ярком свете вулканы очень красивы, особенно Стокап. Отчетливо виден его разрушенный кратер с неровными зубцами, поросший карликовым лесом. Даже незначительного воображения достаточно, чтобы представить себе, как из обоих вулканов текла, постепенно застывая, расплавленная магма: линия рельефа плавна, и склон одного вулкана постепенно переходит в склон второго. У подножия Атсанапури примостился рыбацкий поселок Таежный, разумеется брошенный. Причем, не в пример прочим брошенным рыбацким селениям, которых за наше путешествие насмотрелись мы предостаточно, этот уж больно хорош: уютные домики с резными наличниками, какие-то прихотливые терраски и мезонинчики; украшенные деревянной резьбой колодцы; красивые ворота, хозяйственные постройки, баньки... Видимо, ставилось все это с любовью. Думали, наверное, что строят на века, да вот не живется почему-то на Курилах русскому человеку. Здесь же ржавеют и гниют вытащенные на берег сейнеры, повсюду валяются сети, бочки, деревянные чаны. Все это, разумеется, покрыто "культурным" слоем и пришло в полную негодность. Грустно...
Вечером, вернувшись на заставу, купались в заливе Доброе Начало. Залив мелкий, и вода прогревается в нем до дна. Похоже, это единственное место на Курилах, где можно купаться без шерстяной одежды и легкого водолазного костюма.
Ночевать нас разместили в Ленинской комнате. В полу и стенах здоровенные щели, пол ходит ходуном, но зато политическая и идейно-воспитательная работа на самом высоком уровне: полно яркой и доступной наглядной агитации, множество довольно свежих (для здешних условий, разумеется) газет, журналов и брошюр.
В прошлом году в окрестностях Лесозаводской погранзаставы работала съемочная группа инженеров какого-то столичного проектно-изыскательского института. В Одесском заливе обнаружены промышленные запасы титано-магнетитовых песков, там предполагают добывать их, строить обогатительный комбинат, пирсы для океанских судов и все такое прочее. Солдат все это, конечно, очень занимает. Ведь если будет здесь большая стройка, будут свежие люди, возможно, даже женщины, будет выпивка, будет жизнь - словом, будет все, как на материке. Про нас думают, что и мы имеем к этим пескам (геологи же!) какое-то отношение, и потому относятся с большим уважением. Непрерывно пристают с расспросами, на которые мы даем уклончивые ответы.
3 августа
Ночью начался ливень, и мы в Ленинской комнате, вместе со всем нашим имуществом промокли до нитки (и до костей). Однако замечательные наглядные пособия нисколько не пострадали: они были развешаны на стенах и разложены на столах (а столы соответственно расставлены) таким образом, чтобы оставаться в безопасности и неприкосновенности. Мы же, не зная ничего об этой хитрости, расположились на свободных местах, и добром это не кончилось. Едва мы успели мало-мальски привести себя в порядок, как явился совершенно мокрый дневальный и пригласил нас на завтрак к командиру.
После завтрака, несмотря на дождь, мы решили двигаться дальше вдоль по кромке залива Доброе Начало. Командир уговаривал нас переждать непогоду, но, поскольку и сами мы, и все наши вещи были мокры, дождь нам был уже совершенно не страшен.
Не успели мы покинуть пределы разоренной, но политически грамотной заставы в Лесозаводске, как, словно по волшебству, вдруг сами собой раздвинулись тучи и сквозь них сверкнул солнечный луч. А следом вдруг возник ветер, который быстро очистил небо, и уже через полчаса дождя как не бывало. Мы идем в селение Ясное, там расположена пограничная комендатура. Очень красив полуостров, который образован вулканом Атсанапури (по южной кромке полуострова мы как раз сейчас и идем). Весь он состоит из плавных линий, сопряженно переходящих одна в другую: закругленная вершина вулкана плавно переходит в склоны, которые, в свою очередь, заканчиваются плавной береговой линией. Все названия на карте Курил уже русские: реки, заливы, проливы, селения, - и лишь вулканы остались японскими. Их, правда, тоже переименовали на русский лад, но далеко не везде эти названия прижились, и вулканы в основном все-таки зовут по-старому.
