Мало того, Роберт неожиданно поймал себя на мысли, что возможно, теперь, в создавшейся ситуации, его мученическая гибель в снегах была бы лучшим из всех возможных исходов этой полярной авантюры. "Видимо, все то главное, что ты мог сказать о себе миру, - размышлял Скотт, - ты сказал своей первой экспедицией в Антарктиду, увенчавшейся выходом книги "Путешествие на "Дискавери"".
Именно тогда тебя заметил король, именно тогда ты познал цену славы, любви и… зависти. Впрочем, о зависти сейчас не стоит… Иное дело - специально по случаю успеха экспедиции на "Дискавери" отлитая по приказу короля Антарктическая медаль, которой были награждены все участники этого похода; или избрание тебя почетным доктором наук Кембриджского университета. Затем были золотые медали Королевского географического общества, а также географических обществ Дании, Швеции, Шотландии, США.
Даже Императорское географическое общество России неожиданно откликнулось избранием своим почетным членом. И, наконец, объявление тебя кавалером ордена Виктории, вслед за которым последовало назначение, уже в чине капитана первого ранга, на должность командира линейного корабля "Виктория", а затем - самого современного, прекрасно вооруженного линкора "Балоук", в кают-компании которого тебе, морскому полковнику, уже пророчили чин контр-адмирала Королевского флота.
"Может, и в самом деле все твои неудачи начались тогда, когда чиновники из Адмиралтейства предали твое судно "Дискавери", решив пустить его с молотка? Вспомни, - сказал себе Скотт, - в какое отчаяние пришел тогда "отец" экспедиции на "Дискавери" президент Королевского географического общества Клементс Маркхем, даже избравший это решение адмиралтейцев поводом для демонстративного ухода в отставку".
Предпринимая сей демарш, семидесятипятилетний, но все еще крепкий и деятельный Маркхем властно заявил Роберту:
"Не нравится мне все это, капитан Скотт! Решительно не нравится! Мы с вами многое сделали и для того, чтобы это судно стало национальной гордостью Британии, и для того, чтобы оно было передано в ведение Адмиралтейства, где оно, все еще вполне пригодное для полярных плаваний, могло бы послужить последующим экспедициям".
"Вы правы, сэр: "Дискавери" прекрасно зарекомендовало себя в антарктических льдах, - поддержал его Скотт. - Судов такой "полярной отделки" в мире не так уж много. Еще меньше среди них судов, которые уже прошли испытания столь длительными плаваниями и дрейфами во льдах".
"Не скрою, я рассчитывал, что оно еще раз послужит вам во время экспедиции к Ледовому материку, о которой, насколько мне известно, вы уже деятельно помышляете".
"Я серьезно готовлюсь к такой экспедиции, сэр, - коротко признал Скотт. - На сей раз - с рейдом к Южному полюсу, о котором мы с вами мечтали еще во время подготовки к экспедиции "Дискавери"".
Беседа происходила в кабинете президента Королевского географического общества, который Клементс Маркхем уже завтра намеревался оставить навсегда. И капитан Скотт понимал, судьба ставит его перед двойной потерей.
С одной стороны, он крайне сожалел, что каким-то образом причастен к уходу своего старого друга и соратника в отставку, поскольку так и не смог отстоять неприкосновенность верного ему судна. А с другой - он понимал, какой мощной поддержки, какого влиятельного патроната лишается сразу же, как только Маркхем окажется не удел. Поскольку вряд ли найдется еще один столь влиятельный человек, который бы так деятельно и беззаветно помогал ему на пути к славе покорителя Южного полюса.
- Мы, то есть я и мои коллеги, - угрюмо проговорил президент, закуривая очередную сигару, - были уверены, что передача "Дискавери" Адмиралтейству станет залогом того, что судно будет использовано исключительно в научных целях. Скажу больше: я даже вел переговоры о том, чтобы после второй вашей экспедиции, которая, верю, обязательно состоится, судно было поставлено на вечный якорь и превращено в Арктический музей. Конечно же, вашего имени.
- Ну, об этом говорить рановато, сэр - стушевался тогда Роберт. - Да и неуместно. Капитан Скотт - не та величина, которая способна…
- Ваша джентльменская скромность, конечно, похвальна, Скотт, - прервал его лепетание патриарх британских географов, - но в данном случае совершенно неуместна. Мы ведь с вами прекрасно понимаем, что вскоре многое чего в Европе и в остальном мире будет называться вашим именем, Скотт. Уверен, что ваши потомки вспомнят мои слова. Даже заносчивый, снобистский Кембридж, и тот почтет за честь увековечить вас в своих стенах.
