- Нет, подняться я еще смогу, - Эванс тут же с трудом встал на ноги, но пошатнулся и упал на гурий. Как оказалось, стоять он мог, только опираясь на лыжные палки. О том же, чтобы впрягаться в санные лямки, не могло быть и речи.
- Уверен, что вы все понимаете, джентльмены, - сдержанно произнес лейтенант, стараясь при этом все еще храбриться. - Поэтому поступим, как и подобает поступать в подобных ситуациях. Вы оставляете мне немного продовольствия, ровно столько, сколько сможете выделить, чтобы я не брал того, что остается на складе, а также оставляете мне спальный мешок, а сами уходите. Возможно, сутки я здесь еще полежу, поразмышляю о жизни, напишу несколько писем, которые затем будут найдены при мне капитаном Скоттом… Ну а личное оружие, как вы знаете, всегда при мне.
Лешли и Крин многозначительно переглянулись.
- Мы не можем оставить вас здесь, господин лейтенант, - растерянно произнес Крин.
- Уверен, что несколько суток вы еще продержитесь, - поддержал его Лешли. - Санки мы будем тянуть сами, вы идите сбоку, придерживайтесь. Если устанете, ложитесь сверху на груз.
- Мой ответ вам уже известен, джентльмены, - спокойно ответил Эванс. И, выбрав себе закуток между гурием и углом ледового склада, разложил спальный мешок. - Немного продовольствия, и без каких-либо угрызений совести уходите.
- Но мы не можем уйти, оставив вас на гибель! - возмутился Лешли. - Как мы будем выглядеть в глазах всей экспедиции? Впрочем, дело даже не в этом. Просто не можем, и все тут…
Эванс забрался в спальный мешок, устроился так, чтобы голова его упиралась в подножие гурия, и закрыл глаза.
- Я ведь сказал вам: никакого угрызения совести. Вы всего лишь выполнили приказ. Если хотите, я могу изложить его письменно, чтобы уже никто не усомнился.
- Не нужно нам письменно… - обиженно произнес Крин. - Не по-человечески все это…
- Выполняйте приказ, матрос Крин. Кстати, я передумал. Никакого продовольствия оставлять не нужно. К чему излишества? В любом случае вам оно больше пригодится.
Крин и Лешли вновь многозначительно переглянулись и отошли за сани. Когда они начали возиться с грузом, лейтенант был уверен, что они готовятся уйти без него. Каковым же было его возмущение, когда матросы неожиданно бросились к нему, перенесли вместе со спальным мешком на сани и крепко привязали к ним, словно тюк с лошадиным фуражом.
В течение четырех дней, выбиваясь из сил, моряки тащили на санках своего командира, переходя с ним от гурия к гурию, от стоянки к стоянке, пока, наконец, не достигли "Углового" склада. Того долгожданного склада, у которого завершался их путь на север и от которого следовало уходить на запад, в сторону спасительного мыса Хат-Пойнт.
- Оставите вы меня, наконец, или так и будете тащить в виде все еще живого трупа?! - раздраженно спросил Эванс, когда, застигнутые у самого склада жесточайшей пургой матросы сумели установить двойную палатку и поспешно занялись приготовлением ужина.
- Оставить? После такого четырехдневного перехода?! - победно улыбнулся Лешли. - Когда до Старого Дома осталось каких-нибудь тридцать пять миль?! Нет, господин лейтенант, теперь уже - ни за что!
- Но эти тридцать пять миль еще нужно пройти, - едва сдерживая стон, произнес лейтенант.
- Чтобы после такого адского рейда и не пройти? - хитровато ухмылялся Лешли, искренне радуясь тому, что они с Крином сумели спасти своего командира.
