Дю Бушаж вздрогнул, и это невольное движение не ускользнуло от герцога; притворившись, что желает удостовериться, все ли его приказания выполнены, он предложил графу дойти вместе с ним до самого важного сторожевого поста. Волей-неволей дю Бушажу пришлось согласиться. Ему очень хотелось предупредить Реми, посоветовать ему быть настороже, но удалось только одно - на прощанье сказать лейтенанту:
- Берегите порох, прошу вас; берегите его так, как берег бы я сам.
- Где находится порох, заботу о котором вы поручи ли этому юнцу, граф?
- В том доме, ваше высочество, где я поместил штаб.
- Будьте спокойны, дю Бушаж, - продолжал герцог, - я хорошо понимаю всю важность такого предмета, особенно в нашем положении. Охранять его я буду сам, а не наш юный друг.
На этом разговор кончился. Они молча доехали до слияния обеих рек; несколько раз повторив дю Бушажу наставление ни в коем случае не покидать поста у реки, герцог вернулся в поселок и тотчас же стал разыскивать Орильи; он нашел его в помещении, где был подан ужин. Завернувшись в плащ, музыкант спал на скамье. Герцог ударил его по плечу.
Орильи протер глаза и посмотрел на своего повелителя.
- Ты слышал?
- Да, монсеньер.
- Разве ты знаешь, кого я имею в виду?
- Разумеется! Неизвестную даму, родственницу графа дю Бушажа.
- Если так, призови на помощь всю свою фантазию и разгадай остальное.
- Я уже разгадал, что любопытство вашей светлости крайне возбуждено.
- Еще бы! А теперь скажи, что именно разожгло мое любопытство?
- Вы хотите знать, кто это отважное создание, следующее за братьями Жуаез сквозь огонь и воду?
- "Per mille pericula Martis"! - как сказала бы сестрица Марго, будь она здесь; ты попал в самую точку, Орильи. К слову сказать, ты написал ей?
- А разве я должен был написать ее величеству?
- Конечно.
- О чем?
- Да о том, что мы потерпели поражение, черт возьми! Что она должна стойко держаться.
- По какому случаю, монсеньер?
- По тому случаю, что Испания, развязавшись со мной на севере, несомненно нападет на нее с юга.
- Но, монсеньер, ведь у меня нет ни бумаги, ни чернил, ни пера.
- Поищи! "Ищите и обрящете" - сказано в Евангелии.
- Но как найти все это в жалкой хижине крестьянина?
- А я тебе приказываю: пиши, болван; если ты даже не найдешь, чем писать, зато…
- Зато?
- Зато найдешь что-нибудь другое.
- Эх! Дурак я, дурак! - вскричал Орильи, ударив себя по лбу.
- Хорошо, я сам напишу сестрице Марго, только отыщи мне все, что нужно для письма, и воротись, только когда найдешь, а я останусь тут.
- Иду, монсеньер.
- И если в твоих поисках… погоди… если в твоих поисках ты заметишь, что этот дом интересен по своему убранству… Ты ведь знаешь, Орильи, как я люблю фламандские дома…
- Да, монсеньер.
- Тогда ты меня позовешь.
- Мигом позову, монсеньер, положитесь на меня.
Орильи встал и легко, словно птица, упорхнул в соседнюю комнату, из которой был ход наверх. Спустя пять минут он вернулся к своему повелителю.
- Ну что? - спросил герцог.
- А то, монсеньер, что, если видимость меня не обманывает, этот дом должен быть дьявольски интересен по своему убранству.
- Почему jh так думаешь?
- Да потому - тьфу пропасть! - что в верхнее помещение не так-то легко проникнуть.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Что вход охраняет дракон.
- Что за глупая шутка, музыкантишка?
- Увы, монсеньер, это не глупая шутка, а печальная истина. Сокровище находится на втором этаже, в комнате, перед дверью которой лежит человек, закутанный в большой серый плащ.
- О-го-го! Господин дю Бушаж позволяет себе посылать солдата для охраны дамы своего сердца?
- Это не солдат, монсеньер, а, вероятнее всего, слуга дамы или самого графа.