- Признаюсь, что идея с превращением судна в Арктический музей мне нравится. Возможно, тогда нашим последователям не придется нищенски выпрашивать деньги у сотен нещедрых благодетелей. И промышленники, и министры, сенаторы поймут, какую науку и какую великую историю человеческих открытий творят в Антарктике подданные Его Величества.
Впрочем, сейчас капитан вспоминал об этом разговоре не только потому, что Маркхем известил его об окончательном требовании руководства Адмиралтейства: "Немедленно продать "Дискавери", во имя возмещения тех больших долгов, которые порождены экспедицией капитана Скотта!" Президент географического общества сказал тогда слова, на которые Скотт поначалу не обратил особого внимания, хотя как моряк капитан должен был бы, и которые теперь кажутся ему пророческими, причем зловеще пророческими.
- С судами так не поступают, капитан Скотт! Они становятся частью нашей - исследователей и путешественников - судьбы, частью нашей жизни; нашими спутниками и друзьями. Продавать такое судно, как "Дискавери", которое выжило благодаря вам и на котором вы выжили только благодаря ему, - все равно, что предавать своего изможденного спутника посреди ледовой пустыни. Любой старый моряк скажет вам, что у судна есть своя душа и своя воля. Такого предательства, нам, людям, его владельцам, оно не прощает. И, скорее всего, не простит.
- Но ведь мы-то с вами его не предали, - с надеждой и покаянием напомнил президенту капитан Скотт. - Мы делали все, что могли.
- Сомневаюсь, что все, что могли, - проворчал Маркхем, явно имея в виду то, что Скотт так и не решился пробиться на аудиенцию к королю, чтобы уговорить его вступиться за судно. Причем он готов был идти к монарху вместе с капитаном. - Но даже если так, если предположить, что все, что могли… Для нас это будет слабым утешением. И дай-то бог, чтобы судно, на борту которого вы пойдете в следующую экспедицию, служило вам так же надежно и преданно, как и "Дискавери".
Скотт нервно поворочался в своем спальном мешке, пытаясь вырваться из плена, "из полыньи", как говорила в таких случаях Кетлин, воспоминаний. "Вот именно: "из полыньи", тут уж лучше и не выразишься", - едва слышно простонал Роберт. Может быть, и в самом деле, преданное ими судно мстит ему?
Скотт никогда не принадлежал к людям, подверженным мнительности и мистике. Но кто знает? Разве весь этот "мертвый континент мертвых", на котором с трудом верится, что ты все еще на планете Земля, а не на какой-либо другой, не предстает перед ними сплошным порождением мистики? Вдруг этот континент и в самом деле является "планетой мертвых", в глубинах которой покоятся души ушедших?
Уже в который раз капитан вспомнил рассказ конюха Антона Омельченко о том, как во время выгула лошадей прямо перед ним, буквально растопив прибрежный лед, поднялся "солнечный диск". Когда он завис над льдиной на уровне груди полярника, тот видел освещенные изнутри квадратные иллюминаторы. Скотт, как и большинство полярных странников, попросту не поверил ему.
Единственным, кто по-настоящему заинтересовался его повествованием, стал тогда доктор Уилсон. Как истинный естествоиспытатель, он вновь и вновь заставлял русского пересказывать эту историю с самыми мельчайшими подробностями. И даже дважды ходил с конюхом к тому месту, напротив которого ему явился этот загадочный диск, известный ученым еще со времен Александра Македонского, войскам которого он тоже не раз являлся.
"Так, может, мы действительно не одни на этой планете? - размышлял Скотт. - Может, Земля действительно полая, как утверждают некоторые чудаки от науки, и в глубинах ее обитают сказочные пока что великаны и гномы, а последние атланты ушли в глубины Антарктиды и Канадского Севера?"
Скотт ухмыльнулся своим ночным бредням, закрыл глаза и попытался все-таки уснуть. Но и на сей раз ему это не удалось. Капитан не только вновь твердо сказал себе, что теперь ему уже не суждено вернуться на землю предков, но и явственно почувствовал, что ему не хочется туда возвращаться. Не хочется покидать континент, который уже через несколько дней может превратиться в огромную и почти идеальную усыпальницу "выдающегося полярного исследователя капитана Скотта".
- Слышите, сэр, - вполголоса, почти шепотом, произнес Бауэрс, ворочавшийся в мешке справа от капитана. - Срывается ветер, причем довольно сильный. Не исключено, что ночью нас настигнет пурга.
- Наверное, так оно и будет, - едва слышно произнес Скотт. - Это хорошо, нам нужно научиться слушать ветер.