А еще через несколько минут на плато, на котором располагался "Угловой" склад, обрушился удар ураганного ветра, а вслед за ним принялась свирепствовать пурга. Одна из тех губительных стихий, которая способна возникать только в Антарктиде. Она терзала лагерь полярников до следующего утра, дважды пыталась сорвать их палатку и только чудом не унесла её в долину, по которой завтра морякам предстояло идти в сторону мыса Хат-Пойнт.
Когда же утром Лешли спустился в долину, то обнаружил снег такой глубины, по которой тянуть тяжелые сани с лейтенантом "на борту", было невозможно. И в то же время чувствовалось, что вот-вот начнется новая пурга, которая неизвестно когда завершится. Надолго оставаться у склада тоже было нельзя: лейтенанта срочно требовалось показать доктору Аткинсону. Впрочем, был и еще один момент: как члены вспомогательной группы, они не имели права опустошать запасы складского продовольствия, которое предназначалось для группы Скотта.
После недолгих раздумий Крин высказал то единственное решение, которое позволяло спасти их всех. Он предложил Лешли оставаться в палатке, чтобы ухаживать за лейтенантом, а сам решился налегке, без санок, идти на лыжах до Старого Дома, чтобы просить там о помощи. Расчет был прост: даже если бы оказалось, что в аварийной хижине сейчас никого нет, с экспедиционной базой оттуда можно было связаться по телефону. Так что главным было - дойти до этой хижины "Дискавери".
- Но один ты вряд ли дойдешь, - воспротивился этому решению Лешли. - Давай оставим лейтенанту палатку и продукты, а к хижине пойдем вместе.
- Тогда лейтенант наверняка решит, что мы все-таки бросили его, - не согласился с товарищем Крин, - и пустит в ход оружие, чтобы прекратить мучения. А если и не применит его, то без твоей поддержки вряд ли выживет.
Крин ушел в пургу, при которой рассчитывать на то, что, не имея палатки, он не замерзнет, не собьется с пути, не погибнет в одной из трещин или просто не исчезнет где-то в ледовой пустыне, - уже не имело смысла. Можно было разве что молиться, прося о чуде. И хотя в подобных ситуациях Господь обычно оставляет полярных и прочих странников на произвол судьбы, на сей раз морякам-полярникам чудо было ниспослано. Через трое суток, когда стихия немного улеглась, вышедший на разведку Лешли заметил посреди белой долины какую-то черную точку, которая очень медленно приближалась. Как впоследствии оказалось, это была собачья упряжка, которую вел опытный каюр Дмитрий и на санях которой восседали Крин и доктор Аткинсон.
Пользуясь чудной солнечной погодой, полярники доставили лейтенанта на базу, и уже спустя неделю доктор сумел спасти больного, а затем отправил на борту уходящего судна "Терра Нова" в Австралию, долечиваться в госпитале. Но и там Эванс надолго не задержался. Еще окончательно не оправившись от болезни, он вместе с секретарем экспедиции Френсисом Дрейком отплыл на почтовом судне в Англию, чтобы заняться сбором пожертвований для дальнейшего финансирования экспедиции, а главное, для оплаты её долговых обязательств.
Никаких сведений о том, что происходило в это время на базе экспедиции и в группе Скотта, лейтенант, естественно, не имел. Стоит ли удивляться, что в его интерпретации в Антарктиде все вроде бы складывалось удачно, так что британцам оставалось лишь дождаться возвращения своих полярников на родину.
А тем временем популярность самого Эванса в Британии возросла. Благодаря представлению, составленному рукой капитана Скотта, в Адмиралтействе и вообще в Лондоне лейтенанта-полярника встретили как национального героя. За заслуги в исследовании Антарктиды он был произведен в капитаны второго рангаи даже удостоен королевской аудиенции. Журналисты преследовали его, как заезжую знаменитость; многие известные люди страны, особенно ученые и писатели, искали с ним встречи как с носителем некоей высшей истины, обладателем высших степеней познания Антарктики.