- И каков он на вид, этот слуга?
- Монсеньер, его лица я никак не мог разглядеть, но зато явственно видел большой фламандский нож, заткнутый за пояс; он крепко сжимает его кулаком, на вид весьма увесистым.
- Это прелюбопытно, - молвил герцог, - расшевели-ка малость этого парня, Орильи!
- Ну нет, монсеньер!
- Как!.. Ты осмелишься…
- Осмелюсь сказать, что меня не только изукрасит фламандский нож, но я еще наживу себе смертельных врагов в лице господ де Жуаезов, любимцев двора. Будь вы королем Нидерландов - куда ни шло, но сейчас, монсеньер, мы должны ладить со всеми, в особенности с теми, кто спас нам жизнь, а спасли ее братья Жуаезы. Имейте в виду, монсеньер, если вы об этом не скажете, они сами это сделают.
- Ты прав, Орильи, - согласился герцог, топнув ногой, - прав, как всегда, и все же…
- Понимаю, но…
- Я хочу видеть эту женщину, Орильи, слышишь?
- Возможно, вы ее и увидите, но только не в открытую дверь.
- Пусть так, - согласился герцог. - Если не в открытую дверь, то хоть в закрытое окно.
- А! Это дельная мысль, монсеньер, и я мигом добуду вам приставную лестницу.
Орильи прокрался во двор и прямо направился к навесу, под которым ониские кавалеристы поставили лошадей. Он нашел там то, что почти всегда можно найти под навесом, а именно - лестницу, и, выйдя на улицу, прислонил ее к наружной стене дома.
Нужно быть принцем крови, властвующим в силу "божественного права", чтобы на глазах у часового отважиться на действия, столь дерзкие и оскорбительные для дю Бушажа, как те, которые предпринял герцог.
Орильи это понимал и обратил внимание герцога на часового, который, не зная, кто перед ним, видимо намеревался их остановить.
Франциск пожал плечами и прямиком направился к часовому.
- Друг мой, - сказал он солдату, - это, кажется, СА мое высокое место в поселке?
- Да, монсеньер, - ответил часовой, который, узнав Франциска, почтительнейше отдал ему честь, - и, не будь этих старых лип, при лунном свете были бы хорошо видны окрестности.
- Я так и думал, - молвил герцог, - вот я и велел принести эту лестницу, чтобы поверх деревьев обозреть местность… Ну-ка полезай, Орильи, или нет, лучше полезу я: начальник должен все видеть сам.
Герцог взобрался на самый верх лестницы, Орильи остался внизу.
Комната, где Анри поместил Диану, была устлана циновками; в ней стояла массивная дубовая кровать с шерстяным пологом, стол и несколько стульев.
Весть о гибели герцога Анжуйского, казалось, сняла с души Дианы тяжкое бремя; она попросила Реми принести ей поесть, и тот с величайшей радостью исполнил эту просьбу. Ужин был очень легкий, и все же после него Диана почувствовала, что глаза у нее слипаются и голова клонится на плечо. Реми заметил это. Он потихоньку вышел и лег у порога, потому что всегда поступал так со времени их отъезда из Парижа.
Диана спала, облокотись о стол, подперев голову рукой, откинувшись стройным станом на спинку высокого резного стула. Уста были полуоткрыты, пышные волосы ниспадали на откинутый капюшон грубой мужской Одежды; небесным видением должен был счесть Диану тот, кто намеревался нарушить покой ее сокрытого от всех убежища.
Восторг, вызванный этим зрелищем, выразился в лице и движениях герцога; опершись руками о подоконник, он жадно глядел на представшее его взору чарующее создание.
Но вдруг лицо герцога омрачилось, и он с лихорадочной поспешностью спустился вниз. Казалось, он хотел поскорее уйти от света, падавшего из окна. Очутившись на улице, в полумраке, он прислонился к стене, скрестил руки на груди и задумался.
Орильи, исподтишка наблюдавший за ним, подметил, что взор его устремлен в одну точку, как это бывает с человеком, перебирающим смутные, далекие воспоминания.
Простояв минут десять в глубоком раздумье, герцог снова взобрался наверх и снова начал пристально глядеть в окно.
