Трудно представить себе нечто более гнетущее, чем то, что они видели вокруг себя. Вопрос, не повезло ли погибшим больше, чем выжившим, возникал в голове у каждого из них. Узкий, изогнутый в виде подковы берег, на котором они ютились, ограждал почти вертикальный утес, возвышающийся над их головами более чем на три сотни футов. С отвесной гранитной стены низвергались потоки воды, разбиваясь в пыль прежде, чем достигали нагромождения камней у моря. Хотя спасшиеся и не были обречены на муки жажды, так часто выпадавшие на долю потерпевших кораблекрушение моряков, но вода, которую они черпали из лужиц среди камней, была илистой и мерзкой на вкус.
Лишь часть кормы корабля все еще виднелась среди волн. Все вокруг: и поверхность воды, и скалы – было усеяно деревянными обломками. Помимо кожистых, похожих на змей водорослей и птиц, с криками круживших высоко в небе, здесь, казалось, не было никакой иной жизни – ни моллюсков, ни рыбы, ни уж точно тюленей.
Перерыв водоросли у края воды в поисках съестного, выброшенного волнами на берег, они собрали только пару фунтов размокших галет и примерно столько же соленой свинины.
К счастью, у них оказались спички – два коробка, один был у повара, другой – у стюарда, так что вскоре им удалось разжечь костер. Правда, по свидетельству Холдинга, повар, пытаясь высушить оставшиеся у него спички, по неосторожности все их сжег. Эндрю Смит, помощник капитана, попытался проделать то же самое со вторым коробком, который повторил бы судьбу первого, если бы Холдинг не выхватил его и не сохранил. После моряк отказался их вернуть. К нему уже приходило понимание, что выжить в этих испытаниях он сможет, только полагаясь на собственную находчивость.
Вместо того чтобы отдать приказ начать поиски укрытия и пропитания, как и подобает командиру, капитан Далгарно, по всей видимости, впал в прострацию. В результате они провели на берегу пять суток, из которых самыми тяжелыми, пожалуй, были ночи. Их убежище, которое занимало площадь всего лишь пять на восемь футов, вмещало девятнадцать человек только в том случае, если они громоздились друг на друге, что приводило к стычкам и мучительным судорогам. В это время, хотя поначалу на это никто не обратил внимания, они заразили друг друга паразитами – платяными и головными вшами. Где-то вдали слышался зловещий собачий вой, и они решили, что это спасся ирландский сеттер капитана.
Дневное время было занято утомительно-бесконечными поисками пищи. Несколько найденных маленьких моллюсков были немедленно проглочены, пока их не отняли другие. Некоторые пытались есть толстые, подобные резине водоросли ламинарии. Другие отрывали части от растений Stilbocarpa, что росли в трещинах скал, и, обнаружив, что сахаристые корневища съедобны, радостно их грызли. Останки "Инверколда" окончательно скрылись под водой, оставив жуткий труп одного погибшего члена экипажа повисшим на торчащих обломках, до которых невозможно было добраться. Они уже нашли тела других пяти утонувших моряков и стащили с них одежду. Все они вздохнули с огромным облегчением, когда труп того шестого свалился с рангоута и им не пришлось больше на него смотреть. Впрочем, когда разлагающееся тело было вынесено на берег, они сняли одежду и с этого мертвеца тоже. После этого, отдав вещи тем, кто в них нуждался более других, они оставили останки в расчете на то, что их смоет прилив или сожрут падальщики. И действительно, как и остальные пять трупов, этот тоже вскоре исчез.
Теперь главной целью было выбраться на скалу. Узкая расщелина поднималась под углом, и четверо, в числе которых был мужчина по имени Тэйт, решили взобраться по ней наверх, если получится. Все остальные наблюдали за ними, пока те не скрылись из виду, и, поскольку они не вернулись, заключили, что их товарищи достигли цели. Трое из них появились на следующий день и рассказали, что добрались до вершины, поросшей травой, где видели следы овец. А Тэйт, сообщили они, свалился на камни.
