- Покоя, усиленного питания и госпитализации гарантировать господину Эвансу не могу, - все в том же, на удивление жестком тоне отреагировал Скотт, как бы не обращая внимания на самого унтер-офицера, который, с помощью усердного Бауэрса, сумел приподняться и теперь сидел, прислоняясь спиной к санной поклаже.
- И все же я посоветовал бы сделать часовой привал, - оценивающе присматривался к поведению унтер-офицера Уилсон, - чтобы потом не пришлось делать слишком частые остановки.
- Хорошо, - согласился Скотт, - ставьте палатку. Завтрак и отдых в пределах двух часов. Извините, унтер-офицер, это все, чем я способен вас облагодетельствовать, - только теперь склонился он над Эвансом. - Как вы себя чувствуете?
- Закоренелым неудачником, - мрачно и едва слышно ответил тот, и тут же запрокинул голову на тент.
- Мы все чувствуем себя такими же неудачниками, - заверил его капитан, обрадовавшись, что унтер-офицер понимает его и даже способен на проявление юмора. - Поэтому вы - не исключение.
Скотт приподнялся и взглянул на лицо Эванса. Бледно-серое, лишенное каких бы то ни было эмоций, оно было похоже на посмертную маску. Капитан еле сдержался, чтобы, глядя на него, не перекреститься. Глаза унтер-офицера тоже не выражали ничего, кроме застывшего удивления тем, что, оказывается, он все еще в этом мире, а не где-то там…
- Хорошо, отдыхайте, унтер-офицер, - произнес Скотт, направляясь на помощь спутникам, которые устанавливали палатку, - только постарайтесь как можно скорее прийти в себя и плотно позавтракать.
- Постараюсь, сэр, - едва слышно проговорил Эванс.
Когда палатка была установлена, Бауэрс хотел поднять унтер-офицера и завести его внутрь, однако Уилсон сдержал этот благородный порыв.
- Не нужно, лейтенант.
- Вы так считаете? - ошарашенно уставился на него Бауэрс.
- Он должен подняться сам. Взбодриться, набраться сил и подняться. В этом его спасение, только в этом.
- Но вряд ли он способен сейчас на такое, сэр.
- Способен, если только хочет выбраться из этого ледового безумия и достичь борта судна.
- Согласен, проявление силы воли… Но, если сам он не поднимется, что тогда?
- Доктор прав, он должен подняться сам, - поддержал линию поведения доктора сам начальник экспедиции.
Ни лейтенант, ни Скотт не слышали, о чем именно Уилсон говорил с унтер-офицером, но через две-три минуты, при поддержке доктора, тот все же направился к палатке.
- Мы находимся в такой ситуации, ротмистр, когда все методы хороши, если только они способствуют нашему спасению.
18
Сразу же после завтрака доктор извлек из своего сундучка хорошо укутанный пузырек со спиртом и, отлив несколько граммов в мензурку, дал Эвансу. Тот выпил, но, похоже, что спиртное никак на него не повлияло. Во всяком случае, внешне это никоим образом не проявлялось. Еще с полчаса после этого они молча отдыхали, лежа в своих спальных мешках, затем Скотт взял подзорную трубу и вышел из палатки. За ним тут же увязался неутомимый Бауэрс. Они взошли на набольшую возвышенность, но, прежде чем капитан поднес свой инструмент к глазам, лейтенант успел прокричать:
- Смотрите: там - земля! Оголенная, свободная от снега! Почти свободная. Видны скалы!
Скотт очарованно посмотрел на щупленького лейтенантика, улыбнулся: "Это ж надо обладать таким удивительным зрением!", и, покачав головой, припал к окуляру подзорной трубы. Там, далеко внизу, и в самом деле виднелись скалы. Чтобы дойти до них, следовало спуститься на несколько сотен футов вниз, в другой температурный пояс. То есть, оставив страну вечного льда, им нужно было перейти в страну заледенелых гор.