Неизвестно, долго ли пребывал он еще в таком положении, если б к лестнице не подбежал Орильи.
- Спускайтесь вниз, монсеньер, - сказал музыкант, - я слышу чьи-то шаги.
Герцог прислушался.
- Я ничего не слышу, - сказал он немного погодя.
- Вероятно, тот, кто шел, спрятался; какой-нибудь соглядатай, который следит за нами.
- Убери лестницу, - приказал герцог.
Снова подойдя к герцогу, Орильи спросил:
- Ну что, монсеньер, хороша она?
- Дивно хороша, - мрачно ответил герцог.
- Почему же вы так печальны, монсеньер?
- Странное дело, Орильи, - сказал герцог в раздумье, - я уже где-то видел эту женщину.
- Стало быть, вы ее узнали?
- Нет! Как я ни стараюсь, имя, связанное с этим лицом, не всплывает в моей памяти. Знаю только, что я поражен в самое сердце.
- Именно поэтому, монсеньер, нужно дознаться, кто она.
- Разумеется.
- Поищите хорошенько в ваших воспоминаниях, монсеньер. Вы видели ее при дворе?
- Нет, не думаю.
- Во Франции, в Наварре, во Фландрии?
- Нет.
- Не испанка ли она?
- Не думаю.
- Англичанка, фрейлина королевы Елизаветы?
- Нет, нет; мне кажется, я видел ее при каких-то трагических обстоятельствах. Эта женщина прекрасна, но прекрасна, как покойница, как призрак, как сновидение; вот мне и думается, что я видел ее во сне. Два-три раза в жизни, - продолжал герцог, - мне снились страшные сны, память о которых до сих пор леденит мне душу… Ну да! Теперь я уверен: женщина, находящаяся там, наверху, являлась мне в сновидениях.
В эту минуту на площади послышались быстрые шаги, и Анри крикнул герцогу:
- Тревога, монсеньер! Тревога!
- Вы здесь, граф? - воскликнул тот. - Позвольте узнать, на каком основании вы оставили доверенный вам пост?
- Монсеньер, - решительно ответил Анри, - если вы найдете нужным покарать меня, вы это сделаете, но я счел своим долгом явиться сюда.
Герцог с многозначительной, улыбкой взглянул наверх, на окно, и спросил:
- При чем тут ваш долг, граф? Объяснитесь!
- Монсеньер, со стороны Шельды появились всадники, и неизвестно, враги это или друзья.
- Их много? - тревожно спросил герцог.
- Очень много, монсеньер.
- Вот как! Вы хорошо сделали, граф, что не проявили безрассудной отваги, а возвратились. Самое разумное, что мы можем сделать, это уйти отсюда.
- Бесспорно, монсеньер, но мне думается, необходимо предупредить моего брата.
- Для этого достаточно двух человек.
- Если так, монсеньер, - сказал Анри, - я поеду с кем-либо из ониских кавалеристов.
- Нет, нет, черт возьми! - раздраженно воскликнул герцог. - Вы поедете с нами. Гром и молния! Расстаться с таким защитником, как вы!
- Ваше высочество возьмет с собой весь отряд?
- Да, весь.
- Слушаюсь, монсеньер, - с поклоном ответил Анри. - Через сколько времени ваша светлость думает выступить?
- Сию минуту, граф!
- Эй, кто там есть! - крикнул Анри.
На его зов из переулка тотчас, словно он там дожидался своего начальника, вышел все тот же лейтенант.
Анри отдал ему нужные приказания, и в мгновение ока со всех сторон поселка на площадь стали стекаться кавалеристы, оповещенные о предстоящем выступлении.
Собрав вокруг себя господ офицеров, герцог сказал им:
- Господа, принц Оранский, по-видимому, выслал за мной погоню, но не подобает члену французского королевского дома быть захваченным в плен. Поэтому уступим численному превосходству противника и отойдем к Брюсселю. Пока я нахожусь среди вас, я спокоен за свою жизнь и свободу.