- "Слушать… ветер"?
- Разве вы не слышали, как задумчиво и задушевно выводят полярные ветры голосами своих снежных дюн? - улыбаясь какой-то своей мысли, проговорил Скотт, предаваясь упоительному сну полярных странников.
5
В эту ночь капитан уснул лишь под утро, но это был даже не сон, а какое-то непродолжительное забытье, сквозь которое он определил, что, выйдя из палатки, Бауэрс занялся определением силы ветра, температуры и влажности воздуха, а также уточнением координат их лагеря, а Отс и Эванс - осмотром и закреплением багажа.
Скотт знал, что спутники его провели такую же бессонную ночь, как и он сам. Как обычно, он решительно запретил вести в ночной палатке какие бы то ни было разговоры, но теперь понимал, что делать этого не следовало: пусть бы лучше его "полярные странники" еще с вечера выговорились, тогда, возможно, хотя бы полночи поспали.
Ночь и в самом деле выдалась странной. Оказавшись между двумя бередящими душу событиями - ожидаемым выходом к полюсу и открывшейся правдой о походе норвежцев, - его группа так и не смогла определиться в своих чувствах, поэтому до самого утра в равной степени терзала себя и близостью цели, и горечью поражения.
- Температура воздуха, сэр, - принялся докладывать Бауэрс, как только начальник экспедиции выбрался из палатки, - минус тридцать, сила ветра около пяти баллов, видимость вполне приемлемая, - взглянул он на едва просматриваемое сквозь серую пелену солнце, - если только погода окончательно не испортится.
- Но она конечно же испортится, - проворчал Скотт, подходя к санкам и здороваясь с остальными странниками. - Поэтому, чтобы не терять времени, предлагаю выступать в сторону полюса немедленно. Завтрак и обед мы попросту объединим, чтобы предаваться этому чревоугодию ровно в полдень, во время привала.
Он осмотрел стоявших перед ним полярников. Хотя предложение было встречено угрюмым молчанием, однако никто не возражал. Мало того, капитан вдруг почувствовал, что его спутникам попросту перехотелось идти к полюсу, они потеряли к этому предприятию всякий интерес. И если бы он вдруг приказал разворачивать сани на север, они очевидно, точно так же, молча, впряглись бы в них и… развернули. Но он не приказал. И не мог приказать. Если бы пришлось, он пополз бы в сторону полюса, пусть даже один, без продовольствия и без надежды на возвращение.
Встав на лыжи, Роберт первым впрягся в сани, подождал, пока его примеру последуют остальные, и повел группу по едва уловимому склону в открывавшуюся впереди низину.
Около трех миль они шли по санному следу норвежцев, причем Отс сумел определить, что полярников почему-то было всего двое, хотя на стоянке у черного флага их насчитывалось как минимум четверо. Все три гурия скандинавов указывали строго на юг, на полюс, но сразу же после третьего следы почему-то стали уводить на юго-запад.
- Интересно, что бы это могло значить? - заинтригованно спросил Уилсон, когда во время короткого привала Бауэрс прошелся по этому следу еще около полумили и, к своему удивлению, обнаружил, что он и дальше уводит прямо на запад. - Они что, сбились с пути, что ли? Или, может, потеряли компас? Что-то же должно было произойти?!
- Так, может, норвежцы все-таки не дошли до полюса? - осклабился Отс. - То ли сбились с пути, то ли выдохлись. Нас пятеро, и мы сможем доказать это.
- Все ответы мы получим на полюсе, джентльмены, - не поддался его эйфории Скотт, мрачно наблюдая за тем, как, избивая руками свое туловище, унтер-офицер Эванс пытается отогреть их старым проверенным способом. - И там, на континенте, расскажем только о том, что увидим собственными глазами, в чем лично убедимся.
- Другого и быть не может, - поддержал его доктор Уилсон.
- А теперь сходим с лыжни норвежцев и идем к полюсу кратчайшим путем, по нашим собственным расчетам. Бауэрс, вы как всегда выступаете в роли штурмана.
- Тронут доверием, сэр, - вежливо произнес лейтенант. И в который уже раз Скотт поблагодарил судьбу за то, что в последнее мгновение включил этого исполнительного, знающего офицера в состав полярной группы.
Они прошли еще около двух миль, и Скотт понял, что самое время сделать привал и основательно подкрепиться. Тем более что руки Эванса уже были на грани обморожения. Остальные странники, как и сам капитан, тоже чувствовали себя отвратительно. Поставив палатку, они вскипятили чай и пообедали консервами. Капитан видел, что люди утомлены, но решил, что терять лишние часы на привале не стоит. Вдруг окончательно испортится погода, кто-то из группы заболеет, да мало ли что может случиться в каких-нибудь шести милях от полюса?! Так стоит ли рисковать?