"Что ж, – заявил Холдинг, опытный золотоискатель, – если на этом острове есть овцы, сегодня у меня будет что постелить под себя на ночь и кусок баранины на ужин".
Не теряя времени, он принялся взбираться по скале и обнаружил, что Stilbocarpa достаточно прочно укоренилась в трещинах камней, чтобы при восхождении держаться за эти растения руками. Взбираясь, Холдинг слышал голоса тех, кто лез следом за ним, но, когда наконец выполз на вершину и, поднявшись на ноги, огляделся вокруг, оказалось, что он был один. Ледяной дождь лил на него сверху, напитывая одежду, и ему приходилось щурить глаза, чтобы осмотреть окрестности.
Первым делом он глянул вниз. Море под ним было относительно спокойным. Он ясно различал рифы, на которых разбился "Инверколд", но отсюда не было видно ни берега, ни лагеря, так как их от его взгляда скрывала скала, на которую он только что забрался. Затем он окинул взором поросшее травой плато, расстилавшееся перед ним. Высокие неприступные горы на юге прятали свои вершины в облаках. Далеко позади них – правда, Холдинг не знал об этом, – на другом краю острова, расположилось уютное пристанище Эпигуайтт. Он обернулся к северу, и та сторона показалась ему более привлекательной, так как холмы там, хотя и поросшие труднопроходимым кустарником и высокой густой травой, были невысокими. С того места, где он стоял, было видно даже северо-восточное побережье, где он заметил две большие бухты за холмами, чьи склоны спускались к воде гораздо более поло́го, чем скала, на которую он только что залез. Их вид как будто обещал пищу и укрытие.
Пружинистый торф под его новыми сапогами, купленными в Мельбурне, все больше раскисал под дождем, превращаясь в болото. Следы, о которых говорили его предшественники, были отчетливо видны, и он решил, что оставлены они свиньями, а не овцами. Было уже слишком поздно возвращаться, и Холдинг нашел в камнях расселину и забился в нее, чтобы переждать, дрожа от холода, ночь, которой, казалось, не будет конца. В это пору года ночи длятся пятнадцать часов, и все это время его хлестал холодный ливень.
Наконец занялся рассвет. Холдинг слез со скалы вниз к остальным, где выяснил, что трое из них отсутствуют, отправившись на разведку самостоятельно. Тем временем вернулся Тэйт, тот, который свалился, но его речь была совершенно бессвязной. Холдинг рассказал остальным о том, что ему довелось увидеть, и подробно описал восточный берег острова с его обнадеживающего вида бухтами. В конце концов остальные решили, что было бы неплохо туда добраться. Тэйт был не в состоянии лезть наверх, поэтому его оставили вместе с добровольцем, который бы присматривал за ним, пока тот не помрет.
Холдингу понадобилось немало времени, чтобы помочь всем залезть на скалу, но в итоге все они выбрались наверх, где к ним бросились те трое, что ушли раньше, и с радостью рассказали, что поймали маленькую свинью, загнав и навалившись на нее. Притом что печенку уже съели в сыром виде, остаток туши они принесли с собой. Наскоро сделав ограждение от ветра, разожгли костер.
"Мы не стали ее долго готовить, боясь, что она ужарится", – сообщает Эндрю Смит.
Некоторые попадали на землю и подобно животным ловили языком капающую кровь. Привлеченный запахом дыма костра и жареного мяса матрос, что вызвался остаться с Тэйтом, присоединился к ним. Он сказал Эндрю Смиту, что Тэйт мертв, но Холдингу признался, что это неправда. После того как они ушли, ему стало страшно, сказал он, и, решив, что выжить он сможет только в том случае, если будет с остальными, залез вслед за ними на скалу.