В комендатуре пусто, тихо, тепло. Каждый солнечный час солдаты используют для заготовки сена. Из начальства тоже никого нет: кто на заставах, кто на сене, большинство же, я думаю, на рыбалке - горбуша идет в реки валом. Нас принял старшина, временно замещающий все начальственные должности комендатуры. Он поселил нас в бывшей сапожной мастерской, дал кровати, чистое постельное белье, молока, рыбы и даже специально для нас распорядился вечером пустить кинофильм. (Правда, ужасно скучный - "Белые, белые аисты".) Кроме того, он пообещал нам дать в маршрут до Березовской заставы лошадь. Наши документы его совершенно не заинтересовали. Он просто привел нас в какую-то канцелярию, дал нам самим в руки печати и велел ставить их, куда мы захотим.
4 августа
Лошадь мы прождали до самого обеда. Наконец, когда мы уже совсем было решили, что все это не более чем трепотня и на Курилах у нас не может быть другого транспорта, кроме собственных ног, явился солдат и привел на веревке кобылу Машу, пожилую, смирную, с длинными белыми ресницами, выносливую (как сказал солдат), хитрую и симулятивную (как выяснилось впоследствии). С помощью все того же солдата соорудили нечто вроде вьюков, в которые и погрузили все наши рюкзаки.
Дорога очень плохая - высокий бамбук, грязь по колено да еще с мелким галечником вперемешку. (Впрочем, тут дорога хороша, лишь если она идет по отливной полосе.) Несмотря на то, что идем налегке, продвигаемся гораздо медленнее, чем предполагали. Машу в поводу ведет начальник Володя. Он считает, что государственное имущество числится теперь на нем, как на начальнике нашего отряда. К вечеру вышли наконец на берег моря к устью речки с многообещающим названием Горбуша. Здесь мы увидели следы оставленного недавно (не более двух-трех дней, я думаю) лагеря камчатских вулканологов (о чем можно было узнать по брошенной книжке-пикетажке с титулами института). Спасибо, что не надо рубить колья для палатки и рогульки для костра, да и хворосту наши предшественники запасли столько, что его хватит дня на два, не меньше. Сосновый лапник, который они настелили себе в палатку, еще не успел высохнуть и пожелтеть, а потому свою палатку мы разбили точно на месте наших предшественников. И кинулись рыбачить. Но тут выяснилось, что в реке Горбуше никакой горбуши нет и быть не может: совсем недалеко от устья речка падает со скалы водопадом около метра высотой - не думаю, чтоб горбуша смогла взять такое препятствие. Но зато речка буквально кишит крупной пятнистой форелью, которая, похоже, совсем не боится человека. Но, к сожалению, руками форель не поймать, а крючков и наживки на нее у нас нет (лучшая наживка на форель, как мы узнали - и не только узнали, но и многократно испытали сами, - красная икринка).
Сидим в сумерках у костра. Позади нас красавец Атсанапури, впереди обрывистые горы и скалы полуострова Челюсть, в который вдается довольно большой залив Львиная Пасть, а у его основания стоит мыс Клык. Так что со всей определенностью можно сказать, что чаевничаем мы сейчас у пасти курильского льва.
5 августа
Сегодня мой день рождения. Нынче мне стукнуло ровно тридцать лет. И по закону всеобщей подлости именно сегодня с самого утра льет как из ведра. В придачу к этому несчастью оборвала веревку и убежала (видимо, назад, в свое Ясное) наша Маша. И неизвестно откуда на нас напали свирепые комары, которые прежде нам на Курилах, в общем-то, не очень досаждали.
Делать нечего: вылезли под проливной дождь и, ругаясь самыми гадкими словами, пошли искать эту мерзавку. Долго шарашились по мокрым бамбукам, проваливаясь по пояс в колдобины с жидкой грязью (причем искали ее в трех разных направлениях), и, как ни странно, часа через три поймали: отличился молодой и легкий на ногу Коля. Привели беглянку в лагерь, в сердцах отстегали бамбуковой веткой и крепко-накрепко привязали, а для страховки еще и спутали ей ноги. Потом с помощью сухого лапника, вытащенного из под палатки, под уступом скалы, куда не особенно сильно проникал дождь, умудрились развести костер и даже сварить кофе. И только он у нас закипел, как, словно в насмешку, дождь кончился.
