- Имя и горб - две эти ноши могут раздавить лишь слабого духом. Я слишком незначительный человек, чтобы сравнить меня со столь выдающимся финансистом, как господин Ориоль. Если его гнетет имя, тем хуже для него, меня мой горб не смущает. Маршал Люксембург был богат - разве он показал спину врагу в битве при Неервиндене? У героя неаполитанских комедий, непобедимого Пульчинеллы горб спереди и сзади. Тиртей был хром и горбат, таким же был Вулкан, ковавший молнии. Воплощение мудрости Эзоп, чьим прославленным именем вы меня наградили, тоже имел горб. Горбом титана Атласа был небесный свод. Ни в коей мере не сравнивая свой горб с этими прославленными наростами, я хочу напомнить, что мой стоит сегодня пятнадцать тысяч экю ренты. Что я был бы без него? Я с ним не расстанусь, он ведь воистину золотой.
- Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, - заметил Гонзаго. - Обещаю, ты будешь дворянином.
- Благодарю, ваша светлость. И когда же?
- Тьфу, черт! Что за спешка? - послышалось вокруг.
- Это делается не так быстро, - сказал Гонзаго.
- Они правы, - отозвался горбун, - я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.
- Немедленно? - воскликнул принц. - Но это невозможно!
- Позвольте, я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.
Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:
- Совершено не обязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.
Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.
- Как? Ты и это знаешь? - спросил Гонзаго и нахмурился.
- Случайно услышал несколько слов, - смиренно пролепетал горбун.
В компании раздались возгласы:
- Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?
- Ах, принц, - проникновенно заговорил горбун, - что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры…
Горбун даже прикрыл глаза ладонью.
- Вижу цветы, чувствую их благоуханье, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…
- Его еще не пригласили, а он уже пьян, - заметил Навайль.
- Это правда, - сверкая глазами, отозвался горбун, - я |и вправду уже пьян.
- Если желаете, ваша светлость, - шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, - я предупрежу мадемуазель Нивель.
- Она уже предупреждена, - ответил принц.
Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:
- Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.
- А в чем же отличие ?^У нас будет царь?
- А вот угадайте.
- Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?
- Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?
- Сдаемся! - в один голос вскричали повесы.
- У нас будет свадьба, - объявил Гонзаго.
Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.
- Свадьба? - переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. - Свадьба в конце небольшого ужина?
- Настоящая свадьба, - подтвердил Гонзаго, - с полной церемонией бракосочетания.
- А кого мы поженим? - поинтересовались весельчаки. Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:
- Ура! Вот наконец и наши молодцы!
За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.
- Друг мой, - обратился Гонзаго к горбуну, - мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.
- К услугам вашей светлости, - ответил Эзоп II и направился к своей будке.
Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.
- Свадьба! - бормотал он. - Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.
Он крепко обхватил голову руками.
- Хочет он этого или нет, - продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, - а я, клянусь Господом, буду на ужине!
- Как дела? Что новенького? - с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
- Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, - сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире "Венеция", были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
- Ну, рассказывайте скорее, - велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.
- Давай ты, мой благородный друг, - сказал нормандец.
- У меня не получится, голубчик, - отвечал гасконец, - лучше ты.
- Дьявол вас раздери! - вскричал Гонзаго. - Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
- Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
- Тише! - вскричал оглушенный принц. - Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
- Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир "Венеция", они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.
- Только короче, - велел Гонзаго.
- Ясно и четко, - добавил Навайль.
- В двух словах дело обстоит следующим образом, - начал брат Галунье. - Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: "Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу". У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу - о, это было не так-то просто! - тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: "Приятель, ты что тут потерял?" - "Портрет своей любовницы", - ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!
- Короче, - велел Гонзаго.
- Да что вы, ваша светлость, я и так стараюсь, как могу! По улице Сент-Оноре ездит столько верховых и карет, что след совсем затоптали. Я двинулся прямо к реке…
- Каким путем? - осведомился принц.
- По улице Ораторианцев, - ответил Галунье. Гонзаго и его сообщники переглянулись. Если бы Галунье назвал улицу Пьера Леско, то теперь, когда они знали о похождениях Ориоля и Монтобера, нормандец сразу потерял бы всякое доверие. Но по улице Ораторианцев Лагардер вполне мог спуститься к реке. Тем временем брат Галунье преспокойно продолжал:
- Я говорю вам все как на духу, прославленный принц. На улице Ораторианцев я снова вышел на след и дошел по нему до самого берега. Там опять ничего. Неподалеку болтали какие-то матросы, я подошел. Один, говоривший с пикардийским акцентом, рассказывал: "Их было трое. У раненного дворянина срезали кошелек, а потом сбросили его с откоса у Лувра. Я спросил: "А самого дворянина-то вы разглядели, господа хорошие?" Сначала они не хотели отвечать - думали, что я из шпионов господина начальника полиции. Но я добавил: "Я служу у этого дворянина, его зовут господин де Сен-Сорен, он
Родом из Бри и всегда был добрым христианином". - "Упокой, Господи, его душу! - сказали они тогда. - Мы его хорошо рассмотрели". - "А как он был одет, друзья мои?" - "На лице черная маска, а сам в белом атласном полукафтане".
По кучке слушателей пробежал шепоток, они стали обмениваться знаками. Гонзаго одобрительно кивнул. И только на лице у мэтра Плюмажа-младшего играла скептическая улыбка. Он думал про себя: "Вот хитрющий нормандец, раны Христовы! Но погоди, мое сокровище, мой черед еще не пришел, битый туз!"
- Ну, стало быть, так, - продолжал Галунье, ободренный успехом своей побасенки. - Может, я изъясняюсь не как литератор, но ведь моя работа - держать шпагу, да и присутствие вашей светлости меня смущает, при моем чистосердечии этого не скроешь. Но в конце концов правда есть правда. Исполняй свои долг, и плевать на то, что о тебе будут говорить! Я прошел вдоль Лувра, потом между рекой и Тюильри до самой заставы Конферанс. Затем двинулся по Бур-ла-Рен, потом трактом на Бийи и бечевником на Пасси, миновал Пуэн-дю-Жур и Севр. У меня была одна мысль, сейчас увидите. Наконец, я добрался до моста Сен-Клу.
- Сети! - прошептал Ориоль.
- Вот именно, сети, - подмигнув, согласился Галунье, - вы попали в самую точку.
"Неплохо, весьма неплохо, - подумал мэтр Плюмаж. - Этак я и впрямь сделаю из этого плута Галунье что-нибудь путное".
- И что же ты обнаружил в сетях? - недоверчиво нахмурившись, осведомился Гонзаго.
Брат Галунье расстегнул свой полукафтан. Плюмаж вытаращил глаза. Этого он никак не ожидал. Предмет, который Галунье достал из-за пазухи, был найден им вовсе не в сетях у моста Сен-Клу. Этих сетей он в глаза не видел. В те времена, так же как и сегодня, сети у моста Сен-Клу были скорее всего широко распространенным мифом. То, что брат Галунье извлек из-за пазухи, он нашел в покоях Лагардера этим утром, во время первого их посещения. Он взял это без каких-либо определенных целей, просто потому, что не любил, чтобы что-нибудь валялось без дела. А Плюмаж тогда ничего не заметил. Это был ни много ни мало белый атласный полукафтан, в котором Лагардер явился на бал к регенту. Галунье предусмотрительно окунул его в трактире "Венеция" в ведро с водой. Он протянул полукафтан Гонзаго, и тот в ужасе отпрянул. Все вокруг испытали то же чувство: это был вне всякого сомнения наряд погибшего Лагардера.
- Ваша светлость, - скромно проговорил Галунье, - труп слишком тяжел, и я сумел принести только это.
"Ризы Господни! - подумал Плюмаж. - Мне придется Держать ухо востро, этот плут - малый не промах!"
- А ты видел труп? - осведомился Пероль.
- Позвольте, - приосанившись, заметил брат Галунье. - Разве мы с вами вместе пасли гусей? Я вам не тыкаю. Оставьте свои непристойные фамильярности, его светлость ничего такого вам не позволял.
- Отвечай на вопрос, - потребовал Гонзаго.
- Вода там глубокая и мутная, - ответил Галунье. - Сохрани меня Бог что-нибудь утверждать, когда я не уверен.
- Вот так-то! - вскричал Плюмаж. - Именно этого я от него и ждал! Раны Христовы! Да если б мой кузен соврал, я перестал бы с ним знаться!
Подойдя к нормандцу, он отсалютовал ему шпагой и добавил:
- Но ты не соврал, золотце мое, Господь тому свидетель! Да и как мог труп оказаться в сетях в Сен-Клу, если я видел его в нескольких добрых милях оттуда, в сырой земле!
Галунье опустил глаза. Все взгляды обратились на Плюмажа.
- Миленький мой, - снова заговорил тот, обращаясь к приятелю, - с позволения его светлости, я готов дать блистательное подтверждение твоей искренности. Ты - редкий человек, и я горжусь, что ты - мой брат по оружию.
- Оставьте, - перебил его Гонзаго, - я хочу задать этому молодцу один вопрос.
И он указал на Галунье, который стоял перед ним с самым невинным и чистосердечным видом.
- А как насчет тех двух удальцов, что охраняли молодую женщину в розовом домино? - проговорил принц. - О них вы можете что-нибудь сообщить?
- Должен признаться, ваше высочество, - отвечал Галунье, - что я занимался только другим делом.
- Битый туз! - вмешался Плюмаж, чуть заметно пожимая плечами. - Не надо предъявлять к мальчонке чрезмерных требований. Мой друг Галунье сделал, что смог. Слышишь, Галунье, я считаю, что ты достоин всяческих похвал. Я доволен тобой, сокровище мое, но все же тебе со мною не тягаться. Куда там, тебе до меня далеко.
- Значит, вы добились большего? - с оттенком недоверия поинтересовался Гонзаго.
- Oun per рос, ваше высочество, как говорят во Флоренции. Раны Христовы! Уж коли Плюмаж берется искать, он находит не тряпки в воде, а кое-что посущественней.
- Посмотрим, что вам удалось сделать.
- Прежде всего, принц, я поговорил с двумя мошенниками - ну, точно так же, как сейчас имею честь беседовать с вами. Secundo, то бишь, во-вторых, я видел тело…
- Ты в этом уверен? - вырвалось у Гонзаго.
- В самом деле? Говорите же! Рассказывайте! - посыпалось вокруг.
Плюмаж подбоченился и начал:
- Ну что ж, начнем по порядку. Я себя уважаю, а тот, кто полагает, что первый встречный может меня перещеголять - безмозглый тупица. Есть, конечно, люди не без способностей, как вот, к примеру, мой кузен Галунье, но им до меня далеко. Для этого всего нужны и природные данные, и умение, и особые познания, не говоря уж про интуицию, прах меня побери, верный глаз, нюх, острый слух, твердые руки и ноги, крепкое сердце. И у нас все это есть, клянусь головой! Расставшись со своим другом на рынке Вифлеемских младенцев, я сказал себе: "Ну, голубчик Плюмаж, пораскинь-ка мозгами: где могут быть эти забияки?" И пошел я эдак от двери к двери, заглядывая во все углы. Знаете "Черную голову" на улице Сен-Тома? Всяких рубак там пруд пруди. И вот около двух два этих мошенника выходят из "Черной головы". "Привет, земляки!" - говорю я им. "А, Плюмаж, привет!" - А я знаю их обоих как облупленных. - "Ну-ка, пойдемте со мной, голубки". И веду их на другой берег, напротив Сен-Жермен-л'Осер-Руа, в ров подле бывшего аббатства. Ну, мы и поговорили un per рос в терцию и кварту. Спаси, Господи, их души, они уже никогда не будут никого охранять, ни днем, ни ночью.
- Так вы вывели их из игры? - уточнил Гонзаго, который не совсем понял.
Плюмаж нагнулся и сделал вид, что снимает с кого-то сапоги, причем дважды. Затем, снова приняв серьезный и гордый вид, нагло заявил:
- Да что там, их же было только двое, а я и не таких уделывал!
5. ПРИГЛАШЕНИЕ
Галунье смотрел на своего благородного друга с восхищением и нежностью. Едва Плюмаж приступил к своему вранью, Галунье уже искренне признал себя побежденным. Его мягкая и добрая натура, равно как скромная, незлобивая душа были сами по себе достойны уважения не меньше, чем Плюмаж-младший со всеми его блистательными достоинствами.
Приспешники Гонзаго изумленно переглянулись. Наступила тишина, в которой слышался лишь чей-то тихий шепоток. Плюмаж браво подкручивал кончики своих чудовищных усов.
- Ваша светлость изволили дать мне два поручения, - наконец продолжил он, - так что теперь я перейду ко второму. Расставшись с Галунье, я сказал себе: "Плюмаж, сокровище мое, скажи откровенно: где всегда находят трупы? У воды". Прелестно! Прежде чем отправиться на поиски этих двух бездельников, я прогулялся вдоль Сены. Солнце уже поднялось над Шатле, так что нужно было спешить, однако на берегу я не нашел ничего путного: река вынесла лишь несколько пробок. Разрази меня гром, если я не опоздал! Я в этом не виноват, но все равно обидно, ризы Господни! Я сказал себе: "Плюмаж, детка, ты же сгоришь со стыда, ежели вернешься к хозяину, словно какой-нибудь недотепа, не выполнив его поручения. Va bene! Ведь если у человека достает смекалки, он всегда как-нибудь выпутается, разве не так?" И, неспешно двинувшись по Новому мосту, я заложил руки за спину и подумал: "Ах, дьявольщина! До чего же здорово смотрится на этом месте статуя Генриха Четвертого!" Таким манером я попал в предместье Сен-Жак. Эй, Галунье!
- Что, Плюмаж? - откликнулся нормандец.
- Послушай, ты не помнишь этого провансальского негодяя, рыжего Массабу с Канебьеры, который сдергивал с прохожих плащи позади Нотр-Дам?
- Помню. Его ведь, вроде, повесили?
- Ничего подобного, клянусь головой! Этот милый парнишка, доброе сердце Массабу, зарабатывает на жизнь тем, что продает хирургам свежие трупы.
- Дальше, - перебил Гонзаго.
- Да что вы, ваша светлость, плохих ремесел не бывает, но если я оскорбил чем-нибудь чувства вашей светлости - все, молчу как рыба!
- К делу, к делу, - приказал принц.