Другое дело, что капитан Эванс не был готов к такому восприятию своей персоны, а главное, не умел подогревать интерес к ней. Впрочем, к этому он и не стремился, хотя понимал, что само общественное мнение потребует от него письменных воспоминаний об этой экспедиции Скотта.
Окрыленный этим успехом, капитан Эванс прекратил лечение и всякую общественную деятельность в Британии, чтобы в конце августа вновь отправиться в Новую Зеландию. Там он сразу же принял командование "Террра Новой" и устремился в Антарктиду. Эванс не мог допустить, чтобы кто-либо еще кроме него удостоился чести привести это, теперь уже легендарное антарктическое судно в залив Мак-Мёрдо, первым встретить Скотта и снять с ледового континента всю команду покорителей Южного полюса.
…Однако все это было уже потом, а пока что полярная группа капитана Скотта приближалась к той части Антарктического континента, на которую даже самое общее понимание "жизни на Земле" уже не распространялось, поскольку здесь оно теряло всякий биологический, философский и просто житейский смысл.
Часть вторая. Полюс капитана Скотта
Каждый, кто решится покорять Антарктиду, должен отчетливо понимать, что, прежде чем постигать мудрость этого таинственного замысла Природы, он вынужден постичь непостижимую тайну его ледового безумия.
Автор
1
Издали эта возвышенность напоминала ритуальный могильный холм, наподобие тех, которые Скотту не раз приходилось видеть в Уэльсе, этой "стране кельтов", однако восходить на его вершину было так же трудно, как преодолевать последние метры заоблачных горных вершин. Она пролегала на их пути туловищем умерщвленного дракона, обходить которое не имело смысла, поэтому "полярные странники" покорно преодолевали это препятствие с тем же упорством, с каким ранее преодолевали сотни подобных вершин, ледяных застругов и снежных дюн.
Едва сани, которые капитан Скотт и лейтенант Бауэрс тянули в первой паре, оказались на небольшом, усеянном осколками льда плато, как все четверо полярников почувствовали смертельную усталость, при этом трое из них тут же свалились на покрытые санным брезентом мешки с грузом, в традиционных позах обессилевших бедуинов. И только Бауэрс повел себя как-то слишком уж странно: лишь на минутку припав грудью к зависающему над санным передком свертку палатки, он вдруг медленно поднялся и, словно лунатик на подернутую серой пеленой луну, побрел на едва просматриваемый круг холодного полярного солнца.
Заслышав скрип снега под его ногами, трое полярных скитальцев медленно повернули головы и взглянули вначале на оставленные лейтенантом лыжи, а затем - на его неброскую фигуру. Они обратили внимание, что Генри почему-то продолжает идти строго на юг, словно бы, по молодости своей, решил опередить всех остальных, первым ступив на долгожданный полюс.
- Одумайтесь, Бауэрс! - иронично окликнул его ротмистр Отс. - Не для того капитан Скотт в самую последнюю минуту включил вас в состав группы, чтобы вы лишили его священного права первопроходца!
- Это уж точно! - поддержал коллегу доктор Уилсон, напомнив тем самым Скотту, что именно он решительно воспротивился появлению пятого полярника в группе, в которой и палатка, и запасы продовольствия были рассчитаны только на четверых. - Если уж вы решили избавиться от нашего общества, то советую обратить свои стопы на север!
- Оставьте его в покое, господа, - проворчал Скотт. - Даже в Антарктиде человеку иногда хочется побыть в одиночестве.
- Охотно верю. Вот только заночевать-то наш лейтенант явно решил на полюсе.
- Причем раньше нас, - поддержал его унтер-офицер Эванс. - В полярном уединении.
Роберт помнил, что, включая этого молодого офицера в состав отряда, он нарушил сразу две святые заповеди руководителя подобных экспедиций. Первая из них гласила: в группе должно быть ровно столько людей, на сколько рассчитаны палатка и запасы продовольствия; вторая: ни один человек не должен появиться в полярной группе в последний момент, без соответствующей проверки и притирки в коллективе, а главное, без крайней на то необходимости.