Совершая походы по Антарктиде, Скотт уже не раз ловил себя на мысли, что понятия не имеет о том, идет ли он по материку, по какому-то из антарктических островков, или же по льдам навечно застывшего океана. Но там, впереди, явно просматривалась земля, по которой они уже проходили, направляясь к полюсу. И вершина, которая белеет прямо перед ними, именуется на карте Антарктиды Горой Дарвин.
- Прямо на эту гору мы и пойдем, лейтенант-навигатор, - произнес Скотт, передавая подзорную трубу Бауэрсу.
- Насколько это будет возможно, - согласился тот, всматриваясь в склон горы с такой пристальностью, словно там показался парусник одного из пиратских капитанов. - Если помните, нас там ожидает множество трещин и даже бездонных провалов.
- Другого пути у нас все равно нет.
- Тем более что у подножия этой горы нас ждет склад с провиантом, "Верхний глетчерный".
- Пусть это и будет нашим призом, джентльмены удачи.
Лейтенант вернул Скотту подзорную трубу, но еще несколько минут они стояли на вершине холма, осматривая заснеженное пространство перед собой, упирающееся в горный хребет.
- Не тоскуете ли по флоту, Бауэрс? - спросил Скотт, когда они возвращались к лагерю, где Отс и Уилсон убирали палатку. Эванс при этом стоял в стороне, в полусогнутом состоянии, зажав руки под мышками, и смотрел в ту сторону, откуда они пришли.
- Я всегда мечтал о сугубо морских путешествиях. К пальмовым островам Латинской Америки и Океании или же к берегам острова Пасхи. Служба в Королевской флоте, базирующемся в Индии, всегда казалась мне слишком размеренной и монотонной. Сражений нет, дальних походов нет, во всяком случае, на том корабле, на котором проходил службу я. Поневоле потянешься к таким полярным странникам, как вы. Хотя конечно же меня больше привлекают теплые моря и острова со знойными индианками.
- Зато мы с вами побывали на Южном полюсе. Вторыми за всю историю человечества. Там, где до Норвежца с его людьми никогда не ступала нога даже островного дикаря.
Пока они спускались, Эванс большую часть пути шел сбоку от санок или же плелся за ними, молчаливый, безучастный ко всему, что возникало вокруг него и что происходило в группе. Лишь время от времени, когда санки увязали в заструге или на склоне каменистого пригорка, унтер-офицер прилагался к ним, чтобы помочь вытолкать. Но делал это как-то безвольно, механически, и только подчиняясь требованию Скотта или врача.
Во время вечерней исповеди перед дневником Скотт вынужден был с горечью констатировать: "Наше физическое состояние не улучшается, особенно Эванса, который как-то тупеет и ни на что не способен. Все это - последствия того сотрясения, которое он получил, провалившись утром в трещину. Еще слава Богу, что трижды в день у нас есть хорошая еда, хотя, несмотря на это, мы становимся все более голодными. Зато Бауэрс чудный - все время энергичный, деятельный…"
- Температура воздуха - минус двадцать семь, - почти торжествующе объявил Бауэрс во время небольшого "санитарного" привала. - Я сверился с записями в блокноте. Во время похода на юг на этом же месте температура была на двенадцать градусом ниже. Мы даже не догадывались, что здесь, оказывается, все еще в разгаре антарктическое лето!
- Если так пойдет и дальше, - оживленно поддержал его Отс, - вскоре мы окажемся в антарктических тропиках и вернемся к своим с шоколадным загаром.
- Если только вернемся, - нарушил дневной обет молчания унтер-офицер.
- Теперь это уже не подлежит сомнению, - заверил его Отс. - Коль уж мы спустились с ледяных вершин и достигли этой благодатной тверди, - кивнул он в сторону небольшого горного хребта.