Затем, отведя Орильи в сторону, он обратился к нему со следующими словами:
- Ты останешься здесь. Эта женщина не может нас сопровождать. Мы помчимся так быстро, что дама скоро выбьется из сил.
- Куда монсеньер направится?
- Во Францию, и, вероятнее всего, я остановлюсь в одном из моих поместий - например, в Шато-Тьерри. Ты привезешь туда и прекрасную незнакомку.
- Но, монсеньер, она, возможно, не даст себя привезти.
- Не ко мне ты ее повезешь, а к графу дю Бушажу. Ты что, спятил? Честное слово, можно подумать, что ты впервые помогаешь мне в таких проделках! Есть у тебя деньги?
- Два свертка червонцев.
- Так действуй смело и добейся того, чтобы моя прекрасная незнакомка очутилась в Шато-Тьерри; пожалуй, приглядевшись к ней поближе, я ее узнаю.
- А как быть со слугой?
- Привезти его тоже, если он не будет тебе помехой.
- А в противном случае?
- Поступи с ним, как с камнем, который встретился бы тебе на пути: брось его в канаву.
- Будет исполнено, монсеньер.
Пока гнусные заговорщики строили свои козни, дю Бушаж поднялся наверх и разбудил Реми. Тот условным, известным только ему и Диане образом постучался в дверь, и молодая женщина отперла ее. Позади Реми она увидела дю Бушажа.
- Добрый вечер, сударь, - сказала она с улыбкой, давным-давно уже не появлявшейся на ее лице.
- Простите меня, сударыня, - торопливо сказал граф, - я пришел не докучать вам, а проститься с вами.
- Проститься? Вы уезжаете, граф?
- Я вынужден так поступить, сударыня; прежде всего я обязан повиноваться принцу королевского дома.
- Какому принцу? - проговорила Диана, бледнея.
- Герцогу Анжуйскому, которого все считали погибшим; он чудом спасся и присоединился к нам.
У Дианы вырвался пронзительный крик, а Реми побледнел как смерть.
- Если бы герцог не приказал мне сопровождать его, я, сударыня, проводил бы вас в монастырь, куда вы намерены удалиться.
- Да, да, - воскликнул Реми, - мы поедем в монастырь!
И он приложил палец к губам.
Диана кивнула ему; это означало, что она его поняла.
- Я тем охотнее проводил бы вас, сударыня, что боюсь, как бы люди герцога не стали вам докучать.
- Почему?
- Наш юный лейтенант видел, как он приставил к стене лестницу и смотрел в ваше окно.
- О боже! Боже! - воскликнула Диана.
- Успокойтесь, сударыня: лейтенант слышал, как он сказал своему спутнику, что не знает вас.
- Все равно, все равно… - твердила Диана, глядя на Реми.
- Не волнуйтесь, сударыня, - продолжал Анри, - герцог уезжает спустя каких-нибудь четверть часа, вы останетесь одни. Итак, разрешите мне почтительнейше проститься с вами и еще раз уверить вас, что до последнего дыхания мое сердце будет биться только для вас. Прощайте, сударыня, прощайте!
И, склонившись благоговейно, словно перед алтарем, граф отступил на шаг.
- Нет, нет! - в лихорадочном волнении воскликнула Диана. - Нет, господь не мог этого допустить! Нет, нет, сударь, вы ошибаетесь: этот человек умер!
В эту минуту, словно в ответ на скорбные слова Дианы, с улицы донесся голос герцога, зычно кричавшего:
- Граф! Граф! Вы заставляете себя ждать!
- Вы слышите, сударыня? - сказал Анри. - В последний раз - прощайте!
И, пожав руку Реми, он сбежал с лестницы.
Вся трепеща, словно птичка, которую заворожила ядовитая змея, Диана подошла к окну.
Она увидела герцога верхом на коне: свет факелов, которые несли два ониских кавалериста, падал на его лицо.
- Он жив, этот демон! - шепнула Диана на ухо Реми таким грозным голосом, что верный слуга содрогнулся. - Он жив - стало быть, и мы должны жить; он едет во Францию - стало быть, и мы, Реми, поедем во Францию.