Как врач, Уилсон первым осознал всю опасность подобного решения, поскольку появление в "полярной группе" человека, который по всем предварительным прикидкам обязан был вернуться в базовый лагерь со вспомогательной партией, сразу же сделало их палатку слишком тесной и неприспособленной для нормального отдыха. К тому же оно лишало группу значительной части резервного продовольствия, которое необходимо было на тот, самый крайний, случай…
Однако внимание и мысли самого Бауэрса были заняты в это время чем-то другим.
- Господин капитан! Сэр! - прокричал он, остановившись шагах в тридцати от саней. - Там, впереди, что-то виднеется!
Скотт и Уилсон настороженно переглянулись. Они уже привыкли полагаться на дальнозоркость самого молодого "странника" своей группы, поэтому медленно, неохотно, но все же стали отрывать свои тела от блаженной упругости поклажи.
- Что именно?! - спросил капитан, первым поднявшись и подавая руку доктору.
- Нечто похожее на гурий!
- На гурий?! - дуэтом прокричали Роберт и Эдвард. - Вы уверены?!
- О, Господи, только не это! - хриплым унтер-офицерским басом прорычал Эванс. - Неужели этот чертов Норвежец все-таки опередил нас?!
Лейтенант подождал, пока двое его товарищей приблизятся, и только потом неуверенно как-то пробормотал:
- Да нет, скорее всего, мне что-то пригрезилось, - указал меховой рукавицей в сторону небольшой возвышенности по ту сторону заснеженной долины. - Очевидно, это небольшая скала или высокий заструг.
- Откуда здесь взяться скале? - пожал плечами доктор. - Судя по всему, под нами несколько миль тысячелетнего льда.
Сколько Скотт ни всматривался в том направлении, куда указывала рука Бауэрса, однако так ничего и не разглядел. Тем не менее он не поверил сомнениям лейтенанта. Тот определенно что-то узрел в серой пелене ландшафта, но, сообразив, каким страшным известием окажется для начальника экспедиции появление впереди гурия Амундсена, решил оттянуть минуту мучительного разочарования.
- Вы действительно ничего не видите, Генри? - потянулся подбородком к его плечу капитан.
- Ничего определенного, сэр.
- Почему-то же вы решили, что там виднеется гурий?
- Как это обычно бывает: снежное видение, ледяные миражи. Но дымка сгущается, а очертания слишком неясные.
- И все же вы запомнили, где именно явилось вам это видение? - спросил Уилсон.
- Так точно, док. Чуть восточнее нашего основного направления.
Скотт еще раз задумчиво всмотрелся в заснеженную даль, взглянул на постепенно проклевывающееся из серой скорлупы поднебесья солнце и решительно направился к саням, предупредив: "Еще двадцать минут отдыха, и продолжаем путь к полюсу".
Наверное, это был первый случай, когда традиционные двадцать минут передышки тянулись в восприятии Скотта нескончаемо долго. Многое он отдал бы, чтобы выяснить, где сейчас находится группа Амундсена.
Честь морского офицера, о которой капитан никогда не забывал, не позволяла ему молить Создателя о том, чтобы экспедиция Норвежца потерпела неудачу, но какие же хвалебные молитвы он возносил бы, если это все-таки произошло! Если бы чудо все-таки свершилось и какие-то силы небесные помешали норвежцам появиться на полюсе хотя бы на час раньше "королевских гонцов Британии", как назвал его полярных странников кто-то из австралийских журналистов - он, капитан Скотт, почувствовал бы себя самым счастливым человеком в этом подлунном мире…
С той поры, как была получена телеграмма этого удачливого скандинава о намерении идти к Южному полюсу, само присутствие его в Антарктиде порождало в душе капитана неистребимую тревогу, круто замешанную на соперничестве, на ревности, на осознании некоей высшей несправедливости. И внешне невозмутимый, предельно сдержанный британец ничего не мог сделать ни с этой тревогой, ни с самим собой.