Кофе тем не менее пили, сидя в палатке: дождь хоть и кончился, но погода отвратная - ветер, холод, какая-то противная водяная пыль, все небо в тучах.
На двух кобылах подъехали ребята - пограничники с Березовской заставы. Они едут к себе в Березовку из комендатуры и везут коробки с кинофильмом, а также солдата-пекаря, которого им дали взамен фельдшера.(Чем вызван такой странный обмен, сказать затрудняюсь.) Ребята конечно же промокли до нитки и замерзли. Мы пригласили их погреться у костра (он, слава богу, еще не погас), дали горячего сладкого кофе. И, поскольку мы все все равно вымокли да и тучи как будто стало разносить, срочно свернули наш неудачный лагерь и отправились вместе с солдатами на океанскую сторону Итурупа, на Березовскую заставу, самую южную оконечность острова (тем более что двигаться с попутчиками веселей, безопасней, да и дорога им конечно же лучше известна).
До речки Подбазовой шли берегом все того же залива Доброе Начало, ведя Машу в поводу. Далее тропа вдруг круто стала подниматься в горы и скоро скрылась в бамбуковых джунглях. Дальше пешком идти стало очень трудно, почти невозможно. А потому все мы сели на лошадей - по двое на каждую (лишь наш начальник Володя восседает на заметно прогнувшемся Машином хребте посреди наших рюкзаков). Я сижу на крупе кобылы Астры, позади солдата-пограничника, держусь за луку седла и всю дорогу меня по груди больно шлепает коробка с кинолентой фильма "При попытке к бегству". Солдат, сидящий в седле впереди меня, видимо соскучившись по свежему человеку (все пограничники на Курилах любят рассказывать про свою жизнь и службу), всю дорогу рассказывает, не поворачиваясь ко мне:
- Сейчас у нас своего начальника нету - на материк уехал. Зачем-то его туда вызвали. Мы все решили, что это он чего-то такое схимичил: жил он здесь долго, все ему, видать, тут обрыдло, да и у жены здоровье не по здешнему климату... А дали нам покамест капитана из комендатуры. Этому - все до фени. На заставе сена ни клока - а ему плевать, ни икры, ни рыбы в зиму не запасли - ему тоже бара-бир. Спит по двадцать часов в сутки да все не чает, когда его от нас заберут. Семья у него в Ясном, а у нас он вроде бы как в командировке и ждет не дождется, когда эта командировка кончится...
- И выходит, ни на заставе у вас, ни во всей округе вообще ни одной женщины сейчас нет? - спрашиваю я.
- Теперь нету, - по-прежнему не оборачиваясь, отвечает мне сосед по кобыле, - а раньше была, жена старлея, командира нашего. Ох и хлебнули же мы с ней мурцовки!
- А вам-то что с ней, - пожал я плечами, - детей, что ли, крестить?
- Да детей, конечно, нам с ней не крестить, - после небольшой паузы ответил солдат, - только начальник на заставе - все! А она - его жена... Ох и страшна же была, как смертный грех... А он ее под тремя замками держал - она ведь сама-то из "сайр" была. Вот командир и боялся, что она по старой памяти хвостом крутить начнет. А кого там бояться-то?! Она же за него, как черт за грешную душу, держалась - деньжищи-то здесь знаешь какие офицеры гребут - ого-го!.. А уж жадна была, что Баба Яга - все до последней копейки у мужа выгребала.
- А вы это откуда знаете? - усмехнувшись, полюбопытствовал я.
- Так ведь на заставе все про всех всё знают... Ух уж до чего вредна была! Загорать где-нибудь в укромном уголке устроишься, разденешься до плавок, она увидит - сейчас же мужу нажалуется. Накажут. Теперь, слава богу, уехала...
За этими разговорами мы незаметно перевалили через хребет, прошли невысокое, заросшее все теми же порядком осточертевшими нам бамбуками плоскогорье и вниз по крутому оврагу свалились на тихоокеанскую сторону острова, в залив Рока.
Здесь, в рубленом пограничном обогревателе, мы и решили пока остановиться на жительство, дня три-четыре походить в маршруты, исследовав как следует окрестные берега, а уже затем идти на заставу, благо до нее здесь не более пяти километров.