После недавнего падения Эванса ротмистр остепенился и стал то ли молчаливее, то ли просто угрюмее. При этом Скотту казалось, что внешне он сильно сдал. А еще было замечено, что теперь Отс старался держаться поближе к унтер-офицеру, всячески помогая ему.
- Нам бы только добраться до Горы Дарвин, - мечтательно подпитывал его оптимизм Бауэрс. - А там и до базового лагеря недалеко.
- Но гора уже рядом.
- По пути к полюсу мы обходили этот участок, - озабоченно посмотрел лейтенант в сторону горы, - а теперь идем напрямик, сокращая расстояние. Вот только удастся ли сократить?
Все взглянули на капитана. Тот стоял с подзорной трубой в руке, завороженно смотрел на вершину горы.
Еще около мили спуска полярники прошли, преодолевая каменные заторы, а порой и еле удерживая на весу сани. Вконец измотанные, они устроили себе ночной привал на небольшом пятачке, почти у подножия плато. Как только установили палатку, Уилсон сразу же осмотрел Эванса, затем какое-то время возился с руками ротмистра; переговорил с лейтенантом и с самим капитаном Скоттом.
- Утром, после отдыха, отряд может продолжать путь дальше, - доложил он капитану, выйдя вслед за ним из палатки.
- Прежде всего, меня волнует состояние унтер-офицера. Как считаете, оно не ухудшилось?
- Морозы уменьшаются, это уже вселяет надежду. Теперь все будет зависеть от того, насколько мы сумеем уберечь унтер-офицера от дальнейших потрясений, если учитывать, что входим в полосу горных завалов и трещин.
- Все, что я могу пообещать, будем предельно осмотрительными.
- Как ваше плечо, капитан? Как общее состояние?
- Вы уже спрашивали меня об этом, док.
- Но это было там, в палатке. Теперь хочу услышать ответ здесь, наедине.
Капитан искоса взглянул на доктора, помолчал, а затем ответил:
- Если я и страдаю, доктор, то не потому, что адски ноет плечо или ломит поясницу, а потому, что ничем не способен помочь ни одному из вас, за кого я теперь в ответе и перед родными вашими, и перед Его Величеством, не говоря уже о Боге.
Пожелав ему спокойной ночи, Уилсон ушел в палатку, а Скотт еще минут пятнадцать нервно прохаживался между палаткой и санками, осмысливая все то, что с ними происходило в последние дни. И размышления эти были бесцветными и безрадостными, как само это "ледовое безумие", в которое они так бездумно вторглись.
19
На завтрак они остановились только после того, как прошли более десяти миль. По полярным меркам, они продвигались с такой скоростью, словно это шли не груженные санками, больные израненные люди, а полярные марафонцы, почуявшие приближение невидимого пока еще финиша.
- Неужели мы все-таки вырвемся из этой западни? - попытался Отс доверительно поговорить с лейтенантом после завтрака.
- Разве до сих пор вы в это не верили? - удивленно поинтересовался Бауэрс.
- По-моему, вы остались единственным, в ком эта вера все еще теплится.
- Вот видите, вы сказали об этом в прошедшем времени. Значит, теперь она теплится и у вас.
- Если честно, у меня - уже нет, лейтенант.
- Тогда что вы хотите услышать от меня, сэр?
Отс поднял с земли небольшой осколок искрящегося на солнце зернистого гранита, с безразличным видом повертел его и отшвырнул в сторону.
- Трудно сказать, лейтенант. Просто порой вы ведете себя так, будто все эти беды вас не касаются, словно вы заговорены от них, или знаете что-то такое, что не известно всем остальным полярным странникам.
- Я стараюсь быть максимально сосредоточенным, не терять присутствия духа.
- Веские аргументы. Но все же странно, что до сих пор у вас не появилось ни обморожения, ни травм. Физически вы, уж извините, лейтенант, не самый сильный их тех мужчин, которых мне пришлось повидать на своем веку, но всегда чувствуете себя настолько уверенно, что хочется держаться поближе к вам, как ко всякому удачнику. Нет-нет, я говорю это не из зависти, просто по-человечески удивляюсь.
- Постарайтесь вести себя так же уверенно, как я. Никакого иного совета дать вам, ротмистр, не могу. Кстати, на флоте мы постоянно противостоим ветрам, штормам и всей прочей стихии; постоянно боремся за выживание судна и свое собственное. То есть каждодневная борьба за выживание становится линией поведения всякого моряка, даже если волею судеб он оказался вдали от моря.
- Странно, об этом я почему-то не задумывался, - решительно повел подбородком Отс. - А ведь это действительно так.
- Отсюда, очевидно, и закалка. Отсюда - матросский шарм овеянного всеми штормовыми ветрами храбреца.
- Я обратил внимание, что при подборе состава экспедиции капитан Скотт отдавал предпочтение исключительно морским офицерам.
- По документам Адмиралтейства, сам этот поход к полюсу значится, как "Антарктическая экспедиция Королевского военно-морского флота". Сейчас трудно предположить, каковым будет правовой статус Антарктиды, как сложится политическая судьба этого континента. Но в Адмиралтействе, как, впрочем, и в королевском окружении, уже озабочены тем, чтобы Британия получила все права на местные концессии, а возможно, и на большую часть антарктической территории.
- Пытаются учесть кровавый опыт освоения огромных территорий Канадского Севера, где мы столкнулись с сильным противостоянием французов, - согласно кивнул Отс.
- Уже сейчас у нас есть все основания объявить Землю Виктории, Землю Георга V и многие другие - территориями Его Величества короля Британии.
Отс уважительно взглянул на лейтенанта.
- Неожиданный у нас получился разговор, - признал он.
- Куда более патриотичный, нежели уверения друг друга в безысходности нашего положения, - мягко улыбнулся Отс. - Кстати, когда вас зачисляли в полюсную группу, я был против этого. Но если бы сегодня нам предстояло избирать начальника экспедиции, я настаивал бы на том, чтобы во главе этого похода оказались вы.
- Только не вздумайте высказывать эту мысль в присутствии капитана Скотта, сэр. Это неминуемо ранит его.
- Если и промолчу, то лишь потому, что подобные разговоры сейчас не ко времени. Впрочем, капитан догадывается, что мнение мое было именно таковым.
- И все же… На флоте это называется попыткой бунта на корабле или подстрекательством к нему, а потому жесточайше карается по законам моря.
- Не беспокойтесь, лейтенант, команде нашего полузатонувшего судна уже не до бунтов. Но если нам действительно будет суждено вернуться, от имени многих полярников обращусь к Его Величеству с предложением назначить вас первым генерал-губернатором Антарктиды.
- Вы это серьезно, господин Отс? - рассмеялся лейтенант. - Меня - в качестве генерал-губернатора Антарктиды?!
- Рано или поздно, вопрос о правителе этого материка все равно встанет. И более достойной кандидатуры я не вижу.
- И все-таки… Меня - генерал-губернатором Антарктиды?! - вновь рассмеялся лейтенант каким-то детским задиристым смехом, в разгар которого из палатки появились сразу две головы - Уилсона и Скотта.
- Со штаб-квартирой на Южном полюсе в палатке, оставленной Амундсеном, - окончательно предался своим фантазиям ротмистр.
- Захватывающая мысль! Позволите приступить к обязанностям губернатора прямо сейчас, Ваше Величество король Антарктиды?!
Скотт и Уилсон поняли, в чем дело, заставили Бауэрса поделиться своими губернаторскими планами и тоже рассмеялись, заразив своим смехом даже угрюмо-сосредоточенного Эванса. За все время полюсного похода это был первый случай, когда вся команда хохотала. Вот только вряд ли кто-либо из полярных странников догадывался, что этот случай станет последним в их жизни.