Холдинг не стал его осуждать, соглашаясь с тем, что им действительно лучше держаться вместе. Тем не менее уже на следующее утро кок и еще трое матросов ушли сами, сказав, что хотят добыть еще свиней. Капитан Далгарно и оба его помощника, Смит и Махони, никак не стали их удерживать, видимо впав в апатичное состояние. Холдингу ничего не оставалось, как взять на себя обязанности руководителя перехода через остров к восточному берегу. Продвигались они довольно медленно, так как большинство были босы и многие уже сильно ослабли.
По-прежнему лил дождь, в то время как температура воздуха опустилась почти до нуля. Растянувшейся вереницей они мучительно тащились по заболоченному плато, а Холдинг переходил от первых к последним и обратно, стараясь подбодрить товарищей по несчастью. Он мог рассчитывать только на силу своего убеждения: будучи всего лишь рядовым матросом, он не имел власти заставить их следовать своим приказам. Когда стало смеркаться, ему уже не удавалось уговорить бредущих в беспорядке людей сделать хотя бы еще один шаг. Позже он с горечью вспоминал, что до берега, сулившего им пристойное укрытие, оставалось всего-то около пары сотен ярдов.
Пока Холдинг пытался разжечь костер в высокой мокрой траве, охотники на свиней вернулись с пустыми руками и без кока. Они сказали, что он уселся на землю и отказался идти дальше. К тому времени было уже слишком темно, чтобы отправляться на его поиски, и за ним послали двоих парней только на следующее утро, пережив очередную ужасную ночь, которую они провели под дождем, прижавшись друг к другу. Впрочем, они очень скоро вернулись и сообщили, что кока не нашли. Холдинг не стал их снова посылать, так как бедняга, скорее всего, умер от переохлаждения. Мало того что он уже неделю терпел жуткий холод и сырость, недоедал, а то и вовсе голодал, его руки и ноги к тому же были скованы множеством слоев тесной одежды.
На завтрак одни стали вырывать корневища Stilbocarpa, другие пытались жевать траву. Холдинг принялся их уговаривать снова отправиться в путь, но с каждым часом люди становились все слабее и упрямее. Позже, размышляя об этом, он написал: "Возможно, будь мы лучше друг с другом знакомы, все было бы иначе".
Их не связывали товарищеские отношения, никто из них не знал имен всех остальных. Кроме того, он был в более выгодном положении, как Холдинг признает в дальнейшем, потому что предыдущим летом хорошо питался в Австралии, в то время как другие матросы, нанятые на "Инверколд" в Абердине, уже много месяцев жили на ограниченном корабельном пайке. Тогда он пошел вперед и принялся рубить кустарник, чтобы им было легче идти, но, когда он оглянулся, большинство из них просто лежали в траве. Офицеры приказывали двум юнгам, Лиддлу и Лэнсфилду, носить им воду из протекающего неподалеку ручейка, предпочитая пить ее из ботинок парней, нежели сходить за ней самостоятельно.
Через три дня, минувших подобным образом, терпение Холдинга лопнуло. Оставив группу безвольных людей в траве у древнего нагромождения камней, он отправился к их первоначальному лагерю посмотреть, не выбросило ли море на берег что-либо полезное за это время. С ним пошел боцман, крепкий невозмутимый старик. Они поразились, насколько быстро им удавалось двигаться, не будучи обремененными остальными, – полмили до края скалы над лагерем на берегу показались им не более чем прогулкой. По пути они наткнулись на труп кока, но, не имея инструментов, чтобы вырыть ему могилу, они лишь прикрыли его травой и отправились дальше.
Спустившись со скалы на берег, они нашли Тэйта там, где его и оставили. Он был тоже мертв, и его тело разлагалось. Подтащив труп к скале, мужчины забросали его ветками кустарника, затем стали рыться в выброшенном на берег мусоре, надеясь найти что-нибудь съестное. В результате они нашли два куска протухшего мяса неизвестного происхождения.
Безо всякого отвращения, не колеблясь ни секунды, они разожгли костер, пожарили и съели его.