- До полюса теперь уже не более двадцати пяти миль, сэр, - негромко, доверительно проговорил лейтенант, впрягаясь рядом с начальником экспедиции в санные лямки. - Если Амундсен где-то рядом, то мы должны быть готовы к упорным гонкам на финише.
- Он и в самом деле где-то рядом, - мрачно подтвердил Скотт. - Но уже впереди нас. Нутром его чувствую, как старый моряк - приближение жесточайшего шторма.
- С его стороны было бы по-рыцарски, если бы к полюсу обе экспедиции пришли вместе.
- Вы о чем это, лейтенант?! - нахраписто ухмыльнулся ротмистр. - В гонках на приз так не бывает. Какое, к чертям, рыцарство, когда на кону - никем не изведанный полюс, на котором каждый появившийся тут же перевоплощается в памятник самому себе?! Молите господа, как бы прямо там, у флага Великой Британии, не дошло до перестрелки.
- Ну, это уже слишком, - попытался остепенить его Скотт. - Не нагнетайте атмосферу, Отс.
- Вы считаете, что "слишком"?! А вспомните, каким противостоянием между британской и французской коронами завершалось освоение большинства территорий Канады.
- И все же никакое соперничество от священных традиций рыцарства освободить нас не способно, - не оглядываясь, возразил Бауэрс, а, выдержав небольшую паузу, неожиданно добавил: - Как, впрочем, и от необходимости водружать флаг империи на любой территории, которая достанется нам по праву первопроходцев.
- В том-то и дело, - подловил его на слове ротмистр Отс, шедший чуть позади, но все же в промежутке между Скоттом и Бауэрсом, - что… первопроходцев, а не исследователей чьих-то давнишних полярных стоянок.
- Умерьте свой пыл, джентльмены, - холодно осадил их капитан Скотт, воспринимая замечание магната Отса как очередной упрек в свой адрес. - Сохраните силы для последних переходов.
2
Около получаса группа продвигалась по жесткому ледяному насту в полном молчании, которое, однако, более красноречиво свидетельствовало о напряжении всех её сил, чем любые другие проявления. При этом Скотт не сомневался, что все его "полярные странники" думают сейчас только об одном: что их ждет впереди - слава первооткрывателей или же утешительное право водрузить флаг Британской империи рядом с победным флагом Норвежского королевства? И был признателен своим полярникам за то, что лишний раз не терзают его и без того истерзанную душу горечью своих сомнений и разочарований.
- И на сей раз никакие зримые очертания вам все еще не являются, Бауэрс? - наконец нарушил это молчание ротмистр Отс, когда все четверо вдруг увидели перед собой какую-то контрастно черную на огромном сером фоне точку.
Лейтенант козырьком приставил ладонь к глазам и, прежде чем огрызнуться, вопросительно взглянул на начальника экспедиции.
- Просто теперь я уже могу точно сказать, что природной чертой этого равнинного ледового ландшафта, - как можно сдержаннее отреагировал Роберт, - этот предмет быть не способен. Скорее всего, перед нами гурий. А это уже заставляет задуматься.
Полярные странники переглянулись и помолчали. Но еще через несколько мгновений четверо из них ожидающе смотрели на капитана.
- Вполне допускаю, - процедил Скотт, понимая, что молчание затягивается. - Уж не ожидаете ли вы, что, в связи с появлением гурия Норвежца, я прикажу поворачивать обратно, господа?
А еще несколько минут спустя они сумели разглядеть то, что так смущало Бауэрса. Перед ними действительно вырисовывалась "метка странников". И принадлежать она могла только норвежцам. Не оставалось никакого сомнения, что шагах в пятнадцати от них, чуть левее компасом проложенного курса, виднелся врытый в лед санный полоз с прикрепленным к нему черным флагом.