XII. Попытка подкупа
Поспешные сборы ониских кавалеристов сопровождались бряцанием оружия и громкими кликами. Реми подождал, пока шум стих, затем, полагая, что дом обезлюдел, он решил спуститься в зал нижнего этажа, чтобы в свою очередь приготовиться к отъезду.
Но, войдя в зал, он, к великому своему изумлению, увидел у очага какого-то человека. По-видимому, неизвестный подстерегал Реми, хотя при его появлении принял нарочито равнодушный вид.
Реми, как обычно, шел медленно, неуверенной поступью, с непокрытой лысой головой, - его легко было принять за старика, сгорбленного под бременем лет.
Человек, к которому он приближался, сидел спиной к свету, и Реми не мог рассмотреть его.
- Простите, сударь, - сказал Реми, - я думал, что я остался здесь один.
- Я тоже так думал, - ответил неизвестный, - но с радостью вижу, что у меня будут попутчики.
- О! Весьма невеселые попутчики, - поспешил ответить Реми, - так как, кроме больного юноши, которого я везу домой во Францию…
- Понимаю, кого вы имеете в виду! - воскликнул Орильи с притворным добродушием.
- В самом деле? - спросил Реми.
- Да; речь идет о молодой особе…
- Какой молодой особе? - воскликнул Реми, насторожась.
- Потише, потише, дружок, не сердитесь, - сказал Орильи. - Я управитель графа дю Бушажа, и, уезжая, он поручил моему попечению молодую особу и старого слугу, которые намерены вернуться во Францию.
С этими словами неизвестный встал и, вкрадчиво улыбаясь, приблизился к Реми. Теперь свет лампы падал прямо на него.
Но, вместо того чтобы в свою очередь подойти к неизвестному, Реми отпрянул, и на его изуродованном лице промелькнуло выражение ужаса.
- Вы не отвечаете? Можно подумать, что вы меня боитесь? - спросил Орильи с благодушнейшей улыбкой.
- Сударь, - пробормотал Реми слабым, дребезжащим голосом, - не гневайтесь на бедного старика, которого горе и раны сделали пугливым и недоверчивым.
- Тем более, друг мой, - ответил Орильи, - вам следует принять помощь надежного попутчика.
Реми отступил на шаг.
- Вы уходите?
- Мне надо посоветоваться с моей госпожой; вы сами понимаете, я ничего не могу решить без нее.
- Это вполне резонно; но позвольте мне самому явиться к ней, и я подробнейшим образом доложу о возложенной на меня миссии.
- Нет, нет, благодарю вас; моя госпожа, возможно, еще спит, а ее сон для меня священ.
Как только Реми закрыл за собой дверь, все, что обличало в нем старость, кроме лысины и морщин на лице, исчезло; он поднялся по лестнице так быстро, что теперь ему нельзя было дать и тридцати лет.
- Сударыня! Сударыня! - прерывающимся голосом воскликнул он, как только увидел Диану.
- Что еще случилось, Реми? Разве герцог не уехал?
- Уехал, сударыня, но здесь оказался демон в тысячу раз опаснее герцога, - демон, на которого я в течение шести лет призывал гнев господень в ожидании, когда наступит для меня час мщения.
- Кто же это? Неужто Орильи?
- Он самый. Негодяй в этом доме, внизу.
- Он узнал тебя?
- Помилуйте, сударыня, - молвил Реми с горькой усмешкой, - меня невозможно узнать.
- Быть может, он догадался, кто я?
- Не думаю, раз он настаивает на том, чтобы повидать вас.
- Говорю тебе, Реми, он подозревает истину.
- В таком случае, сударыня, - мрачно сказал Реми, - все обстоит очень просто: поселок обезлюдел, негодяй совершенно один, я тоже… Я видел у него за поясом кинжал… У меня за поясом нож.
- Погоди, Реми, погоди, - прервала его Диана, - я не оспариваю у тебя права отнять жизнь у этого мерзавца, но прежде всего следует узнать, что ему от нас нужно и не можем ли мы извлечь пользу из того зла, которое он намерен нам причинить! За кого он выдает себя, Реми?
- За управителя господина дю Бушажа, сударыня.