"Оно было настолько прогнившим, что не держалось на вертеле и его было трудно жарить, – записал Холдинг и мрачно прибавил: – Остальное легко представить".
На следующий день, около полудня, к ним примкнули еще четверо, оставив прочих у кучи камней. Вскоре кто-то из них увидел тушу свиньи с корабля, застрявшую под большим камнем. Холдинг подобрался к ней, взял за ноги и потянул, и нижняя часть туши осталась у него в руках, оторвавшись от остального с мокрым хлюпаньем.
"Съели ли мы ее? – спрашивает он и сам отвечает: – Разумеется".
Ввиду того, что в этой части побережья не было ни морских львов, ни морских котиков, следующий чудовищный шаг напрашивался сам собой. Мысль о том, что им следует бросить жребий, кому умирать первым, чтобы спасти остальных, высказал боцман. Холдинг возмущенно воскликнул, что он ни в коем случае не убьет и не станет есть другого человека, но тут же осознал, что иначе убийство будет совершено без всякого жребия и наиболее вероятной его жертвой станет он.
В ту ночь он был слишком напуган, чтобы спать, и, как только рассвело, поднялся, чтобы уйти. Предложение одного из матросов, которого звали Большой Петер-голландец, пойти вместе с ним Холдинг поспешно отклонил, понимая, что один удар по голове, когда он отвернется, положит конец его существованию. Холдинг вскарабкался на скалу настолько быстро, насколько смог. Там он помчался по поросшему травами плато в страхе за свою жизнь.
Глава 12
Лишения
"Быстро приближается зима, остро ощущается холод, – пишет Райналь. – Тюлени встречаются все реже и реже, и будущее представляется нам совсем не в радужных тонах. Из-за горизонта уже грозно встает призрак Голода, и с каждым днем он приближается гигантскими шагами. Если бы только погода не была такой суровой! Мы могли бы по-прежнему устраивать свои разведывательные вылазки. А так мы лишь изредка совершаем походы в водах бухты".
Последние несколько дней были определенно странными. 15 мая Масгрейв записал, что стоит "чрезвычайно изменчивая и необыкновенная погода", какой раньше ему не доводилось видеть. Ветер дул со всех сторон, и один час могло быть тихо, а в следующий налетал ураганный ветер, только что сияло солнце – и вот уже льет дождь, сыплется снег, "как правило, в сопровождении густого тумана". Температура в полдень опустилась до 34 градусов по Фаренгейту, близко к точке замерзания, однако мороза не было.
Рано утром в тот день случилось еще одно странное явление: изумленных обитателей Эпигуайтта разбудило землетрясение. Оно сопровождалось шумом, подобным грохоту сотен колесных повозок, и было настолько сильным, что из очага вылетали горящие головешки.
"Мы окаменели от ужаса", – честно признается Райналь.
Слишком испуганные, чтобы снова уснуть, они просидели до рассвета, читая Библию для укрепления духа.
Их положение усугублялось тем, что сильный ветер и дождь зачастую вынуждали их все время ютиться в помещении, за исключением необходимых выходов за водой и дровами, делая невозможными вылазки на охоту.
"Погода неустойчивая, но по большей части холодно и сыро", – записал Райналь 20 мая.
Температура держалась примерно на три градуса ниже точки замерзания в тени, а по ночам опускалась еще ниже. "В тени! Что за насмешка! – восклицает он, ибо солнце стало редким гостем и выглядывало из-за плотных туч только один-два раза за неделю. – И что это за солнце! Такое бледное и холодное!"
Как и остальные члены экипажа "Графтона", он жаждал увидеть голубое небо, страдая от "своего рода давящей тревоги, порожденной нескончаемым монотонным биением волн о берег всего в нескольких шагах от дома, дополняющим не менее постоянный шорох ветра в близлежащих деревьях". Райналь признавался: "Этот шум ежесекундно напоминал нам о нашей тяжкой участи".