Очередной привал они сделали, преодолев почти семь с половиной миль, а затем прошли еще столько же, пока, наконец, во время очередного короткого привала, Бауэрс, проводивший свои вычисления на серевшей неподалеку от лагеря небольшой возвышенности, не прокричал:
- Мы на полюсе, джентльмены! Наконец-то мы достигли его: мы на Южном полюсе!
Четверо полярников удивленно взглянули на лейтенанта, словно бы то, о чем он только что известил, представлялось им совершенно немыслимым; медленно оторвали свои тела от санок, на грузе которых полулежа отдыхали, и растерянно осмотрелись: ничего особенного. Абсолютно ничего такого, что бы хоть каким-то образом отличало эту, почти мистическую часть ледовой тверди от всей прочей Антарктиды.
- Вы ничего не напутали, Бауэрс? - неуверенно поинтересовался ротмистр Отс.
- Трижды проверил, джентльмены! - слегка охрипшим голосом заверил их лейтенант. - Ошибка исключается: мы действительно на полюсе!
И все же полярники вновь недоверчиво осмотрелись по сторонам, словно бы пытаясь обнаружить нечто такое, что способно было выделять эту пядь земли на фоне всей прочей планеты, но, так ничего и не обнаружив, по очереди неуверенно обняли друг друга.
- А ведь мне казалось, что, достигнув полюса, все мы сойдем с ума от радости, - проговорил унтер-офицер Эванс, пытаясь утереть выступившие на глазах слезы.
- Так казалось всем нам, - устало отозвался капитан Скотт. - Однако триумфа у нас что-то не получилось.
- И все из-за этих чертовых скандинавов! - процедил ротмистр Отс, который никак не мог простить Амундсену его вторжения в операцию по покорению полюса.
- Нашему походу они не мешали, - возразил Скотт. - Так что проиграли мы в честной спортивной борьбе.
- Никогда с этим не смирюсь! - хрипло взорвался ротмистр. - Слышите, капитан, никогда! Исходя из канонов европейского рыцарства, Норвежец не имел права бросать свою команду на штурм полюса, зная, что на антарктическом берегу уже высадилась группа другого исследователя.
- Следует полагать, - заметил доктор Уилсон, - что на освоение полярных территорий правила рыцарских турнирных боев, как и правила гладиаторов, не распространяются.
- Но что-то я не вижу здесь ни флага Норвегии, - демонстративно осмотрелся вокруг себя ротмистр, - ни оставленного Амундсеном гурия, вообще ничего такого, что свидетельствовало бы о пребывании в данной местности группы скандинавов! Одно из двух: или норвежцы так и не побывали на полюсе, или же мы ошибаемся в своих расчетах. Как вы объясните это, капитан Скотт?
- Возможно, вычисления Бауэрса не точны, - пожал плечами начальник экспедиции. - А возможно, немного ошиблись норвежцы. И потом, вряд ли нам удастся прямо здесь, на местности, определить полюс с точностью до фута, а то и дюйма, как на карте. Полюс - точка, в общем-то, условная. Сейчас мы отметим ее покорение и хорошо выспимся, а завтра утром осмотрим окрестности.
- Будем искать стоянку Амундсена?
- Естественно, ротмистр.
- Зачем? - неожиданно заупрямился Отс. - Какой в этом смысл, какой интерес?
- Чтобы убедиться, что она действительно есть. Норвежцы не могли уйти отсюда, не оставив каких-либо вещественных доказательств своего пребывания.
- И все же я не стал бы искать эти вещественные доказательства, - отрезал офицер Королевского драгунского полка. - Мы должны водрузить свой флаг и сказать, что именно он установлен на полюсе, а вот где его устанавливали норвежцы во главе с Амундсеном, - сие нам неведомо.
- Интересно, кому вы предложите выступить в роли арбитра, сэр? - ухмыльнулся Бауэрс. - Кому предоставите право отправиться на полюс с инспекционной поездкой?
Приказав лейтенанту, как каптенармусу экспедиции, дополнительно к усиленной порции ужина выдать еще и по плитке шоколада и сигарете, что выглядело просто немыслимой щедростью, Скотт и в самом деле устроил своим полярным странникам настоящий праздник. А когда сытые и, кажется, вполне умиротворенные, они погрузились в спальные мешки, при неярком свете лампы он в своем полярном дневнике записал: