- Но тогда ты не эфенди, а паша или министр!
- Нет, друг мой. Джебели курят не только в Высокой Порте. Просто я был в тех местах, где он растет.
- Счастливчик! Но ты ведь знатный человек!
- Нет. Я бедный писатель, но Высокая Порта выделила мне немного табака.
- И из этого немногого часть ты отдаешь мне. Аллах отблагодарит тебя. Из какой же ты страны?
- Из немче мемлекети.
- Это та страна, которую мы зовем Алеманией?
- Да.
- Я еще ни одного немче не видел. Твои соотечественники все такие, как ты?
- Хотелось бы надеяться, что они такие, как мы с тобой.
- А что ты делаешь здесь, в Османлы мемлекети? Куда спешишь?
- В Мастанлы.
- Но ты сбился с пути. Тебе надо сначала попасть в Черен, а оттуда - в Деренией.
- Я намеренно свернул с дороги. Мне надо попасть в Мастанлы по кратчайшему пути.
- Для чужеземца это непосильная задача.
- А ты не опишешь мне дорогу?
- Попытаюсь. Взгляни на юго-восток. Вон там, где солнце падает на вершины, - горы Мастанлы. Теперь ты знаешь направление. Ты проедешь через многие деревни, в том числе и Кушукавак. Переедешь через реку Бургас, а там уже на западе будет Мастанлы. Точнее я не могу объяснить. Завтра вечером ты уже сможешь быть на месте.
Меня это позабавило, и я спросил осмелев:
- Ты, наверное, не ездишь верхом?
- Нет.
- Ну а мне надо в любом случае попасть сегодня в Кушукавак.
- Это невозможно. Если только ты волшебник…
- Нет, это не так, но мой конь летит как ветер.
- Я слышал, что бывают такие лошади. И ты хочешь провести эту ночь в Кушукаваке?
- Вероятно.
- Тогда вот что я тебе скажу. Не ищи постоялого двора, а оставайся у моего брата. Шимин-кузнец примет тебя с радостью.
Это предложение могло оказаться для меня полезным. Я ответил ему:
- Спасибо тебе. Во всяком случае, я передам от тебя привет.
- Нет, ты уж остановись у него. Ах, что за запах!
- Нравится?
- Нравится! Не то слово, дым проходит через нос, как солнечный свет через утреннюю зарю. Так душа почившего в бозе возносится на небо. Эфенди, подожди, я дам тебе кое-что с собой. - С несвойственной вроде бы ему резвостью он удалился и тут же появился снова между розовых кустов.
- Эфенди, как ты думаешь, что я держу в руке?
- Не вижу.
- О, это очень маленькая вещица, но такая же ценная, как и твой табак. Хочешь взглянуть?
- Покажи!
- Вот она. - И он протянул мне бутылочку, переспросив снова: - Что в ней? Скажи-ка, эфенди!
- Наверное, розовая вода?
- Вода? Эфенди, ты меня обижаешь! Это розовое масло, какого ты в своей жизни еще не видел!
- Чье оно?
- Как чье? Мое!
- Но ведь ты всего лишь сторож!
- Да, это так, но хозяин разрешил мне засадить для собственных нужд один уголок этого сада. Я нашел лучший сорт и долго его растил. Набрал две бутылочки масла. Одну собирался сегодня продать. Другая - твоя.
- Я не могу ее принять.
- Почему?
- Я ведь не вор и не собираюсь тебя обкрадывать.
- Как это обкрадывать, раз я тебе это дарю?! Твой джебели так же дорог, как и это масло.
Я знал, что для приготовления одной унции масла нужно 600 фунтов отборных лепестков. Поэтому я еще раз отказался от подарка.
- Тогда я вылью его на землю! Я понял, что он не шутит.
- Стой! Ты выгнал масло для продажи?
- Да.
- Тогда я куплю у тебя его. Он улыбнулся и спросил:
- И сколько же ты мне дал бы?
Я вынул все, что у меня имелось, и протянул ему. Он принял деньги, пересчитал, склонил голову, улыбнулся и сказал:
- Эфенди, твоя доброта больше, чем твой кошелек!
- Именно поэтому я и прошу тебя оставить себе свое масло. Ты слишком беден, чтобы дарить его, а я не так богат, чтобы купить.
Он засмеялся и ответил:
- Я достаточно богат, потому что у меня есть твой табак, а ты достаточно беден, чтобы получить за него. Вот ты и возвращаешь свои деньги.
Его щедрость была непомерна. Деньги он не принял, да и бутылочку обратно не взял. И я решил разрешить ситуацию следующим образом:
- Мы оба хотели одарить друг друга, не став при этом богатыми, так что давай оставим у себя то, что дали друг другу. Если я благополучно вернусь домой, то расскажу самым красивым женщинам, которые будут наслаждаться твоим маслом, о том, что есть такой садовник Джафиз и как он добр.
Похоже, такой выход его обрадовал. Глаза у него заблестели.
Он кивнул и спросил:
- Женщины твоей страны почитают хорошие запахи, эфенди?
- Да, они любят цветы, они им как сестры.
- Долго ли тебе еще скакать, прежде чем ты доберешься до дома?
- Может, неделю. А потом, когда я слезу с лошади, надо ехать на корабле и по железной дороге.
- Далеко. И наверное, придется бывать в опасных местах, встречаться с разбойниками?
- Да, мне придется побывать в горах, там, куда ушли злые люди.
Он внимательно оглядел меня и наконец произнес:
- Эфенди, лицо человека - как поверхность воды. Одна вода светлая и чистая, ей человек доверяется охотно. Но есть темная и грязная вода, она таит опасность, и лучше ей не доверяться. Первое соответствует образу доброго человека, второе - плохого. Твоя душа - дружеская и светлая, глаз ясный, а сердце не боится ни опасности, ни предательства. Мне нужно тебе кое-что сообщить, чего я даже не всем знакомым доверю. А ты чужеземец.
Эти слова порадовали меня, хотя я не знал, что он имеет в виду. Я ответил:
- Твои слова теплы и чисты, как вода в ясный день. Говори же!
- В какую сторону ты собираешься ехать из Мастанлы?
- В Мелник. Там дальше будет видно. Наверное, в Ускуб, а оттуда в горы Кюстендила.
- Ну и ну! - вырвалось у него.
- Ты считаешь эту дорогу опасной?
- Очень опасной. Когда ты будешь в Кюстендиле и попадешь на море, то тебе придется ехать через Шар-Даг в Персерин, где прячутся штиптары и беглецы. Они бедны, и все, что у них есть, - это оружие; они живут разбоем. Они отнимут у тебя все, а может, и жизнь.
- Я знаю, как постоять за себя. Он покачал головой:
- Молодая кровь - бей хоть в глаз, хоть в бровь! Ты еще молод; да, оружие у тебя есть, но что ты сможешь сделать с десятью - двадцатью врагами?
- Лошадь моя резва!
- У тех, кто в горах, очень хорошие лошади. Они легко тебя нагонят.
- Мой жеребец чистых кровей, его зовут Ветер, и он летит как ветер.
- Но пули быстрее лошади. Штиптары подстерегут тебя из засады. Как от них убережешься?
- Только прибегая к осторожности.
- Но и она тебя не спасет, ибо поговорка гласит: "осторожность - предпосылка преступления". Ты честный человек - они в десять раз осторожнее тебя. Разреши предупредить тебя.
- Это то, что ты мне хочешь сообщить?
- Да.
- Тогда я с нетерпением жду.
- Должен сказать тебе, что есть некая охранная бумага, которая спасает друзей, родных и союзников от злоумышленников.
- Откуда ты это знаешь?
- Это знает здесь каждый. Но немногие знают, как ее получить.
- А ты знаешь?
- Нет, я никогда не покидаю своего сада. Но Шимин, мой брат, знает. Я это сообщаю потому, что доверяю тебе и знаю, что ты скоро покинешь эту страну.
- Хотелось бы, чтобы он проникся ко мне таким же доверием.
- Он проникнется, если я тебя к нему направлю.
- Ты напишешь пару строк?
- Я не умею писать. Но ты покажешь ему розовое масло. Он знает эту бутылочку, знает и то, что я не продам ее чужому, злому, ненужному человеку. Ты только скажи ему, что тебя послал его сводный брат. Никто не знает, что у нас разные матери. Он будет доверять тебе, как мне.
- Спасибо тебе. Ты думаешь, он что-то сообщит мне о секретной бумаге?
- Надеюсь, в этой местности…
Он обернулся и прислушался. Где-то в глубине сада раздался громкий свист, через некоторое время он повторился.
- Хозяин зовет, - определил старик. - Надо идти. Ты все запомнил?
- Все.
- Не забудь по дороге. Аллах с тобой, он поможет передать красивейшим женщинам твоего отечества ароматы моего сада.
Прежде чем я успел ответить, он отошел от изгороди, и вот уже звук его шагов растворился в шелесте розовых кустов.
Встреча с садовником была для меня просто удачей. Но правда ли то, что он сообщил? Нет, на лжеца он вроде не похож. Во всяком случае, брата стоило разыскать - его кузница находилась по дороге, причем не только на моем пути, но и на пути тех злодеев, которых я преследовал…
Я поскакал дальше. Конь, пока я разговаривал, отдохнул, пощипал травки и бежал резво. Я старался объезжать горы, потому как забираться на них, чтобы скакать по прямой, оказалось делом весьма сложным.
Сбегая с плато Токачик, Бургас течет в северном направлении, к Арде, возле которой встречается с Адой, где и лежит Кушукавак. Тупой угол, который эта река образует с Ардой, представляет собой низину, вытянутую на юг и переходящую далее в плоскогорье Ташлык. Вот этих высот я и хотел избежать. Это мне удалось, хотя я и не знал местности и не находил особых дорог, а просто пересекал множество речушек, впадавших в Арду.
А солнце тем временем скрылось за дальними горами. У меня в распоряжении оставались лишь короткие сумерки, и я пустил вороного галопом, пока не подскакал к широкой реке и не заметил ниже по течению мост. Перемахнув через него, я увидел указатель - надо сказать, впервые в Турции. Он представлял собой камень с нацарапанной на нем короткой надписью. Одно слово звучало как Килавуз, другое - Кей. То, что последнее означает "деревня", я знал. Но где она? Камень торчал так, что ничего нельзя было понять - оба слова были написаны горизонтально. Прямо вела тропа, вдоль реки - тоже тропа. Какая шла в Кей? На черта вообще нужен этот указатель?
Я предположил, что эта река никак не может быть Бургасом, а потому, следуя вдоль нее, я окажусь заметно севернее нужных мне мест, поэтому и решил продвигаться прямо.
Между тем стало совсем темно. Оставалось положиться на вороного, осторожно ступавшего по каменистому грунту. Так я проехал с полчаса, когда конь тряхнул головой и тихо заржал. Я напряг зрение и заметил справа от себя широкое и темное строение, из которого торчал какой-то узкий предмет. Может, это та самая кузница? Значит, я около Кушукавака. Я подъехал ближе.
- Эй!
Молчание.
- Эй, есть здесь кто-нибудь?
Все тихо. Света тоже нет. Может, это брошенный дом, развалюха? Я слез с лошади и подошел к каменной стене. Жеребец снова заржал. Это показалось мне подозрительным. Хоть он был и арабских кровей, но все же получил индейское "образование". Вбирая воздух через ноздри и выталкивая его небольшими порциями, конь сигнализировал об опасности!
Я вынул оба револьвера и стал обследовать дом. Строение было одноэтажным. Дверь закрыта. Я несколько раз постучал - тишина. Слева я обнаружил закрытые же ставни, редкость в этих краях. Справа - еще одну, более широкую дверь, на которой красовался огромный висячий замок. Рядом валялись сельскохозяйственные и прочие орудия, убедившие меня в том, что это все-таки кузница. Зайдя за угол, я обнаружил поленницу дров. Рядом - некий загончик под крышей на столбах - такие сооружают в Германии для гусей и свиней. Там, похоже, никого не было.
Тут мой вороной снова заржал, причем в ржании его на этот раз я почувствовал беспокойство. Казалось, он чего-то боится.
Стоило удвоить внимание. Дом был заперт, но в нем явно кто-то был. Кто будет бросать жилище в такой местности без присмотра? Надо было расследовать эту историю до конца. Лошадь мне здесь могла только помешать. Я обмотал ей передние ноги поводьями, чтобы она не смогла уйти далеко - хотя этого обычно не случалось, - оставив задние свободными для того, чтобы обороняться при опасности.
Подойдя вплотную к загону, я вытащил спички, закупленные еще в Эдирне. Зажег сразу несколько и наклонился посмотреть. Там лежало какое-то огромное животное, покрытое шерстью, как медведь. Пламя погасло, стало снова темно. Что это за зверь? Живой или нет? Я взял палку и потрогал его. Никакого движения. Ткнул сильнее. Снова никакой реакции. Животное было мертво.
Я перелез через загородку, хотя дело было рискованное, нагнулся и ощупал тело. Оно было холодным и твердым, в нескольких местах клейким на ощупь. Кровь? Я продолжил осмотр. Явно не медведь, поскольку обнаружился длинный косматый хвост. Правда, говорили, что на склонах Десподо-Дага, Шар-Дага, Кара-Дага и Пирин-Дага еще встречаются эти звери. Я не спорил с этим, но откуда медведю взяться в этом загончике? И если бы его убили, то вряд ли бросили бы здесь, сначала освежевали бы… Чтобы узнать наверняка, с кем имею дело, я осмотрел уши. Черт возьми! Голова зверя была разрублена, причем каким-то тяжелым орудием.
Я зажег вторую спичку и убедился, что убитый зверь не что иное, как гигантская собака, какой я в жизни не видел.
Кто же убил ее и почему? Явно, не владелец. Чужой, причем наверняка из злобных побуждений.
Я стал подозревать, что тут совершено преступление. Но с какой стати мне лезть в это дело? Кто я такой? Однако, вспомнив разговор с садовником, устыдился: ведь речь шла о его брате, я как-никак был причастен к этому делу.
Стоило подумать о безопасности - ведь убийцы могли находиться в доме. Они могли затаиться, услышав цокот копыт и заметив меня. Что делать? Ждать спутников? Но что происходит внутри дома? Нет, надо действовать!
Итак, я еще не успел обследовать четвертую, переднюю стену дома. Тихо подобравшись к ней, я заметил двое ставней. Одни были заперты изнутри, другие - распахнуты.
Я размышлял. Влезть внутрь - значит сразу получить пулю в лоб. Но то обстоятельство, что из пяти окон (из которых два располагались на фасаде) только одно не было закрыто, позволяло предположить, что внутри никого нет. Кто-то закрыл все входы и выходы и вылез через это окно, плотно притворив его за собой.
Однако я оказался в щекотливом положении. Я бесшумно приоткрыл ставни и протиснул голову внутрь. Окна в нашем понимании в этой местности редки, поэтому я, как и ожидал, обнаружил лишь проем - ни стекла, ни чего-либо подобного не было.
Я прислушался. Мне показалось, что внутри раздался какой-то приглушенный шум. Кто-то был в доме. Может, крикнуть? Нет.
Я набрал сухих веток, сделал пучок, поджег его и бросил через окно. Осторожно заглянул внутрь.
Ветви горели ярко, и мне удалось разглядеть большое, четырехугольное, бедно обставленное помещение с глиняным полом. Никаких следов человеческого присутствия!
Подбросив огня в маленький костер, я снял с головы феску, надел ее на палку и медленно просунул в окно. Изнутри это выглядело, как будто я влезаю. Если бы там был кто-то, то обязательно подал бы о себе весть, но ничего не изменилось.
Втянув палку, я вновь надел феску на голову, положил штуцер на завалинку и втиснул верхнюю половину тела внутрь, готовый в любую минуту выпрыгнуть назад. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять - в доме никого нет.
Я влез внутрь полностью и высунулся наружу, чтобы забрать оружие и оглядеться.
В это мгновение шум повторился. Он таил в себе большую опасность, чем если бы неожиданно погас свет. В одном углу я заметил пучок длинных щепок, предназначенных для освещения. Я зажег одну и воткнул в дырку в стене. Затем прикрыл ставни и привязал их изнутри веревкой, чтобы снаружи нельзя было открыть.
Со второй горящей щепкой я начал обследовать помещение. Три стены оказались глиняными, а четвертая - от пола до потолка - соломенная, с дверью посередине. Пройдя в нее, я оказался в небольшой комнатушке с настилом из ивовых прутьев. А нет ли здесь подвала? Вообще-то погреба в таких домах - большая редкость. И тут я снова услышал шум. Он исходил откуда-то снизу! Я схватил сразу несколько щепок и поднял ивовое покрытие. Оно запросто могло выдерживать вес человека, потому как крепилось на столбах. Посветил вниз. Щепка горела тускло, и я успел лишь заметить, что глубиной этот подвал в рост человека. Ни лестницы, ни ступеней не было видно. Но вот опять послышались стоны.
- Кто там внизу? - громко спросил я.
Двойной стон был мне ответом. Это становилось уже опасным. Но сколько можно искать лестницу! Я взял горящую щепку в одну руку, а пучок - в другую и спрыгнул вниз. Приземлился удачно, за что-то, правда, зацепившись, и свет погас. Но я тут же зажег новую лучину.
Я находился в четырехугольном помещении, а то, за что я зацепился, было лестницей. Дальше лежал древесный уголь и всякая рухлядь. И то и другое шевелилось. Воткнув лучину в стенку, я начал разгребать угли. Руки наткнулись на человеческое тело, и я быстро вытянул его из завала. Руки и ноги были связаны, голова обернута платком.
Быстро разрезав узлы, я увидел черно-синее лицо, при слабом освещении трудно было разобрать, угольная ли пыль тому виной или удушье. Мужчина часто и тяжело дышал, глядел на меня широко раскрытыми, налитыми кровью глазами и стонал:
- Помоги! Помоги! Пощади!
- Успокойся, я твой друг, - сказал я, - я спасу тебя.
- Сначала спаси мою жену! - взмолился он.
- Где она?
- Там!
Связанными руками он не мог показать, но выразительный взгляд уперся во вторую кучу хлама. Я отбросил его и вытащил женщину, связанную таким же образом. Сняв платок с головы, я увидел пену у рта: женщина была близка к помешательству.
- На помощь! На помощь! - стонала она.
Ее тело билось в конвульсиях. Развязав веревки, я освободил ее руки, и она выбросила их вверх, как утопающая. Крик вырвался у нее из горла, она судорожно ловила воздух синими губами.
Мужчина, которого я освободил, пришел в себя быстрее. Пока я зажигал новую щепку, он проговорил:
- О Боже, как же близки к гибели мы были! Спасибо тебе.
Потом он склонился к жене, которая никак не могла прийти в себя:
- Тихо, тихо, не плачь. Мы свободны.
Он взял ее на руки и принялся слизывать слезы с ее лица. Она обняла его и продолжала рыдать. Не обращая внимания на меня, он говорил ей какие-то успокаивающие слова, пока она медленно приходила в себя. Потом наконец он снова обратился ко мне, между тем как я занимался погасшей лучиной.
- Господин, ты наш спаситель. Как нам отблагодарить тебя? Кто ты, как нашел нас?
- На эти вопросы я отвечу наверху, твоя жена может ходить?
- Попытается.
- Тогда давай подниматься. Здесь оставаться опасно.
- У тебя наверху есть спутники?
- Нет, но я ожидаю всадника, которого не должен пропустить.
По приставной лестнице мы выбрались из подвала, причем женщина с трудом. Я приметил большой матрас
и посоветовал ей прилечь отдохнуть, что она и сделала с явным облегчением. Муж еще раз ей что-то прошептал и затем протянул мне руку:
- Милости просим! Аллах послал тебя! Могу я узнать, кто ты?
- У меня мало времени на многословные объяснения. Назови ты мне свое имя.