Будучи столь зависимыми от морских львов в вопросе питания, они изрядно нервничали по поводу сезонных изменений в поведении животных, поскольку не знали, чего ожидать дальше. Пятимесячные детеныши уже научились плавать и теперь ныряли в воду, вместо того чтобы бросаться наутек в лес, отчего охота на них стала не менее трудной, чем загон и убой взрослых особей.
Однако худшее их ожидало впереди.
"Понедельник, 23 мая, – пишет Райналь. – Земля укрыта толстым снежным одеялом".
Воцарилась необыкновенная тишь. Когда окончательно рассвело, бухта была гладкой как зеркало, а воздух – абсолютно прозрачным. Потом совершенно внезапно вода в бухте Карнли взволновалась и повсюду туда-сюда стали энергично плавать стаи морских львов, иногда выпрыгивая из воды подобно морским свиньям.
Отшельники бросились на берег, осознавая ужасающую правду. Их главный "источник ежедневного пропитания, источник существования", как сокрушенно пишет Райналь, направлялся в открытые воды, где морские львы всю зиму будут проводить светлое время суток. Объятые паникой, мужчины побежали к лодке и как оглашенные стали грести к Восьмерке в надежде застать там хоть несколько животных, отставших от основной массы, но остров был пуст. Их охватило отчаяние.
"Перед нами открывалась перспектива многих месяцев нужды, многих месяцев страданий. Как мы их переживем?" – горестно вопрошает Райналь.
Масгрейв высказал справедливую догадку, что тюлени перешли в воду, потому что там теплее, чем на суше, и что они станут возвращаться на берег каждый раз, когда будет выглядывать солнце, но через неделю и он был вынужден признать, что дела их плохи. Мало того что из окрестностей исчезли тюлени, так еще на берегах на три мили вокруг от их дома не стало мидий. А из-за скверной погоды и сокращающихся с приближением зимы дней – "световой день составлял только восемь часов" – они не могли уходить на дальний промысел.
"Теперь нам придется подтянуть пояса, – продолжает Масгрейв, – и я очень боюсь, что мы будем вынуждены голодать до окончания зимы".
Чаще всего погода не позволяла им чего-то большего, нежели выйти за дровами, что было делом первой необходимости, поскольку, сообщает капитан, ежедневно они сжигали их столько, сколько вмещает телега. Это значило, что они вынуждены были питаться солониной и корневищами, не имея даже пива из сахарника, которое теперь заменяла обычная вода, потому что, признается он, "оно у всех нас вызывало брожение в кишках". В довершение всех их проблем у Райналя воспалился палец, а Алик слёг с вывихнутым коленом.
Позже, 11 июня, их дела несколько улучшились. Райналь сообщает, что, хотя было очень холодно, солнце наконец выглянуло, а море стало более или менее спокойным. Как с радостью отмечает Масгрейв, палец Райналя, который так сильно нарывал, что думали об ампутации, теперь уже заживает, а поврежденное колено Алика беспокоит его меньше. То была редкая возможность отправиться на охоту. Оставив Энри приглядывать за Эпигуайттом, остальные отчалили на рассвете, прихватив с собой котел с тлеющими углями и кусок парусины на тот случай, если они не успеют вернуться до конца короткого дня и им придется заночевать на берегу.
Они направились в Западный пролив, где обнаружили маленькую укромную бухту. Высадившись на берег, они с удивлением и радостью нашли там еще следы предыдущих посещений: участок, расчищенный от деревьев явно человеком с топором, полусгнившие остатки двух шалашей, кучу оставленных кирпичей. Позавтракав дичью, которую они настреляли, мужчины отправились дальше, к берегу острова Адамс.
Тут их ожидало еще одно открытие – правда, на этот раз менее радостное – деревянные обломки потерпевшего крушение корабля, включая руль, изготовленный из ели.
"Откуда принесло эти останки?" – задается вопросом Райналь.