Правда, о том, что "король Антарктиды" хоть сейчас готов сместить начальника экспедиции, заменив его генерал-губернатором, "бунтовщики" все же предпочли благоразумно умолчать.
Они прошли еще около мили и оказались на краю широкой открытой трещины, о преодолении которой не могло быть и речи. Несколько минут они шли вдоль нее на восток, но наткнулись на высокую ледяную гряду. Такие же гряды и трещины окружали их теперь со всех сторон. Решили вновь взять курс на запад, пересекли свой след, ведущий от лагеря до первой трещины и лишь через несколько минут сумели обойти эту преграду по узенькому проходу между трещиной и ледяной грядой. Но буквально в нескольких десятках футов перед ними вновь возникла очередная трещина, и та же проблема выбора направления…
В конечном итоге они сумели обойти и этот барьер, чтобы предстать перед следующим. И такое блуждание по полярному лабиринту продолжалось до позднего вечера, когда дальше продвигаться в сторону горы стало просто опасно. Они немного продвинулись в сторону Горы Дарвин, однако расстояние это казалось мизерным по сравнению с тем, сколько миль "полезного пути" пройдено, сколько времени и сил потрачено.
Вконец измотанные, полярники решили установить палатку на каком-то косогоре, поскольку сил искать более пригодную площадку уже просто не было. После ужина Уилсон внимательно осмотрел лица своих спутников и пришел в уныние: все они, в том числе и его собственное, оказались до невозможности выжженными морозами и потрескавшимися на ветру. Менее всех оказалось подверженным этим стихиям лицо Скотта, но и его нос был обморожен, распух и непрерывно давал о себе знать ноющей болью.
Но хуже всего обстояли дела у Эванса. Нос его казался окончательно отмороженным, и Уилсон удивлялся, почему он до сих пор не почернел и не началась гангрена. В столь же плачевном виде были руки и ноги унтер-офицера. Врач наделил всех полярников комками какой-то мази, основной частью которой был моржовый и тюлений жир, и велел старательно втирать во все обмороженные части тела. И сам стал натираться мазью.
- Как Эванс? - вполголоса спросил капитан доктора утром, прежде чем последовала его традиционная команда: "Поднять паруса!"
- У меня создается впечатление, что он прекратил всякую борьбу за жизнь и медленно угасает.
- Я того же мнения. Отс держится, особенно после того, как Бауэрс короновал его на монарха Антарктиды. А вот как пробудить тягу к жизни у унтер-офицера, этого я пока что не знаю. Тем более что в каких-то ситуациях он уже начинает вести себя странновато, неадекватно, порой откровенно глупо, капризничая и вспыхивая по любому поводу.
- Но мы не можем махнуть на него рукой и позволить ему медленно "уходить", - молвил Скотт, глядя на то, с каким безучастием Эванс стоит в двух шагах от санок, с явным намерением не притрагиваться к ним.
- Не можем, естественно. Хотя бы из человеколюбия. Но обращаю ваше внимание, сэр, что его поведение становится опасным для всей команды. Боюсь ошибиться, но мне кажется, что он на грани безумия.
- Так, может, в этом и состоит теперь его счастье? - неожиданно отреагировал Скотт.
- В уходе от реальности?
- От которой в наших условиях можно уйти только в смерть или в окончательное безумие.
Они вновь попытались приблизиться к горе напролом, однако оказались в капкане из двух сходящихся трещин и вынуждены были почти целую милю возвращаться назад, после чего взяли курс на запад, преодолевая узкие трещины на лыжах, переправляя вслед за собой санки.
После нескольких часов таких блужданий и переправ экспедиция оказалась на равнине, усеянной массой заструг и небольших сугробов, и только тогда решились установить мачту с парусом. Идти стало легче, но пришло время завтрака. К тому же у унтер-офицера Эванса очень разболелся нос, а вспотевший перед этим Уилсон насквозь промерз.